Пробуждение

Но гораздо удивительнее для Ксантии было не заметить длинное белое с сумасшедшими сиреневыми блестками и замысловатыми вырезами платье самой Ингрид, шедшей под руку с Ханной. К тому же в волосах у Ингрид красовалась приметная большая заколка в виде белой розы. И это же не кто-нибудь, а Ингрид, ставшая для группы настоящей находкой в лице не только танцора, но и, можно сказать, главного художника по костюмам. Да-да! Ведь именно благодаря созданным ею образам танцоры могли поймать нужное для танца состояние – ее костюмы задавали тон и манеру исполнения. Они как разные музыкальные инструменты звучали со сцены и передавали свои чувства зрителям, будь то радость, боль, счастье, и делали каждый номер индивидуальным, со своим характером, помогая передать самую суть танца!

Ингрид была такой всегда, сколько Ксантия ее знала, – весьма продвинутой и увлеченной на тему сценических танцевальных костюмов, как и моды вообще. Ее одежда отражала самые последние тенденции в моде до такой степени, что иногда, чему и Ксантия неоднократно становилась свидетельницей, к ней прямо на улице подходили и спрашивали, где она купила тот или иной предмет гардероба. Ингрид одевалась в самих дорогих магазинах города, куда обычные люди вроде Ксантии даже не решались зайти, чтобы просто увидеть все это великолепие форм и образов.

Да, выходило, что Мари в какой-то момент заслонила от Ксантии даже такую белую сегодня звездочку, как Ингрид!

– Тепло же. Ну что ты мне хочешь сказать? Ладно, мне сейчас некогда, что? Окей, я потом найду и тебе передам, все, пока!

Можно было подумать, что Мари отчитывает ребенка, хотя она жила в отдельной квартире. Но, может быть, кто-то зашел к ней в гости, подумала Ксантия.

– Программа в новом ночном клубе обещает быть зрелищной и технически сложной. – Продолжая сжимать телефон в одной руке, другой Мари в одно мгновение расстегнулась и энергично двинула бедрами, из-за чего ее юбка словно бы повисла в том месте, где только что была она сама. Юбку тут же ловко и бережно, как берут на руки младенца, подхватила Ингрид. Потрогала ткань и еще раз одобрительно закивала. Она лично занималась созданием не только сценических костюмов, но и всей тренировочной линейки.

Ксантия не переставала удивляться этой способности Мари все делать на ходу, в том числе и переодеваться. Теперь было видно, что на ней плотные черные колготки, которые она часто носила на тренировках вместо легинсов.

– Клуб? Новый? Это где? – выступила Ханна, но на нее сразу же зашикали: всем уже было известно про этот клуб, и отвлекать Мари глупыми вопросами было совсем ни к чему.

– Да, он обещает стать настоящей сенсацией, – знающим и спокойным тоном сказала Лея, вращавшаяся в спортивных кругах и имевшая доступ за кулисы светской и спортивной жизни на самых закрытых мероприятиях города. Казалось, она уже отошла от своего «горя» и теперь, приняв позу дерева и полузакрыв глаза, видимо, таким образом обретала желанное спокойствие и равновесие.

– А новая лексика для программы, м-м-м… – продолжала Мари напутствовать почтительно столпившихся перед ней полукругом танцовщиц, стягивая через голову свитшот, – mesdames²³, требует хорошей физической подготовки.

Еще мгновение – и свитшот оказался на спинке стула.

Да, сложная лексика и необычные эффектные хореографические номера были настоящий коньком Мари. Это не раз помогало группе успешно конкурировать и ярко выделяться на городской танцевальной ярмарке тщеславия. Кроме того, у Мари были хорошие дружеские отношения со всей городской тусовкой: саунд-продюсерами, рекламщиками и даже с работниками Château. Поэтому они всегда могли рассчитывать на лишний час в зале или прогон программы на сцене перед выступлением.

– С кем это ты? – пропели Валери с Реджиной, с двух сторон обступив Мари и указывая глазами на айфон, невесомым листочком ускользнувший в сумку, из которой Мари теперь извлекала маленький черный лифчик. Они, эта звездная троица, понимали друг друга без слов. Будучи вместе с самого основания группы, они были очень дружны. Но Мари-руководителю все-таки иногда приходилось абстрагироваться от этого – во всяком случае, Ксантии, да и всем остальным, искренне хотелось верить, что их столь тесная дружба никоим образом не влияет на расстановку линий в танцах.

– Valérie, c’est le comble du ridicule!²⁴ – ответила Мари, улыбаясь и быстро застегивая тонкий ажурный лифчик спереди. – У меня вчера были гости, ну, мы угощались «Маргаритой», но не настолько же, чтобы забывать вещи!

– Ботинки? – деловито осведомилась Сандра.

– Если бы! Носки! – возмущенно поправила Мари, надевая извлеченный из сумки топ. – Не понимаю, почему мужчины вообще не могут без носков, тем более в такую погоду, а?

Девушки засмеялись с таким видом, будто эта проблема им хорошо знакома. Улыбнулась даже Ингрид, сегодня против обычного неразговорчивая и словно погруженная в какие-то не слишком веселые мысли. Ксантия тоже хихикнула, представив себе в гостях у Мари молодого человека, забывающего у нее под кроватью носки… Под кроватью… На кровати… Ночь. Она представила, как неизвестный кавалер обнимает Мари на кровати, нежно целует ее в шею, а потом… Потом… Мари была с мужчиной этой ночью?!

Она почувствовала, как лицо заливает густой румянец, и, подняв глаза, увидела прямо напротив себя лицо Киры. Поджав узкие губки, подруга смотрела на нее с таким видом, будто знала, о чем та думает. Ксантии прекрасно было известно, что Кира ни с кем не встречается, хотя, конечно, она была не в пример смелее и развитее ее, Ксантии… И уж наверняка представляла, как это происходило у них на кровати.

– Клуб, клуб, девочки! – повторяла Мари, в то время как Ингрид с каким-то новым для нее выражением меланхолии не торопилась раздеваться и рассеянно, словно думая о другом, крутилась перед составом в своем платье, оставлявшем, как теперь видела Ксантия, обнаженными разные неожиданные части тела – то середину спины, то начало бедра… От ее платья, наверняка супермодного, как и все, что она носила, сложно было отвести взгляд. Ингрид всем видом провоцировала ощущение восхищения и зависти, что читалось по блестящим глазам зрительниц, в то время как Мари как ни в чем не бывало продолжала объяснять программу.

– Écoutez donc, mesdames²⁵, это важно! – увещевала она. – Запомните: до открытия клуба остается всего месяц с небольшим!

– Как это, как это… Месяц?! Не может быть! – Волна беспокойства и одновременно адреналина прошла по танцовщицам, заставив их позабыть про Ингрид, которая, оставшись без внимания аудитории, все же начала осторожно стягивать свое явно дорогущее платье. Да и к тому же оно, как поняла Ксантия, продолжавшая восхищенно за ним наблюдать, было вообще «неразборным» и надевалось исключительно через голову!

– Да, месяц, oui²⁶! Увы, представьте себе! Да, и вот еще, пока не забыла. В течение всего этого месяца, дорогие мои, кроме формы, берем с собой на тренировки ланч-боксы, подушки и одеяла.

– Оу… Вот это поворот! – в один голос протянули Лея, Софи и Валери, обменявшись взглядами с друг другом: они явно никак не предвидели подобных сложностей.

– Эй, Мэри, а как насчет раскладушек? – съязвила Сандра.

– Bien, Sandra, très bien!²⁷ Хорошая идея! – парировала Мари, улыбаясь. – Боюсь, что нам в буквальном смысле придется ночевать этот месяц в зале. Вы уже знаете, что новый клуб обещает стать центром всеобщего внимания: он будет сочетать все прелести профессиональной концертной площадки и ночной клубной жизни со спортивным акцентом. Поэтому и программу нас попросили поставить на сугубо спортивную тематику.

– Так если в программе в среднем восемь танцев, это значит… – Ханна, надев свои обтягивающие фигуру спортивные штаны и худи, соображала: – Значит, у нас есть где-то три дня на каждый: два дня схватить всю лексику и за день довести до совершенства?

– Все верно, ma chère Annette²⁸. А кому-то еще предстоит эту восьмерку придумать!

Ингрид, наконец, удалось, грациозно изогнувшись, стащить с себя платье, после чего она оказалась в нижнем белье. Обычно модница Ингрид предпочитала нежное кружево – белое или голубое, серое или розовое белье, ну или что-нибудь совсем спортивное… Но не в этот раз! Сейчас на ней почему-то оказались непривычно большие и широкие белые трусы с высокой талией, сочетавшиеся с массивным бюстгальтером того же цвета. «Наверное, сейчас так модно?!» – предположила Ксантия.

Мужчинам нравилось тело Ингрид, ее белая кожа, а также мягкие очертания миловидного лица. После Ксантии Ингрид была в составе самой высокой и при этом оставалась стройной. Не обладая столь выдающимися, аппетитными формами, как у Ноэми или Леи, она была в то же время элегантна и нежна – и это проявлялось во всем…

Ксантия снова густо покраснела, вспомнив про кровать и ночь.

– Et voilà…²⁹ Дамы, мы делаем дополнительные тренировки утром. Плюс весь день в выходные. Ксанти и Кира, у вас будут проблемы со школой?

– Думаю, учителя войдут в мое положение, – радостно заявила Кира.

Ксантия не сразу поняла, что у нее что-то спрашивают, настолько ее поразили перемены в настроении Ингрид. Может быть, она заболела, бедняжка? А может… Ну конечно же, это наверняка все из-за него! Эттон и Ингрид встречались еще со школы. Он тоже танцевал, только спортивные бальные танцы. Такого же роста, как она, с черными глазами и волосами и бешеным темпераментом. Его партнерша, «вульгарная блонди» (по мнению Ингрид), периодически заставляла ее, Ингрид, серьезно нервничать. Удивляться не приходилось, ведь с этой самой блондинкой Эттон брал все призовые места и часто ездил на соревнования. И конечно, они всегда были только вдвоем, чего ревнивая и эмоциональная Ингрид просто уже не могла выносить! Тут мысли Ксантии прервала Мари, которая все это время ждала ответа на свой вопрос:

– Так что же, Ксанти? Что ты молчишь, ma chère amie?

– Я? Прости, я задумалась.

– Как у тебя насчет школы – не будет проблем?

– Проблем? – Это казалось таким несущественным после произошедшего с Ингрид, что Ксантии было трудно даже представить, какие могут быть проблемы в школе. – Да никаких проблем, Мари, только персональное задание сделать.

– Un projet d’études indépendantes, n’est-ce pas?³⁰ – переспросила Мари.

– Да-да, вот этот самый реферат. А темой я выберу как раз «Искусство танца», – добавила она, продолжая думать об Ингрид, которая уже подошла к общей стайке девушек, надев свои «обычные» лосины со сверкающими вставками в сочетании с кроп-топом, позволявшим любоваться ее тонкой талией, стройными узкими бедрами и плоским животом. «Или мне померещилось?» – с надеждой подумала Ксантия, настолько Ингрид была органична в этом стильном наряде, которого не было больше ни у кого из них. Но нет – Ингрид по-прежнему казалась то ли опечаленной, то ли уставшей. Ингрид – которая не только дома, но и прямо в раздевалке после тренировки набрасывала цветные эскизы их костюмов, а потом сама подбирала по ним ткани и фурнитуру! Вот какова была ее увлеченность! А сейчас она вошла, держа под руку Ханну, как какая-то пенсионерка. Нет-нет, она не была прежней, это ясно!

Ксантия продолжала размышлять об этом и когда вышла из раздевалки вместе со стройной стайкой танцовщиц, во главе которой энергично вышагивала Мари. Ксантия одна также любила гулять здесь, по огромным залам Дворца, трогая величественные колонны, вдыхая запах истории, а иногда, пока никто не видит, крутить tours chaînés-déboulés³¹ в этих высоких, гулких и пустых залах, в которых казалась себе не иначе как влекомой ветром песчинкой. Сейчас же она чувствовала себя частью общего потока, предвкушая, как вскоре зазвучит музыка, заряженный ожиданием поток тел всколыхнется водоворотом движений – и вовсю закипит-забурлит работа над новой танцевальной программой!

Я танцую, сколько себя помню. Сначала у станка в младшей студии, куда в шесть лет меня привела бабушка и водила регулярно, не пропуская ни одного занятия. Тогда хореографию нам преподавала сама Ноэми. Этот запах свежевымытых деревянных полов в зеркальном зале! А как мы детьми носились по огромным лестницам за десять минут до начала тренировки, пока высыхали полы! В подростковом возрасте я перешла в среднюю, а затем в старшую студию. И какой восторг и восхищение я испытала, когда как-то раз, идя на тренировку, увидела случайно основной состав группы, возвращающийся после выступления. Какие это были костюмы! Мне тут же захотелось примерить их длинные асимметричные платья до пола на тонких бретелях, удлиненные туники с полупрозрачным низом и сетчатыми рукавами, узор которых напоминал татуировку, и «татуировочные» же прозрачные гетры из сетки. А на мужской половине – еще и бомберы поверх комбинезонов свободного кроя и спортивные шапки-бандо! Какие же они были невероятные! А черные стрелки и «смоки-айс»? А дивные длинные прямые волосы разгоряченных танцовщиц, собранные на затылке в конский хвост? Фантастика! Скинув платья в раздевалке, глянцевые от пота девушки непринужденно смеялись, выполняли различные battements³², пока я, ухватив одно из платьев, украдкой любовалась им, трогала и даже… даже нюхала его, словно бы физически ощущая аромат их недавнего сценического успеха…

А сегодня я – одна из них! Я оказалась в основном составе менее чем через полгода после этого случая. И какой это был экстаз и восторг, просто верх мечтаний любой девушки из старшей студии! Я стала одной из небожительниц после того, как на очередной тренировке Мари смотрела на всех как-то особенно пристально, а в конце занятия попросила меня задержаться и кинула: «Oh! très bien!³³ Приходи в субботу в два».

– «Ха». Повернулись – и-и-и… Хлопок! Ингрид, жестче можно?!

Мари с сосредоточенным видом и сложив руки так, словно о чем-то задумалась, обходила танцующих, оценивая и взвешивая синхронность и резкость движений группы в целом и каждого в отдельности.

– Теперь закольцовываем – и повтор первого куска. Дыхание не задерживаем, mesdames, а то нам его не хватит. Впереди еще шесть танцев.

Не останавливаясь, лишь то и дело, чтобы не выбиваться из ритма, взглядывая то на Мари, то на танцующую рядом Киру, Ксантия чувствовала, что движется все более и более слаженно, и это упоительное ощущение длилось до тех пор, пока Мари не считала танец законченным.

– Bien!³⁴ Теперь давайте отдельно поддержку: Валери, Лея и Софи. Остальные отрабатывают «открывашку». У вас есть полчаса.

Моя первая тренировка с основным составом должна была состояться в зеркальном зале Château-des-Arts. Это самый настоящий, классический танцевальный зал: с высокими потолками, двойным хореографическим станком из настоящего дерева, немного обшарпанным, что только придавало ему обаяние величественной старины. Ну и, конечно, зеркала, зеркала, зеркала – зеркала во всю стену. На фортепиано, стоявшем в углу, играл аккомпаниатор, специально выписанный для занятий по хореографии (которые у основного состава по обыкновению были два раза в неделю) из самой Оттавы.

Через замочную скважину в двери зеркального зала (где в отличие от студий всегда тренировался именно основной состав) я, задержав дыхание, чтобы не дай бог не быть замеченной, подсматривала за теми самыми звездными парнями и девчонками: такими высокими, подтянутыми, красивыми, но главное – до невозможности самоуверенными! Одни отрабатывали движения, вторые выполняли у станка grand écarts³⁵ и battements, другие тянулись в шпагатах. Невозможно было поверить, что мне все это по силам. Я на мгновение засомневалась, что в состоянии открыть дверь и стать частью этой жизни. Я даже уже развернулась и хотела сбежать вниз по лестнице домой, а потом соврать, что не смогла прийти. Далее все было как в тумане: рука сама потянула за ручку двери, голос пропал, но откуда-то вдруг раздалось: «Здравствуйте, это я». На что я получила кивок от Мари, которая на миг отвлеклась от танцоров и кинула мне деловитое: «Раздевалка наверху».

Вот так, поднимаясь наверх, я стала на несколько пролетов ближе к встрече со своей мечтой. Тогда я даже представить не могла, насколько сильно это изменит всю мою жизнь…

– Mesdames, этот танец предлагаю развести на девятерых, там небольшая площадка. Итак, Реджина, Ханна, Валери – первая линия, Ингрид, Кира и Ксантия – вторая… Ингрид, ты встаешь по центру! Третья – Лея, Сандра и Софи!

Мари, прокрутив предварительно весь кусок в голове, протанцевала его, лишь слегка обозначая движения, а затем начала показывать остальным в деталях. Так она поступала обычно, отводя на усвоение нового куска не более трех минут. Ксантии нравилась эта скорость: она схватывала все на лету и, воспринимая танец каждой клеточкой своего существа, наполняла его своим темпераментом так, что была способна полностью, забыв обо всем на свете, раствориться в круговороте быстрых, точных и ритмичных движений.

– Да, вот так, Ксанти! – похвалила Мари. – Хорошая техника – четкость движений есть. – И продолжила, обращаясь к завороженно ожидающим ее слов девушкам: – Très bien! А теперь давайте под музыку. Раз, два, три, и-и-и-и…

– Arrêtez, mesdames, assez!³⁶ – Мари недовольно нажала «стоп» на пульте музыкального центра, и динамики смолкли. – Все понятно, что музыку мы не слышим. Так не пойдет! Мы должны танцевать не под музыку, а в музыке. Чувствуем разницу? – Мари обвела глазами запыхавшихся танцовщиц. – Мы должны раствориться в ней, наполнить ее смыслом, то есть нашими движениями. Вам ясно?

Все с готовностью закивали. А Ксантии как никогда хотелось снова услышать музыку и – двигаться, двигаться, двигаться…

– Bien, bien! Так, еще раз поехали! – скомандовала Мари, и помещение вновь наполнили звуки скрипки и саксофона вперемешку с битом, отвечавшие трендовым веяниям в музыке, что в сочетании с яркими танцами участников группы рождало новую материю. – Раз, два, три… Пошла голова… Рука! Оп! Сначала небольшая затяжка – здесь не так резко, и только сейчас руки! И еще раз сначала три раза подряд. Mesdames, терпим, терпим!

Так прошел час интенсивной тренировки. И вот наконец они заслужили законный перерыв. Девять человек тут же улеглись в ряд на паркетном полу в тренировочном зале на четвертом этаже, подняв ноги и облокотив их на стенку, чтобы хоть как-то снять усталость. Сегодня они занимались в особенном зале, предназначенном в основном для бальников, – но Мари договорилась, чтобы здесь на время подготовки программы (так как времени требуется в разы больше, чем обычно, залов на всех не хватает, а дедлайны поджимают) мог тренироваться и основной состав. Зато здесь было больше места и, конечно, великолепный, до блеска отполированный старинный паркет – такого пола не было больше нигде!

Верная себе, Мари, только объявив перерыв, незамедлительно достала из сумки яблоко и, энергично хрустя им, принялась в бешеном темпе играть пальцами по экрану своего айфона – видимо, отвечая на накопившиеся за время тренировки многочисленные сообщения.

«И как она не устает? Присела хотя бы», – удивилась Ксантия, наблюдая за несгибаемым руководителем. В это время Мари, доев яблоко и небрежно кинув огрызок обратно в сумку, поднесла телефон к уху и широким скользящим шагом покинула помещение. Ксантия проводила Мари глазами, не уставая восхищаться тем, сколько грации в каждом ее движении.

Девушки же, почувствовав, что контроль над ними с отбытием «руководства» приослаб, сразу же зашевелились, начав оживленно перешептываться. Их ноги, до того проникновенно тянувшиеся носками джазовок к потолку, расслабились и, конечно же, почти одновременно опустились, согнувшись в коленях и широко разъехавшись в стороны в поперечном шпагате.

– Ты чего, Ксанти? – шепнула лежавшая рядом Кира, отвлекаясь от созерцания потолка.

– Да я это… – Ксантия перевела все еще смеющийся взгляд на подругу. – Ки, а помнишь, Мари-то говорила про носки?

– А-а. Ну. Ха-ха-ха. Да, это весело было. Ridicule³⁷, как она сказала.

– Так это… И что, у нее парень был, получается, дома? И… Он… Прямо в кровати?

– А что, Ксанти, тебя удивляет?! Она же не монашка, наша руководительница. Конечно, не под кроватью же он сидел ночью.

– Ну… Прямо так с ней и лежал?! – удивилась Ксантия.

– Ксанти, не будь ребенком, – засмеялась Кира и объяснила: – Не с ней, а на ней. Вот как я лежу, так лежала Мари, а он на ней.

Ксантия чувствовала, как предательский румянец снова заливает ее лицо. Она привстала на локтях, повернувшись к Кире вполоборота. Та продолжала лежать как ни в чем не бывало, широко раздвинув ноги и с улыбкой глядя на нее. Поймав ее взгляд, Кира, желая показать, как именно лежала Мари, выгнула спину, как кошка, заломила руки за голову и страстно, со стоном, выдохнула.

– Ого… Ки, ну ты прямо как сама с ней там лежала. И откуда ты все знаешь?!

Кира скорчила лукавую гримасу, вроде как «знай наших, Ксанти». Ксантия села в предвкушении того, как Кира сейчас объяснит ей все-все-все, затем приподнялась на коленях и огляделась, чтобы убедиться, что никто их не подслушивает.

Но, к счастью, девушки вокруг были заняты преимущественно друг другом. Совсем недалеко от Ксантии раскинулась Сандра в жарком окружении Леи и Софи, положивших головы ей на плечо и, видимо, дремавших, в то время как Сандра, лежа с закрытыми глазами, обнимала их за плечи. За Кирой придвинулись друг к другу Ханна с Ингрид и о чем-то увлеченно шептались, а еще дальше на полу сидели Реджина и Валери. Макс и Ромео – два танцора, которые были заняты в паре танцев, где требовалась мужская сила (в основном в поддержках), массировали им пятки, и они млели от восторга, джазовки их аккуратно стояли рядом. Посмотрев на них, Ксантия подумала, как это, наверное, хорошо, когда тебе массируют пятки, – и внезапно почувствовала приятную истому, легкость в голове, а затем и во всем теле, словно по коже кто-то бережно катал колесики с иголочками. Но вскоре любопытство пересилило восторг от этого нового ощущения, и она вновь обратила взор к подруге:

– А скажи… – Ее голос начал срываться от волнения и перешел в шепот.

Вместо ответа Кира указала в сторону Ингрид с Ханной, которые только что встали и отряхивали друг друга. Эти околичности вместо ожидаемых объяснений начинали действовать на нервы.

– И?! – заревела Ксантия почти в полный голос, грозя привлечь внимание не только Киры, но и всех присутствующих без исключения. Но, на ее счастье, в этот момент вошла Мари, после чего девушки немедленно приняли подобающий вид (никаких вольно раскинутых ног, никаких обнявшихся или секретничающих на полу лиц, а только лишь танец, танец и еще раз танец) и продолжили отрабатывать то, что делали до перерыва. На Ксантию появление руководительницы подействовало умиротворяюще, и она даже подумала, что, вместо того чтобы забрасывать Киру смелыми вопросами, лучше было и ей немного подремать, как Сандра, поскольку усталость от сверхинтенсивной недавней тренировки с возвращением Мари, как бы ни хотелось этого избежать, вернулась тоже.

Однако задремать удалось лишь потом – в машине Кириного папы, традиционно развозившего подруг по домам. Ксантия отключилась сразу же, как только ее голова коснулась подголовника.

…Она танцевала вог вместе с Ингрид – Ксантия в костюме русалки, а Ингрид… Ах, эта Ингрид! Ингрид!!! Вне себя от ужаса Ксантия попыталась отстраниться от опасной партнерши мягким pas de chat³⁸, но рыбий хвост у нее на ногах блокировал движения, так что Ксантии уже, похоже, нужно было вспоминать какие-нибудь молитвы, когда она увидела, что Ингрид плотоядно смотрит на нее, вытягивает губы трубочкой, тянет к ней длинные руки – о ужас, какие у нее длинные руки! А затем… гибко, хищно, неотвратимо приближается, мелко-мелко перебирая ногами, словно плывет, плывет, плывет к ней…

И тут Ингрид совершила серию грациозных порхающих ports de bras³⁹, а кожа вдруг скользнула с нее, оказавшись… не чем иным, как крутым танцевальным нарядом – ее новым изобретением, за которым, подобно солнцу после дождя, предстала сама, как всегда, идеальная, креативная, стильная Ингрид!!! И тогда обновленная Ингрид ткнула пальцем в сконфуженную Ксантию и захохотала.

Ксантия проснулась от смеха Киры, чувствуя, что приехала окончательно, то есть к себе домой. Впереди был еще целый месяц тренировок.

 
                                      * * *
 

Уже девять утра! Я проспала! Ничего, остался всего месяц учебы, и потом каникулы! Хорошо, что сегодня первая физкультура: учительница всегда ставит мне «автомат», потому что я выступаю за нашу школу на спортивных олимпиадах.

Скользящими, кошачьими па она летит в ванную – одновременно чистит зубы и наносит на лицо защитный крем. Натягивает голубые скинни, белую рубашку и пиджак.

– Лукас, ты поел?

– Ага, оставил тебе яйца всмятку и овсянку. Ты же любишь. – Хохочет.

– Дай догадаюсь: сам съел все круассаны с шоколадом?!

Младше меня на семь лет, мой родной брат порой делает вещи, которые просто выводят меня из себя.

– Оставил тебе на десерт йогурт. У тебя же скоро грандиозное выступление, тебе надо быть в форме… а то ты уже в возрасте – есть много нельзя!

Ксантия выбежала из дома и весь путь до школы наслаждалась питьевым йогуртом с кусочками персика. Школа в двадцати минутах ходьбы от ее дома. Но сегодня она преодолела это расстояние в два раза быстрее. Звонок с урока еще не прозвенел, поэтому она зашла в школьную столовую в надежде съесть что-нибудь вкусное и одновременно полезное. Ксантия учится в одной из лучших и сильных государственных школ города – гимназии с углубленным изучением французского языка (она перешла сюда в четвертом классе, а до этого времени жила у любимой бабушки и училась в обычной школе неподалеку). Сюда нельзя попасть за деньги, и тех, кто показал плохую успеваемость, сразу отчисляют. Школа состоит из трех зданий, соединенных друг с другом внутренними прозрачными переходами с окнами от пола до потолка: в левом крыле учатся школьники до четвертого класса, в правом – старшие. На первом этаже из отдельного закутка с большим спортивным залом и столовой наверх ведет лестница к особенной радости Ксантии – актовому залу с более-менее настоящей сценой. Дело в том, что в их школе много времени отводилось на занятия искусством. Каждый мог выбрать – играть ему в школьном театре, на музыкальных инструментах, танцевать или рисовать. Может, поэтому для Ксантии школа всегда было не просто местом, где они с одноклассниками отсиживали уроки и уходили домой. Это была их жизнь. В четвертом классе им всем очень повезло с Линдой Штраус – она стала не только их классным руководителем, но и идейным вдохновителем творческих занятий. Преподавая им танцы в свободное от учебы время, она сделала «танцевальный отчетник» хорошей традицией раз в три месяца. Перевоплощаясь в поп-звезд, они готовили концертные номера, как «профессионалы» с подтанцовкой. Класс Ксантии всегда был самым танцевальным. Уже в старших классах они организовали собственную танцевальную группу, где помимо Ксантии (главного хореографа), Джустины, Абель и еще одной девочки к ним присоединялись даже мальчики – Брендон и Хосе. Они частенько оставались после уроков в рекреации на первом этаже школы, возле кабинета рисования Хельги Руфман. Как человек творческий и весьма незаурядный, она была, пожалуй, единственным учителем, который был не против их музыки во время уроков. Неистово и с полной отдачей они репетировали до позднего вечера: брали магнитофон, ставили его на пол и творили – с ходу придумывали танцы, тут же создавали свои сценические образы – костюмы собирали из того, что нередко заимствовали у своих друзей, знакомых, где только могли, – в ход обычно шли шляпы, джинсы, шифоновые рубашки поверх брюк.

У Ксантии в школе, как и во всей Канаде, огромное значение придавалось и спорту. Прилегающая к гимназии территория – это несколько миль: трасса для лыжни в зимнее время, небольшой каток, стадион, куда летом обычно переносились уроки физкультуры. Кроме того, ученики помимо классического футбола, баскетбола и волейбола, могли выбрать даже считавшиеся в некоторых школах экзотическими фрисби, йогу и даже спортивную рыбалку.

– Ксантия, привет! – Оливия идет наперевес с огромной сумкой.

– Дай угадаю: сегодня был волейбол, и ты «в восторге». – Оливия не могла позволить себе пропускать физкультуру, как ее лучшая подруга. Она была далека от мира спорта. Выше Ксантии на голову, стройная, она и внешне больше походила на модель, чем на спортсменку: с ее узкими бедрами и стройными длинными ногами она могла позволить себе носить любые модели брюк и шорт, юбок и платьев – мини или макси, значения не имело, она всегда выглядела эффектно, и все это очень хорошо сочеталось с ее таким же изящным верхом – плоским животом и небольшой грудью.

– Именно! Не понимаю я «прелесть» этого силового спорта… – Сейчас она выглядела изможденной и уставшей. – И зачем придумали ставить физкультуру первой?

– Чтобы такие, как я, могли подольше поспать, – с довольной ухмылкой пропела Ксантия. – Оли, ну а если серьезно, вот ты помнишь, как я сдавала подачи на переменах в прошлом году?

– Да, у тебя тогда рука вся была красная и очень болела, – смеется Оливия. Искренность ее каких-то космических зеленых глаз и открытая улыбка сразу располагали к себе любого, с кем бы она ни здоровалась. Большие, четко очерченные губы и крупные белые зубы со щербинкой в центре она считала своей фишкой и даже не комплексовала по этому поводу.

– Эх, Оливия, а вот все волейболистки тебе завидуют! Им бы твой рост!

Они поднимаются на второй этаж. Оливия – лучшая подруга Ксантии. При этом едва ли можно было отметить сходство в их характерах. Но девушки как-то удивительно дополняли друг друга. Оливия была далека не только от спорта, но и от мира танцев (если не считать их регулярные танцевальные вылазки в ночные клубы), более уравновешенна и, конечно, более рассудительна и серьезна в некоторых вопросах, чем импульсивная, непосредственная подруга. Например, она почти никогда ни с кем не ссорилась, хотя нередко могла заплакать от обиды. При этом бывала очень упрямой. Как-то раз Ксантия и остальные ребята из класса хотели завалиться к Оливии домой после очередной вечеринки, но та была непреклонна: «Я сейчас доделываю французский, а потом – спать». – «Оливия, но сейчас же только девять вечера!» – «Ну и что? Я хочу лечь пораньше и выспаться». Честолюбивая и миролюбивая – учителя всегда были довольны примерным поведением Оливии, чего нельзя сказать о Ксантии. Ее вспыльчивость часто ее подводила, особенно при общении с классным руководителем – учителем английского и литературы.

Хотя сам предмет!.. На литературе Ксантия была в своей стихии и порой даже не замечала, как летит время урока. Жизненные перипетии и социальные вопросы, которые поднимал Голсуорси, не могли оставить ее равнодушной. Его яркие характеры, неожиданные сюжетные повороты, любовь и страсть, сметающие все на своем пути, волновали ее. Раз за разом она размышляла об «одиночестве в толпе» у Байрона и в глубине души соглашалась с ним. Ведь именно в раздумьях рождается истина. Решить проблему можно, только став полноценной, искренней, настоящей наедине с собой. Вместе с его героями она ощущала трепетные, еле уловимые движения своей души и постоянно была в поисках содержания. Ее усталость требовала, нуждалась в новых эмоциях. Отвлекаясь на эти свои внутренние переживания и ощущения, она уходила в себя, будто тосковала о чем-то или о ком-то. Взгляд ее останавливался в одной точке (нет, она не собиралась крутить tour chaine), мысли улетучивались далеко – в такие минуты она выпадала из разговора, урока. Нередко учителю даже приходилось прикасаться к ее плечу, возвращая на землю. Но сегодня вторым уроком у них математика – предмет, который, в отличие от английского и литературы, Ксантии (да и Оливии) вообще не дается.