Read the book: «Покоренные судьбой»

Font:

* * *

Предупреждение о триггерах

Убедительная просьба не читать, если хотите избежать спойлеров.

В книге поднимаются мрачные и болезненные темы, которые могут сильно повлиять на некоторых читателей: пытки, чрезмерное описание насилия, бесплодие, измена, смерть, жестокое обращение с животными.

Глава 1

Грета

Двенадцать лет

Я была обычной маленькой девочкой, одетой в любимую пачку, когда вдруг осознала, что мужчины в моей семье подобны монстрам из фильмов ужасов, которые так любил смотреть Невио.

И тогда часть моего сердца разбилась.

* * *

Послышались крики и смех, заполнившие задний двор. И от запаха древесного угля у меня зачесался нос.

Мама мигом поймала мой взгляд. Она лежала, растянувшись на шезлонге возле огромного бассейна, в котором мой брат-близнец Невио и кузены Алессио и Массимо устроили водяную битву с сыном Фабиано – Дэвидом и дядей Савио. Женщины семейства отдыхали в шезлонгах, попивая напитки. Только Аврора, будучи на три года младше меня, стояла у края бассейна и наблюдала за сражением, словно подумывала присоединиться к битве.

Я же расположилась во внутреннем дворике, нуждаясь в уединении, но даже отсюда были слышны крики и смех. Казалось, день никогда не закончится. Он был полон подарков, поздравительных песен, объятий и торта, поскольку мы с Невио праздновали наш двенадцатый день рождения.

Будь это только мой день рождения, я бы его вообще не праздновала. Но я разделяла его вместе с Невио, поэтому стоически выдерживала веселье.

Одарив маму извиняющейся улыбкой, встала со стула. Она кивнула, отчего несколько прядей ее светлых волос выбились из небрежного пучка. Мама знала, что мне нужно уйти и провести остаток вечера в тишине комнаты. Я огляделась в поисках папы, чтобы по традиции пожелать ему спокойной ночи. И нашла отца, Нино и Фабиано в общей комнате нашего особняка. Большую часть времени здесь было оживленно. Под крышей жили три семьи, и все всегда собирались именно здесь – как для празднования, так и для споров.

И Фабиано, который был как брат моему отцу и дядям, пусть и не кровным, тоже часто приходил сюда.

Они разговаривали тихо. Я чувствовала – что-то не так. В воздухе витала нервозная энергетика, от которой у меня по коже побежали мурашки. Захотелось спрятаться в темном углу. Папа замолчал, когда заметил меня. На мгновение в его темных глазах – таких же карих, как и у меня, – промелькнул огонек, который я не смогла разобрать, а затем в них появилась нежность.

Я направилась к отцу и обняла за талию:

– Я иду спать.

– Хорошо. – Он поцеловал меня в макушку, прежде чем я отстранилась и одарила Нино и Фабиано натянутой улыбкой, поскольку устала из-за сегодняшней чрезмерной нагрузки, а потом побрела в крыло моей семьи.

Еще пару лет назад мы с Невио жили в одной комнате, но, когда меня захлестывал поток эмоций из-за разнообразных событий, я часто стремилась к абсолютной тишине. В отличие от брата. Его комната представляла собой зону боевых действий, а в моей царили порядок и безупречная чистота.

Однако наши комнаты были соединены дверью, так что мы могли легко захаживать друг к другу.

Несмотря на то, что было всего восемь, я решила поспать. Я чувствовала усталость, поэтому предпочла почитать в постели.

Но около одиннадцати я поняла, что не засну в ближайшее время. Меня переполняли сильные чувства.

На улице стало тише.

Я поднялась с постели и надела любимый белый гимнастический купальник, колготки, пачку и балетные туфли, прежде чем спуститься на первый этаж. Сквозь застекленные двери увидела, что мама, жена Нино – Киара, жена Савио – Джемма и Леона – жена Фабиано все еще разговаривают и пьют вино. Затем подметила какое-то движение, вероятно, углядела других детей.

Я решила проигнорировать балетную комнату в садовом домике. Мне не нравилось танцевать там, когда в саду находилось много людей.

Поэтому я проскользнула в подвал. Папа не хотел, чтобы я туда ходила. Но с тех пор как Невио разгадал код от стальной двери, я часто посещала подвал, когда больше нигде не могла найти уединения.

Я всегда любила темноту. Искала укромные уголки и щели в особняке, чтобы спрятаться, когда мир вокруг становился невыносимым, а звуки и запахи обрушивались на меня подобно лавине, буквально угрожая меня похоронить. Бесчисленными ночами я бродила по туннелям и комнатам под нашим особняком и двумя соседними домами. Один принадлежал Фабиано и его семье, а другой в основном пустовал. Папа купил его, потому что не хотел иметь соседей. Дядя Адамо и его семья жили там, когда приезжали в Лас-Вегас.

Сегодня вечером в подвале что-то изменилось. Моим глазам потребовалось некоторое время, чтобы привыкнуть к темноте, и тогда я поняла, что свет исходит откуда-то из дальнего конца коридора. Я двинулась по нему, пока не достигла первого коридора под соседним особняком. Он был освещен.

Я нахмурила брови, когда услышала тихие голоса из-за одной из дверей.

Дальше по коридору послышалось шарканье, будто кто-то волочил обувь по камню, и я метнулась в комнату рядом с камерой. Она тоже оказалась освещена, и, обернувшись, я поняла почему.

Здесь имелось окно во всю стену, выходившее на соседнюю камеру. Папа и Невио находились внутри и, похоже, не видели меня.

Само окно напоминало зеркало Гезелла¹. Я приблизилась, гадая, что происходит. Волосы Невио еще не высохли, и он был босой.

Дверь в камеру открылась, и вошли Нино и Фабиано, волоча за собой очень высокого, но худого мужчину.

Они положили его на носилки в центре комнаты, а затем надели на него наручники.

– Наслаждайся подарком на день рождения, – сказал Фабиано, покачав головой. Одарил Невио странной улыбкой и удалился.

Невио переводил взгляд с папы на Нино, облизывая губы.

– Подарок?

Я вздрогнула от нетерпеливых ноток в его голосе.

– Ты с ним разберешься, – проговорил папа, указывая на мужчину, который выглядел испуганным, а его широко раскрытые глаза метались между моим братом и отцом.

Невио мрачно рассмеялся, наклонился и вытащил ножи. Он всегда носил два из них в кожаных кобурах на икрах. Без обуви и носков, но зато с оружием.

Я отступила на шаг, мотая головой. Что тут творится?

Невио практически прыгнул на человека на носилках, как кот на раненую мышь, и полоснул лезвиями по его щеке. Раздался крик, и я резко обернулась. Сердце бешено колотилось, перед глазами все расплывалось.

Я бежала не останавливаясь, пока не оказалась в темном коридоре. Дыхание стало затрудненным. Я пыталась осмыслить увиденное, понять смысл всего этого.

Папа подарил Невио человека, с которым надо разобраться…

Я знала, что отца боялись в Лас-Вегасе. Как-никак, а он – дон Каморры, однако всегда старался, чтобы я не знала о его работе слишком много. Поскольку я не посещала школу и не общалась с людьми за пределами нашего мира, никогда не слышала слухов о нем.

Но даже с ограниченными знаниями я могла предположить – папа отдал Невио этого человека, чтобы тот мог причинить ему сильную боль.

Я досчитала до семидесяти пяти, прежде чем прокрасться обратно в камеру, движимая одновременно любопытством и ужасом.

Папа всегда говорил, что мы должны смотреть страху в лицо, иначе тот будет управлять нами.

Поэтому я прошмыгнула в соседнюю комнату. Когда я приблизилась к стеклу, по моей коже вновь побежали мурашки. Невио по-прежнему стоял на коленях рядом с человеком на носилках, но все остальное разительно изменилось.

Кровь покрывала лицо Невио, одежду и пол вокруг него – даже ноги. Тот мужчина представлял собой ужасное месиво, и на первый взгляд мне показалось, что он мертв, но потом его глаза на окровавленном лице с обвисшей кожей открылись. Он скулил.

Невио жестоко улыбнулся и опять принялся орудовать ножом. Раздался душераздирающий крик. Я резко обернулась, прерывисто дыша. Холодный пот выступил на спине, сердце забилось как безумное. Я была уверена, что оно не выдержит.

Мне нужно будет просмотреть одну из медицинских книг в библиотеке. Следует проверить, возможно ли, чтобы у подростка случилась остановка сердца, если нет порока.

– Если ты всегда будешь терять контроль над собой во время пыток, не выбьешь из них никакой полезной информации, – неодобрительно сказал папа.

– И подобный приступ невыносимой боли за такой короткий промежуток времени не приносит столько мучений, как пытки в течение длительного времени, – протянул Нино.

Я вздрогнула.

Мне нужно уйти. И нужно это прекратить.

Мне нужно…

– Что здесь происходит? – Резкий мамин голос пронзил мое ухо.

– О черт, – пробормотал папа.

Я обернулась и обнаружила маму – в той камере. Она выглядела растерянной, но одновременно разъяренной и испуганной. Она уставилась на Невио расширенными голубыми глазами.

Когда я видела ее в последний раз, она была счастливой и навеселе. Теперь все изменилось.

Брат усмехнулся:

– Папа подарил мне самый лучший подарок на день рождения.

Мама сглотнула, на ее лице отразилось недоверие, будто она не могла поверить в увиденное.

Папа подошел к ней, схватил за руку и вытащил из камеры, несмотря на ее сопротивление. Я быстро нырнула под стол, который был придвинут к стене, и забилась в тень, которую он создавал, стараясь казаться как можно меньше.

Мгновение спустя дверь распахнулась и ударилась о каменную стену. Папа втащил маму внутрь. Закрыл дверь и нажал кнопку на панели управления рядом с дверью. Внезапно звуки из соседней камеры прекратились, и я подумала, что Нино и Невио не смогут нас слышать.

Мама вырвалась из рук отца.

– Как ты мог? – закричала она, ее кожа покраснела, а по лицу потекли слезы. – Что с тобой не так?

Я никогда не слышала, чтобы мама повышала голос на отца.

Она начала колотить кулаками по его груди.

– Что. С. Тобой. Не. Так? Как ты мог сделать подобный подарок двенадцатилетнему мальчику?

Папа схватил маму за запястья, выражение его лица было пугающим.

Я оторопела. Я никогда не видела, чтобы родители ссорились. Как и никогда не видела, чтобы мама волновалась. Она всегда была спокойной и понимающей.

– Ты действительно хочешь, чтобы Невио стал таким же испорченным, как и ты?

Мама! У меня перехватило дыхание, и мне пришлось заставить себя оставаться неподвижной.

Отец прижал маму к груди, улыбаясь так, что мое сердце забилось быстрее.

– Ангел мой, пусть ты и слепа к правде. Но я – нет. Возможно, ты не видишь или не хочешь видеть, что наш сын – чудовище. Я не собираюсь превращать его в монстра. Он не в себе, и я пытаюсь усмирить его демона, пока он не начал свирепствовать и вовсю безумствовать. Ради всего святого, посмотри на него.

Тем временем Невио с любопытством водил кончиком лезвия по животу мужчины.

– Прекрати, прекрати сейчас же! – прошептала мама.

Папа долго смотрел на нее, прежде чем его губы сжались в тонкую линию.

– Иди наверх. Я закончу все. На сегодня. Но ты не можешь помешать Невио стать тем, кем он был с момента рождения. Это у него в генах.

– Может, нам нужно обратиться за помощью.

– Мы – его помощь. Ему больше ничего не нужно. А теперь ступай наверх, – прорычал папа.

Он никогда не приказывал маме, и я вздрогнула.

Мама вырвалась из его объятий и выбежала на улицу. Папа резко вздохнул и вышел из комнаты.

Я выползла из-под стола и, шатаясь, поднялась на ноги. Затем поплелась к панели управления и нажала ту же кнопку, что и папа.

Мгновение спустя он появился в соседней камере.

– Представление окончено, – приказал он.

Невио помотал головой, продолжая колоть мужчину ножами.

– Но я еще не закончил. – Его голос звучал так нетерпеливо и… неправильно.

Папа схватил Невио за плечо и рывком поставил на ноги.

– Я сказал, что на сегодня все. И тебе лучше помнить, кто устанавливает законы в этом доме и на Западе.

Невио минуту смотрел на папу, после чего опустил ножи и кивнул.

Нино оттолкнулся от зеркала и похлопал Невио по плечу.

– Тебе нужно научиться останавливаться и контролировать себя.

– Контроль… какая скука, – сказал Невио с усмешкой.

Папа обменялся с Нино загадочным взглядом и покачал головой:

– Ты должен научиться контролировать себя.

– Зачем? Тебе не приходится контролировать себя, будучи доном.

– Верно, но я должен.

Он вытолкнул Невио из комнаты, в то время как Нино подошел к истекающему кровью мужчине.

– Я вернусь. Мы еще в самом начале. – И он последовал за папой и Невио.

Сперва я ничего не делала, только дышала, а затем заставила себя двигаться. Выползла из комнаты и стояла в коридоре, пока не досчитала до пятидесяти пяти, прежде чем почувствовала, что снова способна идти.

Мне следовало вернуться в особняк. Однако я вошла в камеру. Я никогда не чувствовала подобную грусть и отчаяние, чем в те мгновения.

Пол камеры был залит кровью, а ножи и плоскогубцы лежали в луже на полу рядом с тяжелораненым мужчиной на носилках.

Это сотворил мой брат. Папа и Нино показали ему, как надо.

У меня не укладывалось в голове, как люди, которые защищали и любили меня, способны совершить такое.

Я шагнула к мужчине, и он открыл глаза. Один был вытекшим.

Потрескавшиеся, окровавленные губы шевельнулись, и он что-то сказал, но я не смогла разобрать, что именно. Несмотря на панику и тошноту, подступившие к горлу, подошла ближе.

Балетки коснулись крови и впитали ее, когда я замерла рядом с ним.

– Помоги мне, – прохрипел он.

Я забралась на носилки и в ужасе опустилась на колени. Что я могла сделать? Я не в силах помочь ему сбежать. Что, если это навредит моей семье?

Слезы застилали глаза.

Мужчина смотрел умоляюще.

– Помоги мне, пожалуйста. – Он судорожно втянул воздух. – Убей меня.

Я сглотнула и оцепенела.

Он повернул голову к ножам, которые так и не упали на пол.

– Зарежь меня, – умолял он.

Нахмурив брови, спрыгнула на пол и дрожащей рукой потянулась к ножу. Сжала пальцами окровавленную рукоять. Лезвие было покрыто кровью мужчины из-за бесконечных порезов, которые нанес Невио. Я старалась не смотреть на изувеченного мужчину слишком пристально. Не могла вынести доказательства чудовищности моей семьи.

Я уставилась на прозрачную ткань балетной пачки, которая медленно становилась красной от крови.

– Быстрее. Пока они не вернулись, – прохрипел мужчина.

Я посмотрела на его умоляющее лицо, вернее, на то, что от него осталось.

Слезы катились по моим щекам.

– Прояви милосердие, девочка, и убей меня.

Разве убийство может быть милосердным?

Я поклялась никогда не причинять боль ни одному живому существу: не ела мяса, молочных продуктов или яиц.

Но этот мужчина просит меня лишить его жизни.

Мои пальцы сжались на рукояти ножа, но меня словно парализовало.

Затем, несмотря на отвращение, я протянула другую руку и осторожно коснулась плеча мужчины. Я никогда не прикасалась к незнакомым людям. Но этот человек нуждался в утешении, и мне пришлось преодолеть себя. Снова.

– Я не могу. – Язык заплетался. Я убрала руку.

Мужчина попытался перевернуться, но наручники удерживали его на месте. Он застонал и откинулся на спину.

– Тогда дай мне нож. Не заставляй меня страдать.

– Я могу поговорить с отцом. Он пощадит тебя.

Мужчина засмеялся, отчего изо рта у него потекла струйка крови.

– Твой отец и его братья делают такое каждый день. Они пытают людей ради бизнеса и забавы. И не знают пощады.

Я боялась, что это правда – особенно после того, что услышала ранее. Мое сердце билось все быстрее, пульс в висках стал почти невыносимым. В ушах зазвенело. Мне нужна тишина.

И темнота. Мне нужно сладостное забвение.

Уцелевший глаз мужчины расширился. Измученный человек задрожал и заплакал. Он что-то увидел у меня за спиной.

– Грета, – тихо произнес Нино.

Я не обернулась, продолжая смотреть на изуродованное лицо мужчины. Я слушала его отчаянные всхлипывания. Я никогда не испытывала такого ужаса, как он.

Ужаса из-за людей, которых любила всем сердцем.

– Уходи отсюда немедленно, – сказал Нино и шагнул ко мне. – Если ты приблизишься к ней хоть на сантиметр, то пожалеешь, – процедил он совсем другим тоном, обратившись к жертве.

Мужчина зажмурил глаз, его плечи сотрясались от рыданий.

Но я зарыдала сильнее, пока наблюдала за его страданиями.

– Дай мне нож, Грета.

Я крепче сжала рукоять, не сводя взора с мужчины.

Нино потянулся к моей руке, но я оттолкнула его и прижалась спиной к стене. Я тяжело дышала. Нино нахмурился.

Он вскинул руки:

– Я не причиню тебе вреда. Ты знаешь. Отдай мне нож, и вернемся наверх.

Он подошел на шаг ближе, и я подняла лезвие так, что оно уперлось мне под ребра. Я достаточно насмотрелась тренировок по рукопашному бою, чтобы знать – именно сюда целятся, когда хотят убить. Вдобавок я всегда слушала, как Нино объясняет анатомию.

Нино посмотрел на нож и кивнул:

– Хорошо.

– Что, черт возьми, еще такое? – пробормотал папа, который тоже зашел в камеру.

Он замер, когда заметил меня. Суровость исчезла с его лица, а потом выражение стало непостижимым. Слишком много эмоций промелькнуло в его глазах за долю секунды.

Слезы продолжали застилать мне глаза, мое тело сотрясалось.

Папа взглянул на Нино, на нож в моих кулаках. Я целилась в мягкое место под ребрами.

– Что ты делаешь, дорогая? – Голос звучал нежно и ласково. В нем слышалось утешение и любовь. И именно это я и любила.

Он придвинулся ближе, но я сильнее прижала нож к своей груди, и он остановился.

– Что ты видела?

Я посмотрела ему в глаза и сглотнула. Все. Слишком многое. Я промолчала, но он, должно быть, прочитал это в моих глазах. Папа хорошо разбирался в людях.

Он взглянул на Нино. И на мужчину на полу.

– Он заслужил это, понимаешь?

Я всхлипнула, мотая головой. Я не хотела слышать ни слова. Я просто хотела уйти подальше.

И оказаться в темноте и тишине. Но я не могла уйти сейчас, не сделав того, что должна.

Хотя каждое слово, как шрапнель, застревало у меня в горле, я прохрипела:

– Не причиняй ему боли.

– Почему бы тебе не подняться наверх? – Папа протянул руку. И обменялся очередным взглядом с Нино, который переступал с ноги на ногу.

Возможно, они думали, что я ничего не замечаю. Они ошибались. Я видела все, любую мелочь, какой бы незначительной та ни была. В этом и заключалось, как ни парадоксально, и мое спасение сейчас.

Я отступила еще дальше и вжала нож в свою плоть. Острие пронзило кожу, и я застонала, не привыкшая к боли, но готовая выдержать ее.

Нино снова вскинул руки:

– Дорогая, брось нож.

– Прояви милосердие.

Папа коротко взглянул на мужчину, и по его взгляду стало ясно, что он этого не сделает.

Папа никогда не лгал мне, и сейчас тоже не станет.

– Нет. Даже ради тебя. Пока ты не можешь понять.

Мужчина открыл глаз и посмотрел на меня. Он желал смерти.

– Тогда убей его. Только не причиняй ему еще боли.

Папа посмотрел на меня, потом на мужчину и посуровел. Нино покачал головой, похоже, его раздражала вся эта ситуация, ринулся к мужчине, схватил его за голову и сильно повернул.

Я услышала, как сломалась его шея. Свет исчез из его уцелевшего глаза, но вместе с ним исчезли и ужас и мука.

Я с грохотом уронила нож. И папа с Нино посмотрели на меня так, словно я вот-вот сломаюсь.

Я выбежала из комнаты, ускользнув от папы, и помчалась быстрее, чем когда-либо прежде. Я знала коридоры наизусть, даже в темноте, которая окутывала их сейчас. За последние несколько лет я чересчур часто бродила по ним ночью.

Можно сказать, что электрический свет погнался за мной, когда папа и Нино попытались поймать меня и включили лампы, свисающие с низкого потолка. Но я поворачивала за один угол за другим, не сбавляя скорости.

Их крики эхом отдавались в подвале, преследуя меня.

Слезы жгли глаза, ослепляя. Но мне не нужно, чтобы они это видели. Я бежала и бежала, пока не добралась до подвала под особняком Фабиано и не спряталась в кладовке в большой картонной коробке, которая оказалась наполовину заполнена выброшенной одеждой.

Я свернулась калачиком и затаила дыхание.

Я уставилась в темноту, борясь с тошнотой и пытаясь унять шум в ушах.

Вскоре темнота и тишина вступили в силу, пульс замедлился, а гул в ушах стих.

Сладостное забвение.

Глава 2

Грета

В комнате раздавались голоса.

– Чертов бардак, – пробормотал Фабиано.

– Ты можешь себе представить, как она, должно быть, напугана? – сказала Леона с волнением.

У меня защемило сердце. Тогда я поняла, о ком она говорила – обо мне.

Она тревожилась из-за меня, переживала, что я испугалась. Но испугалась ли я? Должна ли?

Из-за папы? Из-за каждого мужчины в моей семье? Из-за родного брата? Я не понимала, что чувствую. В основном я не хотела ничего чувствовать. Я мечтала побыть в темноте и тишине, в полном одиночестве.

– Сомневаюсь, что она только напугана. Когда видишь нечто подобное, это меняет тебя, – сказал Фабиано.

Они не думали, что я здесь, однако я знала код от их части подвала.

Они удалились, вероятно, чтобы помочь родным найти меня.

* * *

Восемь часов спустя – в какой-то момент я начала считать тихое «тук-тук» секундной стрелки наручных часов – мне пришлось покинуть укрытие. Хотелось в туалет, а ноги и спина ныли из-за долгого сидения в скрюченном виде. Когда я убедилась, что осталась одна, то приоткрыла крышку коробки и вылезла.

Кровь на одежде сделала ткань жесткой, но я уже не ощущала медного запаха. Мой нос ничего не чувствовал.

Я поежилась. В подвале было холодно даже в теплое время года. Раньше я этого не замечала, но от холода у меня окоченели пальцы на руках и ногах. Я огляделась в поисках места, где можно было бы облегчиться, но все углы казался мерзкими и пыльными. А еще мне стало неловко от мысли, что я могла так осквернить подвал Фабиано.

Воспоминание о луже крови в камере всплыло в памяти, и я снова содрогнулась. Возможно, я сумею продержаться еще несколько часов… но что тогда?

Пока я не могла вернуться домой.

Я обхватила себя руками и задрожала еще сильнее.

Что мне оставалось делать?

Я посмотрела направо и с сожалением забилась в угол. И вздрогнула, когда дотронулась до окровавленной ткани купальника. Кое-как выпутавшись из одежды и присев на корточки в углу, я помочилась. Поспешно опорожнив мочевой пузырь, стремительно оделась и бросилась обратно в укрытие. Мне нужна тишина и темнота.

Пусть будет еще темнее. Я не хочу, чтобы моя почти фотографическая память смогла воспроизвести каждую деталь искаженного болью лица того мужчины. Я даже не знала его имени. Помнит ли его кто-нибудь?

Я хотела забыть, но разве это правильно – желать чего-то подобного? Я свернулась калачиком на тряпье в коробке и закрыла крышку.

Я не уснула, хотя устала и не спала больше суток. Я продолжала считать секунды, стараясь, чтобы знакомый звук успокоил меня.

Спустя одиннадцать часов после бегства я снова услышала голоса, но на сей раз не только Фабиано и Леоны.

С ними были папа, Нино и Невио.

Я скрючилась еще сильнее и дышала очень медленно и тихо, чтобы меня не нашли.

Они находились не в кладовке, а в коридоре. Я навострила уши, чтобы расслышать их разговор.

– Ты уверен, что она не знает гребаных кодов от помещения? – прорычал папа. – В это трудно поверить, учитывая, что ты тоже вечно ускользаешь.

– Может, и знает. Грета наблюдательна, – сказал Невио.

Хоть я и увидела, что он творил, я хотела пойти к брату. Он всегда утешал и защищал меня. А теперь я пряталась от него и семьи.

– Ее нет ни в нашем подвале, ни на цокольном этаже другого дома. Остается только этот подвал, – продолжал папа.

– С нашей стороны она еще не покидала территорию. Я проверил журнал регистрации за последние двенадцать часов, – протянул Нино. – Единственный код, который был введен в нашем помещении, находился на двери, ведущей в твой подвал, Фабиано.

Я понятия не имела, что они могли видеть и кто вводил код.

– У меня нет журнала с записями введенных кодов. Леона сочла, что это слишком по-сталкерски. Сигнализация срабатывает только в том случае, если введен неправильный код, но этого не случилось.

– Значит, она могла выскользнуть из твоего особняка, – рявкнул папа напряженно.

– Сомневаюсь.

– Ты не можешь основывать свои сомнения на фактах, – проговорил Нино.

– К черту! – проворчал папа. – Мы должны найти ее. Если с ней что-то произойдет…

– Может, тебе стоит предупредить солдат на тот случай, если она появится, – предложил Фабиано.

– Нет. Я не хочу, чтобы кто-то знал. Если дело касается Греты, я не доверяю никому. Мы найдем ее.

– Давай обыщем твой подвал, особняк и задний двор, если ее там нет, подумаем о дальнейших действиях, – заявил Нино.

Голоса отдалились. Я сглотнула. Оставался только вопрос времени, когда меня обнаружат.

Когда я убедилась, что их нет поблизости, то вылезла из коробки и на цыпочках подкралась к двери. Я не знала, чего ждала. Но понимала, что пока не могу встретиться с ними лицом к лицу.

Я выглянула в коридор. Он оказался пуст, но из двух комнат в самом конце лился свет.

Я посмотрела в другую сторону, где крутая лестница вела в дом. Сделав глубокий вдох, бросилась к ней и поднялась по ступенькам. Я выскочила из подвала.

Откуда-то с первого этажа доносились голоса Фабиано и Нино.

Выбежав, поднялась на второй этаж. Я несколько раз бывала в доме Фабиано и запомнила планировку. Я приложила ухо к двери комнаты Авроры.

Внутри было тихо, потом я услышала, как Аврора тихонько напевала что-то себе под нос. Я вошла внутрь без стука.

Аврора сидела на полу в окружении Барби и играла, повернувшись ко мне спиной.

Она обернулась и в тревоге распахнула глаза.

– Грета?

– Тсс! – Я прижала палец к губам. – Можно я спрячусь в твоей комнате?

Она поднялась на ноги, разглядывая меня:

– Что у тебя на одежде?

– Кровь, – ответила я.

Она побледнела:

– Правда?

Я кивнула. И различила приближающиеся голоса.

– Можно я спрячусь? Мне очень нужно!

– Ты сделала что-то плохое? – спросила Аврора с удивлением.

В этот момент я уже не была уверена.

– Пока не пойму… Ты поможешь?

Аврора нерешительно кивнула и указала на шкаф. Я кинулась туда и опустилась на пол, прячась за платьями. Я понятия не имела, зачем ей столько платьев. Она никогда их не надевала. Аврора закрыла ставни с вопросительным выражением на лице.

Она вернулась к Барби и села за секунду до того, как раздался стук в дверь. Сквозь щели в ставнях-дверцах я увидела, как в комнату кто-то вошел.

И узнала белые кроссовки Фабиано.

– Все в порядке? – спросил он.

– Да, – ответила Аврора, склонившись над Барби и раздевая одну из кукол. – Я сижу в комнате, как ты и просил.

Он не пошевелился:

– Это хорошо. Ты что-нибудь слышала? Или, может, видела Грету?

– Грету? – переспросила Аврора, на мгновение подняв голову.

– Она убежала. Наверное, она что-то увидела, испугалась и немного запуталась.

Я прикусила губу.

Я не запуталась. Он сказал это, чтобы Аврора донесла на меня, если ей что-то известно.

– Ясно, – проговорила Аврора. – Что она видела?

– Не о чем беспокоиться. Ты скажешь, если увидишь ее, ладно? – Он подошел ближе и присел на корточки.

Я напряглась, поскольку смогла рассмотреть его лицо. Я сомневалась, что он заметил меня сквозь щели, в шкафу ведь не было света, как в комнате.

Аврора продолжала возиться с куклой Барби. Если она будет продолжать в том же духе, у него могут возникнуть подозрения.

– Ты хочешь мне что-то сказать? – тихо спросил он.

Я затаила дыхание.

– Мы с Гретой не очень близки. Я пыталась с ней подружиться, но она предпочитает играть с мальчиками, а не со мной и Карлоттой.

Фабиано коснулся ее плеча.

– Грета другая. Дело не в тебе.

Аврора кивнула. Фабиано поцеловал ее в лоб и поднялся на ноги.

– Оставайся в комнате, пока мы с мамой не позовем тебя на обед.

Он ушел.

«Грета другая».

Я не двигалась. Я знала, что отличаюсь ото всех. Мне не нравилось находиться в окружении незнакомых людей. Большое количество народа заставляло меня нервничать. Меня не беспокоило, что я отличаюсь от других. Но теперь я задавалась вопросом, не причинила ли я Авроре боль: ведь я вела себя таким образом.

Она встала и открыла платяной шкаф. Посмотрела на меня с неуверенной улыбкой.

– Спасибо.

Она кивнула:

– Ты можешь оставаться в комнате столько, сколько захочешь. Позже я попробую пронести тебе что-нибудь на ужин.

Я помотала головой:

– Я не голодна, но я и правда бы хотела остаться здесь.

– Не хочешь принять душ и надеть что-нибудь из моей одежды?

Я посмотрела на окровавленные купальник, пачку, колготки и балетные туфли.

– Нет.

По какой-то причине мне пока не хотелось смывать кровь. Мне показалось, что таким образом я обесценю страдания того мужчины.

– Ладно. Но я уверена, кое-что из моей одежды подошло бы тебе, даже если это не твой стиль.

Я нахмурилась. Не мой стиль?

У меня нет стиля. Я любила удобную одежду. Да и Аврора часто носила комбинезоны, которые были воплощением комфорта. Я ничего не сказала, потому что не знала, как объяснить Авроре свою позицию.

Я знала, что ее одежда пришлась бы мне впору. Несмотря на то что она на три года младше, мы были почти одного роста, однако я оказалась чрезвычайно худой, что постоянно беспокоило маму.

– Я просто хочу посидеть здесь, – выдавила я в конце концов.

Аврора кивнула.

– Конечно. Тогда я закрою дверь и поиграю в куклы.

* * *

Прятаться у Авроры было неплохо.

Ведь у Авроры имелась личная ванная комната с туалетом. А мне могло приспичить в любую минуту.

Прошло тридцать восемь часов с тех пор, как я сбежала, и Аврора уважала мое желание не общаться. Несмотря на ее предложение спать с ней в одной постели, я предпочла остаться в шкафу или забраться под кровать и глазеть на раму.

Я понимала, что от меня, должно быть, ужасно пахнет из-за засохшей крови, но Аврора не жаловалась.

Я не спала и не ела более двух дней и начала ощущать последствия. Мои глаза горели, как будто в них насыпали песок, а живот сильно болел. Аврора ушла обедать ровно семьдесят пять минут назад. Возможно, она снова принесет мне поесть. Еду, к которой я не прикоснусь.

Не потому, что та не была вегетарианской, а потому, что мысль о еде казалась невозможной.

Дверь открылась, но я осталась на своем месте. Вдруг это не Аврора?

– У меня сейчас действительно нет времени играть в куклы, – пробормотал Невио, следуя за Авророй.

Я замерла под кроватью, где пролежала два часа.

– Прости, но я должна была привести его. Он сходил с ума от беспокойства, – произнесла Аврора совершенно несчастным голосом.

– Что? – спросил Невио и замолчал. – Черт.

Он подошел к постели и опустился на колени, затем заглянул под кровать. На его лице отразилось облегчение, и меня охватило чувство вины. Тревога о брате всегда заставляла меня чувствовать себя плохо. Он потянулся ко мне, но я напряглась и отпрянула.

Внезапно он скривился, словно от боли, и горькое осознание ножом прошлось по моему сердцу.

Он растянулся на спине на полу, повернувшись ко мне.

1.Зеркало Гезелла – стекло, которое выглядит затемненным с одной стороны, а с другой – как обычное зеркало. Используется в архитектурных сооружениях, а также для наблюдения.