Импориум 1. Следящие тени. Книга 1

И не успела девочка сделать свой первый шаг, насладиться в гордом одиночестве любовью родителей, как через два года у неё появился брат. Первая "ошибка" была исправлена, на свет вышел малыш Том.

Рождение детей сильно не изменило образ жизни семьи, и какое-то время после продолжалось безудержное веселье и беззаботная жизнь. Теперь разве что Генри и Мэри закупали множество игрушек, осыпали этими безделушками своих детей, попутно оплачивали дополнительное домашнее обучение, содержали от двух до трёх воспитательниц.

Перемены в жизни семьи начались с переменами в жизни коммуны. Резкое социальное волнение, волна протестов и грянувший за всем кризис привели в края изобилия бедность и голод. У Генри начались проблемы с работой, у Мэри затрещало по швам дело. Архитекторы стали не востребованы, ибо когда вокруг всё рушится, никто не станет вкладываться в стройку. Доходы семьи резко поползли вниз, вместе с этим пошло на убыль количество застолий, гостей, дорогой одежды и число посещаемых мероприятий. Разве что вечерние посиделки Генри с друзьями продолжались до самого конца. Они особы из той же прослойки общества, терпят сокрушающие катаклизмы всех своих устоев, с волнением говорят о грядущем, запивая страхи остатками из бара.

Теперь всей семье приходилось проводить в доме гораздо больше времени, и этот обветшавший мир стал куда ближе. Здание сильно устало за время службы, окна потемнели от пыли, а стены покрылись трещинами. А уж теперь денег на ремонт не было совсем. Хорошо, что дети уже не такие маленькие. В то же время они растут, и старая одежда становится мала. Вот что надо было закупать впрок вместо игрушек. Когда разбежались сиделки, на плечи неопытных родителей легла и ответственность за воспитание будущего поколения.

Именно в этот период соседями замечено, что к дому семьи была привезена некая скульптура, закрытая плотным брезентом. Размеры немыслимы, а выделяющиеся контуры вызывают приступы страха. С её перемещением еле-еле справились два огромных грузовика. А старушка Гретти лично пожаловалась, что голова скульптуры порвала её телефонный провод, а одна из машин смяла мусорный контейнер. При этом, ропщет бедная старушка, никто не поспешил броситься за кошельком, дабы возместить ущерб. Достоверно неизвестно, что это было, оно напугало и стало первым в череде кошмаров.

Но ещё одно, незадолго до серии катастроф (за год до первого землетрясения) в дом семьи Андерсум на неизвестный срок приехал отец Мэри. А́ксель Пойнтде́кстер, отставной военный, отказавшийся от дочери сразу после свадьбы. Что он тут ищет?

После тяжёлых землетрясений, что сотрясли И́нрурум, семья Андерсум покинула поселение вместе с потоком беженцев.

Далее следы теряются во времени и пространстве, вот только на присланных обгоревших письмах страшные слова… ужасная участь… бедная…

…

Раскинувшись на полу среди перьев Гретель свернулась клубочком, продолжает громко рыдать. Всю её охватила ужасная боль, кажется, что тело разорвано в клочья, что она ужасно изувечена, неизлечима и скоро умрёт. Она убеждает себя, что смерть приближается, костлявая богиня якобы уже пристроилась за спиной, своим холодным дыханием замораживает кожу.

Пока сама не видит и боится трогать, но точно знает, что от горла и до самого низа, в том месте, где прислонялась дверь, распорото. На самом деле нет. Но и без вскрытого живота не может позволить себе даже шевельнуться, каждое новое движение причиняет всё больше страданий. Дыхание, обязательная составляющая жизни, стало невыносимо болезненно. Она вынуждена вдыхать и каждый раз вынуждена трястись от боли.

…

Так в грязи и пыли среди обломков и перьев девчонка пролежала больше двух часов. Кроссовок на одной ноге, другая босая. Камушки впились в щёку, они же отсырели от слёз. Ей становится до мурашек холодно, оттого она всё сильнее сжимается клубком. Боль уже не способна помешать этим поползновениям, боль постепенно угасает. Но суждено ли ей смолкнуть полностью? Возможно, придётся мучиться до конца дней. Ей до сих пор ощутимо плохо, сильно тошнит. Порой последнее порывается разразиться чем-то большим, заставляет приподняться. Гретель не знает, что в этом случае из неё полезет. Кровь? Хорошенько помяли, не покидает чувство, будто внутренние органы не на своих местах. Всё перемешалось, и теперь остаётся только вручную возвращать каждый фрагмент в занимаемую нишу.

От недавнего происшествия так и остаётся красная полоса по всему телу, делит его практически пополам. Линия идёт по подбородку, затем по горлу, между рёбер и заканчивается прямо на пупке. Кожа в месте плотного контакта выровнялась не до конца. По обе стороны образовались лиловые синяки, местами содрана кожа, видны капли крови, что на белой плоти, как гранатовый сок на свежо стиранной скатерти. За время на полу стихли рыдания, и уже почти полностью прояснилось сознание. В голове наконец трезвые мысли, а не каша из зацикленных воспоминаний.

В определённый момент Гретель пришло понимание, что надо вновь начинать двигаться. Дальше ей будет становиться только хуже. Её конечности стали ледяные от постоянного контакта с холодным полом. Начали неприятно зудеть самые различные места. И вот, кряхтя, опираясь на валяющийся рядом стул, еле-еле поднялась. И в целом на ногах почувствовала себя лучше. Только вот с этим придётся что-то сделать. У неё остаётся только один кроссовок. Второй должно быть остался по ту сторону двери. Чтобы уравновеситься, Гретель сняла с себя оставшийся. Взглянула на свои уже и без того грязные стопы с прилипшими к пальцам перьями.

Какой-то сегодня ужасный день получается. Смерть за ней охотится и поджидает на каждом шагу. А какой кошмар ждал бы родителей сегодня по утру? Порванная пополам дочка или обглоданные окровавленные кости дочки. Одно другого краше. Они бы сошли с ума от одного вида. Одну секунду… Сколько же время прошло? Гретель посмотрела на настенные часы. Полдень. Это достаточно поздно для её семьи, обычно дом Андерсум собирается на завтрак не позже десяти. Нынче двенадцать. Что-то нехорошее происходит. Явно что-то случилось. Беда.

Девчонка выбралась через окно на улицу, проскользнула по двору, и залезла уже в окно кухни.

…

Гретель стоит на кухне у раскрытого окна, подняла опущенный взгляд, вроде бы, и не мешает, но все равно отвела в сторону попадающую на глаза чёлку.

На кухне нет ни души, жалюзи на окнах занавешены, лёгонько шумит настенный вентилятор, а из неподалёку стоящего приёмника доносится еле слышимое пение кого-то картавого певца. Это можно было себе представить. Но вот стол-то накрыт, и всё давно готово к приёму пищи. На обеденном столе стоят стаканы, салфетницы, тарелки и куча прочей вспомогательной посуды, будь то соломки для приправы или подставки под кружки. Также нарезан хлеб, постелена праздничная скатерть. Вилки лежат, ложки. Сказать бы, что всё это выглядит хорошо, но ведь вносит свой неизгладимый отпечаток количество столовых приборов. Комплектов приготовлено не меньше чем на четырнадцать персон, при том что семья девочки состоит только из четырёх. А гостей в их доме не было несколько лет. Званых гостей.

– Тут что готовится пир? – промычала Гретель.

Но, похоже, пир уже состоялся. Тарелки-то грязные, а ещё хаотично разбросаны по столу, и всё остальное под стать им: мутные от неизвестного напитка стаканы, вилки с набившейся между зубьев кашей, скомканные салфетки. А какая помойка. Посуда и остатки еды не только на обеденном столе, но и под ним. Хотела бы Гретель знать, что мама скажет на всё это свинство.

– Что здесь происходило, пока я спала? – Гретель и вправду ничего не понимает, совсем ничего. Она сошла с ума не иначе, ей всё это кажется. Сон никак не отпустит. Ущипнула бы себя, но боится, что на фоне остальной боли не почувствует столь маленький укол.

И вот что же тут ели? Поднятая со стола грязная тарелка не дала ответ, в ней остатки какой-то непонятной массы тёмно-бурого цвета. Выглядит не очень хорошо, но ели пищевую отрыжку явно с большим аппетитом. Остатков на посуде совсем немного, и основная их часть размазана по бортам. Тут ещё присутствуют разводы, скорее всего тарелку облизывали. Не очень приятно трогать её, когда знаешь, что под пальцами чьи-то высохшие слюни.

Снова к вопросу питания. Раковина заложена разделочными досками и грязными ножами, у последних заляпаны не только лезвия, но и непосредственно рукояти. Непременно это тот инвентарь, какой участвовал в грязной готовке. Неопрятно и очень уж отвратительно зрелище. Образовался засор, мутная полная взвеси вода не сливается через ржавую решётку. Там, видите ли, много остатков, что теперь, размокнув, стали густыми и тягучими как сопли. Дурацкий повар не смог полностью смыть в канализацию все свои труды. Раковина забрызгана следами крови, стены вокруг, да и пол в близости к тумбам покрыты схожими потёками. В омерзительной куче легко угадать главный цвет готовки. Он был красный. Лепили мясное питательное блюдо.

Да ещё запах тут стоит нестерпимо гадкий, единственное точно непонятно, что конкретно его источает. Протухшая кровь? Прокисшее мясо? Вонючий нож? Немытая доска? Возможно, вносит свой вклад всё присутствующие.

Наблюдает за состоянием раковины Гретель с расстояния двух шагов, и это нисколько не мешает ей подмечать мерзкие подробности. Вот, например, на разделочной доске красуется кусочек сырого мяса. Такое оно частично белое слизкое с волнистыми жирными прослойками. Связки, а может кожа. Растянулись кишкой по краю доски. В рот такой засунуть не хочется. Неизвестно происхождение ингредиента. Говядина то или свинина?

И вот ещё на плите стоит здоровенный чан, накрытый толстой чугунной крышкой. Хорошая посуда для случая если ты неопрятный фермер и тебе нужно накормить целый загон со свиньями. Всё предусмотрено тут и ручки, и отверстия для выходящего пара. Видимо, давно он в эксплуатации, по стенкам, а особенно на дне наросли слои гари и жира. Неместная посуда, что напоминает котел ведьмы. Он тяжёлый, решётка плиты под ним прогибается. Может быть, в нём что-то осталось?

– Мне так жаль, любовь моя, что уходишь без меня, – завывает из радио. – Остаётся тяжкий груз, ни подвинуть, ни столкнуть. Нам быть вместе суждено, но не осталось ничего. Что же делать мне одной?

Чан для рук девчонки неподъёмный. И даже лёгкие касания оставляют на пальцах жирные следы. Внутри оказалась один в один как на тарелках однородная субстанция с ворсинками от мяса. Тут совсем немного остатков, буквально пару комков на дне и у стенки. Но чего у этой посуды навалом, до сих пор не вычерпали и неплохо сохранилось, так это тошнотворный запах, он вытягивает всё содержимое желудка. Гретель едва, пока не стало слишком поздно, успела зажать пальцами нос и, наверно, первый раз за день обрадовалась тому, что её желудок пуст. Пища похоже стухла.

Оттолкнула зловонный чан подальше на плиту и затем также небрежно накинула сверху крышку. Пробовать это девчонка точно не рискнёт и при всём своём голоде. Сперва придётся привязать к стулу, насильно раскрыть рот, отодвинуть язык, затем только ложкой засовывать.

В любом случае на кухне остаётся ещё один предмет, который может что-то рассказать о сегодняшнем пире. Гретель переметнулась к холодильнику. Ищет она себе новых открытий.

Дверка старого агрегата раскрывается, неохотно отлипая от резиновых уплотнителей. Безотказно загорается лампочка, окружённая коркой льда. Свет проливается на семейные припасы. И вопреки ожиданиям тут ничего не тронуто, все продукты на своих местах, аккуратно уложены в определённом порядке, как и распланировала хозяйка дома. Видимо тот, кто хозяйничал за плитой, принёс всё необходимое для готовки с собой. Минутку, а это что такое? Это не их. Чужое. Кто положил сюда? Гость ничего не взял, так ещё и кое-что оставил.

Среди намороженного льда, пачек пельменей и куриных крылышек одна вещь выделяется на фоне полуфабрикатов. Нечто круглое и достаточно крупное. Точнее сказать пока не получится. Сейчас неизвестный продукт завернут в серую ткань. Серую ткань с разнообразными красными пятнами. Кому в голову пришло использовать эти грязные лохмотья в качестве упаковки? Кто-то очень спешил и завернул продукт в попавшееся под руку кухонное полотенце. Пытался спрятать, видимо. Спешил он. Торопился.

– Что это? – поморщилась Гретель. Оно не выглядит приятно. Не так чтобы хотелось касаться неизвестного продукта.

Уже в этот момент по спине пробежал холодок. Круглая форма неизвестного предмета вызывает жуткие ассоциации. Не может же быть это голова человека, как в том дурацком сне? О Боги, они так похожи. По объёму, по форме, по контурам. Единственное, мелковата… она может быть только головой ребёнка. Её брата, например. Ох, дурная фантазия разыгралась. Почему-то не очень хочется разворачивать ткань. Но просто уйти у неё теперь точно не получится. Кто-то спрятал, а она нашла. И она должна увидеть секрет. Потрогать, погладить и, возможно, даже понюхать.

Протянув руки, аккуратно обхватила этот круглый неизвестный предмет. Тактильно он ощущается как твёрдый, лишь в отдельных местах удаётся вминать неизвестное содержимое. Может, лучше не стоит тыкать руками, ведь до конца неизвестно куда провалятся пальцы в случае успеха. По весу же он довольно тяжёл. Гретель не без труда получается держать этот секрет в облачении на вытянутых руках. И вот сейчас, когда объект находится прямо перед лицом, что-то в нём кажется ещё более знакомым, человеческим. Отчасти это вина мокрых пятен, именно они рисуют мешку глаза и нос. И совпадение ли? С ткани свисает чей-то волосок.

Гретель насторожена, начала слой за слоем отворачивать ткань, это оказалось не так просто, за внешней растрёпанностью скрываются несколько туго затянутых узлов. Тут уже не получается держать руки вытянутыми, этот неизвестный предмет приходится прижимать к ноге. Пальцы запутываются в лохмотьях и вроде даже что-то шершавое нащупали.

В этот момент предмет вывернулся из ткани, прокатился по коленке, следом шмякнулся о пол. При ударе раздался странный мокрый звук. И эта чья-то… свекла. Гретель шумно выдохнула, раздражённо пнула выпавший из ткани овощ и тут же побежала ловить его обратно. На четвереньки и под стол.

В это время из радиоприёмника звучат важные новости, а зачитывает их медленный гнусавый постоянно запинающийся голос диктора:

"Внимание. Важные новости. В округе Пудэ́ро… [пауза] а, прошу прощения, Поэ́рум, ожидается сильная пыльная буря… [пауза] Также сообщается, что в связи с непрекращающейся магнитной бурей возможны проблемы с электроникой и связью… [Продолжительная тишина]. А, да, будьте внимательны и осторожны… [пауза] возможны порывы ветра… [пауза] так что не раскрывайте зонтики… [пауза] Ну раскрывайте, конечно, но только на свой страх и риск", на этом вещание заканчивается, в эфир врывается шум помех.

Здешние же дети – дети суровых краёв, где бури и ураганы совсем не редкость, живут в месте, где с губ почти каждого прохожего слетают истории, как ураган унёс двух младенцев-близнецов. Как теперь ветер носит по свету их последние слова и зов к матери.

Поднимается, кружится пыль. Слышится, как крохотные частички стучат по металлу и стеклу. Да, что-то близится. И предвестники надвигающегося уже во дворе. Пока что это лишь ветер и пыль.

Скрипят и качаются оставленные без внимания качели, стучит оторвавшаяся кровля. И стрела с ковшом трещит и поворачивается. Да, двор особняка Андерсум может многое в себя вобрать, в нём нашлось место даже экскаватору. Видите ли, застыло настоящее чудовище, и годы не смогли сдвинуть его с места. Памятник эпохи, огромная машина. Такие строят дома и целые города. Говорят, что все великаны вымерли, так вот же он, грациозный слон из железа и стекла. Сколько времени прошло, а гигант неизменно стоит на своём посту. Бережёт дом, двор и всё семью.

Несколько лет назад тяжёлая машина участвовала в работах по укреплению края холма, что проходит прямо под забором. Этот дом, как и всё поселение, находится на возвышенности, высокой скале с отвесными склонами. При этом порода у вершины в основном не каменистая. Земля, щебёнка да глина. Такое положение вещей определённо вносит свои важные коррективы, восстановительные работы становятся ответом на вопрос: «Где ты проснёшься завтра? На холме или сползёшь вместе со своим домом в пропасть?»

Во время подобных работ произошел страшный обвал, забравший жизни шести рабочих. Одним только чудом следом не сползла машина. Водитель, к слову, испугавшись упасть вместе с экскаватором, выпрыгнул из кабины в роковой для себя момент. Попал в поток грязи и был унесён глубоко вниз. Тело так и не нашли. Ирония судьбы. Те крики рабочих разбудили тогдашнюю малышку Гретель, заставили горько плакать.

Достать многотонную махину так и не смогли. Лишь слили горючее, сняли, что можно было снять, после оставили на произвол судьбы, даже ключи до сих пор мотаются в замке зажигания. Ждут своего водителя или угонщика. Впрочем, вряд ли эта машина ещё куда-то поедет. Последняя остановка, и она отнюдь не долгосрочная. Экскаватор застыл над пропастью и когда-нибудь обязательно разбудит всё поселение, рухнув вниз. С ходом времени точка отправки на дно неминуемо приближается. Впрочем, пока не спешит падать. Ржавеет, разваливается, но всё же стойко стоит на земле.

Застучали входные двери. Стук отвлёк Гретель от поисков корнеплода. Заканчивая неудачную охоту, раздвигая стулья, она подползла к краю стола, высунула голову из-под скатерти.

– Ветер что ли, – просипела девчонка своё предположение. Длинная скатерть не дала сразу понять, что заставило двери двигаться. Порыв стихии, ветер ломится в дом или кто-то постучался. В двери нет стёкол, если по ту сторону человек, он не выдаст себя до первого приветственного слова. Ох, гости так нежеланны, когда остаёшься дома одна, когда ты безоружная девчонка, когда в доме происходит что-то страшное, а особенно когда к тебе на кружку чая идут поселенцы из мёртвого заброшенного города.

– Кто там? – совсем тихо спросила Гретель. Подбирает ноги друг под друга. Ищет слова, собирает фразы для возможного гостя. С улицы ей не ответили.

Дабы не оставлять вопрос совсем без ответа, девчонка выбралась из-под стола, приоткрыла одну из двух входных дверей. Совсем на чуть-чуть, но и этого хватило, чтобы ветер вырвал из ладони ручку и настежь распахнул проход. В открывшийся путь тут же хлынул поток пыли, ударил прямо в лицо, заставив прищуриться. И нет другого выбора, как пробовать заслоняться от его удушающих порывов руками. Тут же прикрывает рот и нос ладонями. Погода портится, становится агрессивной, вряд ли кого-нибудь выпустит из дома. Гостей сегодня ждать не стоит.

И вот сейчас Гретель может видеть однозначно пугающую картину. Гораздо более тревожную, чем кружащаяся пыль. Перед входом на небольшой лужайке разбросана мебель. Уличные столики, скамейки, кресла, подставки под цветы лежат в случайном положении. Многое из того, что попадается на глаза, уже разбито. Среди обломков виднеются фрагменты забора и крыши. Вся эта куча тянется одним ковром от двери до лужайки с затоптанными цветами. Мебели достаточно много и притащена она из разных частей двора. Несли её сюда без разбора, не какой закономерности в выборе нет, да и собственно цели выбирать перед собой они не ставили.

Что самое тревожное, девчонка понимает для чего это было сделано. Кто-то хотел заблокировать входную дверь. Гретель уже это где-то видела. Во сне или наяву, тот же почерк, те же руки. Руки, какие она характеризовала как сильные и крепкие. Хваткие ещё, должно быть, и решительные.

Вот только на кого нацелена баррикада? На тех, кто захочет выйти? Или на тех, кто соберётся зайти? А кому было под силу разобрать и раскидать весь этот хлам? Он уже в доме? Кто он?

…

Когда-то отец рассказывал Гретель о тех, кто живёт в здании сгоревшей школы. Тех, кто из дня в день пребывают в постоянном голоде и алкогольном дурмане. Серые, грязные, запущенные. Злые. Опасные люди, ровно так он их называл. Злоба впиталась в тело, рождены с ней и умрут с ней. Отец также говорил, что в один плохой день они обязательно попробуют попасть в дом. Они заходят еды, заходят воды, захотят тёплой постели, в момент же, когда их желудки заполнятся, они захотят крови. Ты должна быть готова. Внимательно смотри на стены, увидишь живые тени… Беги.

В коридоре без изменений, такой же неподвижный беспорядок. А ещё воцарилась полная тишина: ни шума, ни звука, ни шороха. Гретель не может вспомнить, всегда ли тут было так тихо. Наверно, нет. Старое здание всё-таки редко молчит. У него свой голос, свойственный схожим измотанным сроком службы сооружениям. И как минимум обычно всюду носились постоянные квартиросъёмщики – крысы. Уж эти неуёмные твари не дадут покою существовать. Но сейчас и они стихли. Всё замерло, остановилось, не ходят даже часы на стенке. Оно есть свидетельства катаклизмов. Ещё помнится, не совсем полноценная женщина-соседка говорила, чтобы не происходило, молись без устали богам, демоны и бесы всюду.

Тем временем по полу шлёпают только ноги девчонки, остановились около мебели, что по-прежнему закрывает вход в спальню. Домашнее убранство нынче прижимает дверь не до конца. Остаётся узкая щель, откуда выбирается поток воздуха. Теперь Гретель смотрит на заграждение с другой стороны и с другого ракурса. Но от этого её удовлетворение не посещает. Скорее наоборот коробит и трясёт. О, этот ужасный комод. Он выглядит всё также тяжело и неподатливо. Какой он старый и страшный, облезшая краска все равно что ободранная шкура. И именно ему Гретель обязана большей частью своей боли, отдельные вмятины на коже девчонки точно повторяют контуры изящных ящиков. Может сколько угодно примеряться к ним и наблюдать как точно выполнен отпечаток. Искусный мастер живописи по плоти. От очередного взгляда зудит оставшаяся от плотного контакта с дверью полоса. Гретель не перестаёт казаться, что тело может в любой момент развалиться на две половины. Такие твёрдые ощущения, что оно неполноценно.

И тут же от неудачных шагов на полу звенят осколки разбившейся вазы. Её ноги по-прежнему босые. Без обуви она рискует проколоть кожу на ступнях.

А ведь тут должен был остаться кроссовок. Гретель потеряла его, когда освобождала зажатую ногу. Но удивительно, ибо ботинка поблизости нет. Мог ли он убежать самостоятельно? Что же, в доме есть собака, она могла кроссовок утащить.

И что же тут упало? Из-за чего её придавило?

За комодом Гретель не нашла ответов на тревожные вопросы. Вместо этого ей на глаза попалась некая странная диорама неизвестного автора.

Выставлены маленькие игрушечные человечки. Этакие солдатики. И их положение явно неслучайно, хотя даже тогда сложно уловить смысл сцены. Посередине стола стоят две женские фигурки. От творца им досталась приятная внешность. Они цветные, милые и красивые. В отличие от остальных. Испуг на нарисованных женских лицах совсем не с проста.

Их окружает огромное полчище других человечков уже на порядок крупнее, и выглядят они как-то иначе. Ну как, оплавлены, их явно пытались сжечь, но в последний момент вытащили из огня. Отсюда потёки пластика и уродства. То есть они были нормальными игрушками, но их… сожгли…

И есть ещё одна фигура, самая крупная и страшная из всех. Она получилась из-за сплавления трёх обычных человечков, выглядит как мерзкая многоножка. Ещё зачем-то покрыта красными чернилами. Антураж, который добавляет к ней жути. Она тянет свои чрезмерно длинные руки к двум цветным фигурам. А в руке у неё…

Тут ещё на полу валяется письмо. Знакомый знак на обороте.

Агитационное письмо Агро́н.

В самом вверху изображены заключённые в круг расправленные крылья. Внизу текст:

"Мы носим чёрные крылья, но не за спиной. Нас называют Агрон, но среди толстосуммой элиты – убийцы. Мы не люди, не обращайте внимание на наши лица. Мы идея. Идея изначального равенства, а не вперёд определённого статуса, закладываемого ещё до нашего рождения. Справедливости для всех, а не для избранного круга среди никем не выбранных чинов. Возлагаем роль в формировании судьбы на самого её владельца, а не на ячейку общества. Ни структура-муравейник, а структура-свободных людей.

Агрон – идея освобождения, идея совершенства".

И в самом низу подпись: "Ничто не остановит борьбу".

К этому письму приколота ещё одна бумажка с текстом, написанным уже от руки.

«С возвращением вас в нашу чудную деревню, надеемся, что вы хорошо устроились и обжились. Мы не знаем, свой ли дом вы заняли, но рады вашему хорошему вкусу, выбрали самое большое и красивое здание в нашем округе и, наверно, неспроста. Целью же данного письма является уведомить вас о том, что вы прибыли в особую экономическую зону, покидать которую разрешается только с дозволения командира заставы. На территории поселения более не действуют социальные свидетельства, не поддерживаются социальные права. Вся судебная и исполнительная власть переходит в руки командира заставы. Но и это, уж так получается, не основная информация для вас, видите ли, пребывание в коммуне облажено небольшим налоговым взносом, направленным на процветание нашего чудного края.

Требование – собрать указанную ниже сумму в указанный ниже срок.

И последнее, несколько важных выкладок, которые вам непременно стоит запомнить самим, а также то, что нужно доходчиво донести до ваших чудесных деток. Ибо новый мир не делает исключения ни для кого, суровость наказания не подвержена градации. Отныне мы все равны. Итак…

Любое неповиновение карается смертью. Любое сопротивление карается смертью. Попытки построить свою общину – смерть. Нападение на служителей порядка – смерть. Распространение ложной информации – смерть. Разжигание, поддержка, обсуждение, попытки, подстрекательство мятежа – смерть. Религиозные коммуны – смерть. Торговля оружием – смерть. Пьянство и наркотики – смерть. Попытки бегства – смерть.

Берегите себя».