Неортодоксальная психиатрия, анатомия глупости Летопись несбыточных времён

Text
Read preview
Mark as finished
How to read the book after purchase
Font:Smaller АаLarger Aa

Необходимо не забывать и то, что любого рода психическая патология, есть следствие адаптации мозга к неблагоприятным условиям, которые порой являются столь неблагоприятными, что создают несовместимые с жизнью болезни, как неспособность адаптироваться и остановка адаптации. Так и любого рода нозологическое проявление, есть следствие адаптации, искривлённой адаптации или неумение организма качественно и эффективно адаптироваться к неблагоприятному влиянию извне. Вне зависимости от того, что вызывает отклонения, на каком этапе органических функций и на каком метаболическом уровне – вирусы и бактерии, способные провоцировать даже онкологические заболевания влиянием на метаболизм и изменением химического состава органических структур, или социальное давление, которое берёт на себя основную роль прародителя психических отклонений через обильное раздражение, эти столь разные проявления природы отражаются на эндогенных структурах метаболизма, как нервной системы, так и всего организма, поэтому в критериях психического здравия и психических функций стоит учитывать абсолютно все факторы влияния на состояние организма, их продолжительность, периодичность и степень, а также врождённые морфофункциональные качества организма. Здесь конечно нужно учесть и то, что многие психические расстройства возникают впоследствии сбоев онтогенетических процессов организма, как с момента самого зачатия, так и в более поздних этапах роста и развития организма. Что также является следствием нарушения адаптации организма, что есть адаптация к неблагоприятным условиям и последствие адаптации организма к ним, что может принимать вид самых ужасных и самых невинных патологий, поскольку какая бы то ни была форма метаболического нарушения органических функций не возникает в идеальных условиях, она возникает только при неблагоприятном истечении обстоятельств в той или иной степени, в той или иной форме.

Но раз уж речь о болезнях души и их появлениях в ракурсе понимания их возникновения и возможностей излечения тем или иным методом, необходимо пояснить, что такое здравие. Иначе, будучи здоровым среди больных, можно сделаться и сформироваться больным, не являясь таковым изначально. А будучи больным среди больных, можно считать себя здоровым и быть здоровым для окружения, не являясь таковым в виду того, что не имея даже представления и понимания критериев здравия, не имея таковых на виду, но уподобляяясь больному окружению и взращивая зачатки патогенеза. Ибо, когда нет ничего кроме отклонений, из отклонений образуется норма, нравы, этика, деонтология, но когда среди превалирующих форм патогенеза с социологическим масштабом проявляется здравие, которое не было заражено или деформировано до необратимой степени и проявилось во всей взросшей полноте, это воспринимается в патологической социальной среде, как ненормальность, безнравственность, неэтичность вне зависимости от когнитивных критериев поведения, сугубо в бессознательной алгоритмике биологических инерций гормональной доминации, формальное агоническое поведение социальных масс или отдельных социальных сегментов по признакам раздражения, по тригерам ацкцентирующим внимание и мотив раздражения, что даёт повод основания поведенческой вольности на почве гормональных стимулов, зачастую вопреки осмыслению при отсутствии внятной и детальной аргументированности поступков. Тригеры поведенческого мотивирования находятся повсюду, они бывают природные и искусственные, но при их наиболее выраженной проявленности, как в случае повышенных интеллектуальных способностей или существенного источника наживы, они становятся наиболее веским мотивом на гормонально-метаболическом уровне регуляции поведения для синергетики общественного поведения, поскольку наибольшее привлечение внимания создаёт наибольший информационный и неврологический резонанс в обществе, чем и примечательна организация социальной среды со времён роста её численности. И если психическое здравие в форме адекватных интеллектуальных навыков успевает выйти наружу и на всеобщее обозрение, то начинается переполох знаменующий перестройку социальных настроений, а потой структуры общества, высвобождение психической энергии и побуждений, пересмотр информационных основ и их деталей, преобразование, ибо появилось то, что указывает на незрелость и уязвимость тем особам, которые считают себя в полной мере зрелыми и неуязвимыми. Здесь важно умение подхватить и направить высвободившийся социальный стимул в ракурс подъёма, а ни упадка. Когда общество и психика отдельных особ размыкается, нельзя позволять укореняться безразличию и бессознательности, поскольку это приводит к дегенерации и упадку, ведь размыкание знаменует движение, высвобождение энергии принимающее очертания по мере формирования хода событий, социальная энергия обличается во всё, что касается процесса её укоренения и уживается в нём.

Такое явление может нести, как социальный характер, так и внутренний, психический, ибо это в той степени является социальным, в которой является психическим, как и психическим является в той степени, в которой является социальным, хотя в отношении разных персон с разными функциональными качествами нервной системы социальное поведение и вовлечённость в социальные процессы обстоит по разному. Сколь болен социум в критериях построения общественной структуризации на поведенческом уровне, столь больна психика каждого, кто в нём обитает, варьируясь в рамках общественного патогенеза, где здравие принимает облик исключения и даже враждебности. И поэтому во многом, методика излечения, как стимул построения здравия, есть ментальная оторванность от социума, от социальных заболеваний и когнитивной безсодержательности поступков, посредством творческой сублимации и погружения восприятия в действительную обстановку. Это есть осознанность, познание не избегающее, не изолирующееся, а содействующее обстоятельствам во всех плоскостях функциональных возможностей психики, как в болезни, так и в здравии, во всех деталях и проявлениях, как во внешних социальных, так и во внутренних психических, поскольку все эндогенные качества жизни неотъемлемы от окружающей обстановки, а людской мозг, это во многом социальный орган ориентированный на социальное взаимодействие. И каждая психика, каждый мозг, каждый организм вследствие формирования, есть продукт окружающей среды в целом (не только социальной). Будьте максимально осознанны до той поры, когда ничего не останется, кроме сознания.

И так вернёмся к формулировке указывающей на то, что есть здравие. Прежде всего, признак здравия есть чёткая обоснованность в действительности, то есть непосредственное осознание и восприятие текущих процессов отражающихся в действиях и в ассоциативной (абстрактной) деятельности мозга, в опоре на происходящие события, из чего исходят побуждения, мысли и действия (или отсутствие таковых). Это даёт описание критериев патологии, как противоположность здравия, где умозрения и мнения, оторванные частично или полностью от проистечения действительности образуют праксис и гнозис, что в той или иной степени есть когнитивное расстройство того или иного характера. Социальная и экологическая среда во многом определяет здравие психики и соматики каждого отдельного человека, за исключением неуправляемых факторов возникновения патологий врождённого и морфофункционального характера, которые не перестраиваются в зависимости от социальной и экологической среды. Здесь таится основа такой повсеместной психической функции в социальных отношениях, как парамнезия (конфабуляции) взращивающаяся эмоциональными стимулами в той или иной степени вопреки логике и действительности, что присутствует и в любом спектре психических расстройств, как органических, так и функциональных нарушений работы нервной системы. Нарушения когнитивной функции психики варьируется во всех спецификах расстройств, как экзогенной, эндогенной этиологии, так и экзогенно-эндогенного происхождения, как врождённого наследственного, так и выработанного обретенного, как социального, так и персонального, обусловленного больше внутренними переживаниями возникающих вследствие внутренних процессов, чем внешних, как и внешними факторами влияния провоцирующими патологию во внутренних структурах организма.

Социум

Субмиссивные особы получают удовольствие на биохимическом и физиологическом уровне от того, что их признают, а доминантные от того, что им подчиняются, что и в субмиссивности, и в доминантности проявляется, как признание в той степени, в какой и подчинение. Признание, это в определённой степени подчинение и подчинённость, а подчинение и подчинённость, это признание и признанность, поскольку это имеет закреплённость на урвоне метаболических гормональных стимулов эмоционального формата, которые могли сформироваться на эволюционном уровне только в процессе жёсктой социализации приматов через агрессию и насилие, что зачастую когнитивными функциями и логикой не приукрашено, это составляет основную проблематику человечества и цивилизации, поведенческая глупость не граничащая с логикой дающей основания на когнитивном уровне понимания закономерностей природы окружающей среды и жизни. То есть, совершенной организации человеческого социума ещё не существует в природе, поскольку природа человека в большей степени подвержена инстинкту и гормонально-эмоциональным стимулам, чем логике понимания сложности жизни и закономерностей природы.

Субмиссивность и доминантность, это одни из основных характеристик многих положений людской натуры в социуме и обстоятельствах, не выходящих из рамок среднестатистических свойств психики, соотношение которых варьируется не только в обществе, но и в рамках одной психики, сменяя друг друга в отдельных ситуациях и по отдельным стимулам. И только социум является причиной данных проявлений, поскольку таковые являются следствием поведенческих действий создающих и составляющих социальные отношения исключительно на почве социального взаимодействия и эмоциональных стимулов.

Положение человеческой особи в современном социуме зачастую вырабатывается посредством измышлённых приоритетов и критериев, как обретённый и обретаемый социальный статус тем или иным методом поведенческой атрибутики (зачастую оправданное эталоном поведенческих норм мошенничество) . Это в большинстве случаев является процессом конкуренции идентичным социализации приматов, ибо данное строение общества не основано на побуждениях разума в его логических навыках констатации действительного положения вещей, а исходит прямиком из биологических задач на метаболическом урвоне и является продуктом инстинктивных притязаний, даже если принимает облик деонтологических вершин. Поэтому чтобы и кто бы ни делал, и чтобы ни показывал, это не является проявлениями поведения делающими нас людьми, ибо нас делает людьми только осознанность, а ни бессознательная имитация приоритетных поведенческих критериев, порой прикрывающих откровенную глупость, агрессию или формальный гедонизм с деструктивными результатами. Нас сделало людьми свойство разума (психики) явившееся осознанием тотального участия восприятия во всём, что происходит, с полноценным участием когнитивной проницательности, свойственной высшим ассоциативным процессам мозга, где нет ни единой попытки наложить мнения и привычки поверх истинного положения событий (агонистические доминационные стимулы, когда желание имеет превалирование над распознанием действительности), где есть кропотливая бдительность к таковым и их познание во всех имеющихся проявлениях (под осознанностью подразумевается ни что иное, как сопричастие восприятия к происходящим процессам жизни во всех возможных аспектах физики/химии и биологии/медицины на уровне понимания их основополагающих закономерностей, а также формирование их понимания, как посредством существующих знаний, так и посредством исключительно восприятия и интеллекта). Но есть и другие психические свойства людского организма, проявляющиеся и всегда имеющие место в социальных отношениях, но не поддающиеся обретённым и выработанным знаниям, социальному положению отношений, бюрократии, не зависящие от социализации никоим образом (не имеется в виду, что не угнетаются ею или не зависят от неё в положении общественных градаций). Речь заходит о функциональных качествах и строении ЦНС на уровне отдельных особ, что по сути и является истинным природным и обретённым статусом человека вне зависимости от опыта и информации, которые закладываются в эти структуры, хотя от этого и зависят их вырабатываемые функциональные особенности, поскольку они проявляются в значительной степени в ходе формирования опыта и информации, хотя в наследственно растущие параметры ЦНС в процессе развёртывания метаболизма в онтогенезе может быть заложен любой опыт, а их функциональность и морфология так или иначе обретёт параметры, которые позволят выработать условия окружающей среды и метаболические механизмы включающие в себя эволюционную наследственность. Эти качества проявляются во всей полноте в социуме, но не зависят от социума в своих имеющихся проявлениях, поскольку обретены рождением и формированием плоти вырабатывающей посредством адаптации к окружающей и социальной среде навыки в имеющемся наследственном потенциале, создающем в процессе адаптации развивающейся плоти наследственность для дальнейших поколений, но их проявление и сохранность в дальнейших природных градациях во многом зависит от социальной среды, как и от окружающей, что и определяет ход эволюции, хотя далеко не всегда в качественно нужную сторону для построения достаточно интеллектуальной цивилизации.

 

Способности, будучи следствием функциональных особенностей органических форм материи позволяют выживать наиболее эффективно и разумно (как это принято среди всех известных живых форм), вне зависимости от того, как на это реагирует социум, бюрократия и привилегированные мнения, не смотря и на то, что социум зачастую отрицает все преимущественные проявления способностей на уровне социального биологизма, эмоционально-гормональных форм регуляции поведения. Это отрицание происходит в связи с тем, что проявление любых естественных преимуществ (когнитивных несоответствий биологическим тенденциям) колеблет статический социальный статус и имущество, обретённое посредством наследственного, бюрократически или мошеннически выработанного статуса или порой просто чувство обладания, привычка закреплённая гормонлаьной стойкостью эмоций и отождествляющаяся с успехом или безопасностью, с чувством комфорта, при нарушении которого срабатывают агонические и антагонистические формы поведения, сугубо в формате их значимости выработанной ходом эволюции и социогенезом (что не гарантирует их осознанности). Способности, которые являются преимущественными для жизни, но которым не позволяет проявляться во всей полноте социальная среда и измышлённые приоритеты в социуме (конформистская/бессознательная социализация), говорят об их природном происхождении и о том, что социализация замыкается на уровне подкорковых функций ЦНС, на тригерах эмоционального формата регуляции поведения без существенной апелляции к знаниям и информации, сугубо в преимущественно ситуативном стремлении за наживой в обход логики и вопреки возможностям её применения, как собственно и в любом царстве живых форм, что абстрактно можно обозначить превалированием желания над вариациями доступными в надбиологическом подходе построения поведения с опорой на науку и наиболее значимые критерии построения эффективных результатов. Это делает сам социум враждебным по отношению к жизни и к природе, к высшим проявлениям плоти и природы, если таковой инстинктивно удерживает субъективные приоритеты абстрактного формата вопреки истинным качествам и закономерностям, что соответственно делает социум разлагающимся и дезорганизованным в большей степени, чем управляемым в продуктивном и полномасштабном ключе. Преимущественные способности являются угрозой для власти и имущества накапливаемого и стаскиваемого посредством бюрократии и измышлённых критериев (мошенничество, обман, фикция, преобладающе ситуативные инстинктивные формы поведения в исключительном отстаивании наживы любой ценой, сугубо химический пищевой градиент, как и вся органика, остального просто нет, даже если оно наделено гораздо большими способностями, но ситуатвино не вписывается в параметры обстоятельств своими возможностями).

По отношению к субмиссивным и доминантным особям применимо ещё одно понятие, «хищник и жертва», вне зависимости от субмиссивности и доминантности людской натуры в социализации. Под видом и посредством отношений «хищник-жертва» можно видеть то, что менее способный становится объектом манипуляции наиболее способного, вне зависимости от социального статуса, от намерений и их результата, ибо тут работает органическая специфика плоти. Преимущественно способная персона является наиболее способной вне зависимости от того, как воспринимает это социум, вне зависимости от того, кем работает и чего добился обладатель специфических навыков. Но именно социум во многом определяет приемлемость/неприемлемость качеств нашей психики из поколения в поколение. Обустройство общественного конструкта создаёт запросы на способности, которые позволяют наиболее эффективно выживать или проявлять определённые поведенческие качества, хотя это не отсекает моментально все наработанные в ходе эволюции механизмы нервной системы, но, тем не менее, деформация органических структур непрерывна и влияние на них имеется всегда, как социальное, так и физическое. Проблема в том, что, не смотря на наличие разума и огромного багажа знаний о природе вещей, это целиком инертный и бессознательный процесс. Жертвенное стадо инстинктивно вытесняет хищника, если он себя проявляет, ибо он проявляет себя творцом, что выглядит в жертвенном взоре, как органическое право власти над ними, от чего они паникуют и чего избегают всеми имеющимися способами, что и позиционирует их поведение, как жертвенное. Также данное соотношение можно видеть на примере тех, кто добиваются выдающихся результатов и тех, кто гедонически и агонитсически заполучает власть или ресурсы влияния под видом тех действий, которые показывают кульминацию стадного существования, где заполучающий многое (статистически, мошеннически или наследственно) зачастую оказывается безнадёжным, ибо становится инструментом манипуляции, либо посредственным (субмиссивным, доминантным) продуктом окружающей среды, в первую очередь социальной. Жертву определяет то, что она во многом сама подаёт признаки слабости, агрессию, посягание, нападки на имущество или на положение других особ в обход когнитивных функций психики и достижений логического порядка с научной точки зрения, то есть не обременяя свои мысли критериями и аргументами, сугубо в ходе пищевой инерции биологического градиента, провоцируя, раздражая и искореняя тем самым хищника, ибо хищник, это инструмент естественного отбора избавляющий природу плоти от слабости и болезни. Речь заходит о том, что стадо научившись избавляться от хищника, стало на путь вымирания\вырождения. Во главе данной тенденции социогенеза стоит и постоянно привилегируется отсутствие способности преодолевать слабости и болезни, а вместе с тем и сложности. Это сопоставимо с поведением стадного парнокопытного скота в присутствии хищников, где хищник исполняет роль санитара, что проявляется во всём мире, в разных условиях и по отношению к разным хищникам примерно одинаково, но если хищника нет или он не избавляет стадо от болезней, стадо вырождается.

Стадо игнорирует хищников, пока те не представляют открытой угрозы, поэтому им тяжело выживать в стаде, хищники даже ходят среди стад, не обращая на мирно пасущихся растительноядных зверей внимания, когда сыты. Но, как только стадо чувствует опасность и уязвимость, когда хищник проявляет свои преимущественные качества и намерения, стадо начинает объединяться, защищаться и даже атаковать хищника, то есть подаёт признаки жертвы осознающей свою позицию и показывающей поведенческие признаки того. Среди людей активно работает модель «хищник-жертва», но бессознательная социализация посредством бюрократии и измышлённых критериев искореняет хищников также, как вокруг человека вымерли и вымирают все хищники, ибо человек подло истребляет их, будучи не способным даже прикоснуться к ним вживую, а в отношении преимущественных неврологических качеств стадо не способно прикоснуться к ним на ментальном уровне. Это жертвенная эпоха людей, когда жертва чувствуя ущербность и уязвимость из страха научилась подло искоренять хищника и все преимущественные способности дистанционно, будучи в количественном преимуществе, сделавши хищника жертвой стадной поведенческой низости, проявляющейся именно как жертвенные повадки сбивающихся в кучу скотов, массовый бессознательный и инертных эффект, дабы уничтожить любой ценой преимущественного плотью хищника (угрозу). Но получается, что они исчерпывают свою уязвимость не преодолением и ростом, а уничтожением источника сомой угрозы, оставаясь при этом в ущербном и уязвимом положении. Любое превосходство порождает у стада страх, от которого оно намеревается избавиться, как от угрозы, но избавляется от неё не в себе, а вовне, безостановочно разрушая и убивая все возвышения и стремления выходящие за рамки стада или нисходящие к стаду извне. Они разрушают угрозу, а ни преодолевают её, тем разрушая свою стойкость, свою силу, свою жизнь, вместо того, чтоб избавиться от единственной недостаточности порождённой их собственной слепотой страха и когнитивным вакуумом засасывающим всё, что можно прежевать сугубо в пищевой инерции поведения, зря угрозу во всяком взросшем преимуществе, вместо того, чтобы взрастить его в себе. И чем больше стадо, тем сильнее его бессознательная инерция искореняющая суть жизни, её возростающее продолжение в логическом порядке, нежели биологическое стадное замыкание в поведенческой утопии и неосмысленности в отсечении логики из жизни, что есть гибельность искореняющая жизненный рост, ибо всё взросшее превосходство над ними порождает в них страх, страх быть съеденными, от чего они даже не пытаются расти и преодолевать преимущество над ними, а усердно избегают и топчут таковое, что и делает их жертвами. Стадо, как социальная бессознательность действует инертно и реактивно, даже когда из страха перед преимуществом истребляет хищника, ибо ими движет испуг и голод. Ну, а хищником движет охота, стремление. И только потому стадо топчет собственный страх, ибо топчет его не в себе, умудряясь затоптать даже хищника не смотря на то, что хищник и в это время поедает их, ибо остаётся хищником до последнего. Но в отношении людей и истребляемых ими хищных животных, это следствие превосходства разума над мускулатурой, над клыками и когтями, хоть и разумом это не назовёшь, ибо это тотальное пренебрежение разумом, поскольку это проявление стадных и жертвенных манер, даже не пытающихся взращивать в себе силу способную состязаться с хищником плотью или изолироваться от него, не пренебрегая природным естеством экосистемы на планете. Ну, а в отношении людей с людьми, в модели хищник-жертва, это превосходство людского разума над разумом и плотью человека вместе взятых, в отличие от отношений «хищник-жертва» между человеком и хищным зверем, где преимущество плоти зверя неоспоримо. Но человек научился компенсировать свою недостаточность подлостью стадного количественного преимущества или ситуативного обмана, лицемерия, что есть стадный эффект страха и возможности избежать угрозы не через разум, а через имитацию наиболее безопасной модели поведения, то есть стадной модели, наиболее обширной и приемлемой стадом, а ни разумом, как качественного проявления психики когнитивного порядка, дающего возможность соприкоснуться с хищником в равной схватке. Стадо численно превосходит хищника и это даёт возможность истоптать его, как без применения разума, так и без должного могущества, что и показывает поведенческое свойство стадного скота не являющегося хищником и не наделённого благородством превосходства, которое можно продемонстрировать логическими достижениями. Скот даже не пытается обрести своей плотью превосходство способное состязаться с тем, что его превосходит, не возникает предпосылок под сопоставление неврологических качеств вне зависимости от того, что есть превосходство, скот просто топчет всё, что кажется отличительным, тем проявляя свою скотскую недостаточность выделяющуюся без стада. Скотов много и они уповают не на качество, а на количество дающее им гарантию и защиту, но и дающее пропитание хищникам, что есть выбор лёгкого жертвенного пути достижения, пути истребления преимущества, нежели рост к нему. Это и делает их жертвами. Так стадо выживает даже ценой того, что многих из них съедают, порой даже целенаправленно жертвуя собой или в панике топча своих сородичей, что среди людей принимает облик каннибализма, стадного каннибализма, обмана, мошенничества и лицемерия. Хищники так не поступают, они никогда и ни за что не едят друг друга, как это делают стадные люди, готовые ради наживы жрать друг друга и подставлять в необузданной прихоти и глупости. Хищники конкурируют, состязаются, растут и крепнут ценой жизни и смерти, но посредством неотъемлемости плоти от бытия и прямого соприкосновения с ним (бытие есть ни что иное, как материальный мир), как с жертвой во время охоты, что в случае человека, где основой поведения является психика/нервная система, проявляется в сознательности (творческой предприимчивости/охоты) и неосознанности (стадной конформности). Но скот способен сожрать условия пригодные для жизни, сделав их непригодными даже не замечая того, даже не соприкасаясь с бытием сознательно. Это убивает и скот, и хищников. Все поведенческие проявления и специфики отображаются в людском социуме в основном интеллектуально, как модель хищник-жертва, где жертвы сплочаются и образуют стадо, а хищники взаимодействуют между собой не сбиваясь в стада, ибо имеют преимущество над скотом и в одиночку. Хищники создают стаи, прайды и семьи, не искореняя друг друга, если способны выживать, если способны показать свою силу друг другу без скрытой подлости, когда обитают поблизости. Это проявляется среди людей, как интеллектуальное ассоциативное взаимодействие «хищник-жертва», «хищник-хищник», «жертва-жертва», ибо с хищником невозможно социализироваться, он не имеет стадного нрава, он не реагирует на конформную социализацию стадного скота, он бдит за каждым шорохом и осознаёт, что есть что, что есть хищник, что есть жертва. Это создаёт сеть хищников вплетённую в стадо, ибо они находят друг друга вне зависимости от того, как раскидывает и разъединяет их стадо, они ворочают стадом, как пастухи, но ещё не научились управлять им так, чтоб те не уничтожали всё сущее и не затаптывали всё на своём пути, в том числе хищников. Хищники если и погибают, то только в бою, и зачастую от копыт стада истаптывающего всякого хищника пока тот слаб или одинок. Это показывает ни один из примеров, отравление Сократа, отравление Стивина Хоккинга, ОШО, Ницше, все эти люди были отравлены и угроблены не глядя на то, что это выставляется естественными заболеваниями, так и распятие Иисуса, ибо тот воистину был львом, которого окружило и растоптало стадо из страха перед львиным рыком, из признания ими их же уязвимости перед ним в виде страха относительно его когнитивного присутствия, что проявилось линейной агрессией в отношении него. Распятие Иисуса проявилось жертвенным поведением стада избегающего собственное поражение на когнитивном уровне, но выходит, что в угоду собственного вымирания, поскольку любое когнитивное преимущество изничтожаясь исключает возможность выживания цивилизации, что неизбежно явилось в их принятии собственной слабости обнажённой присутствием превосходства хищника, вместо ментального взаимодействия по модели хищник-хищник, то есть хищник ментально убивает стадо на уровне мысли (охватывает более веским когнитивным аргументом и расчётом), что не проявляется в отношении других хищников, ибо эквивалентная сила их мысли строит взаимодействие и взаимоотношения между ними без жертв, а жертва чувствует ущерб и обнажает превосходство мысли хищника в виде собственного страха и агрессии, где ущербность и подлость становится поведенческой нормой стада, как жертв, ибо те жертвенны всем своим существом и всеми своими деяниями. Хищник верховодит жертвой в виду преимущества его плоти, даже если жертва является самой главной среди стада жертв. Но жертвы не видят то, насколько они жертвенны перед вселенской необъятностью и силой мысли, как больной не может знать здравия будучи ментальным продуктом стада, где все одинаковы вопреки процветанию и силе жизненного роста, ибо поистине их биологическое назначение, это корм и жертвеннось пред вселенской необъятностью. От того необходимость каждого психиатра, как каждого гения и мастера – дар хищника (мыслительного аппарата), дар здравия, где и только где становится возможным детальное осознание тонкостей природы и заболеваний плоти, как жертвы, как хворающего. Ибо хищники убивают в первую очередь самых слабых и больных, они санитары природы, санитары здравия, наделённые полномочиями смерти (критерии логической несостоятельности), как сам бог (мыслительные и логические состязания, дискуссии, критика, семантическая полемика, методики и системы управления, научные достижения). Жертвы не состязаются в логике, они бьются лбами и подло пожирают друг друга используя переадресацию самого пожирания посредством бюрократии, финансов, законов и других малоосмысленных выдумок, применяя самые каверзные уловки дабы избавиться от любого преимущества над собой, нежели преодолеть его упорным ростом. Единственная и основная проблема человечества, это неодолимая глупость, другой проблемы просто не существует, поскольку одолимая глупость, это не глупость, это невежество, которое преодолевается через получение знаний и опыта. И именно примирение со слабостью/глупостью, нежели преодоление её, во многом зарождает патологию и ущерб. Мозг человека (психика) есть результат следствия длительных эволюционных процессов сделавших из примата хищника, ибо данный человеку мозг есть последствие потребления мяса и умения охоты на жертву без применения зубов и когтей, но посредством орудий явившихся творением разума и свободных конечностей. Поэтому во время разговора активно работают конечности, поскольку работа мозга и рук тесно завязаны. Но человек пересёк черту посягая на хищника и используя возможность убивать его даже не касаясь, как посредством огнестрельного оружия, так и посредством бюрократии не подчиняющейся разуму, но подчиняющейся скотской бессознательности уничтожающей всё вокруг жертвы, всюду видящей угрозу и собственную уязвимость, что заставляет её вскарабкиваться на вершины без достижений, в обход мысли, которая не только являет основу всех достижений, но и даёт решения в любых ситуациях. Это низость, подлость, инволюция и укоренение жертвы на вершинах эволюции, жертвы подло истребляющей хищника даже не сталкиваясь с ни лицом к лицу, мысль к мысли, где могут сформироваться критерии обстоятельств, но даже не возникают из-за когнитивного отсутствия стадных особей. Для того, чтоб состязаться со зверским хищником, человеку ничего не дозволено кроме холодного оружия вместо зубов и когтей, компенсируя металлом отсутствие зубов и когтей, «плоть с плотью» «хищник-хищник», иначе должна быть изоляция дикой природы от стад бездумного человека. А в социальном соотношении людей «хищник-жертва» «хищник-хищник» ничего не дозволено кроме разума, ибо именно разумом отличается хищник от жертвы. Разум (мозг) сделал из растительноядного примата плотоядного хищника, взросши до размеров когнитивного охвата вселенной и закономерностей природы, поистине явившись царским качеством плоти среди всех форм жизни, ибо разум явился инструментом охоты человека, как когти и клыки у тигра. Но хищник не вымер (разум – инструмент охоты), и жертва ещё остаётся жертвой, ибо она ещё издаёт жертвенный возглас и ведёт себя целиком, как жертва, давая полноценный повод и право хищнику охотиться на себя.