Она умела вовремя
Попотчевать «врага»:
Лакея ли, швейцара ли,
И кучера, и дворника,
Мышиного жеребчика
Умела приласкать.
И, как в волшебной сказочке,
Из рога изобилия
На голову Иванушки
Посыпались чины,
Награды, повышения
По службе и по должности…
И Ваня удивляется:
«Откуда мне сие?»
И Ваня ухмыляется,
Что быстро подвигается,
И даже в восхищении
Сморкается в платок.
И миру православному,
На диво невиданное
Ивану Зуботычеву
Дают большой уезд.
Три пары коней впряжены
В карету восьмиместную —
По полю, полю чистому
Несется наш Иван.
И с гиком беспорядочным,
Пальбой и джигитовкою
За ним несутся всадники,
И пыль стоит столбом.
И села, и урочища
Уезда Безотрадного
Встречают Зуботычева —
Выносят хлеб да соль…
И к люду православному
Выходит, подбоченяся,
Высокий, статный молодец,
Ванюха удалой.
И шапка нахлобучена,
И брови понахмурились,
И ноздри порасширились —
Начальство ведь Иван!
И обчество с покорностью
При виде этой строгости
Пред Ваней преклоняется
Почти что до земли.
Ну, как живете, можете?—
Он держит речь к собранию,
И все ему ответствуют:
—Покорно балдарим…
Я рад, я рад, ребятушки,
Смягчается Иванушка,—
Что все у вас в исправности…
Покорно балдарим!..
И люди православные
Приходят в умиление,
Что лучшего начальника
Не знали никогда.
Вот, ваше выскородие, —
Тревожат уже жалобой
Ивана Зуботычева
Седые старики —
В село-то наше бедное
Идут иногородние —
Не знаем, как избавиться —
Земли-то у нас нет…
У них работа спорится,
И хлеб их лучше родится,
И глаже их худобушка…
Не знаем, как и быть?!
Дают сполна арендные,
И должностным и писарю
Всегда творят повинности,
А все богаче нас…
Отец, кормилец родненький,
Воззри на нашу бедственность,
Будь нашим благодетелем —
Как быть нам – научи!..
Как быть?.. – и Ваня хмурится —
Как быть? – пишите приговор,
И их, бродяг, мошенников,
Из сел гоните вон!..
И люди православные
Приходят в умиление
И говорят так искренно:
– Покорно балдарим.
Садится снова козырем
В карету восьмиместную
И вновь по полю чистому
Несется наш Иван.
И с гиком беспорядочным,
С пальбой и джигитовкою
За ним несутся всадники —
Ликует наш Иван…
Чиновники потупились…
Хоть повесть непристойная
Во всех ее подробностях
Знакома им давно,
Но шутки неуместные,
Болтливость беспардонная
И правда беспощадная
Смутили их совсем.
В безмолвном исступлении
Глядит на обличителя
Ванюха ошельмованный,
Пыхтит, как паровик;
И ноздри раздуваются,
И под бровями грозными
Зрачки зеленоватые
Вертятся колесом.
Но вот, по старой памяти,
В защиту Вани выступил
Кузьма Пантелеймонович,—
Какой ни есть, а друг!
Нехорошо, мне кажется, —
Зачамкал он двусмысленно,
Чтоб угодить и Ванечке
И боевым усам —
Нехорошо… Субтильные
Дела своих приятелей
На воду родниковую
Не надо выводить.
Притом мы все, как водится,
И хлеб и соль Иванушки
С немалым наслаждением
Вкушали иногда…—
Загоготал неистово
Старик в усах с подвесками
И с сучковатой палкою,
Покручивая ус:
Ты прав, ты прав, любезнейший!
Ответил он Подлизову —
Мы хлеб и соль Иванушки
Глотали день и ночь;
Но это объедение
И пьянство безвозмездное
Для Вани Зуботычева
Была большая честь.
Без них ему, наверное,
Никто из нас, почтенные,
На почве независимой
Руки бы не подал.
К немалому прискорбию
И скатерть самобранная
Не всем чревоугодникам
Могла зажать уста.
Не ты ли втихомолочку
При всех удобных случаях
Злословил Зуботычева,—
Признайся-ка, Кузьма?
А мы, – не правда ль, Ванечка?—
Чем чаще вместе кушали,
Тем больше и настойчивей
Табак курили врозь.
Но все ж могу по совести
Твоим делам общественным
Всегда воздать я должное
Без злобы мелочной.
При редком тупоумии
В народном управлении
Ты превзошел тактичностью
Коллегу своего.
Чиновникам подведомстным
И писарям правления
Давал ты содержание
Без вычета, сполна.
Хотя места служебные
Порой, как милость барскую,
Ты раздавал надежнейшим
Лакеям, но за то
В торжественные праздники
Любил ты представительство
И дух объединения
В народе развивал:
В метель и стужу зимнюю
Сзывал ты в Безотрадное
Под видом представителей
Народных пауков;
Засаленных, неряшливых,
Ты их вводил торжественно
Под звуки бальной музыки
В общественный кабак.
И вина разноцветные,
Как море разливанное,
И речи, речи льстивые —
Лились всю долгу ночь.
Кутили представители,
Кутили, упивалися,
Начальству небывалому
Хваленье воздая…
И Ваня ухмыляется,
И Ваня наслаждается,
И даже в восхищении
Поет, кричит: ура!..
Но Ваня не справляется,
Что им и представительством
Совместно пропивается
Общественный пятак.
Какое дело Ванечке,
Как достается обществу
Бокал объединения?
Дают – бери и пей!
Ведь в селах и урочищах
Уезда Безотрадного
Такое представительство
Велося уж давно!..
И не тобой начатое —
Тобой лишь поддержалося;
Народные обычаи
Любил ты, – спору нет, —
И знаки уважения
С почетных представителей
Ты брал, как исключение,
Щадя лишь их адат.
И кто тебе осмелится
Сказать, что вымогательством
Из лошадей отборнейших
Составил ты косяк?
За это снисхождение
К народному обычаю
Безропотной покорностью
Тебе платили все;
А если проявления
И были непокорности,
То долго ль возмутителей
Пресечь и укротить?!
Приказами по волости
Ты стариков заслуженных
Бесславил, как крамольников,
И гнал из схода вон.
И в селах и урочищах
Уезда Безотрадного
Твои предначертания
Встречали, как закон;
Лишь чабанам засаленным
И крупным лесопильщикам
Давал ты аудиенцию
При запертых дверях…
Но брюхо наше грешное,
Безмерно расширяйся,
Не знает насыщения,—
Провал его возьми!
И в селах и урочищах
Уезда Безотрадного
Был принят беспрепятственно
Твой косвенный налог.
С кабатчиком Дурмановым
Вошел ты в соглашение
И с ним во всех селениях
Духаны откупил
И люду православному,
Как к храму просвещения,
Одну дорогу торную
К духану указал.
И пьянство поголовное
Огнем всепоглощающим
Росло и разливалося
Рекой по деревням.
Тяжелые, ленивые,
К работе непривычные,
Совсем, совсем забросили
Хозяйство мужики.
И как уж ни старалися
Старшины и десятские —
Деревни недоимками,
Как лужи, зацвели.
Сменялись и десятские,
Карались и чиновники,
А подати подушные
Никак не соберут!..
И дал ты предписание,
Чтоб меры энергичные
По селам и урочищам
Немедленно принять.
И стали с дикой ревностью
Старшины и десятские
Последний скарб крестьянина
Кабатчику сбывать.
И это разорение
Мужик бы, верно, вытерпел,
Да бабы голосистые
Безумолку ревут…
Старшины подстрекательниц
Начали «парить веником,»
Мужья их заступилися…
Бунтуют мужики!..
Вот тут-то и чиновничек
С секретным предписанием
Нагрянул в Безотрадное,
Как мартовский снежок…
Не выдержал Иванушка:
Вскочил он, подбоченился