– В таком случае нужно раздобыть их, найти безопасное место и заблокировать вход, – выдвинул предложение Пьер.
– Другого выхода я не вижу, – признался Мигель.
– В таком случае нам лучше разделиться, – сказал Игорь. – Так быстрее что-нибудь отыщем.
– Я объясню, где и что искать, – заявил Мигель, и все трое двинулись вглубь лаборатории.
* * *
– Это, значит, и есть Ваш кабинет?
– Да, это он.
– Довольно скромный.
– Ммм… сочту за комплимент.
– Так зачем я здесь?
– Нужно оформить некоторые бумаги.
– Стало быть, спрашивать меня о том, хочу ли я с Вами работать, меня даже не будут?
– А смысл?
– Верно. Если посудить, то нет его.
– Вот здесь распишитесь и здесь.
– Давно уже со мной все решили?
– Пару месяцев назад.
– А зачем этот переворот устроили у нас?
– Решили убить двух зайцев за раз.
– Не понимаю.
– Все старо, майор. Вы работаете на одних людей, я работаю на других людей. И эти люди не особо ладят. Поэтому и жучки.
– Но теперь-то мы работаем на одних людей?
– Можно и так сказать.
– Все равно ничего не понимаю. Ваши люди ведь выше наших? Я хочу сказать, наши люди выше ведь тех людей?
– Да.
– Тогда зачем все это?
– Если они ниже, это не значит, что им можно доверять.
– Складно, но все равно непонятно. Чего-то мне не договариваете. У меня такое чувство.
– Ну, мы теперь в одной лодке. Но я-то ведь тоже далеко не все знаю. Тоже человек не очень высокого полета.
– Во всяком случае, пока?
– Во всяком случае, пока.
– Теперь расскажете про моих?
– Да, в общих чертах.
– Ну, наконец-то.
– Начну, пожалуй, с солдат, которые их сопровождают…
* * *
– Все равно я тебя не понимаю, Мигель, – констатировал Гадах, шумно выпустив воздух из ноздрей. – Неужели ты не хочешь открыть глаза и посмотреть на свою жизнь рационально?
– Рационально? – удивился Мигель, открыв дверцу очередного шкафа. Слова Гадаха так возмутили его, что он даже не заглянул внутрь. – Это как так? А как я еще смотрю на свою жизнь?
– У тебя верная жена, двое детей, мир и покой в доме, – Гадах ударял ребром ладони в другую ладонь каждый раз, когда называл новый пункт. – Родители живы и здоровы, сестра младшая счастлива в браке. Мечта любого мужчины. Но в душе у тебя – графские развалины.
– У меня в душе торт? – Мигель нахмурился и пожал плечами. – О чем ты, черт тебя возьми, говоришь?
– Какой еще торт? – Гадах с силой постучал себя по лбу. – Развалины у тебя в душе! Все рушится.
– Я тебя не понимаю, – Мигель отвернулся и заглянул, наконец, в шкафчик. Там не было ничего полезного.
– Ты все прекрасно понимаешь, – осуждающе прошипел Гадах. – Эта работа разъедает тебя.
– Ничего она меня не разъедает, – неуверенно, словно оправдывающийся школьник, отозвался Мигель.
– Жене в глаза смотреть не можешь, – Гадах проигнорировал слова Мигеля. – На детей не можешь нормально смотреть. Тебе сорок один год, но ты почти полностью седой. Поэтому сестра тебе и волосы красит. Ты ведь в этом ужасе который год вертишься. Столько друзей похоронил. Свою тетю похоронил. Сам дважды чудом выжил. Это не проходит просто так.
– Хватит, хватит, заткнись! – заорал во всю глотку Мигель и швырнул в Гадаха какую-то банку, которая попалась под руки.
Но Гадаха там не было. Мигель шумно вздохнул и постарался успокоиться. Он оглядел комнату, нервно подергиваясь. Это была квартира кого-то из работников. Две комнаты, примерно одинаковые по размеру, не темные и не светлые. Одну условно можно было назвать спальней, другую – кухней. В спальне была установлена компактная душевая, в нишу в стене была встроена туалетная кабинка. Кухня была по совместительству столовой, а вся квартира больше напоминала общежитскую. Стены в спальне были покрашены в приятный сиреневый цвет, на тумбочке рядом с кроватью стояли в рамках яркие фотографии, на стенах висели картины – распечатанные фотографии работ Писсарро. На обеденном столе стоял компактный компьютер, возле него лежали блокноты и ручки. Больше никаких предметов в квартире не было. Разве что еще посуда да бытовая химия. Одежда, по-видимому, убиралась в какой-то стенной шкаф, который не бросался в глаза. Постель была аккуратно заправлена, все дверцы закрыты, ящики задвинуты. Мигель отогнал мысль о том, чтобы пройти в спальню и полюбоваться картинами и открыл дверцу последнего неосмотренного шкафчика. Там тоже ничего съестного не было. Вернее, в холодильнике была какая-то еда, но понять, сколько времени она там находилась, было невозможно. Ведь на этой планете ничего не портилось, но проверять продукты на съедобность не хотелось. Было решено, что собирать можно только консервы. Все остальное было решено оставить и не экспериментировать с этим. Сколько Мигель уже обошел квартир, он не знал. Они все были одинаковые. Только оформление менялось. Здесь хотя бы были картины.
Мигель медленно вышел. Почему-то эта комната пробуждала где-то внутри тоску, он начал напевать под нос старую колыбельную на родном испанском:
– …ruisenor que en la selva cantando… – внезапно он замолчал, потому что понял, что навеяло тоску в той квартире. Его старший сын очень любил картины Писсарро. И мелодия эта тоже была связана с ним.
Жаклин сидела, широко расставив ноги, что выглядело даже вульгарно, хотя на ней были свободные темные брюки, а не юбка, да и были они здесь только вдвоем. Она теребила левой рукой свой фамильный кулон, широко раскрыв глаза, но глядя в пустое пространство.
Игорь стоял, заложив руки за спину и отпустив голову, как провинившийся мальчуган. У его ног стояла картонная коробка, в которую он собрал найденные припасы. Из тряпичной сумки рядом с коробкой торчало несколько горлышек винных бутылок. Офицер перебирал слова в голове, но ничего подходящего на ум не шло.
Наконец, Жаклин заговорила:
– Я все могу понять, честно. Но неужели ты не мог все сделать по-человечески?
Игорь потупился. Ее тон был холодным, а голос дрожал. Не хотелось, чтобы она плакала.
– Я… не смог, – тихо отозвался он и еще ниже опустил голову. Теперь он видел лишь ее сапоги, которые плакать не могли, поэтому стало чуть легче.
– Ты ведь дал мне обещание! – воскликнули сапоги и дернулись.
– Дорогая, я не смог сдержать его, – признался Игорь сапогам.
– Я и без тебя догадалась, – слова прозвучали очень удрученно и с какой-то безысходностью. Эти сапоги заслуживали актерской премии.
– Я не могу без этой работы, – Игорь закрыл глаза и представил себе, что находится дома. Так стало еще легче.
– Мало того, что ты не выполнил обещание и остался на этой работе, – Жаклин говорила низким и тихим голосом. – Ты еще и перевелся на более опасную должность.
– Дорогая, прости меня, – только и ответил Игорь.
– Я прощу тебя, – гневно воскликнула Жаклин, и Игорь почувствовал, как в грудь что-то стукнулось. Кажется, это была кружка. – Как всегда прощу, но ты ведь и дальше будешь уходить на эту работу! Каждый раз на какую-то свою войну!
– Эта работа спасает жизни, – попытался оправдаться Игорь.
– Чьи жизни? – голос девушки сорвался, в грудь солдату снова что-то ударило, но глаза он так и не открыл. – А мою жизнь кто спасет? Со мной что будет? Почему бы тебе не спасти меня?
– Прости меня, дорогая, – повторил офицер.
– Я ведь люблю тебя, дурья твоя башка, – тихий хриплый шепот встревожил Игоря, но посмотреть на нее он так и не решился.
– Я знаю, дорогая, – ответил он. – Я тоже тебя люблю. Клянусь тебе, что сделаю все, о чем бы ты меня сейчас не попросила.
– Правда? – в голосе послышались нотки надежды.
– Правда, – твердо ответил солдат.
– Тогда вернись ко мне и больше никогда не улетай ни на какую войну, – жалобно попросила Жаклин.
– Хорошо, – только и ответил он.
– Обещаешь? – с недоверием в голосе спросила темнота перед глазами Игоря.
– Обещаю, – ответил он.
Он открыл глаза, но в комнате больше никого не было. Он поднял с пола коробку с припасами, свободной рукой протер глаза, а потом взял и сумку. После чего вышел из квартиры.
Несколько пуль точно попали в цель, но солдата это не остановило – он продолжал стрелять. Пьер подсчитал в уме, сколько осталось патронов, и выругался. Еще пара очередей и все. Стрельба окончится. По идее, у солдата патронов уже тоже быть не должно было, ведь он стрелял еще более агрессивно. Видимо, взял дополнительные магазины у товарищей.
Пьер снова выругался. Выйти из этой кладовой он мог только через труп противника, поэтому оптимизм мало чем мог помочь. Кладовая была довольно большой, но никаких укрытий здесь не было. Были стеллажи, но прятаться от пуль за полками так же целесообразно, как укрываться за стремянкой. Поэтому только крупный ящик (или небольшой контейнер) мог обеспечить укрытие. Солдату тоже было негде прятаться, но он хотя бы мог уйти в любую минуту, ведь контролировал дверь и стрелял из коридора. Сильно рискуя, Пьер выглянул и примерно наметил область, где должна оказаться шея противника. Когда солдат тоже выглянул, офицер выпустил очередь. Цель поразить не получилось. Солдат открыл ответный огонь, но через секунду раздался щелчок, сообщающий о том, что магазин пуст. Не желая проверять, повезет ли так во второй раз, Пьер выскочил из-за своего укрытия и бросился на противника. Растерянный солдат копошился, пытаясь извлечь новый магазин, поэтому не подготовился к удару. Пьер с разбега пнул противника в грудь, отчего тот отлетел в коридор метра на два. Пока солдат поднимался, Пьер снова бросился на него. Бой не был похож на поединок из кассовых боевиков: ни эффектных ударов, ни изящных парирований здесь не было. Бойцы немного потоптались на месте, намяли друг другу бока, безрезультатно поборолись и остались на своих местах. Видимо, к такому результату привело то, что обоих обучали одним и тем же приемам, одному и тому же стилю боя. Пьер пытался как-то разнообразить драку, но на все его приемы солдат реагировал другими приемами, в результате оба так и стояли – то ли дрались, то ли обнимались. Каждый знал, чего делать нельзя в такой ситуации, а что делать нужно – оба не понимали. По росту и весу они тоже были схожи. Ни один не мог взять верх. Ситуация была глупая. Положение изменило только то, что Пьер случайно наступил на автомат, который уронил солдат, и потерял равновесие. Вот только солдату от этого же и больше досталось, потому что он решил воспользоваться этим и надавил сверху. Пьер согнул колени и еще больше потянул солдата на себя. В итоге тот перелетел через офицера, но захвата не ослабил. Затем Пьер и сам перелетел через противника. После этого оба покатились кубарем по коридору прямо до первого мусоросборника.
– Как звали того мальчугана? – спросил Гадах, помогая поставить консервные банки в коробку из-под бумаги.
– Джозеф, кажется, – попытался вспомнить Мигель. – Или Иосиф.
– А разве «Джозеф» и «Иосиф» это не одно и то же имя? – усмехнулся Гадах.
– Произношение-то разное, – пояснил Мигель и извлек еще одну банку тушенки из холодильника. – Или же его звали Янисом.
– Да не так уж и важно, – Гадах зевнул и поставил в коробку последнюю банку. – Факт в том, что ты его на шее катал. И шутил с ним. И играл. А в это время твои товарищи с бетона отскребали его маму. Все, что от нее осталось. А ты не давал ему на это смотреть.
– Ему и восьми лет не было – нельзя ему было на это смотреть, – отозвался Мигель, скривив гримасу.
– Да дело-то не в нем, – объяснил Гадах. – А в тебе. Слишком много ты этого всего видел. И как один твой друг другого твоего друга убивает из жалости, чтобы тот уже не страдал. И как молодые девушки кричали, чтобы им помогли выбраться, а ты знал, что их ниже талии полностью раздавило, что нельзя эти сваи поднимать. Видел, как они умирали, до конца ничего не понимая. Видел ты, как человеку большую дозу морфия вводили, чтобы он не чувствовал, как паразиты сжирают его заживо изнутри. И что дальше? Чем ты стал?
Мигель сжал челюсти и уставился на стену перед собой.
– В тебе этой безысходности теперь целое море, – продолжил Гадах. – Вот ты и ненавидишь себя. Заставил себя перестать чувствовать что-то по отношению к тем, кто пострадал в таких местах. Но так не бывает. Они обычные люди. Как и твои дети, как и твоя жена. Она ведь на шесть лет тебя старше, уже не такая молодая и красивая, уйти она от тебя не сможет, потому что не чувствует уверенности в себе. А именно ты эту уверенность в ней и убил. Охладел к ней, охладел к детям. Потому что решил охладеть к жертвам. И свою семью в жертв превратил. И сам стал такой же катастрофой, подобной тем, что в подобных этому местах происходят. Уже не можешь любить, не можешь мечтать. Допоздна всегда не спишь, чтобы вымотаться и уснуть мгновенно. И чтобы снов не видеть. Тебя ведь сны твои так пугают.
– Слушай, просто скажи, что тебе от меня нужно? – взмолился Мигель.
– Мне от тебя не может быть что-то нужно, – как-бы напомнил Гадах и перетянул коробку изолентой. – Просто не могу я этого понять. Твои родители посвятили себя построению Торговой империи. Ну, не они, конечно, сами единолично ее строили, а наряду с миллионами других людей. Но это стало делом их жизни. А что сделал ты, когда Империя перестала существовать?
– А что я, по-твоему, мог сделать? – недоуменно поинтересовался Мигель.
– Ну, сохранить Империю ты, само собой, не смог бы, я говорю о твоих родителях, – Гадах проникновенно уставился Мигелю в лицо, но тот отвел взгляд.
– Я все равно не понимаю, к чему ты клонишь, – негромко заявил доктор.
– Тебе следовало проверить, как это коснулось их, – объяснил Гадах. – Они полностью зависели от Империи. Что с ними стало, когда она рухнула?
– Разорились и вернулись на Европу, в дом, где я вырос, – хмуро ответил Мигель, делая вид, что проверяет, как хорошо заклеены коробки.
– Технически они стали беженцами, которых не жаловали противники Торговой империи, – напомнил Гадах. – А на Европе ее сторонников не было никогда. А если и были, то тщательно это скрывали. Ты со своей работой, со своими связями мог забрать их к себе, прикрывать их и оберегать. Вернуть им тем самым то, что они дали тебе, когда ты был ребенком. Но ты был занят работой. Был занят тем, чтобы убить в себе все человеческое.
– Не я установил правила этой игры, – сказал Мигель, глубоко вздохнув. – И не мне их нарушать.
– Но это ты решил играть в эту игру, – парировал Гадах.
Мигель снова глубоко вздохнул. Он немного постоял, глядя себе под ноги, а потом взял обе коробки с провизией и двинулся в сторону места встречи. Звук шагов гулко отражался эхом от пустующих коридоров.
Игорь вскрикнул и бросил коробку. Затем протер глаза и снова заглянул внутрь. Но там были только консервы. Сумка с вином немного натерла плечо, поэтому он перевесил ее на другое. После чего решил оглядеться. Это был еще один белый коридор, при одном виде которого становилось не по себе. Освещение было тусклым, видимо, в целях экономии энергии, поэтому окружение казалось однотонно серым, а отсутствие пыли и грязи на стенах вызывало неправильное восприятие пространства. Игорь вспомнил, что слышал где-то, что пыль на планетах, занятых людьми, в большом количестве состоит из частиц человеческой кожи. Почему-то на стенах ее было очень мало, но вот в кабинетах руководства она была повсюду. Внезапно от дальнейших размышлений офицера отвлекло небольшое пятно на одной из стен. По цвету оно напоминало кровь, но при слабом освещении разобрать было сложно. Сделав решительно три шага к стене и оказавшись вплотную к ней, Игорь чуть наклонился, чтобы оказаться глазами на одном уровне с находкой. Без сомнений это была кровь. Или ее качественный заменитель. Во всяком случае, так показалось офицеру. Кроме того, оказалось, что пятно находится в небольшой, глубиной в пару сантиметров, выемке. Игорь решил ощупать отверстие, потому что оно напомнило ему след от выстрела. Под пальцем стена начала крошиться, открывая под собой еще больше крови. Чем больше капитан крошил штукатурку, тем больше оказывалось пятно. Через минуту Русланов терзал стену уже обеими руками. Еще через несколько секунд часть стены вывалилась. Из нее высыпались многочисленные останки, кровь потекла, как вода из горного источника. Игорь попятился и посмотрел на коробку с консервами – она снова оказалась наполненной черепами. Офицер закрыл глаза руками и издал сдавленный крик. Затем попытался успокоить дыхание и, добившись определенного результата, убрал ладони от лица. Стена была целой, в коробке была только провизия. Он посмотрел на часы и понял, что нужно поторопиться к точке сбора.
Ситуация была не из приятных.
– Идти сможешь? – спросил Пьер пытаясь подняться над горой мусора, ноги в которой проваливались словно в трясину.
– Нет, – сдавленно отозвался солдат. – Нога…
Пьер с трудом подобрался к недавнему оппоненту и попытался осмотреть проблемную конечность.
– Сломана, – констатировал он с холодным безразличием в голосе. Ошибиться было сложно – целая нога под таким углом сгибаться не может.
– Тогда пристрели меня уже и проваливай, – хрипло сказал солдат, отвернувшись. Он тяжело дышал, отчего голос казался неестественным.
– Я думал об этом, – ответил Пьер, сам до конца не осознавая, действительно ли так считает или дает волю сарказму.
– Так не тяни, – в голосе солдата слышались нотки неподдельного страха.
Пьер отодвинулся назад и внимательно посмотрел на противника. Шлем полностью скрывал его лицо, поэтому убедиться, что солдат испуган, было невозможно.
– Почему вы напали на нас? – спросил Пьер, вынимая из волос кожуру от какого-то фрукта.
Солдат молчал и, по всей видимости, ожидал пули в голову. Ожидание было бессмысленным, ведь оружие Пьер бросил еще наверху.
– Мы же ничего вам не сделали, почему вы открыли огонь? – более вкрадчиво поинтересовался офицер, пытаясь как-то поудобнее устроиться на горе мусора.
Стало слышно, как солдат сглотнул. Затем он едва заметно покачал головой и прочистил горло. Однако так ничего и не сказал.
Пьер нахмурился и осмотрелся. Мусоросжигатель явно не был рассчитан на пребывание в нем людей, что было вполне объяснимо, но оказался довольно вместительным. Свет попадал внутрь только через отверстие, в которое оба бойца и провалились, поэтому точно определить размеры контейнера было невозможно. Пьер прикинул на глаз, что выход находится над ним метрах в двух, так что выбраться было вполне возможно, если сгруппировать должным образом окружающий хлам. Внезапно его размышления прервал голос солдата:
– Ты решил меня вытащить отсюда?
Слова прозвучали скорее с недоверием, чем с надеждой.
– Не могу же я тебя здесь бросить, – Пьер пожал плечами. – Да и оружия у меня нет, чтобы тебя пристрелить.
– А оставить человека погибать в помойке для тебя уже слишком, так? – прозвучало словно насмешка.
– Верно, – ответил Пьер. – Убить в бою это одно, но это…
– Хочешь выйти чистеньким? – с укором поинтересовался солдат.
– Ну, до сих пор у меня неплохо получалось, – заметил Пьер. – Так почему вы открыли огонь?
– Упреждающий удар, – солдат попытался приподняться на руках, но лишь погрузил их глубже в мусор. – Знали, что вы нас живыми не выпустите.
– Вы ошиблись, – Пьер скривил гримасу. – Мы собирались эвакуироваться. Мы нашли доказательства того, что здесь случилась авария при изучении биологического оружия. И антивирус тоже нашли. Нужно было сделать вам инъекции.
– Мы заражены? – прозвучало безразличным тоном.
– Да, все мы, – Пьер достал ногу из мусора и попытался найти твердую опору. – Все до одного заразились, я уверен. Думаю, что вирус витал в воздухе всей лаборатории, даже на верхнем уровне. Мы заразились, как только попали сюда.
– Думаю, тебе нет смысла врать мне, – солдат откинул голову назад и уперся затылком в стенку. – Неужели вы и вправду ничего не знаете?
– О чем ты? – не понял Пьер. Под ногой, наконец, оказалось что-то устойчивое.
– То, что случилось с нами, – пояснил солдат. – На прошлом задании. Похоже, вы действительно не в курсе. Мы сами перестреляли своих. Психотропное оружие. Но доказательств не было. Мы слышали фальшь в голосах наших кураторов и поняли, что приговорены к уничтожению. Только ждали и гадали, как именно нас собираются убить.
– Не понимаю, – признался Пьер. – Тогда почему нам ничего не сказали? Не предупредили. Видимо, вы ошиблись. Вам поверили.
– Или же это вас троих подставили, – предположил солдат. – Или тоже решили уничтожить.
– Едва ли, – на лице офицера не отразилась тень промелькнувшей тревоги. – Мы ничего такого не сделали.
– Подумай сам, капитан, – призвал солдат. – Если вирус бушует во всем комплексе, а вы только недавно нашли антивирус, то как проходила операция по эвакуации? Как выжила та команда?
Пьера словно палицей по голове ударило. Это был тот самый вопрос, который все крутился в его голове, но так и не был сформулирован. Что-то такое ему приходило в голову, но мысль эту он все время упускал, не успевая как следует рассмотреть.
– Уверен, если ты все взвесишь, то много еще подобных вопросов задашь себе, – продолжил боец. – А ответов тебе никто не даст. Вся эта операция – фальшивка чистой воды. Цель совсем другая. Думаю, нас просто собираются уничтожить. И не нужно говорить мне, что есть более простые и проверенные способы для этого. Они такое часто проворачивают.
Пьер молчал. Мозаика постепенно складывалась в его голове во что-то конкретное.
– Слушай, капитан, – тихо позвал солдат. – А эта болезнь вызывает галлюцинации?
Этьен медленно кивнул.
– Я видел Мицуки, – сказал боец и опустил голову на грудь. Шевелить конечностями ему было, по-видимому, больно. – Один из нашего отряда. Я застрелил его на прошлой миссии. Он напал на гражданского. Был не в себе. Выбора у меня не было. И вот я увидел его здесь. С пулей в груди. Он многократно спрашивал меня, почему я не выстрелил ему в руку. Мне было нечего ответить. Я действительно мог. Тогда он бы выжил.
Пьер, наконец, пришел в себя и, упираясь ногой в найденную опору, поднялся во весь рост. Если подпрыгнуть, то за край можно зацепиться.
– Ты оставайся здесь, а я найду остальных, – сказал он солдату, разворачиваясь на своем небольшом понтоне. – Придумаем, как тебя вытащить.
В ответ не послышалось ни слова. Пьер немного потоптался на месте, пытаясь встать точно под отверстием, и подпрыгнул. Схватился он не очень удобно, но подтянуться получилось. Краем глаза он увидел, что солдат копошится и извивается телом. Отвлекаться времени не было. Офицеру пришлось приложить все усилия, чтобы залезть наверх, так что каждую минуту действия он ругал себя за то, что стал уделять мало времени физической подготовке. Особенно бранил он свой увеличившийся живот. Наверху он перевел дыхание и немного посидел прямо на краю мусоросборника. Раньше трюк с подтягиванием он бы выполнил шутя. Сейчас было не до шуток.
– Постараюсь вернуться в ближайшее время, – крикнул он солдату. В ответ послышалось лишь шуршание.
Офицер поднялся и поспешил к точке сбора – время, скорее всего, уже давно вышло, но не успел проделать и пяти шагов, как услышал за спиной звук выстрела. Спина у него похолодела. Сомнений не было, шум донесся из мусоросжигателя. У солдата все это время был припрятан, судя по звуку, пистолет. Офицера он не убил, но застрелился сам. Для уверенности Пьер вернулся назад и окликнул его. Ответа не последовало. Из-за слабого освещения тело тоже не удалось рассмотреть.
* * *
– Какая-то несвязная история выходит, профессор.
– Вот-вот, мы пришли к такому же умозаключению.
– Стало быть, вы не позволили отдать солдат под трибунал, но сами же им и не поверили?
– Я лично в этом никакого участия не принимал, но все было именно так. Эту ситуацию решили использовать в своих целях.
– Ужасное чувство. Понимать, что твои люди находятся плечом к плечу с убийцами, да еще и с какими-то нарушениями психики… это не самое приятное.
– Делать Вам приятно не входило в планы операции.
– Вы приятнейший собеседник.
– Благодарю.
– Это не комплимент.
– Мы отвлеклись.
– Верно. Что Вы говорили о контроле над ситуацией?
– Я говорил, что риск для жизни имеется, но в разумных пределах.
– Не понимаю.
– Если все зайдет слишком далеко, то испытание будет прервано.
– «Слишком далеко» – это как?
– Сложно сказать.
– Я знал, что Вы так ответите…
* * *
Трапеза проходила в полной тишине. Каждый хотел высказаться, но слов не находил. В тишине был слышен лишь звук ложек, периодически задевающих посуду. Они сидели за небольшим металлическим столом, раскрашенным под дерево, в средних размеров комнате, декорированной под лесной домик. На стенах висели картины на лесную тематику и одно бутафорское охотничье ружье с двумя стволами, вмонтированный монитор был выключен, но, судя по тому, что стилизован он был под окно, вполне можно было догадаться, что обычно на нем демонстрировалось. Освежители воздуха были скрыты от глаз, если бы не стойкий запах хвои в помещении, об их наличии догадаться было бы невозможно. Прежние жители без сомнений очень скучали по Земле. На других планетах лесные домики не строили. Именно своим необычным видом жилье привлекло внимание офицеров, и решено было устроить импровизированное убежище именно здесь. Впрочем, удобное расположение комнаты в тактическом плане сыграло не меньшую роль. Хороший обзор коридора исключал возможность внезапного нападения, а в самом коридоре не было поворотов или укрытий, что сильно затруднило бы штурм.
Закончив обед, Пьер откашлялся и заговорил:
– Пока я собирал продукты, случайно наткнулся на одного из солдат.
Мигель и Игорь пристально уставились на товарища, словно пытаясь рассмотреть каждое слово, вылетающее из его уст.
– Он загнал меня в одно из хранилищ, – продолжил Пьер. – Мы довольно долго палили друг в друга, но совершенно безрезультатно. Что немного странно, если честно, потому что расстояние было небольшим, вполне могли хотя бы ранить друг друга. Затем пошли врукопашную и в пылу борьбы свалились в мусоросборник. Он сломал себе ногу, поэтому у меня не оставалось выбора, как попытаться вытащить его. И мы поговорили.
Тут Пьер нахмурился и уставился в кружку. На дне оставалось немного вина. Было немного странно пить вино в такой обстановке и ситуации в целом, но, видимо из-за аварийной ситуации, водопровод был отключен, а консервировать воду почему-то никто не стал. В результате из питья больше ничего найти не удалось. Вино не только утоляло жажду, но и развязывало язык, поэтому своими соображениями с товарищами хотелось поделиться во всех подробностях. Но что-то все равно мешало.
– Содержание всего разговора я вам пересказывать не буду, – заговорил вновь офицер. – Но дам пищу для размышлений. Судя по всему, вирус вырвался за пределы запечатанных уровней, в этом сомнения нет. Но тогда возникает вопрос о том, как лабораторию покинула первая команда. Доктор, Вы ведь получили от них какие-то документы.
Мигель немного подумал и неуверенно кивнул.
– Да, они передали мне для изучения план и общие сведения о лаборатории, – ответил он. – Показали снимки из разных частей здания. И, как я понял, запечатали уровни тоже они.
– Тогда как они выжили? – задал резонный вопрос Пьер.
– Антивирус? – предположил Игорь.
– Мы нашли его только в глубине лаборатории, – напомнил Этьен.
– Они тоже его нашли? – выдвинул новое предположение Русланов.
– Тогда зачем послали нас, если и так нашли причину аварии? – ответил вопросом на вопрос Мигель.
– Совершенно все не сходится, – заметил Пьер. – Солдат сказал, что наше с ними общее руководство тоже не поверило в их историю про провал их операции и гибель половины отряда. Сказал, что их было решено уничтожить. Но их послали сюда. Уверенных, что их попытаются убить. Отправили с нами. В лабораторию, где безраздельно царит вирус, убивающий людей за короткое время. После людей, которые тоже заразились этим вирусом и выжили. Полная нелепица. Если даже спасателей вылечили в лаборатории, то почему нас не предупредили? Почему не дали антивирус?
– Не нравится мне все это, – признался Игорь.
– Это все действительно очень подозрительно, – Мигель нахмурился и упер подбородок в раскрытую ладонь. Затем поскреб пальцами щеку и медленно протянул: – А Вы уверены, офицер, что там действительно был этот солдат?
Игорь напрягся, Пьер же в растерянности приоткрыл рот, не находя ответа на такой вопрос.
– В каком… в каком смысле? – недоуменно обратился он к доктору.
– Вирус все еще жив внутри нас, – напомнил Мигель. – А одно из побочных проявлений его – галлюцинации, помните?
– И что же заставило Вас усомниться в моих словах? – Пьер нахмурился и скрестил руки на груди.
– Дело не в том, что я Вам не верю, – словно оправдываясь, пояснил Мигель. – А в том, что наш разум сейчас может давать информацию, которая не до конца соответствует действительности.
– Н а ш разум? – переспросил Пьер.
Мигель глубоко вздохнул и поежился.
– Я кое-кого видел, когда искал припасы, – признался Кортес.
Пьер недоуменно посмотрел на Игоря, но тот сверлил взглядом свою тарелку, положив локти на стол.
– Кого? – не понял Этьен. – Здесь больше никого нет. Только мы и солдаты.
– А я и не говорил, что здесь еще кто-то есть, – хрипло отозвался доктор. – Это был Гадах. Гадах Гандхи. Начальник Айлина. Он умер, как и все остальные, но я говорил с ним.
– У Вас были галлюцинации? – у Пьера перехватило дыхание.
– Да, – кротко ответил Мигель. – Мы ведь ожидали этого. Мое подсознание выбрало образ ведущего ученого этой лаборатории.
– Отлично, – констатировал Пьер. – Теперь один из нас видит того, что нет.
– Не один, – подал голос Игорь и поднял глаза на товарища. – Я тоже кое-что видел.
Пьер потер ладонью лоб и покачал головой. В остальном он сохранил самообладание.
– А ты что увидел? – спросил он.
– Жаклин, – буркнул в ответ Русланов.
– Свою невесту? Здесь и сейчас? – Пьер вскочил со стула, подошел к выходу, окинул взглядом коридор и встал в дверном проеме.
– Почему бы мне не увидеть иллюзию своей невесты? – усмехнулся Игорь и скосил взгляд в сторону доктора. – Она сказала то, что давно хотела сказать, но так и не решалась.
– Она ничего не могла Вам сказать, – напомнил Мигель. – Ведь это просто плод Вашего воображения.
– Верно, – согласился офицер. – Но я-то знаю, чего она никак не могла от меня потребовать. Не могла, потому что любила. А я сам себе озвучил это требование. И я сразу понял, что это не настоящая она. Ведь говорили мы на вавилоне, а она так его и не выучила.
– Какие еще хорошие новости нас ждут? – спросил Пьер, ни к кому персонально не обращаясь.
– А еще я видел сцену, свидетелем которой мы стали на Перекосогорье, – хмуро добавил Игорь и тоже поднялся из-за стола. Он подошел к Пьеру и прислонился к стене рядом с дверью.
– Какую именно сцену? – задавая этот вопрос, Пьер почувствовал во рту какой-то неприятный привкус. Примерно такой вкус имеют все вопросы, ответы на которые лучше не знать.