Read the book: «Проклятый лес»

Пролог

Полыхал Эдинбургский лес. Рогатые олени, бурые волки, рыжие лисы, медведи и птицы – все покидали родной дом, который корчился сейчас в страшной агонии. Красные ленты стремились куда-то ввысь, громко и неумолимо трещало пламя – догоняло испуганную живность. Я знала, кто послал на эту землю кару. Почти видела его там, на той стороне реки. Лишь стоило мне едва прикрыть глаза, как передо мной вставало его лицо. Породистый нос, высокие скулы, сжатые зубы и глаза, в которых горело то же пламя, что пожирало сейчас этот лес.

– Ана, – захныкало мое сокровище, – пошли домой.

– Мне нужно уйти, милая. – Я поцеловала девочку в пухлую щечку. – Кто-то ведь должен остановить этот пожар, правда?

– И ты вернешься?

– Обязательно, – серьезно пообещала я, в действительности уверенная в обратном.

– Благослови тебя Господь, – прошептала мне старая Синтия и взяла ребенка на руки.

– Во всяком случае, она будет свободна. – Я упрямо сжала кулаки, глядя на то, как скрываются они в тени уцелевшей части леса.

– Прощай, Ана, – повернулась девочка и помахала мне рукой.

Господи, пусть это будет не напрасно. Пусть эта кареглазая кроха никогда не узнает горя.

– Прощай, Ари, – тихо прошептала я.

Плата за мою слабость оказалась слишком велика. Мы с Арианной делили это бремя на двоих. Моя девочка – круглая сирота при живых родителях. Отец Ари никогда не узнает о ее существовании, я же никогда не услышу от нее самых важных слов.

Никогда она не узнает, кто ее мать.

Это я.

Глава 1

Я выросла на окраине империи, в самой северной ее части. Буквально в нескольких шагах от старой крепости, в которой и проживало наше семейство, гордо величающее себя наследниками самого Эдинга, начинался таинственный и необыкновенно прекрасный Эдинбургский лес. Хоть и были у меня некоторые сомнения относительно родства с великим героем древности, в словах моего дорогого родителя присутствовала логика.

– Если мы потомки Эдинга, – спрашивала я, – то почему носим имя Бонков?

– Алиана, – отвечал отец, – твой великий предок завещал своим потомкам охранять лес. Даже войдя в состав империи, мы не позволили новой власти распоряжаться на нашей земле, отстояли лес и его богатства. Так разве важно имя, если есть суть?

Сказать по правде, наш лес не нуждался в заступниках и вполне мог позаботиться о себе сам. Скорее мы, Бонки, защищали людей от леса, а не наоборот. Местные жители, воспитанные на давних сказках и преданиях, старались лишний раз не заходить в чащу, а если возникала такая нужда, не ходили туда без сопровождения кого-то из Бонков. И правильно делали.

Лес редко отпускал чужаков.

Наша семья, которая состояла всего-то из пяти человек: я, маман, отец и двое младших мальчишек – братьев-близнецов, была благородной. На бумаге.

Где-то в кладовке, в старом сундуке, лежала перевязанная красной ленточкой, свернутая в трубочку грамота, которая гласила, что Бонки род древний, быть нам баронами да баронессами, и в жилах наших (согласно грамоте) течет голубая кровь. На деле же мы были бедны как церковные мыши и, чтобы выучить дочь (для успешного замужества, конечно), вынуждены были отправить меня на обучение в один из закрытых пансионов на государственной дотации. Потому что позволить себе нанять учителей мы не могли.

Едва мне исполнилось четырнадцать, папа и мама снарядили для такой цели телегу, а в телегу запрягли единственную нашу кобылу Морковку. Морковка, которая, по словам отца, являлась самой лучшей и экономичной заменой внедорожника, с трудом и очень медленно довезла нас до железнодорожной станции. Самой северной, а потому малоиспользуемой станции нашей страны. Тетушка Лидия, родная сестра моего отца, продала нам билет и, утерев слезы, обняла меня, да так, что кости затрещали. Мама, глядючи на такую картину, разревелась белугой, и бедный папа, разрываясь между положенными напутствиями для дочери и утешением жены, скакал между нами двоими. Последнее, что я запомнила, это покрасневший мамин нос и растерянного отца – тетушка вынесла родителям огромную бутыль коньяка – для успокоения.

«Хорошо, что близнецы дома, – решила я, – иначе коньяк бы понадобился всему поезду».

Дорога заняла почти неделю. За это время несколько раз у меня сменились соседи, вернее соседки. Тетя оформила билет в женский вагон, за что я много раз произнесла ей мысленное «спасибо». Пассажиры мужского пола в дороге скучали, напивались и на остановках выходили пошатывающимися и сильно нуждающимися в женском обществе. Что касается моих невольных попутчиц, это были дамы разного возраста, небогатые, но и не так чтобы бедные (попробуй-ка купи билет). Кто-то ехал к родственникам, кто-то к жениху, кто-то к новому месту работы по распределению после окончания обучения, а в одном из крупных городов, уже на исходе путешествия, в поезд вошла моя ровесница.

– Здравствуйте, – поздоровалась девочка.

– Добрый день. – Я поднялась с сиденья и приветственно кивнула.

– Я Лиззи, – представилась она, протянула мне ладошку и сняла шляпку.

– Ана, – так же как и она, я представилась домашним именем, отмечая про себя, как красиво рассыпались по ее плечам каштановые кудри.

Я такой красотой похвастаться не могла, потому что была обладательницей абсолютно прямых светлых волос и совершенно бесцветных серых глаз. В общем, типичная северянка.

– Я еду в Колледж Святой Джоанны, – заявила девочка. – А ты?

– И я, – радостно ей улыбнулась.

– Давай дружить? – отразилась в ее теплых карих глазах моя улыбка.

– Давай! – немедленно согласилась я.

С того дня и началась моя дружба с Элизабет, как я потом узнала, дочерью одного из самых высокопоставленных лиц империи. Отец ее был нашим маршалом.

В поезде находилось несколько человек охраны, мужчины в форме периодически заглядывали в наше купе, и, когда я уже всерьез забеспокоилась, она вынуждена была открыть мне причину такого внимания.

– А почему ты едешь в пансион? – прямо спросила я.

– Так решил отец, – грустно ответила она, но потом вдруг вскинулась и добавила: – Ну и ладно! Дома у меня даже друзей нет, а теперь есть ты!

Мы приехали на место. Мне даже не пришлось тратиться, чтобы нанять транспорт. Лиззи встречали, и я поехала вместе с ней. Несколько наших ровесниц и девочек постарше с завистью смотрели на то, как военные таскают тяжелые сумки.

Как же меня невзлюбили в пансионе… Еще бы. Непонятно кто, непонятно откуда (не было здесь больше северян, папа-то выбирал, где подешевле, а дешевле оказалось в самом сердце страны), и непонятно по какой причине затесалась в подруги к Элизабет Холд. Кстати, больше подруг Лиззи почему-то не завела. Может быть, потому, что комнаты наши были рассчитаны на двоих, а мы сразу заселились вместе. Может быть, потому, что у нас и времени-то свободного не было. А может быть, ей и меня одной было достаточно?

Учили нас хорошо и многому. Сказать по правде, нас учили слишком хорошо для самого дешевого пансиона империи. Точные науки, литература, три иностранных языка, танцы, хорошие манеры. А когда среди предметов появилась геральдика, я догадалась спросить у Лиззи, что это за пансион такой?

– Ты серьезно не в курсе? – с недоверием посмотрела на меня подруга.

– Я только знаю, что тут дешево, – ответила я с набитым ртом. Кормили нас тоже отлично, но и это я приняла как данность.

– Это тебе тут дешево, – ответила Элизабет, – а другим сюда попасть практически нереально.

– А мне тогда с чего такая честь? – Я даже жевать перестала.

– Ана, нет, ну ты точно из леса! – расхохоталась она. – Да с того, что империя за тебя платит.

– Ну и пусть платит! – решила я. – Раз уж ей так хочется…

Самым любимым моим предметом была история. Очень уж мне нравилось представлять себя в старинной одежде, с кринолином и огромной юбкой, как у принцессы. Наверное, это потому, что форменное платье мне порядком надоело. А еще я ждала, когда, наконец, дойдет до истории моего родного края. Эдинбург присоединился к империи последним, и событие это до сих пор было окутано множеством тайн.

Я заметила, про Эдинбург вообще говорили мало, даже в новостях. Редкий сюжет касался нашей провинции, и то как-то мимоходом. Впрочем, у меня дома телевизор отсутствовал, как и у большинства жителей севера. Обижаться на такое невнимание было некому.

На Рождество у нас была индейка. На Пасху куличи. Девочки постарше просили танцев и мальчиков. Танцы были, а в мальчиках нам отказали.

Шли дни, закончился первый год обучения, дети собирались домой на каникулы. Я в числе немногих оставалась в пансионе. Не скажу, что это меня сильно огорчало, разве что я скучала по родным, но денег на билет не было, и я смирилась. В детстве многие вещи воспринимаются легче, да и мне клятвенно пообещали, что в следующем году я приеду домой. Я немного побаивалась остаться без Лиззи, во-первых, без нее мне было бы скучно, а во-вторых, две противные девчонки на год старше пообещали побить меня в туалете, как только она уедет.

Но она взяла меня с собой.

Семейство Холд, как это ни удивительно, проживало вовсе не в столице. Вернее, отец-то их жил по большей части именно там. А вот его жена, госпожа Диана, вместе с младшим братом Элизабет жили относительно рядом с нашим колледжем, в городе с дурацким названием Южный. Никакой фантазии…

Мама Лиззи радушно встретила нас, в отличие от брата. Николас, или Никки, как его звали дома, был болезненным ребенком и почти не говорил, а ведь ему было девять. Несмотря на это, мы с Элизабет часто брали его с собой, на прогулки и в комнату. Он нам не мешал, мы ему тоже, а госпожа Диана была счастлива, что младший и любимый сын не один. До моего появления в их доме он избегал даже сестры, а теперь они всей семьей вновь получили надежду на выздоровление ребенка.

На территории усадьбы был пруд, в нем даже водились караси. Мы, нарядившись в шорты и шляпы, ходили туда рыбачить. Из меня и Лиззи рыбачки были так себе, зато у тихого Никки всегда было полное ведро. В общем, он был у нас кем-то вроде котенка. Ходит рядом, особого внимания не требует. Еще и молчит. Только не погладить – он не выносил чужих прикосновений. Даже материнских.

За все лето отец Лиззи появился в доме лишь один раз. Высокий, кареглазый и темноволосый, как и дочь, он произвел на меня неизгладимое впечатление. Настолько неизгладимое, что в ответ на его приветствие я не смогла и рта раскрыть. Только хлопала глазами и тряслась как осиновый лист, так испугалась. Господин Николас Холд-старший, кажется, сказал что-то про наш лес, но я мало что поняла из его слов. Он даже на день рождения дочери не приехал. Но я совершенно по этому поводу не расстроилась.

На пятнадцатилетие Лиззи ее мама пригласила, о ужас, клоунов. Ей-богу, лучше бы гостей пригласили… Мы с подругой недоуменно смотрели на Бима и Бома, а Никки впервые за это лето разревелся. Клоунов пришлось выгнать, торт есть вдвоем, потому что госпожа Диана ушла из-за стола вместе с сыном.

– Плохая это была идея, – заметила я. – Хотя под макияжем Бима было вполне себе симпатичное лицо.

– А под трико у Бома отличные мускулы, – задергала бровями Лиззи.

Все же я действовала на нее разлагающе. Или она на меня, кто знает?

А какой у них был дом… Пять этажей, огромные колонны на входе, повсюду картины, а в бесконечных коридорах можно заблудиться. Да уж, не чета нашей развалине. Хотя свою развалину я все равно любила. Ведь за крепостью стоял лес. И как же сильно я по нему скучала.

Каникулы закончились, мы вернулись в пансион прямо накануне моего дня рождения. Родители прислали мне факс (а это не так-то просто, ближайшая почта была за много километров от нас, бедная Морковка!), братья пририсовали внизу картинку – я в короне и платье. Они знали, о чем мечтает сестрица! Лиззи подарила мне кольцо и серьги. Я была абсолютно счастлива.

Второй год обучения прошел почти так же, как первый. Спокойно и немного скучно. Начитавшись романтических книг, а также насмотревшись фильмов околоподобной тематики, мы страдали от отсутствия в нашей жизни мужчин.

Когда подошло время каникул и я уже который день караулила свой обещанный факс, мы с Элизабет договорились, что непременно заведем себе этим летом поклонников, чтобы было что обсуждать весь следующий год. Лиззи уехала, а мне пришла весточка от тети Анны. Мама заболела, и все наши деньги ушли на лекарства.

Это было ужасное лето хотя бы потому, что вместо поклонника у меня завелись прыщи.

Зато я подружилась с оставшимися на лето двумя воспитанницами – Ванессой и Мэри. Не сразу, конечно, – сначала-то мы подрались. А потом в колледж вернулась Лиззи, посмотрела на мою симпатичную (в кавычках) физиономию и заявила:

– Красота – страшная сила!

– Страшная-страшная, – согласилась я. – Знаешь, какой у меня теперь отработанный удар левой? – И я выразительно помахала кулаком прямо перед ее лицом. Через пару дней в колледж приехала посылка с чудо-кремом от госпожи Дианы. Прыщи у меня прошли. А поклонник, о котором мне взахлеб рассказывала Элизабет, оказался выдумкой. Враль из Лиззи был никакой. А все потому, что вымышленный страстный мужчина ее мечты никак не мог определиться с собственным именем. Каждый раз представлялся по-разному.

Мы исправно учились, Элизабет потому, что не могла разочаровать отца, я так просто от скуки, а вернее от тоски. С каждым годом наш лес снился мне все чаще и чаще. Доходило до того, что, просыпаясь, я долго не могла определиться, где сон, где явь. Густой воздух, наполненный ароматом шишек и преющих игл, грибов и ягод. Барабанная дробь дятла, звук ломающихся от медвежьих лап веток и солнце, проникающее сквозь кроны деревьев, – все это я ощущала каждой клеточкой тела. Иногда даже чесалась, будто бы искусанная вездесущими мошками.

На уроках истории мы дошли до Эдинбурга. Наш лес значился на карте Валлийской империи как геомагнитная аномалия. Хорошо известный мне как жителю провинции факт. На территории Эдинбурга редкая техника не выходила из строя. Навигация так не работала в принципе, а компас крутился в разные стороны, как пьяный.

И еще мы были в составе империи на особом положении – практически автономны. Наиболее интересным было то, что у Эдинбурга фактически не было хозяина. А были только мы – Бонки. Лесники.

Наши денежные проблемы по-прежнему были неразрешимы, однако родители находили возможность выбраться из Эдинбурга до ближайшего городка соседней провинции – Серебряных Рудников. Там был телефон, и они звонили раз в несколько месяцев. Поочередно. Мама, папа, а потом и Ральф с Рэндольфом.

До окончания колледжа я еще трижды гостила в семействе Холд. Ничего не менялось в поместье, тот же пруд, чудесная госпожа Диана, вечное отсутствие хозяина дома (в эти визиты я его не видела), те же слуги, никаких новых лиц, разве что тихий Никки становился год от года выше ростом. Наверное, пошел в отца. Он отрастил длинную челку и теперь ходил, занавесив лицо. Разглядеть, на кого он походил тогда больше, на отца или мать, было невозможно.

Несмотря на то что семья была далеко, я не чувствовала себя несчастной. Мама Лиззи приняла меня как родную и искренне заботилась. Я привязалась к семейству Холд, забывая о том, что без господина Николаса они семьей не являлись. Никки не заговорил, напротив, редкие слова перестали срываться с его губ. Мальчик окончательно замкнулся.

И только перед тем, как ему должно было исполниться четырнадцать, когда встал вопрос о дальнейшем обучении младшего из Холдов, мы узнали его диагноз.

Никки был гением.

Незадолго до Рождества госпожа Диана позвонила в колледж и сообщила Элизабет о результатах теста младшего брата. Его интеллект не просто не подлежал сомнению, Николас решал задачи быстрее любой машины и мог с точностью до последнего цента предсказать стоимость акций на бирже.

Мог, но не хотел. Никто по-прежнему не мог достучаться до мальчика. Но отец гордился сыном. С таким стратегом ему не страшны были никакие войны.

Если Николас-младший решился бы ему помочь, конечно.

Глава 2

Это была последняя зима, которую мы с Лиззи должны были провести в колледже. Нам было по девятнадцать лет. Старший курс традиционно отпускали на Рождество домой, и госпожа Диана пригласила меня в поместье. За несколько дней до предполагаемого отъезда мама Элизабет по большому секрету сообщила нам о готовящемся приеме по случаю праздника и о приглашенных отцом гостях, в числе которых должны были быть молодые мужчины. Мы не могли ни есть, ни пить, так ждали этого дня.

Длинный черный автомобиль встретил нас у вокзала. Мама Лиззи была тут же. После радостных объятий и поцелуев мы обе были перемазаны красной помадой и обе получили подарки. Два огромных бумажных пакета с платьями для будущего торжества. Элизабет, не дожидаясь дома, вытащила на свет длинное красное платье.

– Так что там с сыновьями министров? Может, на кого повыше нацелимся? – пошутила я.

– А то! – засмеялась Лиззи. – Императорский сынок почти наш ровесник. В самый раз подойдет.

– Ну вас, глупые! – замахала руками Диана. – Упаси господь нашу семью от такого внимания. Ана, открывай подарок! Неужели тебе не интересно?

– Очень интересно, – честно призналась я.

Мне госпожа Холд выбрала короткое, по колено, черное кружевное платье с пышной юбкой. Ничего красивей я в жизни не видела.

– Я подумала, черный подчеркнет твой цвет волос, – залепетала женщина.

Растроганная ее вниманием, я и слова вымолвить не могла. Только гладила рукой чудесную ткань, силясь не разреветься. Любовь, которой окружила меня эта женщина, немного примирила меня с невозможностью встречи с родителями. И все же я отдала бы все имеющиеся у меня подарки Холдов, только чтобы хоть день провести с семьей.

Мы непременно пошли бы в лес…

Живые видения заставили меня поморщиться.

– Ана, что такое? – испуганно спросила Лиззи. – Опять приступ?

Я зажмурилась, взяла себя в руки, благодарно улыбнулась и сказала:

– Нет-нет, Элизабет. Все в порядке, – развернулась к Диане: – Спасибо, это бесподобно…

Она увидела что-то в моих глазах, пересела ближе, чуть не свалившись, ведь автомобиль двигался по ухабистой дороге с довольно приличной скоростью. Крепко обняла и прижала к себе. Как благодарна я была ей за молчание. Ей и Лиззи. Подруга с нежностью смотрела на нас обоих.

Вопрос Элизабет касательно моего самочувствия был оправдан. Раз в месяц, незадолго до положенного женщине недомогания, я испытывала неприятные ощущения. Причем сначала это было более-менее терпимо, но в последний год даже обезболивающие не всегда помогали. И сейчас как раз подходил срок.

Врач в пансионе разводила руками, мои анализы были в относительной норме, и никаких идей насчет моего недуга у нашего медика не было. Я же, как это свойственно всем молодым и практически здоровым, не зацикливалась на проблеме.

Ну болит иногда живот, так не каждый же день, правда?

В поместье была суета. Маршал привез с собой слуг. Судя по их количеству, столичный особняк Холдов размерами превышал поместье в несколько раз. Людей было непривычно много. Сам хозяин встречать дочь не вышел. Не потому, что не любил Лиззи, нет. У него был гость, и они обсуждали что-то важное в закрытом изнутри кабинете. Это сообщил нам незнакомый слуга – пожилой мужчина приятной наружности.

– Спасибо… – только и смогла сказать Лиззи в ответ на исчерпывающую информацию.

– Кристос, – подсказал мужчина. – Я служу дворецким в доме вашего отца, юная госпожа.

Никки, конечно, тоже не вышел встречать нас. Но к этому-то мы давно привыкли. Он всегда появлялся рядом неожиданно. Раз – и он уже тут. Давным-давно сидит в самом дальнем углу комнаты и что-то чертит в большом блокноте. Как-то раз я заглянула ему через плечо, уж очень сосредоточенно он выводил карандашом надписи, а потом усиленно чиркал.

Заглянула. Ничего не поняла среди множества цифр, неизвестных мне символов и странных картинок. Тогда я еще не знала о неординарном уме младшего Холда, и увиденное поразило меня.

В этом черно-белом хаосе линий лишь слепой не увидел бы идеального порядка нечеловеческой логики.

Диана убрала мои волосы в высокий пышный пучок, Лиззи блистала кудряшками. Мы обе были хороши, обе знали об этом и обе не могли дождаться вечера, чтобы как следует в этом убедиться.

До самого вечера господин Николас не покидал кабинета. Мы уже делали ставки на личность его загадочного собеседника. От самого императора до старого ректора имперской военной академии. Вдруг папа решил попросить того присмотреть для дочери кого поприличней? А может, и мне чего перепадет?

Каково же было мое удивление, когда вечером вместе с маршалом в столовую вошел мой отец.

– Папа? – не поверила я своим глазам.

– Здравствуй, дочка, – вымученно улыбнулся он и одними губами добавил: – Потом.

До праздника оставались считаные минуты, я сидела как на иголках и не сводила взгляда с отца – боялась, что он исчезнет, так ничего и не объяснив. Когда часы пробили без четверти восемь, он спешно засобирался. Я выскочила из-за стола и бросилась за ним. Господин Николас схватил меня за руку.

– Никаких глупостей, – сказал он и чуть сильнее сжал пальцы.

Я будто очнулась. С того момента, как вошел маршал, я не удосужилась даже взглянуть в его сторону. Испуганно дернулась и с ужасом поняла, как близко находится ко мне его лицо. Пушистые загнутые ресницы, сеточка мелких морщин в уголках светло-карих глаз и я, застывшая в их отражении.

Страх парализовал меня. Кивок дался с таким трудом, будто бы для этого мне пришлось подчинять чужое, а не собственное тело. Холд отпустил мою руку и с неудовольствием посмотрел на уже явственно проступающие отметины на коже. Я спрятала ладонь за спиной. Как будто была виновата в его несдержанности.

– Папа? – чуть слышно прошептала Лиззи.

– Пять минут, – сухо бросил господин Николас и отвернулся.

Мне не нужно было напоминаний, я побежала за отцом. В дверях налетела на Никки, чуть его не свалив. Плечом задела косяк, наверняка поставив новых синяков, и даже не извинилась перед мальчишкой за невольный контакт. Доза успокоительного – и он будет в норме. Сможет запереться во время приема, ссылаясь на это происшествие, и Холд-старший не откажет ему.

Никки никто никогда не отказывал.

«Зато накажет за сорванные планы тебя. С чего бы ему вздумалось устраивать это мероприятие? Вряд ли причина кроется в сватовстве Лиззи. Показать политикам сына – вот чего он хотел», – поняла я.

Отец ждал меня у автомобиля. Я сбежала со ступеней и очутилась в родных объятиях. Набросилась на него с поцелуями, а он целовал в ответ, гладил меня по голове и причитал, что его девочка стала совсем взрослой без него.

– Что происходит, папа? – наконец оторвались мы друг от друга.

– Господин Бонк. – Водитель Холдов постучал по циферблату.

– Тебе нельзя в Эдинбург, – серьезно сказал отец. – Не знаю, сколько это продлится, но пока ты будешь жить в этой семье.

– Почему?

Он лишь помотал головой.

– Храни тебя Господь, дочка, – крепко обнял на прощанье и сел в машину.

Автомобиль сдвинулся с места. Я смотрела ему вслед и обняла себя руками, пытаясь согреться. Кто-то набросил мне на плечи пиджак. Дразнящий аромат дорогого одеколона, смешанный с запахом табака и другим, еле уловимым. Мужским.

– Добро пожаловать в семью, – тонко улыбнулся маршал и вернулся в дом.

Я стояла на улице до тех пор, пока первые гости не стали съезжаться к поместью. Почти такой же, как и у хозяев, автомобиль медленно двигался по дорожке из гравия. Оттуда вышла пожилая пара, а следом молодой человек, лет двадцати пяти на вид. Вероятно, супруги, они прошли к входу в дом, с удивлением покосившись и на мой наряд, и на совершенно отсутствующий взгляд.

Да только мне было все равно. В голове билась лишь одна мысль: почему я была настолько слепа? Почему все эти годы принимала нелепые отговорки об отсутствии денег, почему ни Лиззи, ни Диана никогда не предлагали мне оплатить билет? Ведь каждая безделушка, каждое платье, которые я получала от них в огромных количествах, превышали стоимость поездки до Эдинбурга во много раз.

– Добрый вечер, – кто-то вежливо поздоровался со мной.

– Добрый, – машинально ответила, по-прежнему глядя в одну точку.

– В этом доме весьма радушно встречают гостей, – с легкой иронией в голосе продолжил навязчивый собеседник.

Я пожала плечами.

– Вы простудитесь, – сказал он мне. – Маршал будет недоволен. Да и я не прощу себе, что недоглядел за вами.

Мужчина оказался настойчив, что было сейчас совсем некстати. Конечно, я давно догадалась, что говорила с гостем. Симпатичный молодой человек, из тех, которых как будто бы когда-то встречал. Темноволосый, темноглазый, с россыпью веснушек на носу.

«Мило», – решила я.

– Окажете мне честь станцевать с вами? – вдруг спросил он. – Не зря же мы явились первыми, надо снимать пенки! – весело рассмеялся мужчина и подал мне руку.

Я не смогла не улыбнуться в ответ.

– Меня зовут Эдриан Слоун, – представился он, внимательно разглядывая мое лицо. – Знаете, я ведь не хотел ехать. И впервые в жизни рад, что поддался уговорам маменьки, – вы прекрасны, Элизабет.

Мы вошли в особняк. Я скинула пиджак господина Николаса, подала вещь тут же подоспевшему слуге и повернулась к Слоуну.

– Благодарю за комплимент, Эдриан.

Он довольно сощурился, будто бы то, как я произнесла его имя, доставило ему удовольствие. Взяла у лакея бокал шампанского с подноса и со смешком призналась:

– Только я не Элизабет.

– И кто же вы, если не юная госпожа Холд? – нисколько не поверил мне Эдриан.

– Бонк, – раскрыла я инкогнито. – Алиана Бонк.

Никогда я не видела на лице человека столь быстрой смены эмоций. От почти счастья до удивления и… обреченности.

– А вот и Элизабет! – делано обрадовалась я показавшейся в дверях подруге и подозвала ее жестом.

Эдриан, надо отдать ему должное, почти мгновенно взял себя в руки и улыбался сияющей Лиззи почти так же лучезарно, как и мне несколько минут назад.

Я представила молодых людей друг другу и оставила их, отговариваясь совершенно нелепым женским предлогом – то ли усталостью, то ли головной болью. Мне хотелось спокойно все обдумать, и компания, пусть и такая замечательная, для этих целей не требовалась.

Но я забылась. Господин Холд ясно дал понять, что желает видеть меня на празднике. Едва я шагнула на первую ступень лестницы, ведущей в спальни, он окрикнул меня и приказал вернуться в столовую к госпоже Диане. Мне ничего не оставалось, как последовать его распоряжению. Мама Лиззи взяла меня за руку, и только небо знает, чего мне стоило не выдернуть ладонь.

Маршал встречал гостей один, будто прием этот проходил не в имении, а столице и не было у дома хозяйки. Госпожа Диана ничем не выказала недовольства, наоборот, шутливо заметила, что таким образом супруг снимает с нее самые тягостные обязанности.

Гостей, вопреки моим ожиданиям, было не так много. Эдриан и чета Слоунов – пожалуй, одни из самых богатых в империи промышленников, шепнула мне Лиззи чуть позже. Три министра с женами и несколько военных чинов разных возрастов и рангов. Мы все уместились за большим овальным столом. На меня и Лиззи поглядывали с интересом, и только Эдриан избегал встречаться со мной глазами. Всякий раз отворачивался, когда я смотрела в его сторону.

И все же я чувствовала его внимательный взгляд. Как будто он не просто смотрит, а изучает каждую черточку моего лица, запоминая.

Никки не было, наверняка покинул столовую, еще до того, как Слоуны вошли в дом. Когда гости окончательно расселись, господин Николас поднялся с бокалом в руке, чтобы произнести приветственный тост.

– Дорогие гости, несказанно рад видеть всех здесь. К сожалению, мой график не позволяет проводить в Южном больше времени, а мое семейство прочно обосновалось в поместье и наотрез отказывается перебираться в столицу… – Он отсалютовал бокалом смущенно зардевшейся госпоже Диане. – Но я счастлив наконец собрать под одной крышей две такие разные, но важные части моей жизни.

Дамы кокетливо захлопали ресницами, мужчины одобрительно закивали. Лиззи, место которой было по другую сторону стола, рядом с Эдрианом, счастливо улыбалась, я же натянула на лицо вежливую улыбку, прячась за маской любезности от настойчивого, плохо скрываемого внимания всех этих людей.

«Кто это? Что она делает в доме маршала? Почему сидит с нами за одним столом?» – мне не нужно было уметь читать мысли, все это крупными буквами было написано в чужих глазах.

– Вы уже знакомы с моей очаровательной женой, – продолжил Николас свою речь, госпожа Диана кивком подтвердила слова супруга, – позвольте представить вам мою дочь – Элизабет Холд.

Лиззи поднялась из-за стола и мило смутилась. Мужская половина гостей одобрительно заурчала, дамы покровительственно кивали.

– Моему сыну, к сожалению, нездоровится, – безо всякого сожаления сказал господин Холд, – но я с радостью познакомлю вас с прелестной воспитанницей нашей семьи. – Алиана, встань, пожалуйста.

Я поднялась и расправила плечи, смутно догадываясь, что несколько минут назад сделала неправильный вывод. Сына ли господин Холд хотел показать первым лицам страны или меня?

– Алиана – давняя подруга моей дочери, – сообщил нам маршал. – Она приехала на обучение из далекой северной глубинки и сразу покорила всю нашу семью.

Я оглядела холеные лица. Брезгливость – вот что они испытывали, глядя на меня. Приживалка, определили они мою роль в этой семье. Что ж, отчасти это было правдой.

– Ах да, – делано опомнился Холд. – Алиана родом из Эдинбурга. Наверняка вы слышали о Бонках?

Одна из дам, яркая брюнетка в золотом, насмешливо изогнула бровь:

– Бонки? – Она кокетливо улыбнулась Холду. – Никогда не слышала.

Маршал изогнул губы в улыбке, но глаза его по-прежнему оставались холодны.

– А не те ли это знаменитые проводники северного леса? – задумчиво протянул один из гостей. – Николас, ты что же, решил лично удостовериться в правдивости баек? – иронично спросил он.

– Я уже убедился, Теодор. Сказки. Алиана чудесная девочка, добрая и смышленая. Может быть, даже умнее ровесниц, но…

– Никакой связи с лесом, разумеется, – подхватил его собеседник.

– Разумеется, – подтвердил маршал.

– Связи с лесом? – рассмеялась брюнетка. – Кажется, я вспомнила. Дремучий северный край с дикими нравами. Это ведь Бонки не позволили вести железную дорогу через Эдинбург, и мы были вынуждены прокладывать путь до Северного моря в обход, многократно увеличивая затраты. Что там они говорили, нельзя тревожить духа леса? Духа леса, боже мой, это ведь надо такое придумать, – покачала она головой.

Я сжала челюсти, с трудом удерживаясь, чтобы не нахамить. Что эта южанка может знать о севере? Кто дал ей право смеяться над нашими решениями, нашими традициями и нашими чудовищами!