Костя отскочил от обидчика, не зная куда и деваться. Но в мастерскую вошел дядя Илья, и телесные истязания, если и входили в спонтанный порыв Зубаря, не состоялись.
– А ну притормози, осьминог! – угрожающе воскликнул дядя Илья. – Мы тут все рукастые.
Так завязалась тяжелая перепалка, причиной которой был Костя. Терпеть обвинения, угрозы и пощечины оказалось сложнее, чем удары по пальцам или небольшие ожоги.
В конце концов Зубарь ушёл, оставив мотоцикл для полной покраски с расходами за счет мастерской.
– Все хорошо! – дядя Илья похлопал Костика по плечу, но, видя подавленность юнца, добавил: – Тут так же, как и при любом ударе – терпи и молчи. Тогда это быстро пройдет. Не болтай в уме все эти… Не вспоминай. Через полчасика «нерва» успокоится, тогда и обдумаешь.
– Да, я… – начал было Костя, но запнулся и безвольно опустился на стул. Удары обыкновенно лишали его сил, он слабел духом, слабел телом, и ватные ноги не держали его.
– Терпи! Главное – не оправдывайся и не жалуйся. Что приходит – то и наше, а оправдания делают нас слабыми, принимай как есть, – и он всучил Косте пачку бумаг со схемами. – Разберись в этой проводке и придумай, как можно сделать проще.
Костя разложил схемы на столе и уставился на них невидящим взором: «Предохранитель, реле, масса. А здесь… Зубарь, мотоцикл, пощёчина».
Косте нелегко давались скандалы – одна из горьких разновидностей ударов. Он чувствовал себя совершенно беззащитным перед взрослыми мужиками. Если бы папа был рядом, если бы он был. Но он… Он выводил свою фуру от лобового столкновения, соскочил с трассы и… Он принял самый крепкий удар, какие только бывают. И погиб, конечно. Но, если его воскресить, посадить за руль и опять пустить автобус ему в лоб, он бы ещё раз соскочил с дороги и еще раз влепился в опору моста, и еще раз погиб бы. Просто такой характер, удары никогда не ломали его духа. Противоударный он был.
Вспомнив об отце, Костя отогнал тревогу и обиду и углубился в схемы: «Гальванический элемент, лампа, сопротивление. Я виноват – мне и отвечать».
***
Вечером, когда мысль успокоилась и в уме уже «прижилась» благородная по-своему и твердая тишина, Костя обрёл некоторое странное спокойствие. Не такое, которое бывает при оправдании – вина его, ничего не скажешь. А другое. Взрослое. С виной, которая есть, но которую удалось принять без страха и оправдания. Что приходит, то и наше…
Однако, стоило тишине той утешить сердце, как обстоятельства вновь пустились в свою жестокую импровизацию – позвонил дядя Илья.
– Костян, тут такое дело, – он замолчал на мгновенье, пытаясь помягче сформулировать мысль. Но, не получилось. – Тебя уволили. Начальник тут разбушевался. Алло? Ты тут?
– Да, дядь Илья, – Костя почувствовал новую волну, мир вокруг будто помутнел и зашатался. Так бывало всякий раз во время внезапных ударов.
– Короче… И покраска за твой счет. Так что увольнительных не будет, – дядя Илья вздохнул, но спохватился: – Помнишь, как держать удар? Не впускай в душу. Меня увольняли раз десять. Жена к другому ушла, пока лежал в реанимации. Да много всего было. А я знаю, что терпеть надо молча, поболит вначале и притихнет, занемеет, если в душу не пускать. Перетерпел – победил. Главное – в башке не болтай.