– Сейчас, погодите… – Дубрава со скрипом поднялся и облокотился на стенку. – В моём кабинете, выход с них…
Ряба открыл дверь соседней комнаты ключом и вывел девушку.
– Идём. Маша, будь здесь, никуда не дёргайся.
Дубрава и Ряба прошли зал и направились вглубь примыкающего к нему коридорного отростка, в котором находились несколько кабинетов. Зайдя в один из них, доцент подошёл к стоящей на столах аппаратуре и включил её, затем развернулся к компьютеру, и запустил программу. На экране появились квадратики с различных камер видеонаблюдения.
– Замечательно. Теперь можешь запустить их в зал, на любой из экранов?
– На малый монитор.
– Да хоть на какой, давай.
Доцент кликнул мышкой и развернулся.
Мужчины вышли из кабинета оставив железную дверь открытой. Дойдя до зала, Ряба глянул на стену с видеопанелями. На одной из них, с края, виднелась сетка из квадратиков, каждый из которых являлся видом с разных камер.
– Пульт вот. – доцент протянул прибор.
Ряба направил его на экран и принялся переключать каналы. Один за другим замелькали пустые помещения, полутёмные, освещенные, коридоры и лестничные клетки, а также внешняя часть двора, тротуары и кроны деревьев. Палец Рябы остановил одну из картинок – на тёмном фоне коридора было видно, как быстро перемещается мужской силуэт, что-то сжимая руке.
– Ну отлично, что и требовалось доказать. Идём дальше…
Ряба продолжил переключение каналов, и на сей раз его взгляд застыл на внешней камере с другой стороны корпуса, которая была обращена с крыши вниз – в пространстве обзора камеры виднелась стена здания – система железных внешних лестниц и длинных балконов, идущих от этажа к этажу и опутывающих всю поверхность корпуса. На одном из таких балконов взгляд Рябы заметил быстрое перемещение. Присмотревшись внимательнее, он увидел мужчину, который перебегал с балкона и на лестницу, затем карабкался вверх и снова бежал по балкону, быстро поднимаясь вверх.
– А вот это уже интереснее. – процедил Евгений и быстро подошёл стене зала, в которой почти на высоте головы, возвышалось квадратное окно со ставнями, размерами метр на полтора. Ряба быстро притащил небольшую тумбочку, встал на неё, открыл окно, высунулся и огляделся: система железных лестниц оплетала всё здание, и один из таких балконов подходил к самому окну. Вскоре, где-то далеко снизу замелькал силуэт человека, и быстро поднимаясь, становился всё яснее и яснее. Ряба засунул голову обратно, взвёл пистолет и краем глаза внимательно наблюдал за приближающимся мужчиной. Когда тот вступил на железный, длинный, сетчатый балкон, ведущий к самому окну, его шаги замедлились и он аккуратно, стараясь не шуметь, стал подбираться ближе. Евгений затаил дыхание, вскинул пистолет и затем резко, всем телом высунулся из окна навстречу подкрадывающемуся человеку, одновременно направляя на него дуло.
– Привет, капитан, давно не виделись! – послышалось из окна, и тут же раздался выстрел, потом ещё один. Человек на балконе пошатнулся, попятился назад, затем развернулся и кинулся прочь, но пробежав всего несколько метров со всего размаха врезался в толстую трубу, упал, тут же поднялся, и закрывая ладонью лицо успел спрятаться за систему труб, которая шла рядом с кирпичной выемкой. Истошный смех Рябы донёсся до капитана, когда тот уже был в безопасности.
– Ахаха, кэп, расслабься, это уже карма! Вот вам как бы лично говорит судьба – не лезьте, но нет же, вы настойчивы! Ну что ж, будьте готовы к тому, что…
Капитан не дал договорить, и быстро вынырнув из-за труб произвёл несколько прицельных выстрелов по высунувшемуся из окна человеку. Человек дёрнулся и исчез в окне.
– Ааарррммм!.. – стонал парень, повалившись на пол и держась за руку. Ряба катался по полу, глубоко дышал, но с каждым разом замолкал всё сильнее, и превозмогая боль, поднялся сначала на четвереньки, затем на ноги.
– Отомстил-таки… – процедил он, держась за руку. Ряба нагнулся, поднял валявшийся рядом пистолет и спрятал его в карман. Затем разорвав свитер, подошёл к Дубраве.
– Перевязывай, давай, быстрее…
Трясущимися руками доцент обмотал вокруг предплечья кусок ткани и сделал узел.
– Не насквозь, черкануло, но сильно. – сказал он.
– Спасибо, доцент. – трясущимся голосом ответил Ряба и пошатываясь, приподнялся с колен. – Что с вами, бледный вы какой-то?
– Сердце… плохо.
– Всем плохо, Юрий Витальевич, кому сейчас легко. Но вы давайте, прилягте на той кушетке в предбаннике.
Дубрава заковылял в направлении дивана-кушетки, который находился в узкой комнатообразной нише, огороженной наполовину от основного зала стеной, вероятно, изначально представляющий из себя хозяйственную подсобку.
– Маша, давай за ним, успокаивай его, нечего тут ныть. – скомандовал Евгений, указав пистолетом на уползающего в подсобку Дубраву.
Девушка кое-как встала, и проскакала вдоль по залу с завязанными конечностями в указанную сторону.
Когда заложники оказались в комнатке, Ряба выдохнул, подошёл к фотоаппарату, а затем снова к ноутбуку.
Он посмотрел на часы.
– 11:05. Время пришло.
Ряба нажал на кнопку и фотоаппарат щелкнул, сделав первый снимок красно-жёлтого пятнистого месива на огромном экране. Снимок высветился на мониторе ноутбука и тут же исчез, свернувшись в нижнюю часть экрана. Евгений подошёл к компьютеру и развернул доселе свёрнутую программу. Интерфейс программы запестрил графиками, диаграммами, и мигающими шкалами.
– Ну что тут показывают мои боевые гистограммки?.. – пробормотал про себя парень, склонившись над монитором. – Ага, следующий снимок в 11:11.
Горчаков вышел с лестничного пролёта и завернул в тёмный коридорчик, который быстро закончился тупиком с почти такими же двустворчатыми дверями с полупрозрачным, сетчатым стеклом. Подойдя к ним на цыпочках, Анатолий дотронулся до одной из них и внимательно осмотрел – дверь оказалась закрыта на ключ, но было ясно, что они не представляют серьёзного препятствия, и легко выбиваясь плечом. Затаившись как мышь, Анатолий внимательно обошёл их взглядом, быстро обнаружив в матово-жёлтом вставочном стекле маленькую потёртость. Этой потёртости оказалось вполне достаточно, чтобы наблюдать за происходящим в зале, точнее, только в части зала, которая являлась сквозным коридором, один конец которого уходил вглубь с несколькими кабинетами и главным входом, заблокированным шваброй, а на противоположном его конце за тоненькой дверью сейчас затаился майор ФСБ. Основной же массив помещения находился по левую сторону от майора и был скрыт от его взгляда выступами продольных стен, лишь частично прикрывающие зал от сквозного коридора. Горчаков прильнул глазом к потёртости, внимательно осматривая внутреннюю часть помещения, как вдруг висевшая на поясе рация издала громкий сигнал. Горчаков чертыхнулся про себя, мигом отключил звук, и отползая обратно к лестнице, поднёс устройство к уху.
– Толя… – раздался хриплый прерывистый голос капитана. – он стрелял.
– Я слышал. – шёпотом сказал Горчаков.
– Он, по всей видимости, ранен, я блокирован за трубами, за кирпичной нишей. Мне не выйти. Либо быстро бежать и успеть залезть в окно, а это не просто, оно высоко, но тогда сразу палить, либо, если он высунется первым, у меня не будет шансов…
– Понятно. Так, соблюдай спокойствие, я уже здесь. Будем думать, отбой.
Горчаков снял наушник и опустился по стене на корточки, сжимая пистолет. Запрокинув голову на стену, он закрыл глаза и сжал зубы. В эту секунду, он уже не различал отдельных мыслей и чувств, всё стало сливаться в единый поток, который теперь жил своей жизнью и проносился сквозь его голову, сжимая пространство и замедляя время. Секунды тикали у виска, и каждая из них буквально вгрызалась в майора, требуя незамедлительно действовать.
Горчаков усилием воли заставил себя подняться и снова подойти маленькому пятнышку в стекле. Он слышал шуршание и шаги, доносящиеся из зала, но стена по левую сторону скрывала от него объект звуков. Неожиданно, шуршание и стоны донеслись откуда-то из середины сквозного коридора.
– Что ещё за шум? – послышался голос Рябы.
Горчаков видел, как молодой человек вышел из-за угла стены с левой стороны, и прошёл в середину правой стены продольного коридора.
– Что случилось? – нервно спросил Ряба откуда-то из глубины стены.
– Воды бы ему! – сказал женский голос, доносящийся оттуда же.
Евгений вышел, и скоро вернулся обратно с пластиковой бутылкой, Горчаков, увидав было Рябу на расстоянии прямого выстрела мигом потянулся к пистолету, но тут же осёкся, подавив импульсивный порыв действовать.
«Подсобка в стене…» – метнулось в голове Горчакова – «отсюда совсем незаметна, значит, заложники там».
Анатолий снова отошёл назад, присел и заново оценил обстановку: теперь стало ясно, что заложников и Рябу разделяет как минимум кирпичная стена, и они находятся не в поле его прямой видимости, а между центром зала, который загорожен от майора выпирающей стеной слева и проходом в подсобку справа, идёт коридор, который полностью простреливается Горчаковым, во всех смыслах. Соединив эти факты, из всех возможных вариантов действий Анатолий увидел только один.
Он медленно отполз ещё дальше, надел наушник и шёпотом произнёс:
– Гриша, приём.
– Горчаков.
– В общем, так, вариантов немного. Ты должен быть готов. Готов взять окно штурмом, а точнее, рванутся к нему, быстро залезть, пострелять, но не в нашего пациента, а лучше в потолок, и успеть удрать обратно за трубы, если того потребуют обстоятельства.
– Чего ещё? У него же заложники?!
– Всё продумано, делай, что говорю.
– Что ты удумал?..
– Отрезать его от них.
– Твою же мать, Толя… – было слышно, как Алексеенко глубоко вздохнул. – Когда?
– Я дам команду, отбой.
Евгений Ряба, держась за окровавленные лохмотья ткани на руке посмотрел на часы, подошёл к фотоаппарату и сделал очередной снимок. Затем он вернулся к монитору ноутбука и снова поглядел на ряд уже изменивших свои параметры гистограмм.
«Так. Следующий в 11:13. Ага, уже сейчас».
Ряба снова поднёс руку к фотокамере, дождался точного времени и произвёл снимок, затем вернулся к ноутбуку и снова посмотрел на монитор, внимательно отметив новые цифры – 11:19.
Капитан Алексеенко сидел на корточках рядом с пучком вентиляционных труб и вытирал рукой кровь с лица – рассечённый лоб продолжал кровоточить и уже начинал сильно ломить, разливаясь по всей голове тяжелой, ноющей болью. Григорий оторвал из кармана кусок ткани, протерев им ладони и рукоятку пистолета. Лежащая рядом рация завибрировала, и Алексеенко прислонил её к уху.
– Пора. – раздалось в динамике.
– Есть.
Капитан встал, аккуратно положил рацию на решётку, вскинул пистолет, и медленно, стараясь не греметь железным сетчатым перекрытием, двинулся в сторону окна, постоянно держа его на прицеле. Дойдя до него, он приподнялся на горизонтальные мелкие трубы, затем, одной рукой держась за кирпичную выемку, начал медленно приподниматься, постоянно держа пистолет наготове. Поднявшись к окну, он обнаружил перед собой закрытую раму с толстым стеклопакетом, за которым запертые ставни загораживали вид в комнату. Алексеенко аккуратно попробовал толкнуть рукой стекло. Рама была заперта. Быстро оценив обстановку, капитан понял, что шансов открыть окно из такого неудобного положения у него никаких. Он медленно сполз на решётку и посмотрел вверх: из всех возможных вариантов оставался только один. Алексеенко отошёл к краю балконной решётки как можно дальше, оперся на перила и направил пистолет в окно. В ту же секунду последовал выстрел, затем ещё один, и ещё – пули под острым углом снизу прошили стекло, раздробив ставни, и впились куда-то в потолок. Капитан резким движением развернулся и бросился обратно, к спасительным трубам, до которых было метров десять, но ещё не успев забежать за них, со стороны окна до него донёсся выстрел, и тут же свист пули где-то совсем рядом сбоку, но почти в ту же секунду, капитан уже был за надёжным укрытием из труб и кирпичной кладки.
Вмиг, со стороны коридорного углубления раздался грохот и звон разбитого стекла – хлипкие деревянные двери разлетелись в щепки, и в короткий предзальный коридорчик ввалилось тело майора, но тут же вскочило, и мигом ретировалось назад, спрятавшись за угол. Евгений Ряба, мгновенно среагировав, метнулся в сторону звука, и его тело по инерции вылетело из-за угла стены со вскинутым в сторону рассыпавшихся дверей пистолетом, но тут же отшатнулось назад – раздался выстрел, и пуля Горчакова, черканув по стене, шмякнулась в противоположенном конце коридора, второй же выстрел последовал из руки с пистолетом, вытянувшейся с края стены и пришёлся прямо на угол, выбив из него кирпичную крошку и пыль, за который уже успел спрятаться Горчаков. Женский крик в подсобке разорвал помещение, за ним последовал и мужской.
Затем всё стихло.
Горчаков сидел на корточках, облокотившись на стену.
Тяжело дыша, он переводил дух и пытался успокоиться. Выставленный вертикально перед лицом пистолет заставлял его сосредотачиваться и не поддаваться эмоциям, но сотни ощущений кипели в этот момент в груди майора, от страха до ярости. Ещё ни разу ему не приходилось быть под пулями, и ощущать так близко свистящую рядом смерть, но ситуация уже не оставляла времени для эмоций и размышлений. Поднявшись с корточек, Анатолий прополз ближе к выломанным дверям и высунулся из-за угла, держа на пистолет наготове. Вскоре, с края левой стены, примыкающей к залу, послышалось шевеление. Горчаков демонстративно вытянул руку из-за угла, направил пистолет в сторону зала и прицелился. Высунувшаяся рука Рябы с алюминиевым техническим щитком, в роли зеркала, тут же снова исчезла за стеной.
– Понял, дружок, каков расклад?.. – громко крикнул Горчаков.
Евгений не ответил, но лишь посмотрев в очередной раз на время, бросился к фотоаппарату и сделал снимок, затем отскочил обратно и прижался к столу, обозревая сразу окно и проём сквозного коридора, в котором одновременно виднелись вход в подсобку и угол стены, за котором спрятался вооружённый сотрудник службы безопасности.
– Ау!.. – услышал Ряба хриплый голос совсем рядом за стеной. – Ну как, может, попробуешь подойти к заложникам, а? Что, не получается? И не получится, дорогой, тут всё простреливается – только ломанёшся туда, и я всажу в тебя пулю. Ты же это, надеюсь, понимаешь? Ну так что, может просто не будем тянуть резину, да сразу сложишь оружие, с миром? Без крови, без мордой в пол, наручников, без этого спектакля дурацкого, и всё такое. А?
В комнате стояла тишина, но вскоре раздался еле слышимый щелчок фотоаппарата.
– А, Женя?.. Может, договоримся?
Горчаков вслушивался в тишину после своих слов, медленно вылезая из-за угла и подбираясь к левой стене.
– Конечно, договоримся. – раздался голос из зала, тут же с края стены высунулась рука с пистолетом и грохот выстрела заполнил помещение.
Горчаков отскочил назад.
– Ну что замолчал, уже отпало желание договариваться? – раздалось из зала. – Вы, господин мент, отвлекаете меня, между прочим, от важного дела, и я очень расстроен… и кстати, не вы ли хотите пробраться к заложникам? Ну давайте, попробуйте. Видите ли, наше положение дел теперь зеркально: при попытке приблизиться к подсобке, вы гарантированно получайте от меня пулю. Это, знаете, такая суперсимметрия сил, как в физике элементарных частиц.
Снова прижавшись к стене, Анатолий понимал, что заложники теперь недоступны не только Рябе, но и ему самому, ведь шансов увернутся от пули из зала у входа в подсобку не было практически никаких.
– Нам обоюдный шах, не так ли, Анатолий?
– Может и так, но надолго ли? Подумай, парень, надо ли тебе это?..
– Мне ничего не надо, для вас же дураков стараюсь, а вы не цените.
Ряба посмотрел на время, затем на экран ноутбука и нажал на кнопку фотоаппарата два раза подряд. На мониторе вновь появились изображения пятнистой карты, что красовалась на большом настенном экране.
Горчаков быстро отполз на лестничную клетку и схватил рацию.
– Капитан… Капитан!
– Я. – послышалось в наушнике.
– Нужно, чтобы ты сделал то же самое, нужно его отвлечь. Стреляй в окно и ломись обратно.
– Толя…
– Другого варианта просто нет, кэп. Только по моей команде, отбой.
Горчаков положил рацию, запрокинул голову к стене, на секунду закрыл глаза, сосредоточившись на внутреннем образе. Резко встав, Анатолий полез в карманы пиджака, обшаривая их один за одним, пока не нашёл блокнот с прикреплённой к нему шариковой ручкой. Выдрав листок, Горчаков написал:
«Как только услышите грохот и выстрелы со стороны окна – тут же бегите в направлении лестницы влево, у вас будет время. Мы вас прикроем. Сотрудники ФСБ».
Затем Анатолий, аккуратно проползая вдоль стены, снова вернулся к сломанным дверям и подобрал один из кирпичных осколков, выбитый пулей. Связав бумажку вокруг камня резинкой, и внимательно слушая шорохи доносящиеся из зала, Горчаков, изловчившись, кинул камень по касательной, аккуратно в проём подсобки. Камень ударился о внутреннюю стену, рикошетом отскочил от неё, и затих где-то внутри. Ряба мгновенно среагировал на звук метнувшись к стене, но вовремя затормозил около неё не успев выскочить в зону поражения Горчакова. Прислушавшись и приглядевшись, Евгений понял, что всё тихо и вернулся к фотоаппарату. Отползший к лестнице Анатолий поднял рацию и скомандовал – «давай».
Капитан быстро шёл по трясущейся железной раме балкона по направлению к окну, держа в одной руке пистолет, а в другой кусок железного перила, найденного у края балкона. Вскинув оружие и приподнявшись в направлении окна, Алексеенко занёс железную палку и со всей силы саданул ей по стеклу. Стекло, и без того пробитое пулями, треснуло и звякнуло, затем капитан размахнулся, и снова нанёс удар, затем ещё, постоянно держа пистолет в направлении окна. Осколки толстого стекла разлетались вокруг, падали на железную сетку балкона, залетали в комнату. Капитан наносил удар за ударом, но готов был в любой момент ретироваться. В этот миг в комнате послышался грохот и лязг, и капитан инстинктивно перестал долбить, Горчаков же, услышал шум из зала, придвинулся ближе к стене и вскинул пистолет. Раздался выстрел, зазвенели осколки стекла, и капитан упал на балкон, чуть не выронив пистолет, зато висящая на поясе рация сорвалась вниз, и ударившись об перила нижних балконов улетела осколками в кроны деревьев. Алексееенко видел, как рухнувший из зала огромный шкаф заслонил собой оконный проём, окончательно отрезав возможность пробраться внутрь помещения со стороны балкона. В то же самое время, Горчаков, почти целиком высунувшийся из-за угла, и готовый в любую секунду открыть огонь, с отчаянием наблюдал, как чуть было вышедшие из укрытия Дубрава с ассистенткой в страхе отпрянули обратно, навсегда потеряв возможность совершить побег.
Горчаков успел добежать до дверей, в то время как пуля Рябы срикошетив от угла попала в стену.
– Анатолий! – заорал голос из зала. – Вы наверно считаете себя дохрена умными, но на деле, вы мелкие пакостники – вы даже не представляйте, как это мерзко смотрится! То ссыкливо из-за угла пуляете, даже боясь высунуть руку, а кто-то, как крыса в окно ломится, отстреливается и убегает. Насекомые, не иначе! Мелкие, облепившие со всех сторон, противные, назойливые насекомые, вот кто вы! Одну дырку я уже заклеил, и шкаф палкой подпёр, так что твой дружок с битым лбом без работы теперь сидит, остался только ты. Что, думал доцента с подругой у меня умыкнуть?.. – Ряба рассмеялся, но несмотря на игривую интонацию, его голос и смех был пропитан страхом и безысходностью, как и голос Горчакова, который донёсся ему в ответ:
– Жень, а Жень… А давай продолжим наш разговор, а?..
– Погоди, сейчас продолжим, следователь Анатолий… вот ещё тут кое-что.. 11:33, пора снимать.
Фотоаппарат щелкнул, и было слышно, как по клавиатуре ноутбука пробежали пальцы. На забрызганном кровью мониторе, взгляд Евгения различил обновившийся ряд гистограмм. «Так, следующая в 11:36» – сказал он про себя, и тяжело дыша сел, поправляя кровоточащую повязку на руке.
– Ряба, ну так чего? – крикнул Горчаков, срывающимся голосом, прислонившись к стене.
– А что ты хочешь ещё знать, гражданин следователь? – донеслось из зала.
– Ну, например, вот ты что там сейчас делаешь, высчитываешь время съёмки, ведь так?
– Я-то действительно высчитываю время, а ты что сейчас делаешь, тянешь время, да? В надежде найти момент и подловить меня?
– Нет Ряба, я серьёзно, ну правда интересно! – голос Горчакова срывался и дрожал, но слух Рябы уловил нотки заинтересованности. – Это твоя программа со шнолевскими формулами подсказывает не только место, но и время съёмки? Так?
– Именно так, Анатолий. Всё по минуткам. Мои гистограммки ещё не подводили.
– И что потом? Потом в НьюВижн, как обычно, затем в Твиттер – всё по старой схеме?
– Именно так. А с какой целью интересуешься? Всё ещё думаешь, как на основе этих знаний меня остановить? Наивный…
Ряба громко закашлял, встал и подошёл к фотоаппарату, постоянно держа наготове пистолет, развёрнутый в сторону стены. Щелчок возвестил о создании нового снимка. Горчаков понимал, что после провалившейся попытки освобождения заложников, максимум, что он сейчас может, это тянуть время, дожидаясь любого удобного случая, а дождавшись, просто полностью и безоговорочно доверится своей интуиции.
– Ряба, – послышался голос Горчакова, – а ты ведь зря иронизируешь, мне и правда интересны некоторые моменты, которые ни ты, ни Луговской мне так и не прояснили: например, почему у обработанных изображений НьюВижн разная структура – у кого-то сетчатая, у кого-то зернистая и связано это с тем, является ли изображение предвестником будущего или же показывает скрытое содержимое внутри предметов и сцен. Вот как ты это объяснишь?
– О, Анатолий, хвалю за наблюдательность! – донеслось из зала. – Только нет у меня объяснения этому. Я не знаю точно, как именно работает эта программа, как именно взаимодействуют между собой формулы суперструн, зацикленные на обратной связи. И знаешь что? Мне это неинтересно. Главное, это работает, получается красиво и загадочно, что ещё нужно?
– Это правда… послушай… ещё один важный вопрос забыл спросить тогда, в переписке.
– Да неужели?
– Я готов многое понять из принципов работы программы, хотя я не физик, и мне это трудно далось, но есть один момент, который мне кажется… странным, или даже нелогичным. – Горчаков говорил всё подряд, стараясь хоть как-то рассредоточить внимание человека за стеной и максимально протянуть время. – И этот же момент отметил профессор Луговской, когда мы прощались. Я как-то не задумывался поначалу о нём, но затем поразмыслив, пришёл к выводу, что это, пожалуй, самый интересный вопрос в этом деле.
– О как! Заинтриговал, и какой же? – крикнул Ряба спешно стуча пальцами по клавиатуре ноутбука.
Горчаков чуть помолчал, откашлялся и продолжил:
– Вот даже если программы работают именно так, как говоришь ты и профессор, если и правда существуют все эти суперструны и анизотропия пространства, и даже все эти измерения с прошлым и будущем, я готов в это поверить… но я решительно не понимаю, почему при обработке изображений, НьюВижн выдаёт именно то, что значимо для человека? Взаимоотношения с другими, интриги, грязное бельё, совершённые злодеяния или будущие преступления? И если она показывает, то, что скрыто, то это либо ценный клад, либо тайные захоронения, либо чей-то обман, громкое для нас событие. Так вот, я хочу понять – почему программа, или эти струны, или Вселенная, или что там ещё предоставляют нам такое вот всё человеческое, такое до блевотины актуальное для нас? Ну прям, как телевизор какой-то, ей-богу. И если же программа как-то действительно взаимодействует с какими-то структурами Вселенной, почему на изображениях не предстают абстрактные события вне человеческой природы? Почему такое ощущение, что всё это показывается «для нас»?
– Браво! – тут же закричал хриплый голос из-за стены. – Браво, майор Анатолий! Мне приятно наблюдать, как моё детище заставляет рядового фээсбэшника, с кастрированным каналом восприятия шевелить мозгами и мыслить, о чём-то большем, чем о способах выслужится перед начальством и демонстрировать свою власть. Уже только за это НьюВижн оправдывает своё существование, ахаха!.. – Ряба засмеялся и затих. – А вот как вы сами думаете, Анатолий?
– Я?
– Да, вы. Вы же типа следователь, должны уметь строить предположения исходя из фактов. Кстати, обращу ваше внимание, что далеко не все обработки НьюВижн содержат что-то актуально-социальное, большая часть совершенно абстрактна, и вы это сами знаете, мне же, с помощью известных вам методов, удалось довести эту актуальность до совершенства.
– Это бы хорошо, но… Я не знаю, честно. Я ожидал получить ответ от тебя.
– А вот тут ты явно боишься думать и фантазировать, хотя именно это и надо делать, потому как у меня нет ответа на этот вопрос. Вернее, ответа точного и однозначного.
– А не точного?
Ответа из зала не последовало, на миг наступила тишина, а затем послышался очередной щелчок фотоаппарата.
– А не точный ответ и так сам вертится на языке. – продолжил Евгений, периодически касаясь клавиш ноутбука. – Сознание и реальность. Слыхали, может, о роли наблюдателя в квантовой механике, когда сам факт наблюдения может повлиять на ход эксперимента? Нет? Ладно, неважно. На самом деле, почему это так, не знает никто, в том числе и я, но в контексте данных вот этих экспериментов – а всё, мной сделанное, можно считать большим экспериментом, мы имеем полное право предположить, что все эти квантовомеханические эффекты, суперструны, их скрученные измерения и сознание – все они связаны друг с другом в единой структуре, а Вселенная… она просто показывает нам, то, что мы хотим увидеть, то, что для нас важно. Хотите бога – будет вам бог, хотите проституток на даче с генералами, да пожалуйста, катаклизмы, как основной страх человечества – нате, распишитесь! Вселенной не жалко. Да и антропный принцип только подтверждает эту догадку: раз Вселенная отражает нам содержимое нашего же мозга в виде этих картинок, то и константы мироздания не случайность, а действительно подогнаны под нас, и для нас. А я… всего лишь нашёл маленький ключик, как с помощью математики чуть-чуть приоткрыть эту шторку и посмотреть на самих себя со стороны…
Горчаков молча слушал.
Прижав пистолет к груди он опустил голову, и задумавшись, уставился на точку на полу, на миг выпав из происходящего. В зале в очередной раз щёлкнул фотоаппарат.
– Ах, уже девять! Всего две осталось, всего две, Анатолий!
Горчаков медленно поднял голову.
– Что же ты надеешься там увидеть, Ряба?
– О, это сюрприз, для нас для всех! Я уверен, я не разочарую ни вас, ни ваше начальство, ни моих поклонников. Ни весь земной шар. Но пока надо работать, так что, наступает важный и ответственный момент. И да, товарищ следователь, отползли бы вы куда подальше, ибо если выйдете за пределы сломанных вами дверей я вас тут же пристрелю, хорошо?
– Хорошо, Евгений Ряба, хорошо…
Анатолий отошёл подальше, взял рацию и нажал вызов. Ответа не последовало.
Капитан Алексеенко, громыхая железными лестницами быстро спускался вниз с обратной стороны корпуса, затем спрыгнув на землю, минуя кусты и разбросанные стройматериалы понёсся на другую сторону здания, огибая его с торца. Выбежав в центральный двор и забежав на крыльцо, капитан ринулся в вестибюль, держа перед собой пистолет. Быстро пройдя коридор, он попал на лестничную клетку и устремился на третий этаж. Пробегая мимо стены с низкими окнами, Алексеенко неожиданно остановился и всмотрелся вдаль – со стороны лесной просеки выруливали две машины с затемненными окнами. Более не отвлекаясь, капитан рванул вверх с новой силой. Добежав до площадки и завернув в коридор, Алексеенко обнаружил сидящего у стены майора.
Переводя дыхание, капитан присел рядом.
– Больше ждать нельзя, Толя. – произнёс он. – Ирисов здесь…
– Какого чёрта ты тут! Лучше бы зашёл с основного входа и выбил те чёртовы двери со шваброй!
Горчаков развернул голову в сторону капитана.
– Поздно. Рация, мать её! Надо штурмовать, Толя. Вдвоём мы справимся, ты откроешь огонь из-за стены, я успею перебежать на другую сторону коридора и поддержать огнём. Это риск, я понимаю, но…
Горчаков глядел на капитана взглядом дикого пса, словно смотря сквозь него.
– Застрелить? С этим и Ирисов неплохо справится.
– Что? Да ты чего?.. – стиснув зубы шёпотом орал капитан над самым ухом майора – Мы что, щадить его пришли, Толя, очнись!
Горчаков схватил капитана за руку и злобно отодвинул.
– Успокойся, кретин! – выпалил Горчаков и чуть было не навёл на Алексеенко дуло пистолета, на что тот не обратил никакого внимания. Затем Горчаков встал и подошёл к углу.
– Женя, послушай… просто послушай, что тебе скажу. – низким и спокойным голосом произнёс Анатолий сосредотачиваясь на каждом слове. – Здесь бойцы моего генерала, они приехали за тобой. У них приказ. Они не будут церемониться с тобой, как мы, или разбираться в причинах твоих действий. У тебя оружие, у тебя заложники. Они просто кинут гранату и убьют тебя. У тебя нет шансов. Нет шансов, понимаешь?..
В зале зависла гробовая тишина.
– Женя… Тебе может показаться это странным, но мы здесь не для того, чтобы уничтожить тебя, и даже не для того, чтобы посадить за решётку… По крайней мере, это было изначально в наших планах, но ты… ты это отдельный случай. Женя, ты сейчас стоишь там, и занимаешься ерундой, а мог бы стоять в Нобелевском зале, на вручении одноимённой премии. И судя по твоим достижениям, не единожды. Ты хоть сам понимаешь, что создал? Что ты открыл? Я не физик, не учёный, я простой силовик, командный человек, но и то, у меня хватает мозгов оценить всю мощь твоего интеллекта и открытия. Женя, я просто хочу сказать, даже с нынешним положением вещей, для тебя все двери открыты в мире – вся эта фээсбэшная возня тебе не помешает, в конце концов, ты никого не убил, не совершил теракт. Мы отмажем тебя. Евгений! Это дойдёт до президента, до правительства, а если они не помогут, то до мировой общественности – ведь ты уже знаменит! При нынешнем раскладе, тебя просто никто не возьмется сажать, ты нужен миру. Всему миру! А то, что ты сейчас делаешь, это шалость, глупость, ерунда! Женя?..
Тишина в зале висела мёртвым облаком.
Горчаков и Алексеенко пристально вслушивались и всматривались в глубину коридора где из затенённого зала доносились лишь желтоватые лучи с большой видеопанели на стене.
Щелчок фотоаппарата нарушил тишину и разлетелся эхом по коридору.