– Странный он человек, но что же. Я не ожидал это от него, но я рад, что он не отказал в помощи. – Говорил он сначала задумчиво, а затем быстро переходя на более радостные тона. – Я и не знаю, что можно сказать. Это будто сон. Спасибо тебе, Катрина. Я никогда не жалел о том, что рядом со мной ты и Жозефиной. И кто знал, что я буду всем тебе обязан.
– Да ладно, Анри, мы одна семья.
XXI
Несмотря на чувство стыда перед Камилло, я всё-таки была довольна собой, и не было причин, чтобы всё пошло неудачно. Мне оставалось только ждать следующего дня, чтобы снова увидеть его. И я ждала, пребывая в раздумьях о нём. С каждым часом его образ становился всё приятнее, но где-то позади него в уголках моей души находился другой образ, который говорил: «Нет». И я верила этому. Чем сильнее Камилло был мне дорог, тем сильнее я боялась встречи с ним. Я боялась, что могу чем-то выдать себя, ведь я не могла признаться ему в том, что он не просто дорог мне. Будучи порядочной девушкой, я не должна говорить о своих чувствах мужчине. Только когда он сам признается в них, у меня появлялось право ответить на них или отвергнуть его. А если у мужчины никаких чувств нет – значит, такова судьба.
А Раймон, я совсем не думала о нём, мне было тяжело о нём вспоминать, он не стал мне безразличен, но он был мёртв для меня. Вроде сердце и болело, а жизнь дальше идёт. И я шла, я хотела любить, моё сердце только и требовало этого каждый день, каждую ночь, я трепетала от мыслей, что могу быть любима, что в моей жизни будет кто-то, для кого моё счастье будет важнее своего, и кому я буду принадлежать до конца своих дней. Но исполнение этого желания казалось таким далёким.
Как Камилло и обещал, на следующий день он прибыл сразу после открытия магазина и своим обычным шагом медленно подошёл ко мне, а я невольно улыбнулась ему и протянула ему руку, которой он не стал пренебрегать. Я не сомневалась в нём, но всё равно мне стало намного легче воспринимать нашу ситуацию, когда я увидела его. Я загорелась, мои чувства к нему были готовы полностью овладеть мной, чтобы заставить меня передать себя ему во власть.
– Камилло, вот и ты. – Немного напевая, произнесла я, подняв на него глаза и почти прижавшись к нему.
– Я обещал, госпожа Лефевр. – Говорил он медленно. – Я здесь, теперь мне нужно навестить Анри. Когда закончим, я вернусь к вам, обещаю. Мне самому есть что вам сказать.
– Как скажешь, Камилло. Я буду ждать.
Он ушёл, а я смотрела ему вслед, не воспринимая ничего вокруг. Он был здесь, выполняя своё обещание. К сожалению, эта черта довольно редка в наше время, что возвышало его над всеми остальными. И поэтому я не могла на него смотреть иначе. Ни деньги, ни внешность ищет женщина в мужчине, а заботу и ответственность. И только добром можно покорить женское сердце. И именно это я находила в Камилло, как бы я ни любила Раймона, я всё больше склонялась к первому. Я старалась внушить себе, что этому не бывать, но как бы я ни старалась, Камилло всё сильнее проникал в моё сердце.
Я смотрела в сторону лестницы, где скрылся он, и ждала его возвращения, не замечая никого вокруг, не замечая мадам Сове, которая стояла позади меня и делала неодобрительный жест головой. Постепенно я возвращалась в этот мир, и мне всё-таки пришлось обратить на неё внимание, а она, заметив мой взгляд, сразу же отклонилась.
Мне не терпелось его встретить, я пыталась ждать его на месте, но время шло слишком долго, я не выдержала этого и пошла наверх. Я бежала, как только могла, хотела подслушать хотя бы обрывки речи Анри и Камилло, хотела как можно скорее узнать исход. Пробегая через второй этаж, я чуть не сбила Лауру, которая остановила меня, схватив меня за руку. Я хотела пойти мимо, но взгляд на её уставшее и немного мрачное лицо привёл меня в чувства. Я осталась с ней.
– Катрина, дорогая, куда ты так спешишь? Я чуть не упала из-за тебя. Что-то случилось? Если что-то важное, то скажи мне, пока нет твоей сестрёнки, меня многие слушают.
– Ничего такого, я только хотела забежать к Анри. Ничего важного, так что это подождёт. Меня вчера почти и не было, поэтому я не смогла спросить как Франсуаза.
– По-моему, хуже. Я не знаю, но она слишком замкнулась в себе и пала духом. Она и до этого не была этим сильна, а теперь, видимо, надо за ней приглядывать.
– Бедняжка.
– Но ты не беспокойся, мне некуда деваться, кроме как быть рядом с ней. Может быть, тебе поговорить ещё раз с ней, тебе она больше доверяет.
– Я плохой советчик в этих делах. От меня в этом мало проку будет. Я хочу помочь, но я сама зачастую бываю глупой и наивной.
– Но всё же ты можешь её понять, но не я. Я только смотрела на них и слушала, сама я ничего подобного не испытывала и могу судить лишь исходя из картин, которые я когда-то наблюдала.
– Как скажешь, Лаура. Если ты так считаешь, то я поговорю с ней, надеюсь, она будет меня слушать.
– Я сама надеюсь. Сама я ничего не могу сделать.
За разговором с ней я и не заметила, как вернулся Камилло. Он находился в стороне, смотря на нас, и прекрасно слышал, что мы друг другу говорили. Когда я обратила на него внимание, я сразу оставила Лауру, к счастью, наш диалог исчерпал себя, и с чистой совестью я подошла к нему. У него в руках было несколько бумаг, которые вызывали у меня страх. Я боялась, что какая-то мелочь могла испортить всё. Когда уже всё было решено и конец так близок, даже в самую абсурдную мысль поверишь. Мне внезапно показалось, что такая страшная беда не могла так легко обойти стороной.
– Госпожа Лефевр, я достал несколько красных банкнот, остальное золотом. Ровно пятьдесят одна. Можете спросить Анри. Всё сделано, вам больше ничего не грозит. Если, конечно, Анри не совершит что-то подобное снова.
– А эти бумаги?
– Вексели. Он заставил их взять и подписал. Я не хотел вступать в спор и принял их, но, Катрина, я знаю, что вы никогда не сможете вернуть эту сумму, даже за тот долгий срок, на который мне он их выписал. Если только не продадите магазин, чего я не могу допустить. Я предполагаю, что иметь большой книжный магазин – невыгодное дело. У вас и так слишком мало работников для его содержания, я даже поражён, что он всё ещё работает. Не знаю в чём заслуга, пожалуй, я не буду гадать. Но я знаю, как он дорог вам и вашей сестре, как я говорил ранее, ваше счастье для меня дороже этих бумаг. Так что возьмите их, всё равно я не смогу потребовать что-либо с них.
– Камилло. Прошу тебя, я не могу это принять, это слишком много.
– Не берите, всё равно они ничего не значат, если я не пойду с ними в суд. Но я не в силах вас обидеть. Но тем не менее вам будет легче на душе, зная, что у меня не будет возможности так поступить.
– Но я всё равно не забуду, не забудет Жозефина, Анри. Вы не понимаете, но мы не хотим быть в долгу перед вами. Вы не представляете, как это унизительно.
– Я думаю, вы сможете смириться с этим унижением. Это всё же лучше, чем продать магазин и пойти по миру. Так что простите меня, но другого выхода у меня иного нет.
Он начал разрывать их пополам, бросая на пол половинки одного и приступая к следующему, пока они все не закончились. Я смотрела на него и не могла пошевелиться. Пятьдесят одна тысяча! Вряд ли все работники вместе получают за год или даже за несколько лет столько, сколько он с полным равнодушием рвал передо мной. Я испытывала благодарность к нему, но в то же время он истязал меня. Мне было неприятно быть ему должницей, но, к сожалению, он был прав, мы бы не смогли ему отдать эти деньги, не продав магазин. Но я надеялась, я хотела всё вернуть, как бы это глупо не звучало, а он будто глумился над моей беспомощностью. Возможно, у него были другие мотивы, но тем не менее это не мешало мне так чувствовать.
Лишь когда я приняла происходящее и пришла в себя, я опустилась вниз собирать обрывки. Всего было семь векселей на разные суммы, и все они были порваны. Большую часть подобрала я, остальные подняла Лаура и молча отдала их мне. Затем я несколько раз пересчитала обрывки, и немного успокоилась, когда поняла, что все они были у меня в руках. Понимал ли он или нет, но разрывая их пополам, он не лишал их стоимости, их можно было склеить как ту же банкноту. Я слышала, что так многие и делали при отправке крупных банкнот, чтобы уберечь деньги в пути. Идея заключается в том, что банкноты разрезали пополам и отправляли эти половины разными способами, а затем, получив обе посылки, склеивали их. Если Камилло это осознавал, то он выбрал слишком жестокий способ принять эти вексели, ибо я не могла оставить их на полу, пока кто-нибудь ещё их не найдёт. Но я приняла для себя, что он не думал об этом, а только желал уничтожить их как можно скорее.
– Камилло, зачем всё это? Я и так тебе жизнью обязана, я не могу тебе большего отдать. Зачем ты давишь на меня? Я не могу принимать добро без боли в сердце. Я не из тех людей, которые могут просто так что-то брать и считать, что так это должно быть. Ты мне ничего не должен, Камилло, зачем всё это?
– Это долго объяснять.
– Я не тороплюсь. Ты можешь мне всё рассказать.
– Но тороплюсь я. Говорил вам или нет, но я работаю шесть, а иногда и семь дней в неделю. У меня слишком много ответственности, и всё лежит на мне, поэтому я не могу позволить себе задерживаться. Если вы хотите, чтобы я объяснился, хорошо, сегодня я заеду к вам, мы поговорим в более тихом месте. У меня абонирована ложа в театре Итальянской комедии, там нам никто не будет мешать.
– Итальянской комедии? – Повторила я, внезапно вспомнив о Раймоне, что было очень неприятно.
– Я и забыл об этом. Прошу меня простить, лично я люблю итальянский театр и их комедию масок. Но не будем об этом, я могу достать место в ложе театра на Елисеях, я бывал там, могу сказать, что это вполне неплохое место. Там нас никто не будет донимать. Прекрасное место для общения.
– Я согласна. Тогда до свидания, Камилло.
– Ещё увидимся, госпожа Лефевр.
Он ушёл, оставив меня в замешательстве, но почему-то мне казалось, что я знаю причину его отношения ко мне. Я боялась в это верить, но, кроме как веление его сердца, не было никакой другой причины. Я чувствовала или просто хотела чувствовать, что любима, любима им. Я поверила в это, и меня больше ничто не останавливало. Я любила его, и мне казалось, что это взаимно. Моё сердце снова пылало, будто ничего никогда прежде и не было. Это была действительно новая жизнь. Мне нужно было лишь дождаться вечера, когда, как мне говорила моя уверенность, он признается в любви. Я была по-настоящему счастлива, омрачало лишь ожидание перед тем, когда все мои мечты должны стать действительностью.
– Вам бы склеить эти бумаги и убрать в какой-нибудь сейф. Нельзя недооценивать алчность людей. Не знаю, сколько здесь, но явно огромная сумма, если этот сударь говорил о красных банкнотах. Их нигде и не встретишь.
– И какой ценой у него они?
– У него спроси. Но если будет возможность, не упускай его. Полюбить можно любого, было бы желание, а для беззаботной жизни одного желания недостаточно. Но тебе это вряд ли понятно.
– Спасибо тебе, Лаура, но мне не нужны его средства, у меня и так всё есть. И мне как-то не по себе рассматривать его в таком свете, поэтому не будем об этом. Скажи мне лучше, что с Франсуазой? Ты говорила, что ей стало хуже. Она тебе не говорила, что с ней ещё случилось?
– Нет, она молчит. А если скажет, то пару отстранённых слов, лишь бы уйти от разговора.
– Пусть подойдёт ко мне, я попробую поговорить с ней. Возможно, со мной она будет хотя бы немного более искренней.
Она ушла за Франсуазой и, отыскав её, вернулась к работе. Мне хватило одной мысли о чужом страдании, чтобы я забыла о Камилло и счастье, в котором я до этого утопала. Тем более, я не верила, что этому счастью уже может что-то угрожать. Когда ко мне подошла Франсуаза, я не заметила особых различий между ней и той Франсуазой, которую я видела в первый её рабочий день. Она была задумчивая, немного грустная, но вряд ли это чем-то отличалось от её привычного состояния. Скорее всего, она просто была таким человеком.
– Франсуаза, с тобой что-нибудь случилось? Как ты себя чувствуешь?
– Катрина, благодарю тебя, но со мной всё в порядке. Уже не будет как прежде, но теперь я буду знать, что есть что. Когда ты смотришь на других, у них всегда что-то есть, все проблемы решаются сами по себе, а им самим остаётся только любить, и любят, а я всегда в стороне. Поймёшь ли ты меня, но я здесь из-за нужды, всю жизнь я должна работать, чтобы каждый день откладывать на старость. Иначе я погибну. Это обычное положение дел, так все живут, но я надеялась, что смогу вырваться из всего этого. Я понимаю, что через месяц мы бы разошлись, если не раньше, и если бы он добился своего, я бы умерла с голоду. Никому не нужна работница с животом. Но он был человеком с каким-то достатком, всё-таки он не был обычным работником, просто так его бы не взяли на такую должность. И я сомневаюсь, что он сейчас жалеет о том, что его здесь нет. Я надеялась на него, надеялась на нормальную жизнь, она была почти реальна, а теперь я вынуждена снова возвращаться туда, откуда всё и началось. Но теперь мне тяжело воспринимать своё положение зная, что между мирским счастьем и благочестием не всегда находится пропасть, как мне раньше казалось.
– Всё ещё может случиться. Главное – не отчаиваться.
– Вряд ли, кроме внешности, во мне ничего нет. Кто захочет брать в жёны бесприданницу, а жизнь кокотки мне отвратительна. Конечно, если смолоду откладывать, то старость даже куртизанки самого низшего класса не так плачевна, как её описывают. Но лучше я погибну голодной смертью, чем на это пойду.
– Значит с тобой всё в порядке. – Произнесла я, не зная как ответить на её слова.
– Да, ты не переживай за меня, какой бы ни была моя жизнь, она куда лучше жизни многих. Я никогда не забываю об этом. По крайней мере, у меня есть работа, у меня не осталось ни перед кем обязательств, мне ничто не мешает прожить достойно остаток своих дней.
На этих словах она покинула меня, мне были понятны её суждения, но мне было что добавить к ним. Мишель, конечно, был плохим человеком, но это не значит, что все мужчины плохие. Может быть, где-то вдали от крупных городов и фабрик, в какой-нибудь деревне сначала идёт свадьба, а потом строятся отношения, но это Париж, здесь всё иначе. С этим нельзя не считаться. Мне было жалко её, но это была не только её проблема, у всех такая судьба. Разница лишь в том, что всех остальных я не видела и не чувствовала. Что они есть, что их нет, на меня их беды не оказывали никакого влияния, а Франсуаза была передо мной, я знала её печаль, видела её слёзы, и имя её для меня не было пустыми звуками.
XXII
После разговора с Франсуазой я спустилась вниз и приступила к работе. Меня ничего не волновало, я снова любила, снова любила всё вокруг. Как бы ни были глупы и надоедливы некоторые люди, я этого не замечала. Счастье затмевало мой разум, мне казалось, я могла летать. Иногда так и считала, ибо я видела рай вокруг себя. Я нашла то, к чему стремилась моя душа, без чего она не могла нормально существовать. И вот, обретя целостность, находилась в небесах. И я вместе с ней.
В таком настроении прошёл весь рабочий день до того момента, как возле магазина не остановился знакомый мне экипаж. Сказав мадам Сове, что я ухожу, на радостях я побежала на улицу, где меня встретил кучер, которого я смогла нормально осмотреть. Им был темноволосый мужчина лет тридцати двух, приятной внешности, немного вытянут, хотя и не был высокого роста. Довольно опрятный и очень хорошо выглядел, несмотря на то, что его чёрный костюм не был из журнала мод.
– Господин Аччайоли велел передать, что встретит вас уже на месте.
– Он не говорил почему?
– Нет, но, скорее всего, дела.
– Хорошо, раз он сказал, значит так это и будет.
Я медленно села в карету и через окно посмотрела на магазин перед тем, как мы тронулись с места. «Совсем скоро я покину тебя, мой магазин». Я уже мечтала о свадьбе, ибо семья, дети – ради этого нам и дана любовь. И он, как любящий мужчина, должен сам этого желать. И я верила в то, что так оно и есть.
Мы остановились недалеко от кольца Елисейских полей. Сам факт остановки меня сильно обрадовал, я быстро поправила своё платье и волосы, а затем решила покинуть экипаж. Я увидела Камилло, даже не успев ещё выйти из него. Моё сердце забилось всё сильнее от этой неожиданности, но я быстро пришла в себя. Я протянула ему руку и стала думать о нём. Я и не заметила, как уже стояла перед самим театром. Я просто шла, не думая о том, где я даже нахожусь, доверие и любовь что я питала к нему опьяняли меня. Он снова был со мной, в моих ушах только и звучало: «Я люблю тебя» и «Будь моей женой». И я постоянно про себя отвечала на эти слова взаимностью.
Театр находился через дорогу от дворца индустрии. Через участки из травы нас вела небольшая белая дорожка, делая круг вокруг невзрачных цветов, в сторону небольшого здания. Это здание имело чёрного цвета фасад с небольшой оградой, но таким был только вход. Немного в стороне уже был обычный белый камень. Взглянув немного выше главного входа, над которым висела вывеска «Буфф-Паризьен», виднелись округлые очертания здания. А позади театра возвышались более привычные гордые, но всё же невысокие массивы, внешний вид которых несильно отличался от других творений архитектуры этих полей, но которые из-за своей удалённости от меня я не могла нормально разглядеть.
Пока мы шли, я понемногу прижималась к его руке, которой меня держал. Вокруг меня проносились люди, которых я не замечала. Мимо партера, куда шло большинство народу мы медленно поднялись наверх в одну из лож, откуда можно было осмотреть весь театр. Сам театр был довольно небольшой, всего лишь на несколько сотен человек. Всё вокруг было в красных тонах, что выглядело довольно красиво. Я посмотрела наверх, над партером висела огромная сияющая люстра, освещавшая всё вокруг, которая держалась за светлый расписанный потолок.
Мы заняли свои места, и я начала смотреть через бинокль. Большинство посетителей уже сидели на своих местах и ждали начала. Я осматривала каждого, многие переглядывались и кланялись друг другу, но в какой-то момент я увидела Раймона вместе с незнакомым мне мужчиной. Для меня это оказалось неожиданностью, я испугалась и ахнула, но вскоре смирилась с этой новостью. Тем более, Раймон уже мало для меня значил. Рядом со мной был Камилло, и я ждала признания в любви от него.
Я отбросила всё и посмотрела на него, он казался мне ещё прекраснее, чем я видела его раньше. Возможно, он и не был так красив, как были многие другие, но чем больше я находилась с ним, тем милее мне казались его черты. Я смотрела на него и не понимала, как я могла любить кого-то ещё. Если он в моих глазах становился краше, то все вокруг переставало иметь хотя бы какую-нибудь красоту. И даже самые приятные черты других людей были причиной какого-либо скрытого недостатка или сами ими и являлись. Но всё было куда проще, они не были моим Камилло.
Вскоре заиграла музыка, на сцену вышла слегка пухленькая женщина в ярком платье. Певица запела, а через небольшой промежуток времени к ней присоединился молодой мужчина в сером костюме. Они пели вместе, но я не могла ничего разобрать. Из-за слишком высокого для меня голоса я слышала лишь обрывки слов, ничего не понимая. И происходящее на сцене быстро перестало меня интересовать, я вернулась к Камилло, который невозмутимо следил за представлением.
– Ты же пригласил меня сюда не ради того, чтобы просто провести со мной время? Мне очень нравится здесь, спасибо тебе, я нечасто выхожу куда-то. Особенно в такие места.
– Я и забыл, госпожа Лефевр, «Доктор Миракль» и, правда, неплохая оперетта. Но я хотел поговорить с вами о нечто ином.
– Я слушаю. Можешь не сомневаться, я внимательно выслушаю тебя со всем уважением, что питаю к тебе.
– Я надеюсь, мне надо признаться вам в кое-чём. Я не могу отойти от одной мысли, которая никогда не покидает меня.
Он медленно взял меня за руки, поднявшись с места. Я встала вместе с ним и смотрела в его дрожащие глаза, в которых отражалась я, на его губы, которые я мечтала наконец-то поцеловать. Я так и слышала: «Я люблю тебя». Я улыбнулась ему, ожидая этих слов. Он долго смотрел на меня, затем провёл по моей щеке, голове, зацепив лепестки цветка Лауры. Я невольно повернула голову в другую сторону. Его руки медленно протянулись к нему, и он держал его за лепестки какое-то время. Это не причиняло мне неудобств, я этого почти не замечала, но я замечала изменение в его лице. Оно внезапно становилось всё мрачнее и мрачнее.
– Ты хотел мне что-то сказать? – Спросила наконец-то его я, успокоив свои чувства.
– Да, я хотел сказать, что я не один год был тайным поклонником вашей сестры, она, конечно, об этом не догадывалась, между нами ничего не было, пусть так будет и дальше, но я благодарен ей за её отношение ко мне, я обязан ей всем. Поэтому я на всё пойду ради её счастья. И ради вашего, это почти одно и то же.
– Что, что? – Поразившись, пыталась хотя бы что-то сказать.
– Извините, госпожа Лефевр, но я должен идти. Мне нужно успеть дать пару распоряжений. Насчёт дороги не волнуйтесь, наслаждайтесь опереттой, когда она кончится, вас будет ждать экипаж. Прощайте.
Он ушёл, точнее, убежал. Меня чуть не убило то, что я услышала. Он сказал первое, что ему в голову пришло. Это было очевидно. Но я не думала, что причиной разрушения моих надежд станет этот цветок. Я никогда не думала о разных его значениях и возможных скрытых смыслах, для меня это было пустыми и бесполезными знаниями, мне он просто нравился, а что он может подразумевать – было безразлично. Я носила его для себя и для Лауры. Но я не представляла, что для него какое-то украшение будет иметь большое значение. Как я это поняла, для него моя гвоздика была символом моей любви. И, видимо, не к нему.
Я так сильно надеялась услышать признание в любви, что чуть не упала в слезах. Мне было больно, мне хотелось плакать. Я вытащила эту гвоздику и начала рассматривать её. Не знаю почему, но мне становилось легче. Во мне начала зарождаться уверенность в себе, я должна была объяснить ему, зачем она мне. Я вернула её на место и побежала за ним, даже не думая замечать проходящих мимо людей.
Я бежала вниз, как только могла, но на последних ступеньках я услышала хлопок, который будто пронзил моё сердце. Во мне проснулся страх, я не поняла что это, но мне внезапно стало страшно. Меня охватывала паника, но любовь к Камилло не давала ей воли, лишь она владела моим рассудком.
Когда я всё-таки спустилась вниз, я увидела толпу людей, которые окружали дорогу. Наконец страх взял верх, но страх не за себя, а за него. В неистовстве я расталкивала всех надеясь, что беда случилась с кем-то другим. Я уже была свидетелем такого столпотворения, я боялась, что я увижу мёртвого Камилло.
Когда я добежала до центра, я всё-таки увидела его. Он лежал в небольшой луже собственной крови. На месте уже была полиция, которая не давала мне подойти ближе, но всё равно я смогла увидеть его. Я видела его, но он был жив. В шоке, не понимая происходящее, но жив. Я боялась, что он умрёт, хотела поближе рассмотреть его рану, но при попытке один из полицейских преградил мне дорогу.
– Камилло. – Произнесла я, упав в слезах на землю.
– Вы знакомы с ним, сударыня? – С неким сочувствием произнёс полицейский, аккуратно помогая мне встать.
– Да, это мой любимый.
Я не была готова к тому, что Камилло может погибнуть. Моё сердце разрывалось, я сама чуть не умирала от той боли, что испытывала из-за этого. Я была готова что угодно сделать, лишь бы сохранить ему жизнь. Мне казалось, что он скоро умрёт, я не могла это вынести. Он уже стал частью меня самой. Я могла смириться разлукой, могла одна дальше идти всю свою жизнь, если бы это сделало его счастливым, но я никак не могла смириться с тем, что произошло здесь, вместе с ним умерла бы я. Да, Камилло был жив, но я не знала, будет ли он живым спустя минуту или час.
– Его имя, адрес.
– Камилло Аччайоли, адрес я не знаю. – Через какое-то время ответила. – Простите меня, я услышала выстрел, выбежала, а тут он. Скажите, что с ним, он будет жить?
– Значит, вы ничего не видели. Не лейте слёзы, и не те выживали, сударыня. Пулевое ранение, ему ещё очень повезло.
– А кто стрелял?
– Если бы знали, не стояли бы здесь, сударыня.
– Но…
– Не стоит, ему вы уже давно надоели. – Сказал мне мужчина позади.
Я обернулась, там стоял знакомый мне человек, но никак я не могла понять кто. Я знала, что видела его незадолго до этого события, но не могла вспомнить. Он взял меня за руку и повёл в сторону, я не сопротивлялась, поскольку перестала хотя бы что-то понимать. Когда мы дошли до экипажа, я всё-таки вспомнила его, этим мужчиной был кучер Камилло.
– Камилло… – произнесла я, боясь покинуть его, не способная к нему вернуться.
– Садитесь, я поговорю с ними, а затем отвезу вас домой. Вам не стоит находиться здесь, госпожа. Ваш Камилло вряд ли будет рад узнать, что вы пережили всё это.
– Камилло. – Зачем-то повторяла я его имя, будто это что-то изменит, не думая ни о чём, кроме него.
– Я обещаю вам, что через пару дней он будет уже у себя дома. Улица Жуи 16. Это возле моста Пон-Мари, северной его части.
Он ушёл, оставив меня одну. Понемногу я приходила в чувства и начинала воспринимать всё вокруг. И чем больше я понимала происходящее, тем ужаснее были мои чувства. Я упала и залилась слезами. Я хотела знать, кому Камилло помешал, за что именно он. В Париже столько негодяев, но с ними всё в порядке, а Камилло находился между жизнью и смертью.
Как сильно я не страдала когда-то из-за Раймона, но увидев Камилло в крови, я познала ещё большие мучения. Камилло был куда более достойным человеком, чем Раймон, и понимание этого приносило мне ещё большую боль. Поступок Раймона, кроме разбитого сердца, зародил во мне и ненависть, два противоположных чувства подавляли друг друга, ослабляя мои терзания. В этот момент было всё наоборот. Я ненавидела только себя, убивая себя за то, что отпустила его на погибель, и любила Камилло, чьи несчастья так же причиняли мне не меньший вред. Этого я не выдерживала, я забыла обо всём вокруг, я рвала на себе волосы, билась в исступлении, иногда повторяя его имя, пока не потеряла сознание.