Бельгийский лабиринт

Валлоны и франкофоны предавали свою страну либо руководствуясь фашистскими убеждениями, как говорил мой боевой сосед, либо ради собственной выгоды. Сотрудничество с врагом существовало везде и всегда, во всех оккупированных странах. Пока длится оккупация, коллаборационистом быть выгодно. Или, как кто-то мне заметил: «Они ели масло, а мы – нет». После войны чуть меньше 70% приговоров за политический коллаборационизм было вынесено на нидерландском, а 70% приговоров за доносительство – на французском.

Коллаборационизм возник не на пустом месте, для него существовала питательная почва, как повсюду в Европе. Крупная и мелкая буржуазия, католическая церковь кипели ненавистью к коммунизму, и не потому, что Сталин злодей. Они были просто счастливы, что Гитлер, такой же злодей, ликвидировал в Германии всех левых. В 30-е годы люди обожествляли военную форму, сплоченные ряды, подчинение лидеру. В Германии больше не было безработицы, а наша парламентская демократия с этой проблемой справиться не могла. Большинству людей было невдомек, что вчерашние безработные нашли себе место в военной индустрии. У этих людей откроются глаза, когда начнется блицкриг. Этот блицкриг разгорался так быстро, что его скорость могла служить доказательством бессилия нашей парламентской демократии.

Есть еще одно обстоятельство, которого нидерландцы из-за отсутствия опыта не могли предвидеть. По сравнению с 1914 годом немецкие солдаты в Бельгии вели себя сначала очень вежливо, корректно и дружелюбно. В страну вступали с улыбками и песнями колонны немецких атлетов в безукоризненной военной форме. В 1914 году солдаты кайзера вели себя хаотично, непредсказуемо и варварски. В 1914 году это была орда, в 1940 году – армия. Но очень скоро люди ощутили на себе, что порядок и дисциплина могут действовать более убийственно, холодно и жестоко, чем беспорядок и разнузданность. И когда блицкриг закончился, немцы столкнулись во Фландрии с еще вполне дееспособным разочарованным национализмом, какой мы имеем сейчас на Украине, в Хорватии, странах Балтии, в Бретани.

Бельгийская армия после 10 мая 1940 года продержалась 18 дней. План состоял в медленном отступлении, при необходимости за линию Изера, как это уже было в прошлый раз.

Генеральному штабу идеи приходят в голову всегда с опозданием на одну войну. Несмотря на помощь, оказанную нам на нашей территории французами и британцами, устоять против немцев было невозможно, и 28 мая Бельгия капитулировала. Союзники были должным образом проинформированы. Численность убитых, как солдат, так и гражданских лиц, составила 20 тысяч человек. Население, которое начало разбегаться во все стороны, могло вздохнуть с облегчением.

Именно в эти дни полнейшего хаоса король и правительство устроили друг другу скандал. Леопольд III хотел остаться в стране со своими солдатами. Правительство посчитало, что королю не следует сдаваться немцам. Во дворце Вейнендале близ Брюгге Леопольд огласил свое решение, на что премьер-министр Пьерло ответил (по-французски): «Если король останется при своем мнении, то мы не только будем вынуждены отказать ему в своей защите, но и будем публично от него дистанцироваться».

Леопольд понимал, что правительство, которое без него собиралось продолжать борьбу из-за границы, неизбежно выступит против короля. Это был очень серьезный раскол, и не только потому, что он случился в совершенно неподходящий момент, но еще и потому, что согласно статье 64 Конституции все действия короля должны поддерживаться как минимум одним министром. Это был подрыв легитимности.

В июне немецкий вермахт начисто смел французскую армию, наступило перемирие, и бельгийское правительство, боязливо и потерянно скитавшееся по неоккупированной половине Франции, в конце концов, в разрозненном виде осело в Лондоне. Раскол между правительством и королем станет основой так называемой «королевской проблемы» после окончания войны.

Сохранившиеся в Бельгии власти предержащие – высшая администрация, банки, юстиция, церковь – хотели любой ценой избежать повторения 1914–1918 годов. Тогда немцы держали в своих руках бразды правления повседневной жизнью; этого нельзя было снова допустить. В 1914–1918 годах Бельгия избежала голодной смерти благодаря продовольственным посылкам из Америки – этих пакетов больше не могло быть, и Бельгии нужно было самой о себе позаботиться. Тогда была разрушена вся промышленность, теперь это не должно было произойти. Тогда замерло самоуправление, теперь ему следовало продолжаться. Немцы всему вышесказанному не препятствовали, напротив, Бельгию вместе с французскими департаментами Нор и Па-де-Кале, подчинили Militаrverwaltung¹⁴ под командованием фон Фалькенхаузена и Реедера. В Нидерландах все шло иначе. Там немцы учредили Zivilverwaltung¹⁵ под командой рейхскомиссара Зейсс-Инкварта. И только за три месяца до освобождения Бельгия тоже получила гражданское управление. В течение всей войны немцы нещадно эксплуатировали страну для нужд своей военной промышленности. Бельгия работала на нее точно так же, как и Нидерланды.

Внутреннее управление страной оставалось в руках бельгийцев. Это соответствовало закону, одобренному парламентом 10 мая 1940 года, то есть в день вторжения немецкой армии. Высшие государственные чиновники (генеральные секретари) обязывались в случае крайней необходимости принять на себя управление страной (как в Нидерландах). В июне 1940 года генеральные секретари известили немецкое командование, что они и аппарат государственных чиновников готовы сотрудничать с оккупационными властями, если будет соблюдаться бельгийское законодательство. Это отвечало букве закона, но неизбежно стало равнозначно коллаборационизму. С 1942 года немцы ввели возможность принудительных работ для бельгийских мужчин и женщин в Германии; с 1941 года была ограничена свобода передвижения для евреев, с 1942 года их эшелонами стали отправлять на восток; немцы все чаще прибегали к расстрелам обвиняемых в саботаже или участников Сопротивления.

Состав фишек на властном игровом поле теперь отличался от прежнего. ФНС, сиречь фламандские националисты, валлонские фашисты из группировки рексистов и кое-кто из старых членов «Вердинасо» вовсю сотрудничали с немцами. Осенью 1940 года была учреждена организация «СС-Фландрия», а в 1941-м в структуру СС вошла доселе маргинальная культурная группка ФЛАГ (DeVlag), название которой по-фламандски и по-немецки расшифровывалось как «Германо-фламандский трудовой союз». ФЛАГ был реорганизован, в результате чего его структура стала жестче, а эффективность повысилась, и стал получать крупную субсидию от СС. Возглавлял ФЛАГ нидерландист и германист Жеф ван де Виле. При виде него меня тоже разбирает смех. Как вообще мог человек с именем Жеф стоять навытяжку с поднятой в нацистском приветствии рукой среди других военных? Фламандский реализм безжалостно развенчивает германскую манию величия.

Фламандский политический коллаборационизм скоро превратился в бурлящее скопище враждующих фракций, а шеф Militаrverwaltung Реедер виртуозно управлял ими, науськивая друг на друга.

Во Фландрии ФНС стремился к тому, чтобы его признали здесь единственной политической организацией. Он хотел быть хозяином всей фламандской части страны, чтобы насаждать своих людей в государственной администрации. В предвоенной Бельгии де Клерку и его команде и не снилось вкушать такие сладкие плоды власти. ФНС в открытую и недвусмысленно высказался в поддержку германского национал-социализма. Это означало резкую перемену курса. До войны ФНС, несомненно, придерживался правой и даже крайне правой ориентации. Его идеалом были Великие Нидерланды. Треугольник, красовавшийся на его знамени – собственно говоря, изображавший греческую букву «дельта», – должен был в стилизованном виде символизировать карту Соединенных Нидерландов. Именно от этой идеи, центральной в идеологии ФНС, ему пришлось по приказу немецкого командования отказаться.

Немцы использовали ФНС потому, что во Фландрии коллаборационизм был самым широкомасштабным, однако они не собирались обсуждать будущие изменения статуса Бельгии, даже самые незначительные; эту привилегию они оставляли за собой. Их Militаrverwaltung умело направила фламандское отделение СС против ФНС, и как раз для того, чтобы ФНС не смог претендовать на роль единственной политической организации. «Разделяй и властвуй».

Но ФНС под началом сельского школьного учителя Стафа де Клерка, а после его смерти в 1942 году под руководством блестящего, но трусливого историка и адвоката Хендрика Элиаса продолжал по-прежнему гнуть линию коллаборационизма. Элиасу хватило ума понять, что германский рейх намерен поглотить Фландрию, и он пытался незаметно сбавить уровень сотрудничества. Но ему не хватило смелости открыто разорвать отношения с немцами.

И для него, и для Фландрии результаты оказались самыми плачевными. ФНС так никогда и не сумел подняться до уровня ведущего, объединительного движения. При этом надо сказать, что Стаф де Клерк вербовал добровольцев в войска СС еще до того, как немцы начали войну на Восточном фронте против безбожного большевизма. С этой целью он основал Фламандский легион, позже преобразованный в штурмовую бригаду СС «Лангемарк», в которую записалось 12 тысяч фламандцев. Это были шестнадцатилетние мальчишки. Как пару поколений спустя подростки отпускали длинные волосы и украдкой покуривали травку, так эти протестующие молодые парни отправлялись на Восточный фронт, чтобы остановить призрак коммунизма и спасти христианскую цивилизацию, или уходили в подполье Сопротивления – отчасти смотря по тому, в какой семье они воспитывались. Потому что и здесь все было определено еще до войны. Тогда во многих католических коллежах существовали так называемые Offensiefbrigaden¹⁶ – антикоммунистически настроенные молодежные группы, руководимые священниками. А вот обманутым СС юношам и мужчинам, уехавшим воевать в Россию, католических капелланов никто не предоставил. Но еще до начала блокады Ленинграда или обороны Сталинграда они уже знали, что СС – такая же варварская языческая сила, как и Красная Армия.

Кроме того, для отправки на Восточный фронт был создан Валлонский легион (позднее переименованный в штурмовую бригаду СС «Валлония»), в который записались восемь тысяч валлонов. К ним были приставлены капелланы, а языком команд был французский. Чтобы осуществить это, лидер движения рексистов Дегрель согласился, чтобы она полностью вошла в состав СС. Дегрель даже самолично отправился на Восточный фронт, на что не решились де Клерк и Элиас в отличие от одного из высших функционеров ФНС Р. Толленаре, ставшего унтерштурмфюрером СС и убитого под Ленинградом. В общей сложности на Восточный фронт вместе с войсками СС отправилось одинаковое количество фламандцев и валлонов.

Перед войной «Серая бригада» ФНС была реорганизована в «Черную». Для непосвященных ее форма походила на эсэсовскую. От «Черной бригады» фламандские коллаборационисты переняли свое прозвище: «черные». «В войну он был “черным”», «в этой семье все до одного были “черными”» – так до сих пор называют людей, которые во время войны вели себя неправильно, и их потомков.

ФНС смог угнездиться в центрах реальной власти. Министров, которые не сумели вписаться в немецкие порядки, попросту заменяли. На посты руководителей министерства внутренних дел и министерства экономического развития были назначены члены ФНС Ромзе́ и Леманс. Ромзе особенно усердствовал в «наведении порядка», иначе говоря, в преследовании Сопротивления, к большому неудовольствию некоторых коллег. Ромзе был одной из самых светлых голов ФНС, поддерживал добрые отношения с королевским двором, а значит, вращался в высших финансовых кругах страны. Его стараниями бельгийский аппарат постепенно, преимущественно усилиями самих бельгийцев, благодаря политическим назначениям сосредоточился в руках фламандских националистов. В 1943 году больше половины фламандских военных бургомистров были из рядов ФНС, в Валлонии они были преимущественно из числа рексистов.

По мере того как в Германии и на занятых ею территориях усиливалась власть СС, ФНС подвергался все большему давлению, прежде всего со стороны фламандского отделения СС («СС-Фландрия») и организации ФЛАГ. Для этого использовалось даже национал-социалистское движение молодежи. То, чего хотела ФЛАГ, было ясно: безусловной преданности национал-социализму, рейху и фюреру – и, как следствие, включения Фландрии в состав германского рейха. ФЛАГ и «СС-Фландрия» были тесно связаны между собой организационно, а также в личном плане благодаря таким фигурам, как Роберт Вербелен, штурмбанфюрер СС по Брабанту и Лимбургу и один из руководителей организации ФЛАГ. Его вполне устраивала задача интегрировать Фландрию в германский рейх, сделать ее национал-социалистской. Наивностью Вербелен не страдал, он прекрасно понимал, какую власть следует уважать, и презирал суетливость ФНС. Он действовал с неслыханной грубостью и жестокостью. Вербелена признали виновным в более чем ста убийствах, и он никогда не раскаивался в них. Он получил австрийское гражданство, австрийская юстиция освободила его от ответственности за все военные преступления, и после войны он работал на ЦРУ и австрийскую полицию. Его книгу о контршпионаже против СССР высоко оценили в Америке.

«СС-Фландрия» нашла поддержку у целого ряда интеллектуалов, таких как дирижер Хендрик Дилс, известный историк Роберт ван Росбрук (впоследствии он примет участие в подготовке бельгийско-нидерландского телесериала о Вильгельме Оранском), поэты Пол Ле Рой, Сирил Ферсхаве и Фердинанд Феркноке. Тот факт, что после войны в одном из католических коллежей еще читались лекции о двух из этих посредственных поэтов, наводит на грустные размышления о бессилии Фландрии разобраться наконец со своим мрачным прошлым. Я терпеть не могу строгих приговоров критиков, живущих в тепличных условиях; талант остается талантом, вспомним Селина. Между прочим, рукой Феркноке написана нижеследующая «Ода Гитлеру»:

 
Он нас не завоевал, а освободил,
Ибо мы, германцы, братья по крови,
Заключенные в тюрьму государством,
Враждебным нашему племени,
Стояли на краю обрыва, осужденные на гибель.
Ныне пробуждается и расправляет свои крылья
Наш рейх, тот, кому мы сохранили верность,
Символ благородства и могучей силы,
Орел, живущий на вершине горы и обозревающий дали.
О герой на суше и на море, герой в воздухе,
 
 
Изгоняющий из жизни бедность, грабеж, насилие,
И господство черни, о ты, месть и бич Господни
Признай наш мужественный народ,
Признай его происхождение…
 

И так далее в таком же духе. Разумеется, в школе это не изучают.

«СС-Фландрия» неизбежно приобрела бельгийские черты. Нельзя сказать, чтобы она (прежде всего ее Корпус безопасности) действовала менее жестко, чем немцы, но в ней постоянно обнаруживались злоупотребления. Трудно было, например, помешать тому, чтобы эсэсовцы злоупотребляли своим служебным положением с целью контрабанды алкоголя. Фламандское отделение СС никогда не было многочисленным. В июне 1943 года в нем состояло меньше тысячи активных и не более четырех тысяч вспомогательных членов.

«СС-Фландрия» порой так распоясывалась, что немецкой Feldgendarmerie ¹⁷ приходилось вмешиваться, чтобы положить конец издевательствам и пыткам. Она принимала активное участие в преследовании евреев. Особую жестокость она проявила в деревушке Менсел-Кизегем к востоку от Лёвена. За рубежом это местечко никому не известно, однако оно может по праву занять скромное место рядом с более страшными названиями, такими как Лидице или Орадур. В Менсел-Кизегеме 65 мужчин и женщин были убиты либо отправлены в концлагерь за то, что участники Сопротивления застрелили сына семьи коллаборационистов. О жуткой кровавой бане, устроенной фламандскими эсэсовцами в Менсел-Кизегеме, в деталях и с показаниями свидетелей, мы узнали из нашумевшей телепередачи Мориса де Вилде. Но и ему не удалось извлечь на свет божий всю правду. В Бельгии даже спустя полвека многое умалчивается.

Брюссельским франкофонам и коллаборационистам-валлонам почти не было свойственно то порой убийственное соперничество, которым фламандские коллаборационисты безнадежно скомпрометировали себя в глазах немцев.

Рексисты, включая молодежное движение, влились в состав СС. По мнению Дегреля, валлоны были чистокровными германцами, которых каприз истории заставил говорить по-французски.

Департамент безопасности и информации (ДСИ) организации «Рекс» принимал активное участие в охоте на бойцов Сопротивления, подпольщиков и евреев. С 1944 года он действовал в тесной связке с политическими разведслужбами СС Sicherheitspolizei ¹⁸ и Sicherheitsdienst ¹⁹. Особенно усердствовала франкоязычная «Бригада Зет», неустанно ловившая евреев в самые последние годы войны. Для полноты картины добавлю, что в зачистке еврейских кварталов участвовали также «СС-Фландрия» и небольшие группировки вроде «Народной самообороны» (основана в 1937 году) и «Нидерландского просветительского движения». (Последнее возникло тоже в 1937 году; его возглавил Берт ван Богхаут, позже заложивший основу партии «Фламандский блок» и активно в ней работавший; кроме того, он до самой смерти в 2003 году был редактором ультраправого ежемесячника «Дитсланд-Эуропа».)

Вот один из примеров деятельности вышеупомянутого рексистского ДСИ. Участники Сопротивления ликвидировали сотрудничавшего с немцами бургомистра Шарлеруа. В отместку ДСИ расстрелял двадцать семь жителей деревни Курсель близ Шарлеруа. Двадцать из них были брошены в подвал; после тревожной ночи их поодиночке вывели на улицу и прикончили выстрелами в затылок. Уже после войны Виктор Маттейс, правая рука Дегреля, признал свою ответственность за это, по его словам, непростительное преступление, за что без колебаний был расстрелян. Подвал в Курселе открыт для посещений публики.

Во время войны в каждой группировке находились люди, в конце концов отказывавшиеся от коллаборационизма: рексисты, не желавшие кричать «Хайль Гитлер» или не согласные с утверждением, что валлоны тоже германцы; члены ФНС вроде Далса, опасавшиеся чрезмерного немецкого влияния; группа борцов за Великие Нидерланды «Недерланд эн», собиравшаяся «очистить от недостатков» сотрудничество с немцами… Но бо́льшая часть коллаборационистов попросту безнадежно запуталась в сетях оккупантов, особенно в сетях СС. Самым отвратительным было участие в преследованиях и репрессиях. Омерзительным, на мой взгляд, было и то, что верхушка этих организаций гнала тысячи молодых людей (иногда чуть ли не детей) из тогдашней довольно благополучной Бельгии на фронт, гнала их умирать за Германию в России.

В 1940 году ни парламент, ни партии, ни правительство популярностью в Бельгии не пользовались. Если они еще оставались в стране, то функционировали тайно. Но один человек не пожелал скрываться, это был председатель Бельгийской рабочей партии Хендрик де Ман, обратившийся 28 июня с письмом ко всем членам партии. Война, писал он, смела в так называемых демократиях парламентскую форму правления и капиталистическую плутократию, избавив от них социализм и рабочий класс. Де Ман, в 30-е годы идеолог бельгийской социал-демократии, с этого момента встал на сторону захватчиков.

Он также принял сторону Леопольда III в его конфликте с правительством и усилил свои позиции в качестве одного из важнейших советников короля. Де Ман основал корпоративистский Союз работников ручного и умственного труда, заменивший профсоюзы. С одобрения короля он хотел сформировать правительство оккупированной Бельгии. В него должны были войти сам де Ман, банкир Липпенс из «Сосьете женераль», другие представители бизнеса, а также ведущие деятели организации «Рекс» и ФНС, готовые сотрудничать в рамках традиционной Бельгии, такие как Леманс и, конечно, Ромзе. Это должно было быть правительство с чрезвычайными полномочиями, без парламента и под немецким протекторатом.

Король Леопольд не был ни германофилом, ни фашистом, однако нельзя отрицать того, что он склонялся к авторитаризму. Он попробовал заставить правительство в изгнании подать в отставку, но эта затея провалилась. Правительство ответило королю единодушным отказом, сформулировав его в виде телеграммы.

Верхний слой населения уже начал сотрудничать с немцами, причем самым неприметным образом. Немцы больше не приказывали. Тому, кто оккупирует страну, лучше быть на дружеской ноге с традиционно ведущими кругами банковской сферы, промышленности и церкви. С кучкой экстремистов, которые сеют фашистские идеи, каши не сваришь. Дегрелю доверять было нельзя: каждый замечал, что он краснобай. ФНС, ФЛАГ и «Вердинасо» грубо заигрывали друг с другом и теряли время на мелочные придирки.

Существует легенда о том, что министр иностранных дел Спаак и министр финансов Гютт 15 мая 1940 года (за две недели до капитуляции Бельгии) заявили Максу Лео Жерару из Банка Брюсселя, Галопену из «Сосьете женераль» и Коллену из «Кредитбанка» следующее: «Господа, мы вверяем вам Бельгию». Точно известно лишь то, что троих банкиров попросили повысить жалованье государственным служащим.

Правящие круги хотели проводить политику наименьшего ущерба. Это означало, что бельгийцы, как в годы Первой мировой войны, должны были отбывать в Германии трудовую повинность, причем невзирая на то, что наш экспорт в эту страну вырос в 14 раз.

Если экономическая элита в 1940 году искренне верила в то, что ее идеи позволят предотвратить худшее и свести сотрудничество с оккупантами до минимума, то она обманула страну. Бельгийская экономика была проглочена военной экономикой Германии. Я не думаю, чтобы где-либо в мире, сейчас или тогда, правящие круги тешили себя иллюзиями. Они извлекали из происходящего выгоду и власть, и после войны никто не понес за это наказания.

Так, барон Поль де Лонуа из группы «Брюфина», контролирующей Банк Брюсселя, уже в 1936 году финансировал рекламу фашистской газеты Леона Дегреля «Пэи реель». В 1938 году Гитлер прислал ему личное приглашение на съезд НСДАП в Нюрнберге. В годы войны де Лонуа финансировал несколько ультраправых группировок, но ему хватило ума поддерживать также и Сопротивление. Во время войны он совершал сделки с немецкими банками с целью подорвать позиции своего заклятого врага, банка «Сосьете женераль», но не допустил посягательства немцев на банки своей собственной финансовой группы. После войны он отделался легким испугом.

Александр Галопен из «Сосьете женераль» был проводником экономической адаптации, названной поэтому «доктриной Галопена». В те годы «Сосьете женераль» предпочел контролировать 40% бельгийской промышленности. Так что нас не должно удивлять то, что немцы пытались наложить на этот банк свою тяжелую лапу. Однако Галопен ничего не хотел предпринимать, до тех пор пока между Бельгией и Германией не будет подписан мирный договор; он занимал более ясную позицию, чем Лонуа. И как бы ни пытались немцы с помощью Bru婮sseler Treuhandgesellschaft ²⁰ (узнаёте это название?) различными путями, в том числе через дочерние компании, добраться до активов «Сосьете женераль», эта богатая старая тетка так и не выдала своих секретов.

Галопен также финансировал отряды Сопротивления. Его называют ключевой фигурой так называемого «разумного Сопротивления». Это позорный термин, потому что он внушает мысль о том, что подпольщики, ежедневно рисковавшие жизнью в борьбе с нацизмом, были просто глупы. Во всяком случае, за свою форму Сопротивления Галопен поплатился жизнью. В феврале 1944 года он был застрелен в собственном доме кучкой фашистов.

Деятельность де Лонуа – лишь один из примеров «непрозрачного» экономического коллаборационизма на высшем уровне. Летом 1940 года бельгийские работодатели требовали замораживания или даже снижения зарплат, закрытия центров занятости и увеличения рабочего дня. Они официально заявляли, что в связи с ликвидацией профсоюзов оккупационные власти должны предоставить работодателям более широкие возможности. За это тоже никто не был наказан. Послевоенная чистка гораздо сильнее коснулась коллаборационизма политического, чем экономического. Нет ни одной страны, где бы можно было легко покарать власть предержащих.

Некоторая часть бельгийского Сопротивления – далеко не самая малочисленная и к тому же вооруженная – занимала ультраправые позиции. Можно спокойно добавить: близкие к фашизму, коль скоро речь идет о романоязычной стране. Это не покажется странным, если вспомнить, что в таких группах царило ярко выраженное бельгийское, франкоязычное национальное чувство и что во всей стране отнюдь не была забыта жестокая немецкая оккупация в годы Первой мировой войны.

Речь идет о следующих организациях:

– «Фаланга» графа Ксавье де Грюнна (у Франко в Испании тоже были фаланги). С 1941 года «Фаланга» Грюнна входила в состав Бельгийского легиона, антифашистской организации под руководством комманданта Клазе́ (который учился в Военной академии на одном курсе с будущим королем Леопольдом III);

– восстановленная Бельгийская армия под командованием полковника Ленца, председателя Союза бельгийских офицеров-резервистов;

– Национальный легион под руководством льежского адвоката Хорнарта.

Де Грюнну, Клазе и Хорнарту, трем реакционным ненавистникам коммунизма, суждено было погибнуть в немецких концлагерях. Ленц пережил заключение в концлагере Заксенхаузен. Из их организаций выросла Армия Бельгии, с 1944 года – «Тайная армия», единственная в стране подлинно военизированная группа Сопротивления.

Это было необычное крыло Сопротивления, которое пользовалось особой любовью у союзников. Поначалу «Тайная армия» с одинаковым усердием собирала информацию и о фламандских эсэсовцах, и о коммунистах. До реального сотрудничества с коммунистами дело не дошло, хотя все свое время, средства и энергию они посвящали общей цели – борьбе с захватчиками.

Существовала также группировка «Воины-ветераны вокруг короля».

Следует упомянуть еще одну правую группировку – «Национальное прокоролевское движение», в которую входили восемь тысяч вооруженных бойцов.

Организация «Белая бригада» (Witte Brigade) не имела откровенно правой ориентации. Она была сугубо профламандской и возникла среди сторонников антверпенского либерального движения Jonge Wacht («Молодая стража»). Выходцем из этого движения являлся основатель «Бригады» Марсель Луэтт. Из почти четырех тысяч ее вооруженных членов семьсот попали в руки немцам. «Белая бригада» стала символом фламандского, а со временем и всего бельгийского Сопротивления, хотя и не была самой крупной организацией. Но тех, кто во время войны был настроен антинемецки или реально участвовал в Сопротивлении, во Фландрии вообще называют «белыми». Это не совсем верно, потому что среди белых было огромное количество красных. Но противопоставление белых (цвет Сопротивления) и черных (цвет коллаборационизма) архетипическим образом подчеркивает пропасть между добром и злом в годы войны.

Самым массовым движением в рядах Сопротивления был так называемый «Фронт независимости» (Onafhankelijkheidsfront, сокращенно OФ). В нем были представлены все политические течения: либералы, католики, социалисты и множество коммунистов. Одним из основателей Фронта был преподобный Боланд, пастор из Валлонии, другим – коммунист Фернан Демани. В ОФ состояло 35 тысяч вооруженных членов. 13 тысяч из них были коммунистическими партизанами, которыми руководили ветераны Гражданской войны в Испании. Партизаны сражались как львы, это была своего рода герилья²¹, они стремились уничтожить всех немцев и коллаборационистов, попадавшихся им на глаза. Есть разные причины, почему их война не стала настоящей партизанской войной, наподобие той, которая пылала в то время в Югославии. Наша страна слишком густо населена, даже в Арденнах британцы и американцы не хотели ничего слышать о настоящей партизанской войне и поставляли оружие партизанам скудными партиями. Его приходилось красть у немцев или даже у богатых бельгийцев. Партизаны действовали по всей стране.

В долине реки Дейле под Лёвеном особенно процветал «саботаж» – не было числа железнодорожным авариям. В 1944 году партизаны стянули свои силы в Арденны и выгнали немцев из Валлонии. Борьба против «черных» не на жизнь, а на смерть особенно жарко разгорелась в Лимбурге.

Молодые интеллектуалы, недавние выпускники традиционно антиклерикального, или, как в Бельгии его называют, секуляристского франкоязычного Свободного университета Брюсселя, образовали легендарную по своей эффективности группу «Генерал Саботаж» («Группу G»), поддержанная впоследствии Управлением специальных операций (Special Operations Executive), британской диверсионной спецслужбой. К акции примкнули также люди, не входящие в сообщество брюссельских интеллектуалов-секуляристов. «Группа G» отличалась превосходной организацией и тщательно готовила свои теракты. Ее принципом было нанесение максимального ущерба только оккупантам. Шлюзы, мосты, железнодорожные пути, поезда выводились из строя с математической точностью. Немецкие войска, направленные в Нормандию для отпора высадке союзников, на 48 часов застряли в Бельгии. Самой известной вооруженной акцией «Группы G» стала la grande coupure²², обрыв энергоснабжения. Страна осталась без электричества на пространстве от Кортрейка до Льежа и Боринажа. Последствия этого сбоя ощущались даже предприятиями в Рейнской области Германии.

В бельгийском Сопротивлении приняли участие в общей сложности около ста тысяч человек, вдвое больше, чем в Нидерландах. Однако эту цифру следует воспринимать с осторожностью. Что включать в понятие «Сопротивление»? После освобождения появились бесчисленные борцы с захватчиками, о которых секретные агенты никогда не слышали. Бельгийские партизаны обладали чертами французских «маки», и не всегда было ясно, где кончается месть за старые обиды и начинается любовь к отечеству. В некоторых регионах – я уже говорил о Лимбурге – схватки между борцами Сопротивления и коллаборационистами были такими ожесточенными, что даже по прошествии десятилетий старые раны все еще дают о себе знать.

Бельгийское Сопротивление прославилось своей сетью эвакуации людей из страны. Эта сеть простиралась от Нидерландов до Испании. Такие организации, как «Комета» и «Пэтлайн» Пэта О'Лири, тропами контрабандистов переправили к союзникам сотни молодых бельгийцев и доставили в безопасное место две сотни военных летчиков, оказавшихся на оккупированной немцами территории, после того как их самолет был сбит.

Знаменитыми можно также назвать разведывательные службы. Они охватывали более двадцати тысяч человек без малого в двадцати пяти различных организациях. Часто это были самые скромные и незаметные люди. Только после смерти моего симпатичного пожилого соседа я узнал из некролога, что он был членом группы Сопротивления «Самоедская лайка». Сам он ни разу об этом и словечком не обмолвился. На похоронах простенький кассетник играл партизанскую песню. Признаюсь, я не мог сдержать слез.