Бледную Юлию, трясущуюся от холода и истекающую кровью, Виктор укутал в кожаную куртку и на руках понёс к припаркованному на Неразлучной улице седану, оставив товарища наедине с бездыханным телом поверженного чудовища. Леониду же предназначалась работа иного характера. Проводив Виктора усталым взглядом, Дубинин швырнул тлеющую биту в ручей, смахнул со лба едкий пот, вылил весь оставшийся в канистре бензин на мёртвого сорняка и поджог, после чего связался с сотрудником отдела сокрытия по имени Адам.

Если бы случайный прохожий столкнулся с выбредшим на дорогу мужчиной, который нёс на руках хрупкую девушку в грязном изорванном сарафане, то позвонил бы в полицию, ни секунды не колеблясь. Несчастная находилась в бессознательном состоянии, а подозрительный тип заметно хромал, шипел проклятия и без конца плевался кровью, что для любого случайного прохожего могло послужить явным сигналом для беспокойства. В этот раз Виктору повезло. Лишь местные собаки поприветствовали специалиста по защите от ЧужАк оглушительным лаем, реагируя на ядрёный запах гари, пота и крови. Спустя некоторое время, помимо беспокойных псов, покой на Неразлучной улице бесцеремонно нарушил шум мчащегося автомобиля, водитель которого плевать хотел на любые ограничения скорости.

В зеркало заднего вида Виктор поглядывал с опаской. Шипы сорняка оставили на теле Юлии десятки кровоточащих ран, что не могло не беспокоить опытного сотрудника отдела ликвидации, а потому взгляд его цеплялся за любую деталь, сигнализирующую о том, что девушка ещё жива. Гонимый той мыслью, что бесчисленное множество жертв ЧужАк может пополниться очередной загубленной жизнью, Виктор давил на газ, игнорируя то, как растёт разница между показаниями спидометра и теми значениями скорости, что диктовали дорожные знаки.

Виктор успел. Когда синий седан влетел на территорию гаражного кооператива, грудь хрупкой девушки всё ещё вздымалась, хоть и едва заметно. Автомобиль замер у окрашенных белой эмалью ворот, рядом с которыми стоял дородный пятидесяти семилетний мужчина с пышной бородой, одетый в строгий костюм свободного покроя. Груборезов Лев Аркадьевич, сотрудник отдела обороны, к прибытию Виктора был готов. Как только заглох двигатель, он подошёл к седану, открыл заднюю дверцу и мельком осмотрел Юлию.

– Сорняк, – пояснил специалист по защите от ЧужАк, – прошло меньше суток, но шипы…

– Знаю, – отмахнулся Лев Аркадьевич, – Дубинин сообщил, а потом и Адам на всякий случай. Давай её ко мне в кабинет, а там уж посмотрим.

Кабинет дежурного врача, состоящего на службе в организации по борьбе с ЧужАк, находился в гараже под номером семьдесят три, на дверях которого всегда висит огромный железный замок, выполняющий, несмотря на внушаемую надёжность, лишь декоративную функцию, потому что железные ворота и без того заварены намертво, а войти в гараж номер семьдесят три можно только через потайную дверь в соседнем семьдесят четвёртом гараже. И всё это ради конспирации, ибо если оказывать первую помощь жертвам ЧужАк в городском травмпункте, то у возможных свидетелей возникнет слишком много неудобных вопросов. Сотрудникам отдела обороны вовлекать персонал, оборудование и ресурсы государственных медицинских учреждений в процесс спасения жизни можно лишь в самом крайнем, безвыходном случае, именно по этой причине Груборезов Лев Аркадьевич состоит ещё и на фиктивной должности хирурга в центральной больнице.

Виктор занёс Юлию внутрь гаража номер семьдесят четыре, который из-за старых жигулей, разбросанных по полу запчастей и инструментов, полупустых пластиковых канистр и груды железной рухляди привлекал не больше внимания, чем любой другой гараж в кооперативе. Позади скрипнул засов. Устало вздохнув, Лев Аркадьевич подошёл к висящему на бетонной стене измазанному мазутом ковру и отодвинул его в сторону. За ковром обнаружилась узкая железная дверь, которую Груборезов открыл вынутым из потайного кармана ключом. Виктор почуял специфичный для больниц запах. Из прохода, ведущего в кабинет дежурного врача, лился яркий холодный свет.

Внутрь гаража номер семьдесят три сотрудника отдела ликвидации Лев Аркадьевич не впустил. «Посторонним вход запрещён», – с этими словами Груборезов забрал израненную сорняком девушку у Виктора, занёс её в кабинет и уложил на койку, после чего вернулся назад, чтобы проводить коллегу из отдела ликвидации.

– За девчонку не беспокойся, – тяжёлая ладонь Льва Аркадьевича опустилась на плечо Виктора, – сегодняшнюю ночь переживёт. Я уж позабочусь об этом.

– Это хорошо, – сотрудник отдела ликвидации облегчённо вздохнул и направился к выходу, – это получается, что мы от ЧужАк ещё одну жизнь уберегли. Выходит, не зря служим. Не впустую всё это.

– Верно, Виктор Романович, – Груборезов улыбнулся и сопроводил коллегу до двери, – ступай, солдат, отдохни. Я бы и твоими ранами занялся, но времени нет, как видишь.

– Ничего, я подорожник приложу, – Виктор крепко пожал руку Льву Аркадьевичу, в который по счёту раз подивившись тому факту, что толстые грубые пальцы дежурного врача орудовали скальпелем не хуже, чем кухонным ножом. Во всяком случае, пациенты никогда не жаловались.

Распрощавшись с Львом Аркадьевичем, сотрудник отдела ликвидации ещё некоторое время сидел в автомобиле и смотрел на ржавые ворота гаража номер семьдесят три, за которыми Груборезов уже наверняка приступил к оказанию первой помощи. Виктор знал, что оставил Юлию в надёжных руках. Те раны, что шипы сорняка оставили на теле девушки, для опытного хирурга из отдела обороны являются довольно безобидным зрелищем, справиться с которым не составит особого труда. Виктор вспомнил, что такие раны специалисты по защите от ЧужАк иногда называют «следами любви». То, что данный термин довольно красиво звучит, сотрудник отдела ликвидации отрицать не мог, однако, по его мнению, при таком обозначении искажается или даже вовсе теряется вся суть, ибо любовь тут как таковая вообще не при чём. А под «следами любви» Виктор понимал нечто совсем иное.

Вопросов о дальнейшей судьбе Юлии у специалиста по защите от ЧужАк возникнуть не могло. Жертвами объектов иного происхождения №2 занимался отдел сокрытия, который безупречно справлялся со своей задачей. Где-то в лесу за Неразлучной улицей подчинённые Адама Хруста вместе с Леонидом Дубининым уже усердно работают над ликвидацией последствий схватки. Под утро ни у ручья, ни в доме Вадима не останется ни единого следа сорняка, а для наиболее любопытных соседей настоящими профессионалами своего дела будет разработана настолько убедительная легенда, что все до последнего жители Неразлучной улицы не только поверят в предложенную версию событий, но и в дальнейшем будут яростно её поддерживать. Сам же Адам Хруст, начальник отдела сокрытия, вместе с командой штатных психологов и прочих специалистов займётся Юлией, как только та придёт в сознание. И спустя некоторое время девушка вернётся к нормальной жизни. Она сменит имидж, найдёт новую работу, переедет в другое место и будет жить, достойно храня тайну о мрачных событиях весны. Вадима, далеко не сразу раскрывшего своё истинное обличие, Юлия никогда не забудет. И полюбит вновь девушка совсем не скоро, ибо не так просто заново научиться доверять. «Но лучше уж так, – подумал Виктор, повернув ключ в замке зажигания, – чем срастись с сорняком, мать его, и остаток жизни провести в качестве декорации». Покончив с размышлениями, сотрудник отдела ликвидации с чувством выполненного долга поехал домой.

На неизбежный в столь поздний час шум в прихожей из спальни вышла заспанная Эльмира. Потягиваясь и зевая, она с ног до головы осмотрела мужа, который стоял на пороге в изорванных штанах, покрытых налипшей грязью берцах, с расцарапанным лицом, разбитой губой и без своей любимой кожаной куртки. Виктор неловко улыбнулся жене и протянул руки. Отвечать на объятия мужа, испачканного не пойми чьей кровью, Эльмира, будучи одетой в белую пижаму, наотрез отказалась, но позволила поцеловать себя в лоб, после чего, не произнося ни слова, побрела сначала за аптечкой, а потом и на кухню разогревать ужин. Пока гудела микроволновка и закипал чайник, Виктор избавился от пропахшей потом и гарью одежды и быстро принял тёплый душ, сквозь зубы шипя от щиплющей боли.

Эльмира умело обработала и перевязала раны мужа. За годы супружеской жизни она привыкла ко всяким издержкам необычной профессии Виктора и не задавала лишних вопросов. На следующий день, выспавшись и переварив груду мрачных мыслей о случившемся, он сам ей обо всём расскажет, а Эльмира, затаив дыхание, выслушает. И всё будет хорошо.

За заботу и поддержку Виктор отблагодарил супругу самыми теплыми словами. Эльмира крепко обняла и поцеловала мужа, после чего отправилась в спальную, где Наденька, которая до последнего мужественно боролась со сном, намереваясь дождаться-таки отца с работы, тихо посапывала на кровати родителей. Возвращать ребёнка на законное спальное место в детской комнате Эльмира не стала. Вместо этого она скользнула под одеяло, крепко обняла Наденьку и сразу же уснула. Спустя четверть часа Виктор, в тишине покончив с ужином, помыв и аккуратно составив посуду, наконец-то добрался до спальной. Он с излишней осторожностью прилёг на кровать рядом с супругой и дочерью, бережно приобнял их крепкой рукой, прижал к себе. И тот мир, где обитают сорняки, теневые и прочие твари перестал существовать, исчез, растворился, хоть и на время. И пусть Виктору ещё не раз предстоит с головой окунуться во мрак, а однажды, чем чёрт не шутит, возможно, и остаться там навсегда, но в данный момент это совершенно не важно. Ибо сейчас, находясь рядом с супругой и дочерью, Виктор по-настоящему счастлив.