– Зачем ты хочешь ее утопить? – спросили глаза Клео, и взгляд ее полыхнул.
– Возьми ее. Ты, обманувшая Смерть, – отвечали, потеплев, глаза Немого.
– Теперь уже не одна… Я возьму ЕЕ.
– Спасибо женщина, – отвечал немой про себя, и также внутри себя, чуть тише, прикрыв глаза и сжав кулаки:
– Прости Му-му. Прощай Му-му.
Незнакомец уплыл в Туман на своей невыносимо скрипящей лодке, а у ног Клеопатры грустно потявкивала милая собачонка, ее глаза говорили:
– Прощай, Герасим. Я люблю тебя…
Му-му, вот ты какая…
*
Красавица яхта «Летучая» задирала нос, смеясь над глупыми волнами. Человек, застывший на палубе яхты, четвертый час смотрел в окуляры бинокля: не притаилась ли где-то среди этих глубин Железная рыба с черным крестом на алом. Эти хищные акулы несли смерть, а он мог… нет, не остановить сам, но помочь другим это сделать. В глазах столько соленой воды, глаза болят. Но он смотрит: в Даль, в Ширь, иногда Внутрь.
– Эрнест, зачем тебе Это? – от волос спросившей пахнуло Нилом.
– «Как хороша… Ты сон, видение, галлюцинация», – решил Хемингуэй.
– Ты не ответил своему Видению, Милый мальчик…
– Если делать что-то в этой жизни, то только Большое дело.
– Это твой Смысл?
– Ты Сон, красивый сон. Хочешь Настоящую правду?
– Да.
– Больше всего во всем Этом, – он махнул в сторону Небес, – Я ценю, а главное, желаю Свободу. А самая большая Свобода – это…
– Знаю. Смерть. Ты ищешь Смерти?
– Нет, я ищу Свободу.
– Я твой сон, который забудешь…
Где-то залаяла собака. Эрнст очнулся:
– Когда в глазах так много соленой воды, грезятся странные сны. Я. Видел Клеопатру, – шептали его губы.
– Прощай, Свободный. Я эхо…
*
Бархатка Ночи, глаза Звезд. В небе бились две Металлических птицы, метя друг другу в глаза, плюясь свинцовым огнем.
Клео сначала решила, что это кто-то из братьев, может, Гор… но птицы полыхнули белым и взорвались в один миг…, а с Неба упал человек…
*
Антуан очнулся от чарующей прохлады, коснувшейся его губ, и почувствовал себя самым счастливым во Вселенной…. Это был поцелуй Клеопатры.
– Где я? – спросил Экзюпери.
– Ты Нигде, но Ты со Мной… хочешь моей Любви…
– Да.
– Жаль, что Мы обречены. Отсюда нельзя уйти, или я просто не знаю как.
– У меня был Друг. Он знал Один способ. Но нужна Змея и Смерть…
– Смерть и Змея. Осирис предупреждал, а я не поняла…
– Но, Это, может быть больно… И где взять Змею.
– У меня есть Змея.
– Давай…
*
Антуан, Клео и Му-му стали так невесомы, что с легкостью поднялись выше самой стратосферы. Летая от Звезды к Звезде, они по просьбе Антуана, искали его хорошего Друга, Маленького Принца. А когда нашли, поселились на соседней Планете.
ОНИ дружат, и обожают ходить друг к другу в гости. Клео научилась печь замечательные круасаны, Роза ничуть не ревнует, лишь Барашек и Му-му иногда ссорятся, но мирятся тут же.
*
А МОЖЕТ, ВСЕ БЫЛО ИНАЧЕ…
*
Американский писатель Эрнест Хемингуэй во время Второй Мировой войны патрулировал на своей любимице яхте «Летучая» воды океана, выслеживая немецкие подводные лодки.
*
Французский писатель-летчик, Антуан де Сент-Экзюпери во время Второй Мировой войны пропал без вести, не вернувшись из ночного вылета.
КТО ЗНАЕТ?
Страшная сказка…
В их окно заглядывала большая алая луна. Ни шторы не свет уличных фонарей не стали преградой, затаившейся внутри этой квартиры тьме. На постели застыли две недвижимые фигуры, они не были мертвы, просто эта ночь взяла так много.., но не забыла вернуть, гораздо больше. И вот утомившись от этого самого – больше, чем страсть, больше, чем желание, и не меньше, чем любовь, они впали в недвижимый ступор, так похожий на смерть.
Его тело было мускулисто, но излишне бледно, ее фигурка – тонка и гибка. А вот глаза, у обоих зеленые, словно две пары изумрудов пронзали ночь.
– Ты просила меня рассказать сказку…?
– Да… И пусть она будет, очень страшной…
– Как пожелаешь…..
– Желаю…
– Значит, случилось эта история, несколько сотен лет назад, сколько, теперь уже и не припомню, да и тебе это не так важно знать.
*
Влюбился один молодой глубоглазый вьюнош в боярскую дочь Милену, а та красава была статная, да и женихаться пора пришла, пятнадцатый годок ей стукнул, но вот отчим ее замуж выдавать не спешил, а перечить ему кто-либо боялся. Говорили люди, по дворам, да кабакам, что боярин тот, управитель небольшого княжьего городка, то колдун черный. Говорили и о том, что мало он жену свою, и мать ее загубил, смерти лютой придав, да сердца их сожрав, носится в полную луну тот боярин по местным лесам на здоровом рыжем жеребце в личине перевертня, а за ним значится и вся стая перевертней, и слушают его как своего нечистого волчьего князя, вожака стаи.
Но не испугался молодец по юности своей людских наговоров, а тайком пробрался на боярский двор, да дочку боярскую Милену то и соблазнил. И та душа девица, согласилась с ним от отца бежать, да вот только поведала ему, что люди то понапраслину не разводят, и есть ее отец приемный взаправдашний колдун черный, и слуги, которые у него в холопах ходят, как есть все перевертни – волки. Пригорюнился тут юноша, как ему одному, сироте безденежному, да богатырю невеликому с такой силищей совладать. Увидела, да прочла все эти мысли Милена, на челе своего жениха новоявленного, да говорит:
Не печалься, милый вьюнош, расскажу я тебе, как отца моего злодея погубить, а с ним глядишь, и вся стая перевертней сгинет.
Подумал парень и согласился:
Разузнай уж душа девица, как злыдня этого одолеть, а я уж расстараюсь, да все что смогу и сделаю.
На этом и порешили.
И уже к следующей их встрече, принесла душа Милена, своему суженному клинок серебренный, да молвила на ушко слова, что, мол, сегодня отчим – батюшка, опосля колдовства черного умаялся, да слег без сил, и до луны полной еще не одна седмица, всех слуг своих колдун отослал в лес дремучий с каким-то тайным указом, а сторожить остался всего один волк, с которым такой храбрец, как жених ее названный одной левой справится, потому, как волк то тот увечный, хромой на одну лапу.
Вот так пробрался ночью вьюнош славный в боярский дом, перелез только через ограду, а тут на него чудовище поганое и набросилось, но увернулся вьюнош от хромого перевертня и ткнул ему клинком серебренным в самое горло. Захрипел перевертень, да скончался. А тут уж дочка боярская Милена подоспела, отвела вьюноша в опочивальню отцовскую, где тот в личине черного огромного волчищи спал. Но только вступили они в опочивальню, как проснулся волчище, да закричал диким голосом:
– Кто здесь, – взрыкнул по-звериному. Взблеснули в свете половинной луны его огромные стальные когти и засочилась из его зловонной глотки желтая слюна, и налились его глазницы алым светом.
– Это я батюшка. Это я любый мой запричитала Милена, и обхватила огромного черного волка, повиснув на его могучей шее. А хитроумный, да смелый вьюнош в то время, не испугавшись, да подскочив к волку сзади, вонзил ему по самую рукоятку в спину свой серебренный клинок.
Заверещал тут волк громовым голосом, закапала из его пасти кровь алая, отшвырнул он дочку предательницу от себя, и рухнул на пол терема. Да только собрались наши влюбленные бежать отсюда, куда глаза глядят, да очнулся волк перевертень, да прохрипел, умирая проклятие:
Не уйдете вы далеко, догонит вас моя стая лютая, слуги верные, порвут тебя в клочья щенок, а девка – эта, послужит еще делу темному, – молвил так черный волк и издох.
А молодые, не долго думая, оседлав коня боярского, самого быстрого в округе рыжего скакуна, бросились в ночь… да вот только уйти далеко не смогли. Как не был быстр рыжий скакун, а нести ему двоих было тяжело. А за Миленой да ее женихом неслась уже вся стая, вызванная умирающим волчьим вожаком. Впереди была одна тьма, да сизый туман. Звезды давали мало света, а сзади все громче слышался ужасающий волчий вой. Кап, кап, – капала на тропу волчья слюна, клацали во тьме желтые клыки, стая все ближе и ближе, а у коня все меньше оставалась сил. Вскричал пуще страха лютого в ночи филин, птица колдовская. И тут Милена взмолилась, чтобы юноша бросил ее на растерзание волкам перевертням, а сам скакал дальше один, спасая свою жизнь. Но юноша, сколь бы не боялся, не желал бросать свою любовь. И вот вынеслись они на полном галопе к круглой поляне посреди которой стояла изба, сложенная из вековых сосновых стволов, и решили они укрыться в этой домине, дождаться рассвет, когда волки сменят личину, и с людьми им справиться будет легче. Подперли юноша и Милена боярская дочка двери досками, да стали ждать, что будет дальше. Да только убежище их, каким бы надежным не казалось на первый взгляд, держалось от напора целой стаи перевертней из последних сил, прогнившие стволы и доски, готовы были вот-вот рухнуть.
Что делать… решили Милена и ее жених перед смертью обвенчаться, не как в церкви велят, а по покону предков. Разрезала Милена себе клинком серебренным запястье, то же сделал ее названный жених, и смешали они кровь свою вместе в чаше с вином, и сделали по глотку, став мужем да женою.
И призналась тут Милена юноше тому, как мужу, что грешна она была.
Призналась, что на отчиме ее страшное проклятие. Когда-то было в этих землях капище древнее, Световита, да пришли христианские отцы вместе с дружиной Владимировой и пожгли то древнее капище и волхвов смерти лютой предали, и пред смертью главный Волхв Вольха, проклял всю землю, что приняла веру новую, да в сердцах призвал на землю эту Волка черного Ууммаа. И пришел на землю Уумм. И привел за собою стаю, и стал он князем ночи. И боялся кто либо в землях этих ночью выйти за порог дома своего, да и в доме, мало было надежды в живых остаться. И стали люди приносить Уумму дары, да жертвы человечьи. Но мало было тому волку, рыскал он по ночам вместе со стаей своей и искал предначертанную ему невесту. Говорили, что невеста та зачать должна была от Уумма дитя, и родить нового Темного господина, что будет править миром, а Уумм, со стаей будет ему верным слугою. Да вот только никак не мог Уумм найти предначертанную, а пока, совершив обряд тайный, сменив личину волчью на человечью, стал жить Уумм посередь человеков, потому как упорен, да терпелив был вожак стаи перевертней.
– И что? – спросил юноша.
– Да ты еще не понял? – вопросила Милена, боярская дочка. – Да тот черный волк Уумм и был мой отчим названный, а я его предначертание. И мать мою волк убил и бабку, сердца их сожрав, и…– тут Милена раскраснелась, да замолкла.
– Что, и.. Что любая?
– Да сотворил отчим черное, понесла я от него. Убей меня муж мой, пока семя черное во мне, живы перевертни, готовые служить мне, а затем сыну проклятому моему. Убей любый!
Заплакал вьюнош горючими слезами, да вонзил серебренный клинок, прямо в сердце жены своей и испустила она дух. И начали один за другим исчезать перевертни, а вместе с ними пропал и рыжий колдовской жеребец.
И завыл тут вьюнош на луну, по волчьи, и увидел, как у него шерстюга из кожи полезла, да когти на пальцах железом налились, и вонзил он и себе клинок серебренный прямо в сердце и умер…
*
– И что на этом твоя сказка закончилась? – Спросила Она, опираясь на свои хрупки локотки, перевернувшись в кровати со спины на живот, и глядя своими изумрудами глаз в пронзительную зелень его ответного взгляда.
– Конечно же, нет, ответил Он. – Эта сказка только еще началась…