Read the book: «Лес Гримм»

Font:

Kathryn Purdie

THE FOREST GRIMM

Иллюстрация на переплете vicious mongrel

Все права защищены. Книга или любая ее часть не может быть скопирована, воспроизведена в электронной или механической форме, в виде фотокопии, записи в память ЭВМ, репродукции или каким-либо иным способом, а также использована в любой информационной системе без получения разрешения от издателя. Копирование, воспроизведение и иное использование книги или ее части без согласия издателя является незаконным и влечет за собой уголовную, административную и гражданскую ответственность.

*** * ***

«Выдающаяся сказка, пронзительная и полная любви. Я с упоением насладилась каждым словом этой волшебной истории».
Ребекка Росс, автор бестселлера Divine Rivals

*** * ***

Посвящается Изабель и Айви,
которые олицетворяют собой
все безудержное и очаровательное

Пролог
До проклятия

– Бабушка, расскажи мне о том, как я умираю. – Девочка ждала наступления сумерек, чтобы подойти к бабушке. Когда пожилая женщина закончила работу, она села ближе к теплу камина и прикрыла фиолетовые глаза. На маленьком столике рядом с ней стояла бутылочка с настойкой валерианы, из которой была вынута пробка.

Девочка подошла ближе. Клара была одной из немногих в Лощине Гримм, которая размышляла о смерти, а не о жизни и том, какой она могла бы быть. Другие дети в деревне мечтали о счастье, которое ожидало их, когда им исполнится шестнадцать. Но Клара сомневалась, что со своей удачей сможет прожить еще хотя бы семь лет.

Глубокая морщина пролегла между тонкими бровями бабушки.

– Ma petite chère¹, – произнесла она на языке, на котором больше никто в их деревне не говорил, даже давно умерший дедушка Клары. – Мне не нравится эта история.

Клара отодвинула бутылочку с настойкой на край стола, чтобы освободить место для колоды раскрашенных гадальных карт, которые держала за спиной. Она расправила свои худые плечи и выпрямилась настолько, насколько позволяла ее девятилетняя фигура.

– Тогда расскажи мне новую историю, – попросила она, протягивая карты.

Взгляд бабушки упал на колоду. В камине затрещали угли, отражаясь в зрачках старухи, как испуганные светлячки. Она была единственным известным Кларе человеком, который обладал крохами собственной магии, хотя это была не самая сильная магия, известная в Лощине Гримм. Жители деревни, конечно, уважали дар бабушки читать будущее, но то, что они по-настоящему почитали, было другой магией, совершенно не связанной с предсказанием. Это была магия Леса Гримм. Она обладала силой исполнять желания и воплощать мечты в реальность.

Эта сила была заключена в книге, удивительном подарке леса, который, как говорили, появился в деревне более ста лет назад. На опушке у края леса книга появилась в окружении грибов в красную крапинку и четырехлистного клевера. Стволы деревьев легли в основу бумаги, листья окрасили чернила, а тонкие корни прошили переплет. На обложке было выгравировано: «Sortes Fortunae», что означало «Книга Судеб».

Магию книги можно было использовать один раз в жизни, когда достигнешь совершеннолетия. Бабушке уже давно не шестнадцать. Но в Лощину Гримм она приехала на двадцать третьем году жизни, а два года спустя воспользовалась книгой. Хотя у нее была способность предсказывать будущее, это не помешало ей желать того, что могла предложить книга. Бабушка загадала желание изменить свою судьбу.

Клара так и не узнала, в чем заключалось ее желание. Пожилая женщина никогда не рассказывала об этом. Как и все мудрые жители деревни, бабушка хранила свое желание в тайне. Если бы она раскрыла его, заклинание бы рассеялось.

– Нет. – Бабушка покачала головой, отказываясь гадать на картах. – Мы уже играли в эту игру, я не могу снова давать тебе ложную надежду.

Обычно бабушка не называла гадание игрой, но за последние несколько месяцев Клара утомила ее десятками просьб. Пять раз, когда бабушка смягчалась, чтение, или «история», как она это называла, не показывало Кларе будущее, в котором не было бы ее преждевременной смерти.

– Но что, если..? – Маленькая девочка закусила нижнюю губу.

– Мои карты никогда не лгут, дитя. – Тяжело вздохнув, бабушка заправила выбившуюся прядь волос обратно в косу Клары и потрепала ее по щеке. – Прости, но судьба не меняется.

До вчерашнего дня Клара, возможно, и верила этим словам. Но вчера вечером на гадание к ним в дом пришла жена фермера, и этот вечер оказался исключительным.

Чем-то новым стал не сам визит. Деревенские жители часто умоляли бабушку рассказать об их судьбах. Большинство из них уже загадали свое единственное желание в Книге Судеб, но они все еще стремились найти способы повлиять на новые периоды своей жизни или, по крайней мере, подготовиться к успеху или неудаче в будущем.

Вырастет ли урожай или погибнет? Расцветет ли романтическая любовь или увянет? Заживет ли рана или загноится? Бабушкины карты давали ключ к разгадке.

Прошлым вечером жена фермера пришла узнать, будет ли ребенок в ее утробе расти или умрет. Нервничая из-за того, что не могла узнать ответ, она оттягивала начало гадания, расспрашивая о каждой из тридцати шести карт.

– Это Красная Карта, – ответила бабушка, когда часы с кукушкой пробили час после того, как Клара легла спать.

С того места, где она подслушивала их разговор, находясь вне поля зрения бабушки в узком коридоре, Клара представила себе эту карту. На других гадальных картах в колоде были сложные и таинственные изображения, но Красная Карта была просто выкрашена в малиновый цвет, и ни один из ее краев не был потерт.

– Какое обычное название, – отметила жена фермера. – Какая обычная карта.

– Но при этом необычайная, – ответила бабушка. – Ее настоящее название «Вершитель Судеб», и я никогда раньше не толковала ее при чтении.

После этого Клара ничего не слышала. У нее загудело в ушах, и она оперлась рукой о деревянную стену, чтобы не упасть. До этого момента она не знала, что означала Красная Карта, а теперь поняла, что это была единственная карта, которая могла ее спасти.

Хотя Красная Карта не могла рассказать ей, как изменить судьбу, в отличие от волшебных чернил Книги Судеб, когда человек загадывал желание, она все же сделала бы нечто еще более обнадеживающее: она предсказала бы, что Клара изменит судьбу.

Если бы бабушка вытянула Красную Карту для Клары, могла бы ее история закончиться по-другому?

В ту ночь Кларе приснился красный сон, и когда на следующий день она занималась своими делами, то замечала красный повсюду. Бородка петуха. Брусника в зарослях за овечьим пастбищем. Божьи коровки, сидящие на фенхеле в огороде с травами.

И вот, стоя в слабом свете камина, Клара положила свою маленькую ручку поверх бабушкиной и прошептала:

– S’il te plaît. – Она знала всего несколько слов на родном языке бабушки, и они означали «пожалуйста».

Возможно, бабушку тронул язык ее далекой родины, расположенной за лесистой горной грядой. Или же взгляд больших и искренних изумрудных глаз своей внучки. Или, может, это было общее тайное желание, чтобы еще одно гадание действительно изменило ужасную судьбу Клары. Как бы то ни было, бабушка кивнула и разложила на столе колоду карт рубашкой вверх.

Клара поспешно подняла вуаль для гадания, и, когда старуха опустила ее на свои глаза, Клара снова накрыла ее руку своей. С величайшей осторожностью бабушка вслепую вытащила карты.

Клара была свидетельницей гаданий, когда выкладывали целых семь карт для человека, хотя три были гораздо более распространенным явлением. Однако гадания Клары всегда ограничивались двумя картами. Если повезет, на этот раз все будет по-другому.

Бабушка перевернула первую карту: Полночный Лес. Он символизировал то, что было запрещено.

Она вытащила вторую карту: Клыкастое Существо.

Сердце Клары упало. Клыкастое Существо было худшей и самой страшной картой, картой, которая предсказывала неминуемую смерть.

Это было безнадежно. Ее история осталась неизменной. Запретный выбор оборвет ее жизнь. Если только…

Рука бабушки замерла над единственной картой на столе с четкими, неизношенными краями. У Клары перехватило дыхание. Очень осторожно она подтолкнула обветренные пальцы бабушки к перевернутой карте, окрашенной в красный.

Но бабушка так и не перевернула Красную Карту. На самом деле она даже не прикоснулась к ней. Она открыла лицо, посмотрела на две вытащенные карточки и низко опустила голову.

– Это все, – заключила она. – Твоя кровь перестала петь мне.

Клара сморгнула слезы и выдавила улыбку.

– Все в порядке. Не расстраивайся, Mémère². – Будучи маленькой, она часто так обращалась к своей бабушке. – Это не твоя вина.

Входная дверь распахнулась. Вошла взрослая копия Клары с почти черными волосами, молочно-белой кожей и лучистыми зелеными глазами. Женщина поставила ведро с колодезной водой и уперла руку в бедро.

– Что здесь происходит? – спросила она, вглядываясь в мрачные лица матери и дочери, и, хотя ее вопрос был четкий, он не звучал резко. Розамунд Турн была прямолинейной женщиной, но редко впадала в ярость.

Ни бабушка, ни Клара не ответили ей, потому что ответ был очевиден, как овца, которую пора стричь. Все, что нужно было сделать Розамунд, – это взглянуть на две перевернутые карты.

Она подняла бровь, сняла фартук и повесила его на крючок у двери. Подойдя к верхней полке в углу, она достала что-то из коробки и сунула в карман платья. Повернувшись к дочери, своему единственному ребенку, она протянула ей руку.

– Пойдем. Я хочу показать тебе кое-что.

Не задавая вопросов, Клара переплела свои пальцы с пальцами матери, и они вышли на улицу. Миновали сад, овечье пастбище, плетенную из прутьев и тростника изгородь и, наконец, ручей, который отделял их ферму от Леса Гримм.

– Ты знала, что однажды бабушка погадала мне на картах? – спросила у нее мама, когда они подошли к большому дубу. Луна осветила небо и разогнала сумерки, окрасив зубчатые листья в серебристый цвет.

– Правда? – Клара уставилась на нее. Ее мать, казалось, никогда не интересовалась бабушкиными предсказаниями, хотя это не означало, что ее не интересовала ее собственная судьба. Клара знала об этом, поскольку ее мать уже попросила исполнить свое единственное желание у Sortes Fortunae. Отец Клары поступил так же.

– Мне тогда было еще меньше, чем тебе.

Клара попыталась угадать, какие карты бабушка вытянула для ее матери. Дама с Лилией символизировала незапятнанную красоту. Каменный Замок – долгую жизнь. Узел из Девяти Нитей – нерушимые семейные узы.

– Какую историю рассказали тебе карты? – спросила она, когда они проходили под деревом.

В тени дуба лицо и фигура ее матери расплывались, становясь скорее призрачными, чем живыми.

– Мне рассказали твою историю.

Клара не поняла.

– Бабушка вытянула для тебя Пятнистого Олененка? – карта, предсказывающая рождение ребенка.

– Нет. – Голос матери дрогнул, словно она то ли сдерживала смех, то ли рыдания. Возможно, и то и другое. – У нас с тобой одна история. Нам нагадали одно и то же. Бабушка и для меня вытянула Полночный Лес и Клыкастое Существо.

Клара отшатнулась, встревоженная новым призрачным обликом матери.

– Но… ты все еще жива.

– Да. – Мать обошла вокруг ствола дерева и провела по нему рукой. – О, как я молила маму погадать мне, но как только она это сделала, я проплакала несколько дней. В конце концов отец утешил меня, помогая посадить этот дуб. Тогда это было лишь молодое деревце, но посмотри на него сейчас. Это дерево живет не так уж долго. – Клара запрокинула голову и посмотрела на ветви над собой. Самые высокие из них, должно быть, были даже выше, чем крыша их дома.

– Разве дубы не растут сотнями лет?

– Об этом я и говорю, – ответила мама. – Они практически вечные.

Но Клара подумала о другом: этот дуб, каким бы большим он ни был, прожил лишь малую толику тех лет, которые он по-прежнему заслуживал.

Ее захлестнул бурный поток эмоций, и она обняла мать за талию. Она больше не заботилась о своей собственной жизни. Она беспокоилась только о матери. Ей была невыносима мысль, что та может умереть раньше времени.

Мать, пораженная поступком дочери, замерла. Тыльной стороной ладони она пригладила волосы на затылке Клары, которые выбились из ее косы, уложенной на макушке.

– Не волнуйся, дорогая. – Ее голос был мягким, как овечья шерсть. – Загляни мне в карман. У меня для тебя кое-что есть.

Клара высвободилась из объятий и сделала, как та велела, достав маленький круглый предмет. В темноте она не могла разглядеть его, но ее большой палец коснулся гладкой скорлупы и шероховатой шляпки. Это был желудь.

– Я собрала его прошлой осенью, – сказала мама. – Ты знала, что дубам Гримм требуется двадцать лет на то, чтобы вырастить желуди? Это первый, который я нашла на этом дереве. – Поцеловав Клару в лоб, она добавила: – Я хочу, чтобы он был у тебя.

– Зачем? – нахмурилась Клара. Она не хотела владеть чем-то, что олицетворяло жизнь ее матери. Что, если она будет неправильно с ним обращаться или потеряет его? – Разве ты не должна хранить его?

– Для чего? – Мама мягко рассмеялась. – Этой осенью у меня будут целые бочки.

«Но сколько осеней будет после?»

Как только у Клары мелькнула эта мысль, ее поразила другая, заставив ее разум содрогнуться, как колесо повозки о камень.

Ей не нужно бояться за свою маму. Она может спасти ее.

Ей не нужна была Красная Карта, чтобы изменить свою судьбу. Все, что ей было нужно, – это желание.

Желание, которое Клара попросит исполнить Книгу Судеб, когда ей исполнится шестнадцать.

Она крепко сжала желудь. Ей предстояло прожить еще семь лет, чтобы увидеть, как изменится история ее матери. После этого уже не имело значения, как закончится история самой Клары. Она с радостью умерла бы, чтобы ее мать могла жить.

– Спасибо, мама. – Она спряталась в теплых объятиях матери. – Я сохраню его.

Глава 1
Семь лет спустя

Меня преследует мама. Я слышу ее голос в зазывании ветра, который прогоняет воронов с овечьего пастбища, ее сдавленные крики в скрипе колеса над нашим высохшим колодцем. Ее смех отражается от неровных вспышек молний. Ее ярость выливается в тихих раскатах грома.

Грозы – всего лишь насмешка. Их ливни почти не касаются земли, а когда это происходит, все, что я слышу в его грохоте, – это шаги матери, удаляющиеся от меня и зовущие следовать за собой.

Меня преследует мама… если, конечно, призраки были не тайной мертвых, а скорее отголоском жизни живых. А она должна жить. Я пожелаю это. Она не умерла, а исчезла – пропала в Лесу Гримм. Прошло три года с тех пор, как она отправилась туда вскоре после того, как магия леса обозлилась на нашу деревню.

Полоски ткани и ленты всех цветов радуги свисают с большого орешника на опушке леса. Дерево Потерянных. Мама была не единственной, кто исчез. Еще шестьдесят шесть человек. Потерянные, как мы их называем, которых мы больше никогда не видели после того, как они ушли в лес. У каждого были свои причины уйти, с тех пор как на нас обрушилось проклятие, хотя большинство из этих мотивов остаются загадкой. Единственная известная связь между ними – это состояние отчаяния, в котором они находились перед тем, как покинуть Лощину Гримм.

Мама, должно быть, знала, что не вернется домой. Еще много лет назад карта Полночный Лес предостерегала ее от запретного выбора. Но она отправилась на поиски отца, хотя знала, что он не был Потерянным. Она вошла в Лес Гримм вскоре после его исчезновения и стала первой Потерянной.

Листья орешника трепещут на летнем ветерке, развевая кончики моих волос. Волосы мамы такого же теплого темно-каштанового оттенка, но ее лента выкрашена в розово-красный цвет. Бабушка выбрала этот цвет, потому что он нравится маме, и я сама спряла пряжу из лучшей шерсти овец нашего стада.

Я поднимаю руку, чтобы прикоснуться к ней, щурясь от утреннего солнца, пробивающегося сквозь плотную ткань. Прошло три года с тех пор, как я впервые привязала ее к этому дереву, и за это время ветра истрепали ее.

Что, если мама тоже такая же потрепанная и худая, как кости?

«Я приду за тобой, обещаю. Скоро».

И под «скоро» я имею в виду сегодня.

– Десять минут до лотереи! – объявляет деревенский часовщик.

Мое сердце подпрыгивает, как у кукушки, которая прокуковала назначенный час. Я подтягиваю юбку к икрам и пробираюсь сквозь толпу, собравшуюся на лугу. Ежемесячный День Преданности всегда собирает таких же деревенских жителей, как я, которые не теряют надежды, что наши Потерянные все еще живы. А еще всегда появляются те, кому нравится зрелище лотереи и таящаяся за ней опасность. В центре внимания Дня Преданности всегда была лотерея и выбор победителя.

Я подошла к лотерейному столу, где рядом стоят два кубка, один янтарный, а другой цвета мха. В каждом лежат сложенные листы бумаги с нацарапанными на них именами жителей деревни.

Сегодня меня выберут. Мне наконец-то разрешат пойти в лес на поиски Потерянных. Снова. Снова, потому что мое имя лежит в зеленом кубке, оставленное вместе с другими, которые уже были выбраны в этом году и которые были взяты из янтарного кубка в предыдущие Дни Преданности. Моя очередь подошла несколько месяцев назад, когда я, наконец, стала достаточно взрослой, чтобы принять участие в лотерее после достижения шестнадцатилетнего возраста.

Выиграв в лотерею, я смогу воспользоваться шансом попасть в лес. Мне нужно это сделать, чтобы спасти маму от предсказанной ей ранней смерти. Это все еще остается моей единственной надеждой. Несмотря на то что семь лет назад я решила загадать желание в Книге Судеб, у меня отняли этот выбор.

За два года до того, как мне исполнилось шестнадцать, Лес Гримм проклял деревню, и книга исчезла. И вскоре мы выяснили причину: кто-то совершил убийство и, чтобы замести следы, загадал свое единственное желание у Sortes Fortunae.

Убийцу так и не нашли. Все, в чем мы можем быть уверены, – это в том, что в тот день, когда было обнаружено тело жертвы, Книга Судеб исчезла.

Так же таинственно, как она появилась в Лощине Гримм, книга исчезла из шатра, где жители деревни хранили ее, на этом самом лугу. Многие считают, что большая ива вырвала себя с корнем и выкрала книгу своими плакучими ветвями. Как бы то ни было, ива тоже пропала, а за ней осталась цепочка следов, похожих на корни, которые вели к шатру и из него.

Без книги, без желания, которое многие другие смогли загадать до меня, я надеялась, что лес вознаградит меня добротой, когда мое имя выпадет в лотерее. Но он не высказал благосклонности. Честно говоря, он никогда не приветствует тех, кого выбирают из янтарного кубка. Никто не успевает углубиться в лес дальше чем на несколько ярдов, как их выбрасывает обратно. То же произошло и со мной.

До сих пор этот ритуал так же проклят, как и наша деревня.

Но сегодня все изменится. Сегодня я полна решимости добиться успеха. Я составила подробную карту леса, основываясь на том, что жители деревни помнят о днях, предшествовавших проклятию, когда они могли свободно заходить в лес и покидать его. И я не буду ждать еще месяц окончания лотерейного года, когда имена будут перетасованы, чтобы испытать свою удачу.

Все, что мне нужно, – это чтобы меня снова выбрали. И для этого я разработала стратегию.

Около стола я одна, но все же оглядываюсь через плечо, чтобы убедиться, что никто из жителей деревни не наблюдает за мной. Те, кто, как и я, скучают по Потерянным, заняты расставлением подношений у резного алтаря, чуть в стороне от тропинки. В одном футе от него растут ясени, обозначающие границу леса, и никто не пройдет через нее.

Лес больше никому не позволяет входить в него, если только ему не суждено заблудиться, а этого никто намеренно не выбирает. Наши подношения совершаются в надежде задобрить лес, чтобы он уступил нашим попыткам в каждый День Преданности.

Ингрид Струппин, потерявшая мужа, отдергивает свою юбку подальше от невидимой черты и ставит миску с кашей на алтарь. Гретхен Оттель, лишившаяся брата, наклоняется, чтобы положить рядом букет полевых цветов, затем чихает. Она прикрывает рот рукой и смотрит перед собой широко раскрытыми глазами. Этот чих, конечно, был слишком громким, но, к счастью, лес не шевелится.

– Будь здорова, – говорит ей Ганс Муллер, ставя кружку эля рядом с полевыми цветами Гретхен – слабоалкогольным элем, если это хоть немного похоже на то, что я выменяла на моток пряжи пять дней назад. Как только он поставил кружку, он быстро отходит от ясеней. Снимая соломенную шляпу и склоняя голову, он что-то бормочет. Я думаю, это имя его Потерянной матери, Риллы.

Пожертвования жителей деревни стали более скудными, чем когда-то, но это лучшее, что сегодня может себе позволить каждый. Проклятие, обрушившееся на нас три года назад, с каждым месяцем становится все сильнее. Этот луг тому доказательство. На нем больше не растут цветы.

Выжженный бурьян слишком сильно зарастает колючими сорняками, устойчивыми к засухе.

Каким бы бесполезным ни был День Преданности, наше отчаянное желание спасти Потерянных заставляет нас проводить этот ритуал месяц за месяцем. Никто, включая меня, не знает, что еще нужно сделать, чтобы вернуть расположение леса, пересечь его границу и получить разрешение отправиться в опасное путешествие, чтобы вернуть Потерянных.

Но найти их лишь половина дела. От победителя лотереи также ждут, что он сможет отыскать Книгу Судеб, где бы она ни была спрятана в Лесу Гримм. Мы верим, что, если лес позволит вернуть книгу, проклятье будет снято. Земля исцелится, и Потерянные вернутся домой.

Это мы узнали из загадки, которую оставила после себя книга. Не вся Sortes Fortunae исчезла. В шатре на подставке осталась одна страница, и на этой странице были следующие магические слова, написанные зелеными чернилами:

Желание смерти,
И мир пошатнулся.
Проклятие на вас,
Волшебный лес отвернулся.
Где вода упадет,
Слова вы найдете.
А проклятие спадет,
Когда другого желанием спасете.

Первая половина загадки объясняла, что привело в действие проклятие – загаданное на книге желание, чтобы скрыть следы убийства, а вторая половина объясняла, как снять это проклятие. Загадка также давала единственный ключ к тому, как найти книгу: возле падающей воды. Водопад кажется логичным вариантом, но если бы все было так просто, то Потерянные уже бы нашли книгу и вернулись домой. Но этого до сих пор не произошло.

Но как бы ни было трудно, я клянусь найти Sortes Fortunae. Мне кажется, это такая же моя судьба, как та, что предсказала мне бабушка. Клыкастое Существо, возможно, и сулит мне неминуемую смерть, но я не допущу, чтобы это случилось, пока не спасу маму. Снятие проклятия и ее спасение – связанные вещи. Мне нужна книга, чтобы вызволить ее из леса и лап судьбы.

Когда я убедилась, что никто не смотрит на меня, я сосредотачиваюсь на своей задаче. Быстрая, как сокол, я достаю из кармана фартука горсть сложенных листков бумаги, бросаю их в янтарный кубок и убегаю.

Через несколько секунд молодой баритон раздается в нескольких ярдах позади меня.

– Куда ты так бежишь, Клара? – По дразнящим ноткам в голосе я понимаю, что он улыбается. – Не припоминаю, чтобы ты хоть раз пропускала лотерею, даже когда была еще слишком мала.

Я сдерживаюсь, чтобы не закатить глаза, и медленно поворачиваюсь к Акселю. Конечно, он не мог не упомянуть о нашей разнице в возрасте, как будто эти два года между нами значили, что у него гораздо больше опыта в лотерее. Его имя выпало лишь раз, как и у меня.

Каждый год более тридцати жителей бросают свои имена в янтарный кубок, но каждый месяц, когда луна темнеет и превращается в полумесяц, достают только одно имя. Знак удачи для путешественников. Жители Лощины Гримм цепляются за любое суеверие, которое могло бы помочь вернуть Потерянных и снять проклятие с нашей деревни.

Я все еще не ответила Акселю, так как пытаюсь придумать оправдание, когда он направляется ко мне своей непринужденной походкой, уверенный и в то же время невозмутимый. Как и все остальное в нем, он излучает природное обаяние, о котором не подозревает, но которое заставляет деревенских девушек хлопать ресницами так, что можно подумать, будто у них нервный тик.

Им пришлось бы стукнуть его дубинкой по голове, чтобы он обратил на них внимание. Он всегда заглядывался только на одну девушку, и она стала Потерянной, как и моя мать.

– Так что? – Он перенес вес на одну ногу, засунув руки в карманы брюк. Его непринужденный вид отражается и на всем остальном облике. Рукава рубашки закатаны, открывая обзор на загорелые руки, а ярко-голубой жилет расстегнут и развевается на ветру, как постельное белье на бельевой веревке. Он жует кончик длинной соломинки, которая отливает золотом, как и его безупречно взъерошенные волосы.

– Что за спешка?

В ответ на его ухмылку я скрещиваю руки на груди.

– Я забыла шляпу. Если сегодня меня выберут, она мне понадобится.

– Ты никогда не носила шляп. Ни здесь и нигде. – Его глаза цвета морской волны опускаются к моему носу. – А эти веснушки лишь подтверждают мои слова.

– Сегодня они умоляют о тени, – пожимаю плечами я.

Его широкие плечи сотрясаются от беззвучного смеха.

– Брось, Клара. Я видел, как ты только что бросила что-то в янтарный кубок.

Мои щеки заливает румянец.

– Лишь клевер для удачи.

– Клевер не белый.

– Белый, когда цветет.

Его улыбка становится шире, и он кивает, показывая, что якобы поверил моим словам. Он вынимает соломинку изо рта, наклоняет голову ближе и заговорщицки шепчет:

– Сколько бумажек было в твоей руке, а? Сколько раз ты вписала свое имя?

Я разворачиваюсь, чтобы убежать, но он хватает меня за руку и притягивает обратно. Он на целую голову выше меня, и, стоя так близко, мне приходится задирать голову, чтобы встретиться с ним взглядом. Я нехотя делаю это.

– Ты правда думаешь, я расскажу кому-то об этом? – Он шутливо встряхнул мою руку. – Ты же знаешь меня.

Он прав. Когда мой отец был жив, Аксель помогал ему в сезон ягнения. Я тоже помогала отцу, так часто, как только мама и бабушка разрешали мне.

Однажды ночью, когда мне было тринадцать, а Акселю пятнадцать, у двух овец начались схватки. Папа помогал одной, а мы с Акселем вместе приняли двойню от второй – очень трудное испытание. Никто из нас никогда не помогал овце рожать без присутствия отца.

Ситуация осложнилась, когда на свет появился второй ягненок, который не дышал. Мы с Акселем сделали все возможное, чтобы он ожил. Мы трясли его за задние ноги и растирали соломой. Когда из крошечных легких ягненка наконец вырвалось громкое блеяние, я разрыдалась. Аксель притянул меня к себе и позволил плакать у него на плече.

– Сколько бумажек у тебя было? – вновь спрашивает он.

Я выпрямляюсь.

– Семь.

– Семь! – Он давится от смеха. Я хлопаю его по руке и пытаюсь сдержать улыбку. Его хриплый смех невероятно заразительный.

Я оглядываюсь на жителей деревни. Несколько из них, включая господина Освальда, председателя деревенского совета, смотрят на нас, сдвинув брови под таким углом, что могут соперничать со скошенными хохолками больших рогатых сов. В конце концов они теряют интерес, и, как только отворачиваются, Аксель подталкивает меня локтем.

– Пошли. Если поторопимся, то еще все исправим.

– Что исправим?

– Все эти лишние листочки. Их нужно вытащить из кубка.

Я зарываюсь пятками в пожухлую дикую траву.

– Нет.

– Люди поймут, что ты нарушила существующий порядок вещей. Твое имя уже вытаскивали в этом году.

– Кто помнит, что произошло одиннадцать месяцев назад? Теперь мне семнадцать и…

– Клара…

– Час настал! – объявляет деревенский часовщик. Его голос звучит громко, но похож на смертный приговор. – Соберитесь вокруг, чтобы узнать, кто же выиграет в лотерею.

Всякая болтовня мгновенно замолкает. Слышен только шелест травы, по которой пробираются сельские жители, молчаливые, как плакальщицы на похоронах. Для многих надежда на то, что ритуал, проведенный в этом месяце, принесет благоприятный результат, висит на волоске тоньше паутинки.

Непринужденность Акселя улетучивается. Он потирает затылок и наклоняется к моему уху.

– Ты все еще можешь поговорить с господином Освальдом, – тихо предлагает он. – Еще не слишком поздно, чтобы признаться в том, что ты натворила.

Я отстраняюсь и скрещиваю на груди руки. Почему Аксель не хочет, чтобы меня выбрали?

– Ты сомневаешься в моих возможностях? – так же тихо спрашиваю я.

– Не в этом дело.

– Ты видел мою карту. Я подготовлена больше, чем любой другой.

– Я знаю, но лес… – Его взгляд скользит к возвышающимся за лугом деревьям, и его плечи вздрагивают. – Не стоит искушать судьбу.

Я поднимаю бровь.

– А не пора ли кому-нибудь это сделать? – Я позволяю себе улыбнуться. Надеюсь, это вызовет у него ответную улыбку. Я предпочитаю, чтобы надо мной подтрунивали, а не беспокоились.

Он качает головой, и уголки его губ наконец слегка поднимаются.

– Справедливо.

Меня охватывает удовлетворение, но затем в груди что-то сжимается. Я получила желаемую улыбку, но сквозь нее вижу боль, которую Аксель так хорошо умеет скрывать за маской непринужденного обаяния.

Он оглядывает других жителей деревни. Мы все еще вне зоны слышимости, если он беспокоится об этом.

– Если тебя выберут…

– Я найду ее. Обещаю.

Он тяжело сглатывает.

– Тогда ты станешь первой, кого лес будет рад впустить.

– Так и будет. – Я поднимаю голову. Я уже положила на алтарь свое подношение: желудь, который мама подарила мне семь лет назад. Если Лес Гримм не примет это как самое ценное, чем я могу пожертвовать, чтобы завоевать его расположение, то я не знаю, что может помочь.

Аксель долго всматривается в мое лицо, как будто собирается сказать что-то еще, но молчит. Он только кивает, резко отворачивается и направляется к родителям Золы, девушки, которую он потерял прошлым летом.

Ее мать сжимает руку Акселя, а отец кладет руку на его плечо. Данцеры приняли его как сына, которого у них никогда не было, но о котором они всегда мечтали.

Господин Освальд подходит к лотерейному столу и откашливается, приглаживая тонкими пальцами редеющие волосы. Он встречается взглядом со всеми присутствующими тридцатью людьми, и, когда его взгляд останавливается на мне, я стараюсь не вызывать подозрений. Я не могу показаться слишком самоуверенной, учитывая шансы.

– Никогда еще люди не были так одарены магией, как мы, простые жители Лощины Гримм, – обращается он к толпе, а я в это время проскальзываю позади них. – Никогда еще не слышали о магии такого рода в покрытых лесами горных краях, да и вообще нигде, судя по рассказам странствующих торговцев. Но наши предки чувствовали ее. Она привлекла их в это место и помогла им благоустроить здесь жизнь благодаря обильным урожаям и целебной колодезной воде.

1.Моя девочка (Прим. пер.).

2.Бабушка (фр.).