Read the book: «Метаморфоза мифа», page 10
Глава «Ш»
Школа, школа Соломона Шкляра.
Школа бальных танцев, вам гыварят.
Две шаги налево, две шаги направо
Шаг вперёд и две назад.
Бояринов мурлыкал под нос мотивчик незамысловатой песенки, одновременно думая, что ему надеть для встречи с Анастасией. Он долго примерял сорочки и галстуки. Но в конце концов плюнул на условности и надел любимые светло-голубые джинсы и такой же батник. «Не знаю, что меня там ждёт, – решил он. – Моя подруга способна выкинуть какой-нибудь фортель». Сергей не опасался, что она вновь начнёт стрелять. И вовсе не потому, что побоится это сделать из-за своего мужа. Просто на даче тоже провели обыск и изъяли всё оружие. Но что-то больно легко она согласилась. Хотя, может, и не совсем легко? Понятия не имею, что она делала эти два дня. Но почему на даче? Ладно, ломать голову в предположениях удел слабых. А я себя чувствую сильным и уверенным, как никогда. Полковник улыбнулся себе в зеркало и вышел из дома.
По пути он вновь прихватил большой букет алых роз и бутылку французского шампанского.
Услышав звук подъезжающего к даче такси, на крыльцо вышла Настя. Она была неотразима. Туфли на высоком каблуке и длинные серьги-цепочки, в купе со стильной причёской, прекрасно гармонировали со строгим бордовым вечерним платьем, имеющим узкое, но глубокое декольте. Хороша чертовка! В мире нет ничего прекрасней английских вумен, – утверждал принц Чарльз, целуя леди Камиллу. Русские девушки – самые страшные, – вторил ему Макрон, обнимая Брижит. Плевал я на их авторитетное мнение! Вот она, богиня! Что может быть прекрасней?
На крыльце они и поцеловались. Поцелуй был страстным и продолжительным.
На столе в гостиной стояла ваза с фруктами, мясная и рыбная нарезка, жульен, заливное из стерляди и многое другое. «Видимо, она не собирается выкидывать фортель, она взвесила свои перспективы и всё решила правильно», – оценил обстановку Сергей. Эту мысль подтвердил тот факт, что хозяйка дачи вытащила из холодильника бутылку шампанского, которую он приносил в прошлый раз. Единственное, что немного напрягало любовника – её тщательно скрываемая нервозность в лице. Впрочем, это я её заставил так поступить. Поэтому стоит ли искать в её мимике естественность? Чёрт, даже желание немного притупилось. Надо выпить и тогда всё пойдёт по накатанной дорожке: вино, музыка, смех, танцы, постель. Да и тело её хочется ощутить. Все эти годы она мне снилась. Не каждый день, но довольно часто. И сны эти были сугубо эротическими. Взяв в руки бутылку, чтобы открыть её, Сергей всё же спросил:
– Трудно было принимать решение?
Настя внимательно посмотрела на него и грустно ответила:
– А ты как думаешь? Только не пускай слюни по поводу того, что я это делаю ради тебя. Это я делаю ради своего мужа.
Она специально сказала не ради «Олега», а ради «мужа», чтобы подчеркнуть принудительный характер её прелюбодеяния, а также тот факт, что Бояринов восемь лет назад её бросил. Ответ взбесил любовника. Он вскочил со стула с бутылкой в руке, но тут же совладал с эмоциями и сел на место.
– Муж объелся груш, – съязвил Сергей. – Необходимо расставить все точки над «и». С этой минуты я не хочу слышать ничего про твоего мужа и вообще ничего негативного для своих ушей. Ты всегда должна встречать меня так, как только что встречала на крыльце. Радушие, любовь и секс – ничего больше мне от тебя не надо. Считай, что мы заключили негласный договор.
– Хорошо, – неожиданно кротко согласилась Анастасия, – как скажешь! Когда едем в столицу?
– Я возвращаюсь туда через неделю. Но уже на генеральскую должность. Ты рада за меня?
– Несомненно, – улыбнулась девушка. – Вызывает восхищение, как быстро были оценены твои таланты. В неполные тридцать лет немногие становятся генералами.
– Это стёб? Такого я тоже от тебя слышать не хочу.
– Скажи лучше сразу, что конкретно ты от меня хочешь слышать. Я запишу на бумажке.
– Ты думаешь, что у тебя хорошее чувство юмора? Может быть. Но помни всегда, что хорошо смеётся тот, кто смеётся последним. А я имею все возможности поржать во весь голос над вами обоими.
– Извини, но мне тоже хотелось расставить все точки. Сначала надо заключить договор. Ты сам этого хотел. Пока мы его не заключили – я могу говорить всё что угодно. И ты не должен обижаться на это.
– Разве мы ещё не заключили договор?
– Нет, всего лишь подписали протокол о намерениях. Теперь надо обговорить условия контракта. По каждому пункту. Именно поэтому ты не должен обижаться. Бизнес – есть бизнес.
– Что ж, резонно. С чего начнём?
– Для начала обговорим обязанности сторон. Начнём с тебя.
– Спрашивай.
– Когда выпустят Олега?
– Не сомневался, что ты в первую очередь об этом спросишь. Его выпустят через неделю после того, как ты обустроишься в столице.
– А когда я там обустроюсь?
– Я сказал, что вернусь туда через неделю. Уже билеты купил. Завтра и тебе купят на тот же рейс. Не беспокойся, Артёму тоже. Поэтому нужны ваши документы. По приезде, мы посетим все мои квартиры и дома, и ты сама выберешь, где будешь жить.
– Даже так? Ты настолько богат?
– А ты думала, что я ради почётного звания «Заслуженный юрист РФ» вкалываю день и ночь, как раб на галерах?
– Хорошо, что дальше?
– Впрочем, если захочешь, можешь подыскать любую квартиру в городе, я оплачу, – не удержался от бахвальства полковник. – Но учти, что документы будут оформлены на моё имя. Свою собственность тебе придётся заслужить. Надо будет доказать, что ты всегда при любых условиях будешь мне послушна.
– Я прямо буду этакой гейшей. Или любимой женой в серале?
– В каком «серале»? – не понял Бояринов.
– Это другое название гарема.
– Хм, нет, мне не нравится такое сравнение. Мне ближе исконно русское слово «содержанка».
– Будешь меня содержать?
– Я не хочу, чтобы ты работала. Я буду давать тебе на домашние расходы десять…, нет, двадцать тысяч в месяц. Такая сумма тебя устроит?
– Рублей?
Бояринов залился смехом от удовольствия, что она задала такой вопрос. Поэтому и ответил, не скрывая эмоций, голосом значительного человека:
– Долларов, конечно, дорогая, долларов.
– У! Думаю, хватит.
– Это повседневные расходы. На что-то значительное – это отдельно. Но я хочу, чтобы ты меня встречала по высшему разряду: красивая и ухоженная.
– Постараюсь.
– Естественно, что у тебя должна быть машина. Какую ты хочешь?
– Надо подумать.
– И всё-таки?
– Красненькую.
– Опять язвишь. Не пытайся сделать из меня дурачка. Это не в твоих интересах.
– Я не хотела тебя обидеть. Мне не сегодня надо дать ответ по модели?
– Нет, конечно. Что тебя ещё интересует?
– Когда его выпустят?
– Я же говорю, – Сергей недовольно поморщился. – Поживёшь недельку в столице, я сделаю вывод и приму решение. Но ты прямо завтра должна подать заявление на развод.
– Нас разведут заочно?
– Не беспокойся, разведут. Мгновенно, по моему звонку.
Анастасия улыбнулась и обошла стол, прижавшись грудью к его спине.
– Как здорово иметь такого значительного мужчинку, – горячо прошептала она ему на ухо. – Всё решается влёт. Такой договор надо обмыть. Наливай! Закрепим его звоном бокалов.
Бояринов начал раскручивать мюзле – проволочку на пробке шампанского. Но неожиданно сработал инстинкт. Он оставил занятие и резко развернулся. Настя стояла за его спиной, решительно замахнувшись стилетом – кинжалом с узким клинком, заострённым на конце. Его она держала обеими руками. И быть бы стилету воткнутым в спину полковника, если бы не нерешительность девушки. Она не смогла преодолеть психологический барьер, разделяющий обычного человека и убийцу. Полковник с лёгкостью выкрутил её руки. Кинжал, звякнув, упал на пол. Вырывая нож, Бояринов зацепил бедром стол. Он качнулся. Так и не открытая бутылка шампанского свалилась на столешницу, громыхая, покатилась к краю и полетела знакомиться со стилетом. Бах! Насыщенный басами взрыв разметал осколки и оставил на полу шипящую от углекислого газа лужу. Олег схватил Настю двумя руками за отвороты декольте и потащил к кухонному дивану. Бросив бывшую возлюбленную на него, он с нескрываемым удовольствием разорвал платье на её груди.
– О-о-о! – с восторгом выдохнул насильник, увидев женские прелести. – Да они выросли! Значительно выросли.
Настя попыталась сопротивляться, но получила беспощадный удар в лицо. Кровь хлынула из губ и носа, моментально растекаясь по подбородку и щекам. Полковник ловким движением подбросил её ноги вверх и сорвал трусики. Он начал торопливо расстёгивать свои джинсы, но неожиданно застыл в одной позе. Впервые в жизни он ощутил, что ему перечат не только людишки, но и собственные органы. Больше для себя, чем для жертвы он произнёс вслух:
– Ну, нет. Я не буду сейчас это делать. Сначала я убью твоего мужа. Меня возбуждает одна мысль, что я буду трахать безутешную вдову. Такого секса у меня ещё не было.
Он застегнул штаны и выбежал из дома, попутно прихватив вторую бутылку и букет роз. Но тут же вернулся и поднял с пола стилет, предварительно обернув его салфеткой.
– Какая хорошая вещь, – он повертел кинжал в руках. – Надо же: итальянская! О! Он ещё и автоматический, – Бояринов с ухмылкой посмотрел на сжавшуюся в комок Анастасию и язвительно прошипел: – А ведь на нём отпечатки твоих пальчиков. Ты даже не представляешь, что я теперь с тобой сделаю.
В сложенном виде стилет легко поместился в кармане брюк. Оказавшись за калиткой, Бояринов вспомнил ситуацию и смачно выругался:
– Чёрт, чёрт, чёрт! Сучка! Так и импотентом можно стать. Что с тобой случилось, дружок? – он слегка нагнулся и посмотрел на традиционный предмет своей гордости: – Предупреждать надо! Что не так? Чем она тебе не понравилась? Ты забыл, что мы с тобой с ней вытворяли? Нет? Ну, так какого хрена? Надеюсь, что это временный заскок с твоей стороны. Точно? Обещаешь? Хорошо, тогда проверим уже сегодня. Сейчас, дружок, едем к Шпилевой. Думаю, что на свежачок ты поведёшься. Только сначала позвоним одному человечку.
Он достал телефон и нажал вызов:
– Привет! Узнал меня? Всё, кончай его.
Глава «Щ»
Щастья нет. И не может быть! Но, слава богу – есть счастье! Просто надо быть грамотным и во всём видеть только хорошее. Вот что такое баланда? Бя-я-а! Гадость? Нет, баланда – диетический продукт. На ней ещё никто не растолстел. Баланда ШИЗО – диетический продукт для ускоренного похудения. В штрафном изоляторе Князев отсидел три дня – тихо и спокойно. Или спокойно и тихо? Суть одна: его никто не трогал. Поэтому было даже жаль покидать это прелестное «комфортабельное» место с собственным сортиром и умывальником. Но его снова перевели в многолюдный барак. Правда, в другой. Как только Олег вошёл в дверь, гомон голосов сразу приутих. Значит, его ждали. Молодой крепкий парень, скорее всего дневальный, скачками бросился за ширму. Очевидно, побежал докладывать в местный «кремль» о его прибытии. Сопровождаемый многочисленными взглядами, Князев не стал искать свободную койку. Зачем? Ему всё равно не дадут спать. Поэтому он, держа постельное бельё под мышкой, проследовал на кухню. Она была переполнена, но при его появлении сразу обезлюдела. Остался только сухонький старикашка с козлиной бородкой и всклоченными немытыми волосами. Он ощерился редкозубым ртом:
– Хотите чаю?
– Хочу. Но только не чифир.
– Какой «чифир»? Нет, я не пью чифир.
Он тщательно помыл для капитана железную кружку, с отбитой во многих местах эмалью. Затем бросил туда пакетик и залил горячей водой из железного бидона, с торчавшим на его горловине кипятильником:
– Наслаждайтесь.
– Спасибо, – Олег улыбнулся и осторожно отхлебнул горячий напиток.
Князеву показалось, что это был самый вкусный чай, какой он пил в своей жизни.
– Они хотят вас убить, – спокойно констатировал обладатель козлиной бородки.
– Я знаю.
– Знаете? И что вы намерены предпринять?
– Что тут предпримешь? Буду защищаться, как умею.
– Вы не боитесь?
– Боюсь, конечно, боюсь. Но у меня нет выбора.
– Красные ещё утром получили задание администрации и весь день готовились.
– Кто? – не понял Олег.
– Красные. А, вы же не знаете – первоходок. Красные – это те, что сидят в «кремле».
Увидев удивлённое выражение лица собеседника, субтильный старичок, усмехнувшись, пояснил:
– Нет, нет! Это имя не имеет никакого отношения к большевикам и к нашей истории. Так их называет основная масса обитателей СИЗО. Я бывал во многих изоляторах, но везде одно и то же. По заданию администрации в камерах верховодят так называемые активисты. А мы их кличем «красными». Они как близнецы братья – огромные детины с откормленными до красноты рожами. Руками красных руководство и осуществляет управление изолятором. Это система. Сами работники СИЗО никогда не пойдут на убийство. Руководству этого не надо, поэтому оно запрещает охранникам не только убивать, но и применять чрезмерную силу, дабы не навлечь на свою голову разные комиссии и разбирательства. А так: камеры видеонаблюдения запечатлели, что надзиратели не входили в камеру, поэтому, администрация ни в чём не виновата. А то, что нашли подвешенный труп со всеми переломанными костями – так это самоубийство. Красные выполняют самые грязные поручения начальства и следят за порядком в камере. Без разрешения администрации здесь таракана не раздавят. Взамен, руководство колонии отдаёт им на откуп ведение бизнеса.
– «Бизнеса»?
Козлобородый вновь ухмыльнулся:
– Ну, да, бизнеса. Обитатели камеры за всё платят. За въезд, поселение, за койку, за место у телевизора, за очередь к унитазу, за звонок по сотовому. Они забирают треть каждой посылки. Если человек богат, здесь всё можно купить: сигареты, выпивку, наркотики. Всему виной жадность. Это главный из человеческих пороков. Первооснова всех остальных: подлости, предательства, лицемерия, зависти. Жадность – это единственная низменная страсть, которая не знает пределов.
– Как, а жестокость?
– Жестокость ограничена жизненными ресурсами жертвы, которые не беспредельны.
– На наркотики администрация тоже закрывает глаза?
– Скажете тоже, закрывает. Она в доле всех денежных потоков внутри этого огороженного проволокой мирка.
– Да, уж. И так везде?
– Да. Но надо сказать, что это СИЗО – самое гнусное, самое жуткое и самое беспредельное из всех подобных заведений в стране. Сюда ссылают самых обездоленных, ненужных обществу и тех, кого нужно сломать. Ну, или устранить, как в вашем случае.
Князев промолчал. Сказать было нечего. Старичок вздохнул и констатировал:
– Относитесь к жизни философски. Даже если вы попали в безвыходную ситуацию, ищите в этом и положительные стороны.
– Какие?
– Вы получаете уникальную возможность познать самого себя. Кто вы? Чего стоите в этой жизни? Слабые сдаются и становятся бессловесными рабами. Сильные сопротивляются и выигрывают смерть. Но это лучше, чем унизительное существование.
– А вы познали самого себя?
– Познал. Я слабый.
– Хорошо хоть философствовать не разучились.
– Только это и остаётся. Но очень редко здесь можно найти хорошего собеседника. Образованных и умных людей стало мало.
– У вас какое образование?
– Хорошее. Я хироптеролог.
– Кто?
– Хм! – старичок грустно улыбнулся. – Эх, давно это было! Хироптеролог – это специалист по рукокрылым. По летучим мышам. Когда-то многие толстые журналы считали за честь размещать мои статьи на своих страницах. Но всё это в далёком прошлом. Всё рухнуло в один момент и стало никому не нужным. Развалился институт и с ним, естественно, моя лаборатория. Летучие мыши – это прекрасно. Они лучше людей. Они не едят себе подобных. Они не обижают друг друга. Но что мы всё обо мне, букашке божьей. Кто вы будете по профессии?
– Следователь. Капитан юстиции.
– Вы хотели сказать – полиции?
– Можно и так.
– Полицай! Русский язык очень богат на многообразие форм производных слов. Он, пожалуй, в этом смысле даст фору любому другому земному языку. Но вот у слова «полицейский» есть всего одна производная форма – «полицай». И это форма несёт в себе устойчивое сугубо негативное восприятие. Даже слово «мент» и близко не может стоять рядом с «полицаем» по степени передачи негатива. Это в наших генах, в наследственной памяти нашего народа! И с этим ничего не поделаешь. Слишком много крови пролили «полицаи» на Руси. Эта кровь перевалила через критическую массу человеческого восприятия. Иногда достаточно произнести то или иное слово вслух, чтобы понять его содержание и смысл. Полицай! Я не знал деда и бабку со стороны отца. Он был ещё маленьким, когда на его глазах полицаи забили их до смерти палками. При этом они забавлялись, им было смешно. Надо признать, что переименование в «полицию» придумал очень мудрый человек. Он сделал всё, чтобы слово «милиционер» не деградировало до уровня «полицая».
– Может быть, вы и правы. Простому человеку в наше время трудно разобраться, где ложь, а где, правда.
– Нет ничего трудного в этом. Достаточно осмыслить критерии пропаганды. Она действует по накатанному шаблону. Сто раз повторённая вслух ложь легко облачается в одежды истины и принимается всеми в таком виде с необыкновенно наивной доверчивостью. А правда – это затюканная никому не нужная сирота, которую не пускают на порог современного общества. Она своей убогой простотой и логичностью легко порождает плод сомнений. Чаще всего у нас её называют «явной глупостью» или «выдумкой неучей». Ложь рядят в красивые одежды. А правда всегда голая. Вранье приукрашивают, а правда цвета земли. Это первые признаки, по которым умный человек сможет разобраться в жизни. Не все люди дураки. При желании они способны легко разобраться. Ведь даже сто раз повторённая ложь де-факто не способна стать истиной. Но людям проще закрывать глаза и затыкать уши. То, как ты воспринимаешь растиражированную ложь, является паролем, кодом доступа и мерой лояльности в том мире, в котором люди живут. Проще кивать головой и осуждать прошлое. В этом основная причина почему самая глупая ложь легко побеждает самую умную правду.
Старик хлебнул из чашки и грустно покачал головой:
– Страшно. Страшно так жить. Не задумываются люди, чем всё это может закончиться. Не боятся, что волны всеобщей алчности, лжи и лицемерия погубят Китежбург. Он может опуститься на самоё дно, совершенно исчезнув в пучине человеческих пороков. И только волны Светлояра, качая колокола, будут разносить по берегам малиновый звон величественных затопленных церквей, напоминая потомкам в назидание о судьбе города, в котором победило Зло.
Он горестно вздохнул и попытался улыбнуться:
– Впрочем, я вас заболтал. Сейчас выключат свет – отбой. Надеюсь, что нам ещё не раз представится возможность побеседовать. И помните: опыт – это совокупность прошлых глупостей, помноженных на сопутствующие неприятности. Постарайтесь быть мудрым! Мудрому достаточного знать чужой опыт. Успехов вам.
Он ушёл. Оставшись один, Олег стал готовиться к встрече с красными. Так, так, так. «Настоящему индейцу завсегда везде ништяк», – пробормотал он себе под нос, наполняя две полулитровые пластиковые бутылки водой. Потом Князев вытащил из своего постельного белья простынь и по её концам завязал эти бутылки в крепкие толстые узлы. Хорошо промочив узлы водой, он взялся за середину простыни и, быстро перебирая руками, покрутил тяжелые концы вокруг себя сначала в горизонтальной плоскости, а затем в вертикальной. Узлы, вращаясь со скоростью, едва фиксируемой глазом, издавали протяжный вой. Навыки прекрасно сохранились. Такую технику боя на простынях разработали пацаны в спортивном лагере под Китежбургом семнадцать лет назад. И Князев был зачинателем этой идеи. Мало того, он был лучшим. Только бутылки в детском лагере, естественно, не вкладывали. И без этого узлы били так сильно, что нападавшие разлетались в разные стороны.
В камере потушили свет. Образовавшийся вакуум звуков постепенно стали наполнять шорохи, шуршания, осторожные шаги. Минут через десять капитан понял, что красные готовы к атаке. Через окна казармы падал слабый свет от уличных фонарей и прожекторов, но кухня не имела окон. Здесь была абсолютная темнота, и это давало Князеву преимущество. Он мог видеть атакующих, а они его нет. Красные это учли. По их команде два человека включили свет на сотовых телефонах и направили его в сторону Олега. Тут же в кухню заскочили три бойца с заточками в руках. Два из них, получив удары раскрученных Князевым узлов, сразу вылетели в обратном направлении. Третий, ударившись головой о стену, безжизненно сполз на пол. Судя по габаритам, в атаку были брошены подручные обитателей «кремля». Сами мордовороты не решились идти напролом, очевидно зная об участи своих коллег, получивших по заслугам три дня назад.
– Вперёд! – чей-то грубый голос направил в атаку следующую партию пушечного мяса.
Результат тот же: гулкие удары тяжёлых узлов по лицам, звон разлетающихся заточек и ножей, матюки, стоны.
Так продолжалось довольно долго. Многие из атакующих уже даже не успевали получить свой удар по голове. Они спотыкались о тела упавших, поскальзывались на ковре из валяющихся заточек. Видя реальный результат, красномордые громилы так и не отважились переступить порог кухни. Через несколько минут зажегся свет, и дежурившие у дверей надзиратели вошли в камеру. Очевидно, они надеялись обнаружить в ней тело очередного «самоубийцы». Основная масса бойцов тут же рассосалась по своим койко-местам. У входа в кухню остался только квартет громил и парочка их шестёрок. Уверенным шагом охранники подошли к порогу кухни. Старший из них присвистнул и почесал дубинкой затылок. Между ног служителей культа Фемиды на четвереньках проскакивали пришедшие в себя бойцы.
Старший сделал движение вперёд с намерением разрядить батареи шокера на теле Князева, но тот ловко перехватил дубинку и завладел ею. Надзиратель оторопел:
– Ты чего? Совсем страх потерял?
– Я без помпы праздничных искр и салютов пойду в ШИЗО. Забери свою дубинку, – он бросил её владельцу. – Но, если ты ещё раз попробуешь приложить её ко мне – тут же познаешь радость электрического возбуждения. Во всём нужна сноровка, зарядка и разрядка.
Один из надзирателей неуверенно хихикнул. Старший повертел свою дубинку в руках, словно удостоверяясь, что чужие руки её не испортили, и кивнул головой:
– Пошли! – он освободил проход.
Олег сделал шаг к выходу, но тут же остановился. Краем глаза он заметил, как один из бугаёв что-то шепнул на ухо шестёрке и тот выпустил из рукава в ладонь заточку. Значит, они готовы к крайности – убийству в присутствии служащих СИЗО. Вот как я всех достал!
– Чего встал?
– Там мальчик приготовился воткнуть в мою спину заточку. Прикажи этим подружкам-амбалам разойтись по своим амбарам.
Охранник, стуча дубинкой по раскрытой ладони, с улыбкой покачал головой:
– Ну, надо же, какие экземпляры порой попадаются!
– Я прекрасно понимаю, что меня хотят убить. Если во время моего конвоирования хоть кто-то предпримет такую попытку или даже намёк на неё, то я обязательно всех вас прихвачу на тот свет. Если ты в этом сомневаешься, попробуй сам. И засуньте дубинки на место их обычного ношения. Чтобы я слышал, если кто-то их попытается достать.
Сказано это было спокойно и уверено, поэтому произвело достаточное впечатление на конвой. Впрочем, прошлые эпизоды контактов капитана с обитателями СИЗО, несомненно, были известны всем. Поэтому Олег очутился в штрафном изоляторе без каких-либо происшествий. Он с удовольствием растянулся на шконке и заснул крепким сном.
Но удовольствие от пребывания в ШИЗО продлилось недолго. Вечером следующего дня Князева перевели в двухместную камеру. Оказывается, что и такие имеются в этом богоугодном заведении. Никого в помещении больше не было. Олег занял нары слева от входа. Время шло, но в камеру никого не приводили. Капитан даже подумал, что где-то там, на свободе, произошло что-то важное и невероятное и ему изменили режим содержания. Но за пять минут до отбоя на пороге нарисовался сосед. Он не был похож на красномордых громил, но, судя по всему, был физически развитым человеком. Не глядя на Олега, вновь прибывший постелил бельё и улёгся, натянув одеяло на голову. Охранники, удостоверившись, что в камере полный порядок, закрыли её на замок.
Они вернулись в полночь. Один из них светил фонариком, а другой потыкал дубинкой тело на левой кровати. Оно зашевелилось под одеялом, издав сонное мычание.
– Не понял! – произнёс громким шёпотом первый тюремщик. – Что за дела?
Он повернулся к правой постели и потыкал лежащее на ней тело.
– Ты чего? Заснул что ли? – служащий СИЗО потёр свой лоб дубиной и повторил тыканье: – Э-эй! Просыпайся. Пора!
Спящий откинул одеяло, и охранники увидели Князева.
– Чего хотели, служивые?
– Хм, хм! Не понял! А где этот?
– Меня укачивает, когда я слева сплю. Махнулись не глядя.
Надзиратель резко откинул одеяло с левой постели. На ней мычал голый человек с завязанными за спиной руками и с кляпом из собственных трусов.
– Да ты… – служитель культа силы сматерился и замахнулся на Олега дубинкой.
В следующий момент он уже лежал на постели Князева, вытаращив глаза и открыв во всю ширь свой рот. Болевой приём парализовал его надолго. Второй охранник прижался к косяку и его рот тоже был открыт. В нём заканчивалась дубинка, которую держал в руках капитан. Надзиратель с ужасом ожидал, когда он нажмёт кнопку электрического разряда.
– Телефон есть?
Тюремщик в ответ истерично затряс головой. Забрав его смартфон, Олег позвонил супруге:
– Извини, что так поздно.
– Олег! Ты? Как ты? Что с тобой? Мне не дают свидания. Говорят, следователь опасается, что ты будешь давить на свидетелей и утаишь улики. Олеженька! – она заплакала.
– У меня всё хорошо. Условия содержания нормальные.
– Тебя, полицейского, посадили к зекам. Они не имели права.
– Да, нет, ничего. Я не в обиде. У меня в камере только один сосед. Милейший человек. Слова плохого от него не слышал. Он вообще всё время молчит.
– А охрана?
– Охрана – это чудные, прелестные люди. Они во всём мне помогают. Вот даже телефон дали позвонить. Совершенно бесплатно.
– Тебя послушать, так там санаторий.
– Не санаторий, конечно, но жить можно. Правильно я говорю? – обратился Олег к стоящему у стены охраннику.
Тот вновь активно закивал головой.
– Поэтому за меня не беспокойся. Лучше сама рассказывай!
– Что рассказывать?
– Всё! Когда приходил Бояринов, что предлагал и что ты решила?
Она снова заплакала, не зная, как обо всём рассказать. Но сумела взять себя в руки.
– Да, приходил и не раз. Он предлагал мне уехать и стать его содержанкой. Слышишь?
– Слышу. Ничего другого я от него не ожидал. Но, а ты, как я понимаю по твоему голосу, отказала.
– Ты бы хотел, чтобы я поступила по-другому?
– Нет, конечно, я не извращенец. Но твоё положение хуже моего в тысячу раз. Что ни сделай – всё не так.
По её молчанию он понял, что она измучилась от безысходности.
– Бросай всё и уезжай в Новосибирск. Там переждёшь. Лучшие времена настанут, всё образуется.
– Нет. Бояринов сказал, что убьёт тебя.
– У него руки коротки.
– Сомневаюсь.
– Пока я в СИЗО – я под защитой закона, – попытался успокоить супругу Олег.
– Сильно сомневаюсь. Он не отстанет, пока не добьётся своего.
– Ты не должна участвовать в мужских разборках. В твоих руках Тёмкина жизнь и судьба. В первую очередь думать надо о нём. Уезжай в Новосибирск или попытайся хотя бы тянуть время, кормя Бояру обещаниями.
– Уже не получится.
– Что? Что ты сделала, Настя?
– Я пыталась заколоть его ножом. Но не смогла. Теперь он грозится твоей смертью и моей тюрьмой.
– Тюрьмой?
– Наверное. Он зачем-то забрал этот злосчастный стилет и сказал многозначительно, что на его рукоятке мои пальчики.
– Это плохо. Уезжай.
– Нет! Сказала – нет! В Новосибирск полетит Артём, а я останусь здесь рядом с тобой. Я уже договорилась с Алёной. Они завтра летят.
Подруга Насти работала в авиакомпании.
– Уже хорошо. В любом случае знай, что я тебя люблю больше жизни. Я готов на всё, только чтобы у тебя всё было хорошо. Не думай обо мне, думай о Тёме. Поцелуй его за меня.
– Олег, я схожу с ума! Я не могу без тебя! Я не могу. Не могу! Не могу и не хочу! Я тебя люблю.
Он выключил телефон. Его переполняли чувства. Впервые в жизни он услышал от своей Настеньки слова любви. Прав был козлобородый: даже самой тёмной ночью, если постараться, можно увидеть светлый горизонт рассвета.
