Quotes from the book «Мальчик на вершине горы», page 4

– А в меня все женщины влюбляются. Таков мой крест. Только взглянут на меня – и готово дело, пропали навеки. – Он щелкнул пальцами.

– Но вы ведь старый, – ответил Пьеро. – Ну,  не так чтобы очень . – Двадцать семь – это древность. – Если это древность, что же ты скажешь обо мне? – поинтересовалась Беатрис. Пьеро на пару секунд задумался. – А вы доисторическая. – Он захихикал, и Беатрис тоже засмеялась. – О боже, юный Пьеро, – вздохнул Эрнст, – ничего-то ты не смыслишь в дамах.

Не давай себя в обиду. Представь, будто их слова стекают с  тебя, как вода.

Лучше вообще не говори о своем прошлом. Вспоминай, конечно, но молчи.

– Может, ей нравится ваша форма, – предположил Пьеро.

– Всякой девушке нравится мужчина в форме, – согласился Эрнст.

– Всякой девушке, вероятно, – заметила Беатрис. – Но не всякая форма.

– А ты никогда не думала, – осторожно начал он, – что, может, лучше самому всех обижать, вместо того чтобы тебя обижали? Тогда уж точно не пострадаешь.

Катарина посмотрела изумленно.

– Нет. – Она решительно помотала головой. – Нет, Петер, так я не думала никогда. Ни одной секундочки.

– И я, – сразу сказал Пьеро, но отвернулся. – Я тоже так не думаю.

– Он сломал мне руку, – равнодушно, как будто это не имело ни малейшего значения, произнес офицер. – А я за это сломал ему шею.

Его бесило, что она обращается с ним так пренебрежительно, но и тянуло к ней неудержимо.

Безо всякого страха женщина подошла и встала перед ним – еще красивее, чем казалась ему в юности. Она ни на миг не отводила взгляда, просто смотрела так, словно никакие слова не нужны, и это вдруг стало невыносимо, и Петер уставился в землю. Он надеялся, что она уйдет, но нет, она стояла и стояла, и он, осмелившись глянуть на нее еще раз, увидел в ее лице столько презрения, что ему захотелось исчезнуть, раствориться бесследно в воздухе. Он молча развернулся и побрел прочь, к себе на квартиру.

Увидев, что последние военные готовятся покинуть Берхтесгаден, Петер подошел к ним и спросил, как ему теперь быть, куда идти.

– Ты ведь, кажется, носишь форму, а? – ответил, смерив его взглядом, один солдат. – Может, пора бы уже и повоевать?

Его товарищ фыркнул:

– Петер воевать не умеет, он умеет только наряжаться.

Они засмеялись, потешаясь над ним, и он, глядя вслед их машинам, сполна прочувствовал свое унижение.