Read the book: «Вера. Пролог»
Глава 1. Не разговаривайте с незнакомцами
Эта история началась весной прошлого года в столице Урала, славном городе бесов, героев и интеллектуалов. Промозглой ночью 10 апреля с больши́м опозданием на станции Екатеринбург-Сортировочный остановился контейнерный поезд из Китая. Техническое обслуживание – не более того. Однако это, казалось бы, рядовое событие было отмечено весьма необычным обстоятельством… Как говорили очевидцы: в ночь происшествия состав подкатил к станции уже пустым. Связь с бригадой поезда была потеряна ещё до его прибытия. Когда осмотрщик вагонов вошёл в остановившийся перед ним локомотив, ни машиниста, ни его помощника, с которыми он разговаривал несколько минут назад по радиосвязи, он не обнаружил.
Всё внутри указывало на их недавнее присутствие: пар от недопитого кофе ещё вился над кружкой в кабине; на месте машиниста на полу, словно случайно выпавшая изо рта, дымилась недокуренная сигарета. Но никаких следов насилия или прощальных записок. Они исчезли бесследно.
Груз поезда состоял преимущественно из партий строительных материалов, нефтепродуктов и почтовых отправлений – ничего примечательного, за исключением одного контейнера, перевозившего археологические находки: ветхие куски старинной одежды, примитивные инструменты и костные останки, обнаруженные во время частных несанкционированных раскопок на территории Тибета. И, вероятно, никто бы не заметил этот контейнер, если бы не странный, необъяснимый интерес, сродни наваждению, который приковывал к нему внимание всех, кто оказывался поблизости.
Позднее в глубине контейнера будет найден длинный деревянный короб. Вспоминая события тех дней, некто причастный к расследованию, даст анонимное интервью местному каналу новостей. Смущённый нелепостью своих слов, он расскажет о «сверхъестественном зове», что усиливался по мере приближения к таинственному коробу, и «нестерпимом желании дотронуться до его шершавых деревянных стенок».
Когда короб разобрали, внутри под слоем упаковочного материала был обнаружен древний саркофаг.
Как и следовало ожидать, нехорошее дело стало быстро обрастать слухами – один фантастичнее другого. Возьмём, к примеру, приглашённого члена исторического общества, который должен был провести экспертизу находок. Не прошло и трёх дней, как этот довольно именитый в своих кругах профессор угодил в психиатрическую больницу. Со слов очевидцев, в покоях Агафуровских дач учёный приглушённым от мигрени голосом нашёптывал истории о странном течении времени и мгновенных перемещениях в пространстве предметов и его самого при работе с саркофагом.
Железнодорожные работники, как и местные жители, в один голос жаловались на сбои в работе техники. То в квартирах домов по соседству со станцией подозрительно часто выбивало пробки; то мгновенно разряжались мобильники у любопытствующих зевак, приезжавших к депо; их камеры выходили из строя, и на фотографиях появлялись необъяснимые тени и блики, внушавшие им суеверный ужас.
Многие ощущали нечто потустороннее вблизи станции, а у особо впечатлительных даже случались припадки и галлюцинации.
И, как вы понимаете, весь наш простой, тёмный народ не на шутку перепугался. Сопоставив, что чертовщина началась с прибытия в город таинственного саркофага, глупцы, долго не думая, объявили его главным виновником. Кто-то утверждал, что в нём покоились мощи святого, забытого пророка, наконец вернувшиеся на родину; другие верили, что в город прибыло древнее зло, а исчезнувшая бригада – это лишь начало.
Тем временем все государственные каналы связи игнорировали происходившее в депо. И только независимые СМИ, как и любопытные зеваки, окутывали его новыми слухами.
Расследование по делам о пропавшей бригаде и нелегальной перевозке груза шло впопыхах. По требованию китайского правительства находки должны были вернуться на родину в первых числах мая. И сейчас поезд был отогнан в тупик. А к контейнеру из Тибета приставлена вооружённая охрана.
Я жила неподалёку от станции, в небольшой квартире на предпоследнем этаже старенькой сталинки. И в моей жизни никогда не происходило ничего необычного. Ну, может быть, за исключением таинственного пятого этажа в моём четырёхэтажном доме. И это не было надстройкой – наша крыша была на одном уровне. Однако слева у здания было четыре этажа, а справа – уже пять. И где-то в середине из земли, благодаря наклонной Технической улице, вырастал низенький цокольный этаж, в котором сейчас ютился детский развивающий центр.
Мне было тридцать, и я была на пике своего карьерного роста, а это значит: хронический недосып, нервы ни к чёрту и кругленькая сумма на счету, которую не было времени тратить. Я понимала, что долго так не протяну, и поэтому сейчас у меня был период, когда я училась замедляться и расставлять приоритеты. Я стала ощущать себя мудрее и увереннее. Тогда же я наконец обрезала свои мягкие светлые волосы под короткий пикси, как всегда мечтала. Стрижка мне очень шла. Она красиво обрамляла моё круглое лицо и подчёркивала карие глаза.
У меня был свой угол со свеженьким ремонтом и выгодная ипотека, которую мне повезло оформить ещё в лучшие времена. Будучи программистом, бо́льшую часть своего времени я проводила в этой маленькой квартире и работала из дома. Мечтала путешествовать, но никуда не ездила. Несмотря на многочисленные деловые контакты, была, по сути, одинока. Хотя, пожалуй, я не права. Всё-таки у меня был Кабачок – мой пёс. Старый чёрный ягдтерьер, мой верный спутник вот уже тринадцатый год. Он был единственным, кто регулярно вытягивал меня из этого гиковского забытья. Кабачок был крепким и жилистым. Неутомимый в молодости, теперь он больше предпочитал спать под моим рабочим столом или нежиться на подоконнике.
Для меня всё началось в воскресенье, 24 апреля. Несмотря на выходной, в тот вечер я, как всегда, работала. Фоном тихо играла музыка. Кабачок, изнывая от жары, распластался рядом на прохладном полу. Апрель подходил к концу, и уже вторую неделю стояла аномально тёплая весенняя погода. Все окна в квартире были открыты, а батареи топили всё ещё по-зимнему жарко. Мы с наслаждением ловили каждый порыв ветра из раскрытого окна.
Когда заскулил Кабачок, я наконец отвлеклась и только сейчас заметила, что уже давно пора было его выгулять. Пёс поднял морду и выжидающе смотрел на меня большими чёрными глазами.
– Пойдём, дружок, – хрипло проговорила я (обычное явление, когда весь день сидишь молча за компом) и потянувшись, чтобы расправить затёкшее тело, встала из-за стола.
Кабачок соскочил со своего места и резво, насколько позволял его возраст, вылетел в тёмную прихожую.
Я сняла очки и опустила крышку ноутбука. Прыгая, натянула узкие джинсы, майку поприличнее той, что носила дома, и вышла в тёмный коридор, где меня уже ждали. Пёс радостно скулил, виляя коротким хвостом. Он внимательно следил за каждым моим движением: накинуть короткий плащ, поправить волосы перед зеркалом, достать белые кеды.
Я молча шнуровала обувь, когда по звукам за дверью поняла, что на лестничной площадке кто-то был, и тут же застыла в надежде остаться незамеченной. Хотела как всегда переждать, но в этот раз моё внимание привлёк странный шум: словно кто-то скрёбся в дверь. Наклонившись, у самой замочной скважины я услышала шёпот:
– Кровью чёрного петуха отмеченная, раба…
– Что за?..
Резко распахнутая дверь с грохотом опрокинула моего незваного гостя. Послышалось приглушённое ругательство. Мы с Кабачком выглянули на лестничную площадку. На испачканном чёрной жижей полу, потирая лоб, сидел парень. Это был мой сосед – снимал квартиру этажом выше. Я иногда встречала его в подъезде, когда выгуливала Кабачка по вечерам.
Парень был совершенно лысый, с редкой бородёнкой, но густыми кудрями из носа, сплетающимися с его усами. Ходил всегда в чёрном, обвешанный символами Бафомета, рогатыми черепами животных и с невообразимо большими тоннелями в ушах. Один из тех оккультистов, что наводнили наш район в последние дни.
Сосед сидел на бетонном полу, держа в руке худого чёрного петуха, и потирал ушибленный лоб. Брюхо несчастной птицы было вспорото. Я растерянно поводила руками, не в силах найти слова. Так мы и застыли посреди загаженной лестничной площадки: он смотрел на меня исподлобья, я на него – выпученными глазами. Первым нарушив тишину, парень причмокнул губами и оскалился пожелтевшей улыбкой курильщика со стажем.
– Пошёл отсюда! Фу! – взмахнула я руками, словно отгоняя приставучее насекомое.
– И войдёт в эту жизнь женщина. И, явившаяся когда-то её началом, она станет её концом… – пробормотал сосед.
Я нахмурилась.
– Вали, пока я добрая. Или ты давно в бобике не катался? – Набрала ментов на мобильнике и протянула к его носу экран, на котором уже шёл вызов.
До него, наконец, дошло. И, вскочив, сосед взбежал по лестнице.
Я сбросила вызов и оценила свинарник, который он развёл под моей дверью; покрутилась на месте, но не хотела связываться с этим ненормальным. Проще было убрать всё самой, когда вернусь с прогулки.
«Миллионы лет эволюции, самое высокоразвитое существо на планете… Скачет у моей двери с дохлой курицей», – промелькнуло у меня в голове.
Подгоняемая Кабачком, я вышла на улицу. Снежные горы в палисадниках и вдоль тротуаров, неубранные вовремя коммунальными службами, уже почти полностью растаяли. Из-под сугробов вновь вынырнули знакомые ржавые полусгнившие сараи. Пеньки-тополя с обрезанной кроной уже обзавелись тоненькой молодой листвой. Зима осталась позади.
В тот вечер где-то за домом по шумной улице Технической проносились невидимые автомобили и скрипели трамваи, а впереди стучали о стальные рельсы колёса поездов и слышался забористый мат диспетчера.
Медленно шагая по тротуару за маленьким псом, я достала наушники и включила радио. Заговорил мелодичный голос ведущей новостей: «Дочь основателя итальянской секты «Чёрная ложа» пыталась развеять его прах над составом, перевозившим саркофаг из Тибета. По информации правоохранительных органов: женщину задержали и благополучно передали в посольство Италии». Я закатила глаза и быстро переключила уже надоевшую повестку на старый музыкальный сборник.
Побродив, как обычно, по окрестным дворам, мы скоро вернулись в свой. Но стоило мне только направиться к подъезду, как меня внезапно остановил Кабачок. Вытянув поводок-рулетку на максимум, он упёрся лапами и застыл на месте.
– Ко мне, дружок, – подозвала я его и слегка дёрнула на себя трос.
Пёс упрямо замотал головой. Ошейник съехал ему на затылок, и уши треугольниками прикрыли бесстыжие собачьи глаза.
– Я устала… Пойдём, – уговаривала я его.
Кабачок сильными рывками тянул меня прочь от крыльца. Выдохнув, я подчинилась:
– Можно хотя бы я тут посижу? – сердито спросила я у него, указывая на деревянную лавочку рядом с полукруглым подъездом.
Пёс тут же расслабился и сверкнул умными глазами из-под ушей. Я послушно села, отстегнула его поводок и достала телефон. Кабачок довольный ходил вокруг. На улице было хорошо. Тепло и свежо одновременно. Я слушала музыку и листала ленту новостей. Наконец, когда пёс удовлетворённо уселся рядом со мной, готовый идти домой, я заметила, как быстро зашло солнце, день сменился лунным сумраком, и в тёмном дворе зажглись фонари у подъездов.
Вокруг уже никого не было. Стало тихо, и только звуки домашних хлопот или включенного где-то телевизора долетали до нас из открытых окон сталинки. Убаюканная тишиной и спокойствием вечера, я щёлкнула поводком над головой Кабачка и поднялась за ним на крыльцо, пока быстрые тяжёлые шаги где-то позади не привели меня в чувство.
Повернувшись, я увидела двоих. Они стремительно приближались, следуя по обе стороны от меня. Оба смотрели мне в лицо. Я испугалась и, машинально схватившись за трос, отвела Кабачка за спину. Тот бесстрашно зарычал, просунув голову у меня между ног. Один из незнакомцев выдернул руку из кармана и распылил на пса аэрозоль. Кабачок жалобно заскулил и замотал головой. Я попыталась быстро отвернуться, но попала в перцовое облако и, жмурясь, потеряла ориентацию. Второй с силой прижал мои руки к телу и зажал рот. Глаза нестерпимо резало. Что есть силы я впилась зубами в ладонь моего обидчика. Мерзавец зашипел и одёрнул руку. Воспользовавшись моментом, я вскрикнула – надо было привлечь внимание соседей: через открытые окна они бы услышали меня. Сзади послышались ещё шаги. Удар. Звук битого стекла. Нападавший отпустил меня и повалился на тротуар. Я быстро обернулась. Позади с розочкой из разбитой бутылки стоял мужчина.
– Звони в полицию! – скомандовал он и встал между мной и тем, вторым, что ещё был на ногах.
Я присела, копошась в рюкзаке, хотела сохранить равновесие – ноги меня не слушались. Но сквозь слёзы от перцового газа не могла ничего найти в этом прокля́том беспорядке. Второй нападавший, отступая спиной, опасливо отошёл от нас и бросился бежать.
– Ушёл. Ты как? – Парень наклонился ко мне и помог подняться.
Я всё ещё разгребала содержимое сумки трясущейся рукой.
– Не могу найти телефон.
– Успокойся. Я сам, – он потянулся к заднему карману джинсов и замер, – хотя, наверное, сперва поможем твоей собаке. И тебе, – добавил он, разглядывая моё опухшее краснеющее лицо. – Да с ментами будет больше проблем. Вроде все живы. Поднимемся к тебе, пока этот не очнулся, – парень пнул ногу нападавшего, что без чувств распластался на бетонном крыльце, и, подхватив на руки трясущегося Кабачка, помог мне открыть дверь подъезда.
Придерживаясь за поручни, я обернулась.
– Мы не можем так оставить его. Надо вызвать скорую, хотя бы. Ты мог ему череп раскроить…
– Ну ты даёшь! Он только что напал на тебя. Думаешь, его в тот момент заботило твоё здоровье? – услышала я издёвку в его голосе. – Ок, я позвоню, как доведу вас до квартиры.
Я на ощупь поднялась до своего этажа и задержалась у двери, пытаясь попасть ключом в замочную скважину.
– А это ещё что? – удивлённо спросил меня парень, указывая куда-то передо мной.
Я подняла на него невидящий взгляд.
– Что там? Я ни хрена не вижу…
– Какая-то мазня… Вонючая. Кажется… Кровь? – объяснил он, собрав на кончики пальцев немного жижи, в которой была испачкана моя дверь.
– А-а, это… – догадалась я. – Да у меня сосед тут с головой не дружит. Проводил для меня сегодня сеанс петушиной магии. Заговор от дураков, наверное… Избавитель мой, – процедила я, наконец провернув ключ.
– Он себя не учёл, – ухмыльнулся парень.
– Учёл. По щелчку пальцев ретировался, когда я ментов набрала.
– Ну вот видишь. Значит, работает, заговор-то!
Я закатила глаза и пропустила хохочущего парня вперёд.
– Ну и райончик, – добавил он себе под нос и перешагнул порог с Кабачком на руках.
Мы зашли домой. Меня трясло и знобило. Кажется, упало давление. Я за пятки слепо стянула кеды и помогла им пройти в ванную. Парень посадил моего бедного Кабачка в душевой поддон и, рассказав, как промыть лицо от перцового газа, включил мне воду в раковине. Мы привели себя в порядок, прошли на кухню, и я устало рухнула на стул. Кабачок забился под стол. Парень без стеснения по-хозяйски принялся лазить по моим шкафам и заваривать чай.
– Тебе помочь? – шокировано спросила я.
– Не, – отмахнулся он, – располагайся, чувствуй себя как дома!
– Ну спасибо, – усмехнулась я.
Пока он возился, я, сощурившись, разглядывала его.
Он определённо любил украшения: пара потемневших серебряных колец, этнический кулон, выцветшие надписи и линии, набитые на руках. В какой-то момент, когда он доставал чай с верхних полок, я заметила тонкие вертикальные шрамы на его запястьях, скрытые фенечками и часами на одной руке, и широким кожаным браслетом на другой. Хотя сама я украшения не любила или скорее не привыкла их носить, на нём они смотрелись весьма органично.
Весь его, на первый взгляд, небрежный стиль был продуман до мелочей: обилие хорошо сочетающихся аксессуаров уравновешивала простая одежда; тёмные встопорщенные волосы спускались короткими бакенбардами по гладковыбритым щекам. Одет он был в потёртые джинсы и однотонную зелёную футболку, но с дорогими часами и телефоном. «Либо очень богат и не чувствует нужды что-то доказывать брендовой одеждой, либо очень беден и на последние сэкономленные покупает дорогую технику», – подумала я.
– Спасибо. Если бы не ты… Это было так неожиданно. Я как-то растерялась.
На ум стыдливо пришла мысль о том, как не слушались меня ноги после нападения.
– Растерялась? – усмехнулся парень и приземлился рядом на второй стул. – Да если бы я не вмешался, ты бы их раскидала. Я сперва хотел ринуться на и́х защиту. Ты одному чуть руку не отгрызла!
Он, запрокинув голову, рассмеялся и протянул мне руку над дымящимися кружками:
– Егор.
– Вера, – ответила я, дотронувшись до его большой тёплой ладони.
У него было крепкое рукопожатие. Пока горячий чай согревал мой озябший организм, я наконец начала успокаиваться.
– На самом деле, я слышал, что у вас здесь творится. Мне любопытно стало, – завёл разговор Егор и поймал мой осоловевший взгляд.
– Не на что здесь смотреть. Угомонитесь вы уже, – потрясая руками, я устало проговорила кому-то в пространство.
Егор снова усмехнулся и пристально посмотрел на меня.
– Ну, вообще у тебя тут люди пропадают, и всякая чертовщина происходит.
– Люди постоянно пропадают… – покачала я головой.
– А… Ну да, ну да. И в подъездах у вас у каждого по жуткому саркофагу стоит, храните в них… Картошку, – пока говорил, он комично разглядывал ногти, и в завершение добил меня недовольным взглядом.
– Типа того, да… – протянула я, сдерживая смех.
Парень снисходительно улыбнулся.
– Без шуток. Здесь ведь на самом деле какая-то необъяснимая чертовщина происходит.
Я сморщила нос.
– М-м… Это не ко мне. Неинтересно.
– Серьёзно? – его брови удивлённо вздрогнули. – Я думал, раз ты тут живёшь… ты как бы в эпицентре событий, – он недоумённо всплеснул руками.
– Даже не знаю… Работы много. Не успеваю за всем следить, – я тоскливо пожала плечами.
– А, вообще-то, надо! – помедлив, с чувством сказал он. – Ты посмотри на себя! На тебя вон на улице нападают! Под дверью сатанинские ритуалы проводят. И неспроста это всё, вот что я тебе скажу: фанатики, пропавшая бригада, сбои в работе техники – всё это не случайно. Это уже не просто какие-то городские байки. Здесь реально что-то нечистое происходит, – с хитрым прищуром добавил парень. – И, знаешь, самое интересное: на Кайласе, где обнаружили этот саркофаг, происходит то же самое. Я читал истории паломников и путешественников, что там преломляется время: представляешь, по возвращении с горы они узнаю́т, что прошло больше дней, чем они зафиксировали за время похода. Звучит знакомо? Ага. Частенько там сбивается и техника, как здесь сейчас; даже обычный компас. У некоторых излечиваются болезни…
Речь его постепенно набирала темп. Зелёные глаза азартно блестели. Не договорив, Егор остановился и выжидающе посмотрел на меня. Я глупо улыбнулась в ответ.
– Никогда не была в горах. Наверное, там красиво…
Я отчаянно не хотела вести этот разговор.
– Эм… Ну да, красиво. Только гора эта – непростая… Вокруг неё столько легенд ходит! Она священна для местных! Тибетцы верят, что на вершине горы живёт их Бог, или типа того, – пояснил Егор, на что я вежливо, но без энтузиазма, покачала головой и равнодушно поджала губы. – И попасть туда не так просто. Кайлас оберегается верующими. Ты знаешь, что ни одному альпинисту не давали до сих пор разрешения покорить его? А те, кто нарушили запрет, поплатились жизнью. Гора или то, что внутри, не пускает их, – торжественно проговорил он. – И вот, представь себе, в этой горе была обнаружена древняя гробница неизвестного и саркофаг с его останками. Кем был этот человек? И был ли он человеком? – Егор заворожённо смотрел на меня.
– Может быть, рептилоидом с планеты Нибиру…
– Хо-хо-хо, скептик в студии! Динь-динь-динь! – парень язвительно оскалился, звеня воображаемыми колокольчиками.
– Извини. Зря я так сказала…
– Нет-нет, скажи, что думаешь, – изобразил он интерес и скрестил руки на груди.
– Не хочу.
– Говори уже, – тихо, но оскорблённо скомандовал он.
Я сдержала улыбку:
– Ну… Раз вы настаиваете… По поводу саркофага? Это всего лишь историческая находка. Потрясающая, конечно, особенно для развития культуры Тибета, но она очень даже материальна. Здесь нет никакой мистики. Гроб с человеческими останками, очень древними, но человеческими. И эти запреты на посещение Кайласа, я более чем уверена, на руку местной администрации. Всё недозволенное и недоступное заводит легковерных людей. И вот, у них есть привлекательная туристическая точка, в карман потекли доходы от туризма. Итог: все счастливы.
– Ну, допустим. А преломление времени? Помнишь того учёного, который ещё в самом начале расследования в психушку попал? Он ведь даже не поверил тому, что прошло всего три дня с начала его работы, когда его упекли. По его подсчётам шла как минимум вторая неделя его исследований. Он даже дневник вёл. И записей там было точно больше чем на три дня работы. Или его истории о телепортациях? Он мог работать с находками и вдруг – пуф! – Егор щёлкнул перед моим носом пальцам, – он на крыше локомотивного депо или в другом почтовом контейнере, и не понимает, как попал туда. Саркофаг как-то влияет на пространство и время вокруг себя! И ведь похожие истории рассказывают паломники, побывавшие на Кайласе, – подытожил парень.
– Смотри, у нас есть показания учёного, у которого, возможно, случилось эмоциональное выгорание на работе или это могло быть банальным совпадением, что именно сейчас у него шарики за ролики поехали – гении часто заканчивают в дурке – и парочка путешественников из интернета. Как доказать их истории? Верить на слово?
Егор молча развёл руками, подбирая слова:
– Ладно… А что с техникой?
– А что с техникой? – скептически повторила я за ним.
– Ну как же?.. Мобильники разряжаются, аккумуляторы в автомобилях дохнут, лампы моргают. У всех, кто оказывается поблизости от станции. Например, тот же поезд, что перевозил саркофаг из Тибета – электроника там постоянно сбоила. Об этом сейчас везде в новостях говорят. Пропавшая бригада неоднократно фиксировала неисправности в работе локомотивов. Обычно их меняют на протяжении маршрута с определённой частотой. А тут из-за постоянных сбоев, это происходило чаще, чем положено, – парень явно не намерен был сдаваться, – конечно, бригада попалась опытная, и всё обошлось без происшествий… За исключением их последней ночи, – мрачно добавил он.
– Ну, если не брать в расчёт недоказуемые слухи, которые распространяют низкосортные СМИ о расследовании, то я могу из собственного опыта сказать – я ведь в этом районе живу и часто возле депо бываю: за две недели у меня проблем с техникой ни разу не было, – быстро ответила я.
– Ошибка выжившего, знаешь. Если у тебя здесь всё работает, это не значит, что за порогом у остальных всё так же, – парень смешно нахмурился, устало взглянув на меня из-под густых бровей.
Я пожала плечами. Егор закинул руки за голову и уставился куда-то надо мной. Затем он, вероятно, нашёл новый аргумент:
– А люди, которым становится плохо вблизи станции? Это ты отрицать не можешь. Наверняка видела хотя бы раз скорую на той парковке перед депо. Вот тебе – живые люди прямо у тебя на глазах – не слухи и чьи-то рассказы. Говорят, они видят тени над контейнером или свет, типа спиралью закручивающийся над головами охранников, которых приставили к нему. Кто-то даже слышит голоса и пение внутри.
– Видела скорые. Правда, – кивнула я, – а ты видел когда-нибудь, как у некоторых верующих случаются припадки во время церковных служб? Здесь то же самое.
В этот момент Егор тяжело вздохнул и, часто моргая, закивал в такт моим словам.
– По-моему, мы говорим об очень впечатлительных и эмпатичных людях с хорошей фантазией…
Не успела я закончить свою мысль, как он перебил меня заготовленным козырем:
– Согласен, согласен. Всё логично и стройно. Я тоже не дурачок. Но меня заставило сомневаться исчезновение людей, – он развёл руками, и вновь вспыхнули белки его глаз, – разве это можно объяснить логически? Вся бригада пропала. Бесследно.
– Ну, у меня нет доступа к делу. Всё, что мы с тобой знаем – из слухов да новостей. Они не могли исчезнуть совсем бесследно. Такого не бывает. По-любому следы какие-то остались. Думаю, все эти новостные издания специально придают этому такой флёр таинственности. Им же нужно поддерживать интерес аудитории, чтобы их слушали, подписывались и покупали. Всем кушать хочется.
Парень сидел, подперев рукой щёку, отчего указательный палец приподнял его бровь. Губы вытянулись в тонкую линию. Он сердито сверлил меня взглядом. Меня рассмешил его недовольный вид, но я сдержала улыбку.
– Просто я не на той волне, понимаешь? – Мне нужно было увести разговор в другое русло.
Я встала, ободряюще сжала его плечо и жестом позвала в комнату. Егор последовал за мной. Мы забрали кружки с чаем и переместились в зал. Я села на вращающееся кресло у рабочего стола, а он начал осматриваться.
– Я живу в своём мирке, общаюсь с людьми только по работе, ни телик, ни радио не люблю. Поэтому и значения всего происходящего не понимаю.
Парень бесшумно прошёлся по мягкому ковру и остановился у истыканной красными булавками карты мира на стене.
– Ты везде была? – он положил руки на пояс, выпятил широкую грудь, и, светло улыбаясь, повернул ко мне лицо. Сверкнули его белые зубы, а под глазами от улыбки образовались мешочки.
– Нет. Это то, куда я хочу съездить.
Я спрыгнула со стула и встала рядом с ним, радостная, что мы, наконец, сменили тему.
– А это что? – спросил Егор, заметив чёрную булавку на юго-западе Англии.
Я замялась:
– А… Это первое направление.
– Почему чёрным?
– Ну… чтобы отличалось от остальных, наверное, – развела я руками и вернулась на стул у рабочего стола.
Егор последовал за мной.
– Ух! Как в супергеройских фильмах, – парень поднял со стола конверт с письмом из суда по делу о налоговой задолженности, которую я принципиально не хотела гасить, и, растопырив три длинных пальца, добавил: – Три «В».
– Что? – не сразу поняла я.
– Васильева Вера Викторовна, – расшифровал он.
– А-а, ты про это. Разве там где-то написано моё отчество?
– Просто догадка, – выкрутился он, и его зелёные глаза хитро блеснули.
– Может быть, я… Васильевна?
Парень на мгновение растерялся, пока не расплылся в улыбке и, задрав взгляд к потолку, пробормотал:
– Значит, твоего отца зовут… – примеряясь с мыслями, он покачал воображаемые весы. – Васильев Василий? – предположил Егор и замер с тупой ухмылкой.
– Ладно… – пробубнила я.
– Наверняка, Васильевич, да? – не унимался он, еле сдерживая смех. – Как на бланках для примера.
– Викторовна я. Викторовна. Откуда ты взялся такой догадливый?
– С планеты Нибиру, наверное, – зло улыбнулся парень и скрестил руки на груди.
Мельком я снова увидела шрамы на его запястьях, и это не осталось незамеченным.
– А… это так… Подростковый идиотизм, – холодно отмахнулся парень. Я с сожалением посмотрела на него. Он быстро отвёл взгляд. – Хотя… Возможно, я обманываю себя… Пытаюсь скрыть это, быть мужиком, понимаешь? По правде, мне до сих пор бывает тяжело… Это преследует меня. Всегда со мной. Даже в самые светлые моменты. Наверное, эти шрамы никогда не заживут… Иногда просто так хочется, чтобы хоть кто-нибудь обнял… – Егор протянул ко мне руки, моля о помощи. Шрамы на них сверкнули в свете люстры. Когда я растерянно подняла взгляд, он лукаво улыбался.
– Жучара…
Я хмурилась, наблюдая, как он хохочет, довольный собой.
– Вы так легко клюёте на это!
Тем временем что-то привлекло его внимание на столе. Егор протянул руку и осторожно за края взял стеклянную рамку. Это была типичная студийная фотосессия девяностых: стандартные позы и сосредоточенные лица на фоне тяжёлых зелёных портьер. С фотографии пристально смотрел молодой мужчина в окружении своей семьи. Строгая военная форма цвета хаки сидела на нём как литая, делая его похожим на неприступную скалу. В одной руке он держал фуражку, а другой придерживал за плечико маленькую девочку в пышном жёлтом платье, сидевшую на его колене. Девочка сердито поправляла толстой ручкой большой белый бант, съехавший набок её белокурой головки. Позади них, положив тонкую кисть на плечо мужа, стояла женщина в летнем бежевом платье в мелкий цветочек. Короткая стрижка красиво подчёркивала её печальные глаза. И, словно сияя в этом царстве строгости, рядом с ней возвышался подросток: худой, со светлыми непослушными волосами. Он единственный улыбался на фотографии широко, искренне, во все зубы, так, что счастливо выпятил вперёд подбородок. Егор приблизил снимок к лицу.
– Это ты? – повернул он рамку ко мне.
– Ага, мне здесь три.
– Хомячок! – Надув щёки, комично изобразил меня парень. – Твой отец военный?
Я усмехнулась и скрестила руки на груди.
– Думаешь, нам уже пора перейти к знакомству с родителями?
– А разве нет? Ах, ты ранишь мои чувства. И это после всего, что между нами было! – Егор картинно схватился за сердце.
– Я не знаю, кем он был. Да это и неважно. Его давно нет в живых.
– О… – парень замялся и поставил рамку на место. – Как он умер? – спросил он и, поймав мой озадаченный взгляд, быстро продолжил: – У меня самого́ мама погибла в автокатастрофе, когда мне было шестнадцать. Время идёт. Скоро будет пятнадцать лет, как её нет. Просто, приятно бывает поговорить о ней с кем-то…
– Мне очень жаль… – я почувствовала, как машинально потянулась к нему всем телом.
– Она одна воспитывала меня в детстве, отец с нами не жил, но мы виделись всё равно. У них с мамой были какие-то тёрки, это долгая история, и я всё равно многого не знаю.
Егор присел на край стола и, сомкнув руки на груди, продолжил:
– В общем, когда её не стало, отец забрал меня к себе. Оказалось, что он часто ездит по стране и иногда за границу в командировки. Участвует в экспедициях, изучает древние находки, встречается с важными людьми. Я был мальчишкой, мне всё было интересно. Я хотел участвовать во всём, чем он был занят. Вокруг него столько всего происходило по сравнению со скучной домашней жизнью, которой я жил до этого. Это отвлекало меня от горя. Да и понимание, что её больше нет, приходило только с годами.
Его слова болью отозвались во мне. На мгновение я опустила глаза, но затем подошла к нему и окинула взглядом карту на стене.
– Мой отец тоже много путешествовал. Я помню везде, где он побывал.
– Так эти булавки?.. – заинтересовался Егор, проследив за моим взглядом.
– Да, там он бывал в командировках. В детстве я также отмечала их, так что эту карту было легко восстановить по памяти. Услышав от него название очередного региона или города, я садилась за атлас и изучала эти места, прокладывала новый маршрут, которым мог следовать отец, представляла, как вместе мы покоряем Каскадные горы в Калифорнии, путешествуем на верблюдах в пустыне или строим планы, куда отправимся дальше, сидя под Фортингэльским тисом. Возвращаясь, он рассказывал удивительные истории, которые произошли с ним, местные жуткие легенды. Конечно, он много приукрашивал, но мы были в восторге, – вспомнила я его голос и улыбнулась.