§ 2.
"Забил заряд я в пушку туго.
И думал: угощу я друга!
Постой-ка, брат мусью!
Что тут хитрить, пожалуй к бою;
Уж мы пойдём ломить стеною,
Уж постоим мы головою.
За родину свою!"
(Сон в жаркий полдень).
Дуплет (от лат. dūplus – двойной) – многозначный термин. В военной терминологии 22-25 веков новой эры – практически одновременный, с минимальным разрывом по времени, выстрел из двух, позднее из трёх орудий главного калибра в одну цель, для стопроцентного уничтожения.
Вопрос к архитекторам, конструкторам кораблей, самолетов, машин и т.п., тем кому приходилось совмещать послойные чертежи в один. Что в результате получается?! Вот именно!!! Рисунок с названием "чёрт ногу сломит", вот этим сейчас и займёмся…
"Бронебойный".
12 июля. Год 2020. Сан-Франциско. Свято-Николаевский собор.
Так всё!, хватит!, сколько уже можно самого себя так мучить?! Прямо сегодня и сейчас подойду! Да – значит да!, нет – значит нет! А то "крыша", так скоро, "съедет" и сердце уже всё изболелось от гаданий этих: Она или не Она.
«Доброе утро! С Праздником! Простите ради Христа, мне ваша помощь нужна…, вы Мария?, ага, а лет вам?…, двадцать один, будет в этом году осенью двадцать два…» – (так уже не "сходится"), – «а папу и маму ваших, которые вот, здесь с вами…, Михаил и Светлана?…» – (ну всё!, Слава Богу!, совсем не ТО!, не Она!, хотя конечно…, ну ладно, раз уж "обссыкаюсь" боясь исполнения обетования, то значит надо "радоваться").
«Что хотел? А так вот! Это Вам! Подарок на праздник! Что это?, что, что… Ну, так скажем две "картинки" – икона небольшая и её словесное описание. Да, да и всё…»
Поверх очков в глаза тёмно-карие, красоты невиданной: (вот если б ты была 1994 года рождения и Викторовна по отчеству, а маму твою звали Елена, то главным "подарком" была бы передача тебе прав на моё сердце, а там уж…, или вступила в права или отвергла их…, а раз так, то только это).
С ухмылочкой слегка поклонившись, да неее…, скорее кивнув, развернулся и на выход. Не успел и пару шагов:
«Стааять!» – в нежном девичьем голосе металлическая командная струнка. Не понял! Пять лет уже как "в запасе", а ноги сами… Взяв меня за левую руку обеими своими и сплетя свои пальцы с моими:
«Пойдём, Алёша, поговорим на улице».
«Так!, а папку с рукописью куда?…, а вон!, "папе с мамой" отдала… Стоп, а ты откуда знаешь как меня?»
«Дурачок…, взрослый уже можно сказать мальчик…, седой уже совсем. И не родители это мои. Федеральные маршалы. Я в программе по защите свидетелей. И лет мне двадцать шесть в этом году исполнилось. И по отчеству я на самом деле…»
«Так!, Маша!, Машенька!, подожди!, подожди!, не так всё сразу! Дай-ка я присяду. Ноги подкашиваются и поташнивает…»
«Ты, Алёшенька, плохо питаешься…, но это уже в прошлом».
«Так не-не-не, притормози! Откуда?»
«Оттуда!, я всё твоё досье внимательно изучила, в смысле то, что про тебя Министерство Юстиции смогло "накопать". Но все эти обычные сведения не главное…» Присев справа на скамейку: «Ты мне только всего на один единственный вопрос ответь и всё…», – еле-еле слышно прошептала несколько слов.
«О! НЕТ! Этого не может быть! Это невозможно!»
Полусогнувшись, стиснув руками звенящий от напряжения лоб, жадно, как выброшенная на берег рыба, хватая ртом воздух, сердце отчаянно затряслось в груди стремясь проломить рёбра.
«Тихо, мой хороший, тихо. Успокойся, не нервничай так», – обняла обеими руками подмышками, удерживая ладонями готовый вот-вот "выскочить" наружу "насос кровоперекачки", потёршись носом об седой затылок, чмокнула-лизнула за ухом, «ну чего ты так распсиховался?, а мне каково было?, как ты думаешь?, мне ведь только-только десять исполнилось, когда я тебя там увидела. К маме рывком, вся от ужаса похолодевшая. Мама ей шепчу, мамочка, вон там Мой Муж сидит, Богородица мне только что, так сказала, и он дяденька старый, а я ведь ещё девочка! Глянула на лавку вместе с мамой!, а там никого!!! У меня потом неделю лихорадка была…, температуру не могли сбить…, врачи уже рукой махнули. Всё сказали, весь организм "сгорел" практически. Мама сутками напролёт на коленях…, и папа тоже…»
«Маша! Прости! Я не знал!»
«За что. мой хороший, прощать? Если ты не знал…, а когда узнал? Пять лет назад?!!! Ну ничего себе!»
«Маша, ну ты чего?! Разве это я решаю?!»
«Да нет, нет, Алёшенька, конечно не ты, не "дёргайся" так, милый мой. И когда говорю "мой", тоже не "дрыгайся". Всё!, хватит!, то "безхозный", то в "незаконном" владении. Так!, и телефон мне…»
Деловито, по-хозяйски вытащив из кармана моих!, джинсов, моего!, "Афоню", положив голову на моё плечо, спокойно-приказным тоном:
«Обними меня… Алёоош!, ну ты чего в самом деле?!» – держа в левой мой, а в правой свой, быстро-быстро "забегала" по их экранам большими пальцами, заглядывая то в один, то в другой.
«Маша…, а можно нескромный вопрос, а это ты чего это там?»
«Скачиваю к себе все твои данные, провожу синхронизацию и устанавливаю программу системного администрирования "над тобой". Пссс, какие ещё пароли?! Тоже мне "конспиратор" сопливый!»
«Вы бы, девушка, поаккуратней выражались, я так-то и постарше, и поопытней…»
«Это смотря в чём!» – обиженно всхлипнув и смахнув набухшие слезинки, поёрзала на скамейке посильнее прижимаясь, «что значит разрешение у тебя спросить на это?! Ну вот ещё! Делать мне больше нечего! И меня и так времени… А я буду его ещё на всякую ерунду…, разрешения…, позволения… Надо тебе будет "тачку" поменять, старенький он уже совсем…, сама, какой надо, тебе подберу и под тебя "обкатаю". И подстричь бы тебя надо по-нормальному и переодеть…»
«Маааш!, ты чего-то, как-то круто сразу и сходу забираешь…»
«Нет!, ну вы только посмотрите на него! Свобода его и независимость! И чего это ты себе навыдумывал?! Что я тебе сейчас так!, гордо!, скажу так!, идите, мистер, никто вас не держит?! Ага!, ЩАС!!! Мне уже двадцать шесть, а мне ещё от тебя детей рожать! Сказать сколько и кого как звать?!!! И тебе не стыдно? Алёшенька, ну зачем ты?, что это? Ну какие могут быть сомнения?»
«Маша, Маша, Маша! Прости меня дурака старого, всё что хочешь!, только не плачь».
«Я когда тебя здесь, в храме, впервые вживую увидела, чуть в обморок не упала…»
«Ну всё, ну всё моя хорошая. Моя!, моя!, конечно моя!, только не плачь, а то у меня сердце кровью обливается и дышать еле-еле… А чего ты опять туда "полезла", хоть бы слёзы как следует…, ну хорошо, раз тебе так срочно надо, давай я сам. А насчёт детей ты это серьёзно?»
Рука "многоопытного ловеласа" по внутренней стороне, закрытого длинной юбкой, тугого стройного бедра.
«СССС!!! ААХ!!!» – вздрогнула всем телом как от ожога кипятком.
«Ты чего?!» – испуганно отдёрнув руку.
«Алёша», – жалобное блеяние ягнёнка, обессиленно уронившего руки с айфонами на колени, «больше так, до венчания не делай!, пожалуйста!, я ведь не устою!, я "сдамся"! Я ведь и сейчас еле-еле сдерживаюсь, чтобы на тебя не "наброситься"». Приникнув, зашептала на ухо: «Я ведь до сих пор "девочка", да!, да!, девственница! Да!, тебя ждала!»
Окрепшим разгневанным голосом, слегка отодвинувшись и прищурившись: «А ты, кобелина! – нет! Прибила бы тебя, скотина такая!»
«Маша!, да ладно ты чего?! Не такой я уж и… И вообще, все эти пять лет как про тебя "узнал". Ну чего ты опять ревёшь, ну хватит уже! Хочешь "музыкально" воздух испорчу?, чтобы переключить внимание?»
«Ой, ну дурак такой!» – со смехом сквозь слёзы, «сорок два года мужику, а всё как пацан… Посиди минут десять спокойно, "музыкант"…, "горнист хренов"… Пока я тут всё дооформлю».
Прижав к себе тёплое, мягкое и такое сразу родное тельце, откинувшись на спинку скамейки, сквозь полузакрытые глаза на маячащих неподалёку "папу с мамой", время от времени выдергивающих из карманов свои телефоны и обалдевше сначала туда, потом на нас. Маша в объятиях вздрагивает, и то похихикивает, то "ойкает", как ребенок играющий в скоростную "стрелялку". Машинально, каким-то странно привычным, "заученным за много лет", движением, не отрываясь от экрана своего, засунула мой айфон "на место". Нет! Это просто невероятно.
«Всё!»
«Ну, Слава Богу! Наконец-то!»
Сняв и положив мои очки к себе на колени, взяв моё лицо в свои ладони (ох, Машенька, как глазки у тебя покраснели и припухли), озорничая потерлась носом об нос и затараторила:
«Сейчас едем к тебе, потом ко мне. В темпе собираем самое необходимое. Самолёт через три часа. Домой. Тошнит меня уже от этой страны. Папа с мамой нас ждут. С мамой ты подружишься. С папой (пауза), ну ничего три дня как-нибудь друг друга потерпите. Отказ от программы оформила. Потому! Зачем оно мне?! У меня через три дня другая фамилия всё равно. Регистрация и венчание в один день. С батюшкой я завтра договорюсь. Мы с ним в школе, в одном классе когда-то. Алёшенька!, перестань сейчас же!, немедленно!, что опять началось?! Не зли меня, не надо! Хорошо, хорошо! Это ты и только ты всегда решаешь! Само собой! Я про это даже не заикалась. И в мыслях не было рядом с ними. Я и сама маму больше недели. Почему – до сих пор не понимаю. Ведь в первые минуты чуть не душим друг друга в объятиях от радости встречи, а дней через пять задушить друг друга готовы…»
Остановив глубоким поцелуем "словесный фейерверк" (Анка ты моя, пулемётчица, как же я жил без тебя…), обнял прижимая к себе сильно, только б не раздавить. И её жаркое дыхание на ухо:
«Ох, Алёша… Родной мой… Как подумаю, что через три дня мы начнём Верочку зачинать… Сердце обмирает…»
«Маша! Это так-то уже… У меня и так всё "горит" и во всём теле…»
Хитрое "лисичкино" в ответ: «Ничё, ничё. Терпи, терпи. Я так-то на одиннадцать лет дольше тебя терпела!»
§ 3.
"С любимыми не расставайтесь".
"Разрывной".
Июнь. Год 1990. Благовещенск, посёлок Аэропорт.
За дверью кабинета отдела кадров взметнулось рычание разъярённой своры шакалов.
–АААТСТАВИТЬ! – звонкий жёсткий хорошо поставленный голос "бывшего" кадрового офицера, "отхлестнул" накатывающуюся на него "зловонную волну".
–Мааалчать! – вторично перекрыл отдельные протестующие взвизги, – всё!, что!, вы можете!, мне сказать!, я уже знаю!!! Поэтому! Говорить буду я! Сначала с тобой, Валерка!, – (начальник автобазы для него просто Валерка?!), – ты не хуже меня знаешь, что в моём сейфе материалов на тебя хватит, чтобы с ходу на пять лет "закрыть", а если поглубже "копнуть"?! А?!… Что?! Может позвонить Андрею? Ему так-то "по кайфу" будет внеочередное получить, а то по выслуге "подпола" ему только через два года…
Дверь кабинета резко распахнулась. Начальник автобазы весь потный и малиновый, трясущимися руками смявший в комок форменную фуражку, задыхаясь, как астматик, мне:
–Ну ты…, да я же…, вот посмотрим…
Широким размашистым шагом на выход.
–Так, теперь с тобой, свинья вислобрюхая, – (ну нифига себе!, это же он на главбухшу!), – пять минут назад, я разговаривал с командиром и замом по наземным, отдал им официальное обращение областного отдела о том, что профсоюз будет добиваться аудиторской проверки твоей "деятельности". Так что они тебя сейчас ждут, для "теплого и искреннего" разговора…
Из кабинета "вынырнула" туго затянутая в чёрный костюм передвигающаяся на задних ногах хрюшка. Сделав несколько шагов по коридору, остановилась и, повернув ко мне перекошенное злобой рыло, с туго зачёсанными в "бублик" жирно-лоснящимися чёрными волосами на макушке, что-то "хрюкнула" и зацокала "копытцами" на второй этаж.
–Так, Лена… – голос председателя со вздохом "опустился" на три тона.
–Яков Израилевич! Ну он то понятно – враг наш! Ему лишь бы пакости нам делать!
"Пакости" председателя профкома состояли из: жёстких требований соблюдения трудового законодательства, "навязывания" работникам авиаотряда полностью оплаченных бюджетом путёвок в лагеря, дома отдыха и санатории, требования от хозслужбы авиаотряда благоустройства авиагородка в виде строительства детской и спортивной площадок, проведение культурно-массовых мероприятий; ну в-общем, всего того, что этому "быдлу" не нужно.
–Но вы то же наш работник, зарплату у нас получаете! Ну вы то чего?! – раздался за дверью отчаянный визг кадровички. В ответ спокойно побулькивающий голос юриста:
–Елена Алексанна, милочка, так ведь и тот паг'нишка за двег'ю, тоже г'аботник авиотг'яда. А г'абота юг'истконсульта, за котог'ую как вы изволили заметить я заг'плату получаю, заключается в наблюдении за соблюдением законности всего, что пг'оисходит на пг'едпг'иятии! Так вот! И мне, дг'агоценная моя, совсем "не улыбается" ваг'иант, чтобы за ваши делишки меня тг'анспг'тный пг'окуг'огх поставил "г'аком" и "отъимел" по полной пг'оггхамме. Всего вам наилучшего. Целую г'учки. Беседуйте дальше.
Вышел. С любопытством, как на диковинного зверька, посмотрел на меня и завихлялся по коридору в свой кабинет.
–Лена! – уже более окрепшим голосом председатель профкома, – ну они то!, на них обоих уже "клейма ставить негде"!, ну тебе то – это зачем?…, ещё одну "бирюльку" на себя повесить?, мало их у тебя?
Жалобное поскуливание и всхлипывание ("снежная королева" плачет?!!!, да ладно?!!!):
–Саша, если ты сразу собирался "встрять" за этого недоумка деревенского…, можно же было…, по-тихому всё решить… Зачем было этот "показательный расстрел" устраивать?! Привык там у себя в армии людей на куски рвать… (Реально плачет!)
–Лена… – совсем мягко-душевный голос "волкодава" и истошный "крик" регулярно избиваемой садистом-хозяином полудохлой суки, начинающей скулить уже до очередного избиения, предчувствуя приближающуюся боль:
–Саша! Не подходи ко мне! Не трогай меня! Уйди! Уйди, пожалуйста! Не надо! Прошу тебя! Не надо!
Из кабинета, аккуратно закрыв за собой дверь, вышел задумчиво-расстерянный председатель:
–А это ты… – приобняв за плечи, – ну пойдём. Побеседуем.
Дойдя по коридору до лестницы ведущей на второй этаж остановился отпустив меня, развернулся и пристально посмотрел в сторону двери кабинета кадров. Потом раздражённо потерев ладонью лоб, как будто вытирая от запачкавшей его краски, обречённо махнул рукой и резво пошагал по лестнице на второй этаж.
Окончательно успокоенный разговором в кабинете:
–Никто тебя больше не тронет. Не посмеют. Работай и живи спокойно. Тем более, что прописка у тебя в общаге не "временная", а "по месту жительства", и они все об этом знают. Валерка сам тебе её добивался как "ценному" кадру.
Как на крыльях на место работы.
–Стой! Куда "летишь"? – окликнула в приоткрытое окно старший диспетчер, – сюда иди, ко мне.
–Марьиванна, щас вот-вот дождь, мне в гаражные боксы надо, с мужиками "неожиданной" победой поделиться.
–Нечего тебе там делать! Там сейчас начальник и Володя, – (главный механик и по совместительству снабженец автобазы), – с "твоими" мужиками схлестнулись. Орали так, что ужас! Только вот притихли. Так что давай сюда иди.
Ослушаться еле живую, неведомо каким чудом ещё удерживающуюся на своём рабочем месте, пенсионерку, пользующуюся среди водителей и слесарей непререкаемым авторитетом было трудновато. А для меня после увиденного в прошлом году действа с её участием так и вообще немыслимо. Тогда окружённая плотным кольцом, пришедших на работу мужиков, старший диспетчер, вне своих служебных полномочий, воспитывала "загулявшего" тридцатитрёхлетнего мужика, не ночевавшего накануне дома. Об этом ей рассказала прибежавшая рано утром заплаканная молодая женщина, держащая на руках маленького ребёнка. Успокоенная и обласканная маленькой седой старушкой:
–Иди, милая, иди. Поговорю я с ним. Обязательно поговорю. Вот как только увижу, сразу и поговорю.
Весь окаменев от удивления, выпучив глаза, я смотрел как здоровенный мужик приговаривая – «ну, Марьиванна, ну, Марьиванна», съёжившись вздрагивал под ударами, падающих на него тяжёлыми валунами, грязных мужицких ругательств. И это наш "божий одуванчик"?! Которая ни к кому кроме как «милый мой» и «дорогой мой» не обращается?! Пожилые "авторитетные", давно здесь работающие мужики слушали её с напряженным вниманием. Казалось, что крикни она сейчас: «Фас!», и всё!, хана парню. Замолчав и глубоко вздохнув, "грозная судья" вынесла вердикт:
–В общем так, Ваня! Чтоб это у меня было в последний раз! Ещё раз!, Настю "обидишь"!, сама!, лично!, отрублю твою "морковку" под корень!
Опираясь на палочку неторопливо заковыляла на своё рабочее место. Наступившую гробовую тишину, "разорвал" итоговый спокойно-уверенный комментарий начальника автобазы:
–И отрубит, Ваня. Можешь даже не сомневаться – отрубит.
—Прикрой-ка окно и открой форточку, а то мне сейчас дождём все бумаги зальёт.
Сделал.
–Давай, сюда, рядом со мной садись и всё мне подробно… А ты не слушай, – в сторону с любопытством повернувшейся к нам дежурной диспетчерше, – молодая ещё, нос совать куда не следует, делом вон займись.
Сорокапятилетняя женщина обиженно отвернулась и сделала вид, что заполняет завтрашние путёвки. Выслушав внимательно мой мямлюще-путанный монолог, перекрестившись, посмотрела на прикреплённую к перекидному настольному календарю, завёрнутую в обветшавший целлофан, бумажную картинку с изображением молодой женщины держащей на руках двухгодовалого ребёнка.
–Ну и Слава Богу. Теперь всё хорошо будет… Куда ты собрался? Сиди уж здесь. Промокнешь насквозь…
В звук падающей с неба воды, началось примешиваться гороховое постукивание градин.
–Люсь, а Люсь. А ты помнишь – как Ленка Сашу в армию провожала?
Враз переставшая "обижаться" дежурная, радостно закивала головой. Старший диспетчер роясь в завалах путевых листов, табелей и ещё не понять чего, продолжила:
–Она ж тогда так прям решительно была настроена, "дождусь тебя, Сашенька, обязательно дождусь"… – (я чего-то не понял? Гордая красавица Елена Александровна Свешникова любила, пусть и "крутого", но всё ж таки, невзрачного на вид, рыжеватенького председателя профкома?!), – а на два года её только и хватило… Как только его одногодки возвращаться стали, так она и "скисла". А тут ещё пилоты молодые понаехали, после обновления авиапарка… Ты помнишь мужичка то её?, чернявенький такой…, красавчик… Спился потом, когда она его выгнала. Хе-хе, Ленка помню после свадьбы оправдывалась, «Саша сам виноват, нечего было на три года уходить», как будто это он решает. Люся, а помнишь, когда свадьбу они играли, да главное быстро у них всё так произошло, никто и не ожидал, у Наташки чуть выкидыш не случился. Она ж дурочка, вроде как со смехом, Андрею, он тогда только что школу милиции закончил и с дежурства домой пообедать забежал, вот мол чего "невеста" твоего брата вытваривает, он ещё на корабле, а она уже в фате и белом платье, в том самом которое они ещё с ним два года назад "по блату" прикупили. Андрюша тогда спокойно так встал борщ не дохлебав и на выход. А у него же "табельный" в кобуре. Наташка хорошо еще что сообразила, поперёк двери в коридорчике на пол, коридорчик то узенький, дверь входную внутрь не откроешь. И четвёртый этаж – в окно никак… Как она тогда орала!, все подумали, что это он её!, убивает. Сбежались. Суббота же была, народу дома много....
Мне:
–Рот прикрой, а то ворона залетит. А Саша как узнал, так в армии и остался, три года в морях, а потом…, чего там, Люсь?
Повернувшаяся к нам Людмила Ивановна с готовностью затараторила:
–Потом он под "Владиком" на берегу, на сверхсрочную, то ли прапорщиком, то ли мичманом в морской пехоте, я не разбираюсь, а потом, после училища, уже офицером на Русском острове. Мужики болтают будто в какой-то спецчасти, каких-то шибко-шибко "крутых" десантников-диверсантов, я уж не знаю правда или нет. Но всё наше хулиганьё его побаивается. После того как он сцепившихся между собой дурачков наших, деревенских и аэропортовских, как "кутят", даже не запыхавшись раскидал и двоих зачинщиков скрутив в отделение утащил, а их там человек двадцать тогда…
Марьиванна "прикрыла водопад", с готовностью замолчавшей "молодой девки":
–Ну вот, а детей то у них и не было, десять лет прожили, и нет, и нет. Ленка всё по курортам каждое лето, она ж сразу при начальстве пристроилась. Так вот они с Сашей случайно во Владике и встретились, в санаторий она тогда… Помню тогда ей ещё отпуск по телеграмме за свой счёт продлевали… Мужичок "ейный", как туча ходил, все думали набросится на неё. Нет. Ничё. Цыкнула только на него – он и "утух". Неделю в общем она потом ещё на работу не выходила, мать её мне рассказывала, лежала отвернувшись к стенке и всё, даже не ела… Встанет, попьет воды, в туалет сходит и опять лбом в стенку. И даже и не плакала и матери своей ни слова. А потом при ней же, "мужичку своему", так безоговорочно, или ты уходишь, или я. Ну, а он чего? Ну "попрыгал-попрыгал", собрался и ушёл. А через девять месяцев Ленка Катю родила… – (блин! А я то думаю, чего это дочка Свешниковой всё время около председателя профкома "отирается"!), – а потом у Саши там на службе случилось чего-то, почти два года он по госпиталям. Ленка к нему раза три или четыре ездила, "прорваться" пыталась, так и не пустили её, шибко всё засекречено было, да и официально не жена… Кто ж пустит? И вот уж три года скоро будет как он здесь… И всё они никак и никак. Он то хоть щас, она дурёха всё никак сама себя простить не может… Ну, ничё, ничё…, "оттает". Всё хорошо будет.
Выскочив из диспетчерской под почти прекратившийся дождь, я в скором времени начисто забыл этот разговор. Своих проблем хватало. В деревне постоянно полупьяный отец, "загулявший" с какой-то блудливой бабой (семеро детей – от семи мужиков), на работе сразу начавшийся ремонт моего "ЗИЛа", "дома" хотелось успеть позаниматься-поиграть с Анечкой, а параллельно надо было еще выдерживать периодические истерики, изнемогшей от беспросветной нужды, первой "любимой" и отстаивая вечерами в длинных очередях, как-то отоваривать продовольственные талоны… А через неделю, около полуночи, в ночь со второго на третье июля умерла в больнице мама. Проснувшись без десяти минут четыре утра, мучимый похмельной жаждой, нахлебавшийся воды прямо из под крана общежитского умывальника, и чувствуя, что не усну, спустился на вахту. Разбудив сочувственно заохавшую старушку-вахтёршу, дозвонился в отделение минут через десять. "Удар нанесла" та же самая дежурная медсестра, которая уговаривала меня накануне вечером:
–Побудьте с ней. Проводите её. Не дотянет она до утра.
Позвонив тогда с поста из больницы "домой" и сообщив "новости":
–Так что, ты уж прости… Я конечно понимаю, что сегодня твой день рождения и приедут из города такие "важные" для тебя гости… Но это моя мама… Так что вы там как-нибудь без меня… Утром приеду…
Еле волоча ноги сходил покурил, потом поднявшись снова на второй этаж в отделение реанимации и напялив халат, зашёл в "мамину" отдельную палату, настроившись просидеть рядом с ней до утра, давая ей, изредка выкарабкивающейся из предсмертного забытья, попить воды из маленького фарфорового чайника. Присев рядом на стул увидел, что она в полном сознании и внимательно на меня смотрит:
–Сынок, а ты зачем вернулся?
–Так ну, мам, с тобой побуду. Ну да. До утра.
–Зачем?
–Ну как зачем? Ну, вот попить тебе и вообще…, мало ли что нужно.
–Чего ты ещё выдумал?… Последний автобус скоро уйдёт… Как домой добираться будешь?… – (от города до аэропорта семнадцать километров.), – попить мне, если что, Маша даст…, такая хорошая, добрая девочка…, всегда и поговорит со мной и ухаживает…, такая ласковая… Так что поезжай…, тебе утром на работу… Поезжай домой, мой родной, послушайся маму.
Эту фразу я слышу по ночам до сих пор.
Мама! Мамочка!!! Где Мой Дом?!!!
Личное дело. Часть 17
Над серой российской хлябью плывёт малиновый звон. Запрокинутые к суровому небу лица многострадального народа, то ли плачут, то ли смеются. Величайший иконописец всех времён и народов подняв, катающегося по грязи в истерике, парнишку:
«Ну что ты?, зачем?, ты только посмотри – какую ты Радость людям подарил!»
(Тарковский "Андрей Рублёв")
Личное дело. Часть 17. Пункт 1.
Май 27, год 2018. Город-курорт.
"Всякое дыхание да хвалит Господа!"
Наша галактика Млечный Путь сравнительно небольшая, около трёхсот миллионов звёзд, ближайшая к ней Андромеда поболее будет, там где-то миллиард миллиардов… Всего же как на сегодня известно NASA, "открыто" и зарегистрировано около одного миллиона шестисот тысяч галактик. Не все они Мегагалактики, но всё таки. И всё это лишь непостижимо крохотная часть данной нам в ощущениях, земной проекции, производной от Царства Небесного, сосуществующей в нём неразрывно и всепроницаемо. Наша планета, если смотреть на неё стоя на поверхности извечной спутницы, просто Вау!, какая Красота! Вот только населяющие её человеки… Да это просто пипец!!!
Триединые, созданные Творцом по Образу Своему и Подобию Своему, духом в Царстве Небесном пребывающие, плотью на земле и душой христианской с Небесами соединённые. И одновременно грехом первородным, гордыней, неизлечимо поражённые. Невозможно нам от этого полностью избавиться, никак невозможно. Апостол Павел окончательную черту подвел под этим вопросом в одном из посланий: «дано мне жало в плоть…», и во всех нас оно сидит, от рождения до перехода, и никто и никогда за всю историю не избавился от этого. Ведь сколько уже раз проговорено:
«Никто не благ, только один Господь, люди же все грешны».
Нет же! А вот он более грешен, чем я! А почему ты так решил?! А потому что мне Бог так сказал! Это когда?! А тогда! И всё это если не наружу, то внутри. А потом понемногу возрастая, возрастая и наружу полезло: нет, неправильно!, молится не так!, Писание неправильно толкует!, это ж богохульство! А в ответ: на себя посмотри, сам-то!, а в Писании о таких как ты сказано… Ах, ты!!! Да как ты смеешь!!! А ты как смеешь?!!! Богохульник!!! Нет!, это ты богохульник!!!
И пошло, и поехало. Анафемы взаимные, потом пощёчины, костры, побивания камнями, крестовые походы, битва за чистоту веры. И каждый раз одно и то же, одно и тоже…
Почему???!!! Почему, каждый раз с трудом вспоминают в чём обвинили Господа Нашего Иисуса Христа???!!!
Почему даже сейчас каждый!!!, каждый "забронзовевший" представитель любой из христианских конфессий уверен, АБСОЛЮТНО УВЕРЕН, что он то, ОН!!!, никогда бы не поступил как иудейские первосвященники. Что тогда они заблуждались, так же как сейчас заблуждаются эти, как бы и наши "братья" они, но всё же, но всё же… Гореть им короче в аду, потому что Неправильно!, а как правильно только мы!, наша конфессия знает. Да и в ней то не все, а вот тот круг с кем Я общаюсь, кто Мне нравится, и кто Мои убеждения и взгляды, самые кстати правильные, со Мной разделяет. А если Мне лично что-то не нравится значит соблазн!, значит от лукавого!, значит да будет оно проклято!
Лично слышал, вот вам крест, как православный!, священник сказал:
«А тогда в шестнадцатом веке, за богохульство, церковный суд на Руси приговаривал к смерти. И правильно. Если установлено что богохульник, то зачем ему жить? Не надо! Смерть ему».
А кто решил то, батюшка?!!!
А ну да!, ну да!, иудеи были придурки и поэтому заблуждались, как и "братья" наши. А мы не можем заблуждаться. Потому как ПРАВОСЛАВНЫЕ, а то что "католикос" в переводе с латинского "православие", это как? И то, что у нас и Раскол, и торговля священничеством, покупка-продажа приходов, и ересь стригольническая, и попрание церкви Христовой, триста лет царско-синодальных, и обновленчество, не лучше ихних крестовых походов, инквизиции и раскола протестанского, это как?!
И сразу взгляд на тебя ненавидящий:
«Ты их защищаешь?! Да будь ты проклят!!! Кто не с нами (целиком и полностью разумеется, безоговорочно, с абсолютной верой в нашу абсолютную правильность), тот против нас!!!»
А вот Спаситель сказал:
«Тот кто не против нас, тот за нас».
А из другой стороны уже слышится:
«Вот, вот, вот! Это всё ваше иконо-идолопоклонство, культ Богородицы, преференции на госуровне и т.д. и т.п. И попы у вас пузатые, а у нас пастора вон какие!, спортивные!, умные!, говорливые!, любо-дорого посмотреть».
Ну да, ну да, посмотреть…, послушать… А дальше?! А то, что у вас, братья мои возлюбленные, «Иисус УМЕР!!! – за меня», это как?! А у нас? – а что у нас? У нас «Христос Воскресе». А про католиков, с их "папством" (воплощением Бога в человеке ими избранном) и гомосексуальными и гетеросексуальными скандалами по причине целибата возникающими, вообще промолчу.
Да ну нет!!! Не собираюсь я ни с кем "бодаться", спорить и чего-то доказывать. Потому что!!! Нет и не может быть более страшного греха, более омерзительного и губительного для души богохульства, как убеждённость в том, что Творец!, во всей полноте Святой Троицы!, хоть в малейшей степени нуждается в том, чтобы одни человеки защищали Его от других человеков. Даже словами!!! Про насильственные действия вообще молчу! Неа, скажу об этом поподробнее в "Рим. Распятие.", если конечно!, Господу будет угодно. Ну, а уж если, всё же никак, сил нет никаких, в соблазн падаешь как в пропасть, богохульнику против тебя вздыбившемуся:
«Да запретит тебе Господь!»
И всё! Достаточно! Всё что сверх этого – всё от лукавого!
Еще раз с высоты птичьего полёта на Божье Творение. Чудо! Чудесная красота! И музыка плывёт над всем чарующая: "Sarah Brightman & Andrea Bocelli – Time To Say Goodbye."
Для Радости наша жизнь нам дана, для Радости! Самим радоваться жизни и другим стараться радость дарить. Только чтоб Радость была настоящая, а не продажный заменитель: "комфорт, удовольствия, развлечения".
Личное дело. Часть 17. Пункт 2.
“Ибо где сокровище ваше, там будет и сердце ваше."
(Евангелие от Матфея, гл. 6; ст. 21)
Новогодняя ночь 2000. Самара-городок.
–А я вот ненавижу, прям вот честно ненавижу, – хорошо подвыпивший муж хозяйки дома разоткровенничался, – вот как увижу, что у кого то денег больше чем у меня, богаче он – чем я живет, сразу внутри такая ненависть к этому человеку, бешенство какое-то наступает, убить его хочется. Причём неважно мужик это или баба.
Подавившись табачным дымом, я судорожно закашлялся.
–Ты чего это? – снисходительно рассмеялись друганы-собутыльники.
–Да "затянулся" сильно… – промямлил я.
–Ты это…, ну того…, ну понял короче… – гоготнул хозяин, – ну вот я и говорю, что мне это и самому непонятно, на всё остальное мне наплевать: пусть будет красивее и здоровее – чем я, поёт там или брынькает на чём-нибудь и все от восторга визжат – вообще ни капли не завидую; герой он там какой-нибудь, спортсмен или ученый знаменитый – пофигу; жена у него королева красоты и дети "золотые" – вообще параллельно. Ничего меня никак не задевает. Только именно это…, это вот…, мммм… – напрягся и даже как бы протрезвел, "собирая мозги в кучу", пытаясь сформулировать гниющей занозой засевшую в уме мысль, – вот!, видимое проявление большого количества бабла, если его явно больше, чем у меня!