Неисповедимые пути. Сборник рассказов

Утоли Моя Печали

Жили да были три некогда неразлучных товарища. Семён – Кот. Вадим и Юра.

Дети городских руководителей среднего звена одного северного города. Их дружбу cкрепила общая тайна.

В детстве отец Юры, директор Горного комбината, увлечённый идеей Гипербореи в их регионе, брал ребят в походы.

Чиновник, муж и отец преследовал две цели: привлечь падких на сенсации инвесторов в предприятие и найти, наконец, клад благословлённых солнцем гиперборейцев. Ему в руки как-то попал подтверждающий старинный манускрипт. И папаша на этой почве свихнулся. Ребят идея также увлекала на раз. Друзья даже побратались.

Никто не знает, чем кончилась эта история. Но люди поговаривали… Ведь все трое закончили престижные учебные заведения. И получили места под самым солнцем.

Вадька – экономический факультет МГУ, Юрчик столичный горный – на том же факультете. Кот – Щуку. Вадим через 10 лет основал крупнейший сырьевой холдинг и вошёл в элиту делового мира по капиталу.

– Скажите, на какие такие шиши? – судачили обыватели.

Вывел цехового мастера Юру в кресло Генерального директора ГОКа – теперь уважаемого Юрия Алексеевича, где прежде работал его отец и откуда сын и Вадькин друг не стремился в столицу.

– Ну, не хочет дубина славы. Патрон сделал широкий жест и позже горько об этом пожалел.

Правда, теперь положение и гонорары обязывали Юрия Алексеевича соответствовать должности. Пришлось прикупить и обустроить дачу близ деревни Сочной, в двадцати километрах от столицы. Там он отдыхал летом и зимой со второй женой и маленькой дочкой.

Кот жил особняком. Его не интересовали земные хлопоты, а всегда тянуло на спецэффекты. Вот и тогда, если бы не тема Гипербореи… Сейчас он руководил частным театром эпатажа.

Все трое были акционерами промышленного сырьевого конгломерата.

***

В коридорах небесной канцелярии громыхнуло… Ещё и ещё. Да так сильно, что внизу, на Земле, завихрилась уличная пыль, замигали фонари, взвыли сирены. На весь город с оттяжкой упали первые тяжёлые и мокрые штемпели. Люди, собаки и кошки, сверху вроде весело, бросились врассыпную – будто горох. Бегущие вспоминали фокус, как одной рукой придержать одновременно зонт, юбку-шляпу, а другой – пакет, сумку-портфель. Животные жались в переходах и подворотнях.

Тем временем стены воздушных дворцов потемнели и в следующее мгновение, пронизанные гневной молнией, треснули. Небосвод затянули тёмные, набрякшие водой противопешеходные мешки. Грубое плетение свободно и прицельно пропускало холодный поток.

– Это надолго, – пробурчал Лорд.

Муся из соседнего района, жеманно перебирая лапками, придвинулась к его боку настолько близко, чтобы попасть в зону исходящего от пса тепла, но не настолько, чтобы нарушить отношения.

– Хозяин бы сказал, – Не гневи Бога, – подумал он. Верно прогневили. Теперь ни пожрать толком, ни поспать, – дог хмуро посмотрел вверх…

Лорда с ведомственной почтой привезли в Москву три года назад. В подарок от хозяина известного холдинга его российскому северному наместнику и другу.

Одной тёмной февральской ночью он проснулся от неясного звука за французской дверью подмосковной дачи.

На территории вспыхивали датчики движения, по запорошённым кустам и строениям скакал свет от фонарей, скользили две тени. Вскочив с лежака, собака фыркнула, зарычала и громко залаяла.

В этот же момент крошево от того, что только что было дверью, с грохотом влетело внутрь гостиной. Огненный метеорит миновал голову и ударил собаку в грудь мегатонной, от чего крупный пёс завернулся волчком на месте и улетел в дальний угол под ореховую горку. Зазвенело-посыпалось столовое серебро с хрусталём.

Спас его садовник Хафиз. Полиция в ту ночь среагировала не внезапно, и здоровенный башкир успел снять тюбетейку в хозяйской спальне, помолиться Тенгри-хану в детской, услышать скуление и увезти раненого любимца на раздолбанной "Ладе". Далеко они не уехали. Прятались неизвестно от чего в охотничьем домике.

Но другим – кому-то – это стало известно.

Однажды на высоком берегу шумного по-весеннему ручья Лорд грел бока на солнышке и смотрел, как беспечный болтун скачет по камням. В лесу постреливал сухостой. Хрустнула ветка, другая… Пёс навострил уши. В следующий момент он вскочил и прихрамывая побежал к сторожке.

Большая часть преданного садовника, без рук и головы, лежала на пороге. Дог просидел у тела сутки, пока не пришёл запах, спугнувший животное.

Голод – не тётка, он ушёл в город. Там мыкался под мостом, дрался с местной злобной шпаной, пока не отстоял сбитую в лепёшку фуфайку возле сваи.

Бесприютность согнула некогда холёную собаку в дугу. Лорд быстро перенял местный звериный нрав и теперь не стеснялся в оценках и выражениях.

Но благородную натуру не сломать. Это в крови. Поэтому дог оброс плешивой, непрезентабельной свитой из слабаков и неудачников.

– Вот Муся, к примеру. Шла бы в своё Останкино. Да впрочем – чёрт с ней! Жрёт чуть, не досаждает. Бывает, сворует у таджиков связку сосисок – тащит Лорду. Тогда её боятся все. Не саму, а её слюны, зубов-игл, лезвий когтей. У неё кличка – Бешеная Муся…

Он смигнул сорвавшуюся с переплёта каплю и уставился на бедолагу, будто приклеенного к чугунной бульварной скамье напротив.

Тот в светлых брюках и рубашке решил промокнуть до нитки. Прилипшая ткань рельефно выделяла нерельефные мышцы худых ляжек и рук. Человек прикрывал зонтом живот, вернее, рыжий кожаный портфель на коленях.

– Дивно, – подумал Лорд и рыкнул на уже неприлично прижимавшуюся знакомую.

Вдруг в кармане у худого вспыхнул свет. Он неловко двумя пальцами, с трудом вытащил сотовый, покивал головой, а после вскочил и, прижимая портфель, согнувшись, как заяц, поскакал через лужи прямо к Лорду. Собака, заворчав, слегка попятилась.

Водитель чёрного внедорожника окатил мужчину из-под колёс, и равнодушно скользнув по нему взглядом, остановился возле. Дверца открылась не сразу. Худой терпеливо ждал. За тёмными стёклами невидимый пассажир коротко бросил:

– Ну-ка свистни. Это, часом, не Лорд там.

– Фьють! Лорд!

Пёс встал. Глаза силились рассмотреть силуэт того, кто позвал отдалённо знакомым голосом.

– Это он. Ёшкин кот! Давай, тащи его сюда! – не обращая внимания на обиженный вид водилы, приказал пассажир.

Дверца машины со стороны водителя открылась, тот, чертыхнувшись, спрыгнул в бурую лужу. Лорд, не веря своим глазам, боком подвинулся знакомому навстречу.

– Ну, и куда тебя такого? Полезай в багажное отделение. Да не буду я закрывать, не ссы!

Уговаривать не пришлось, Лорд с радостью расстался с улицей и её неудачниками.

Всё это время Худой с разинутым ртом стоял рядом. Пока водитель не вырвал из его рук портфель, не сунул за ворот писаки пухлый конверт и не хлопнул по челюсти снизу тыльной стороной ладони.

Ещё не до конца успокоившись, зыркнув по сторонам, он вывел машину на шоссе и тихо прошипел:

– Утоли мои печали, Натали.

Из салона раздался смешок и баритон проворковал:

– Смени пластинку, Витя.

После откинулся на мягкую спинку сиденья. С удовлетворением отметил, что неожиданное начало обещает удачу.

– Если нашёлся Лорд, точно найдётся и другое. Вечером почитаю материалы. Он ткнул носком туфли в портфель.

– Я его нагну, Юрий Алексеевич. Понюхает у меня пороху. Обещаю.

***

Это случилось около трёх лет назад. На одном северном горнодобывающем предприятии произошло ЧП. Молодому рабочему сушильным барабаном оторвало кисть руки. Комиссия в составе представителя федерального технадзора (из-за серьёзности инцидента), местных спецов, включившая жену пострадавшего, действовала по уставу.

Оборудование отключили на время расследования. Место обнесли лентой. Подняли всю документацию, рабочие журналы, провели осмотр оборудования.

На второй день мастера и начальник смены в один голос заявили, что техника и технологический процесс находятся в штатном режиме.

До тех пор молчавшая незаметная женщина, вдруг сообщила, что при осмотре вместе с областным представителем Ростехнадзора обнаружила явные нарушения этого режима. Как то, что не включается ни два, ни даже одного раза сирена перед обязательным осмотром рабочей площадки. Что не подключены концевые выключатели, что огромный сушильный барабан сдвинулся с положенного места и находится в аварийном состоянии. Что установка эта 1978 года выпуска…

Но главное – указала на явные противоречия в двух инструкциях, регламентирующих поведение работника на смене. Он не должен соприкасаться с работающими деталями и должен тыльной стороной ладони определять не раз и не два за смену степень нагрева подшипников, редуктора и прочая. Он должен оповещать мастера и отключать оборудование в случае неисправности.

И это бы означало – останавливать весь (!) обогатительный комплекс. – Чур меня!

Таким образом, число ошпаренных, обожжённых, увечных на том производстве растёт…

Они также нашли части руки. Нашли отсутствие ограждения на площадке у барабана и осветили место происшествия фонариками сотовых, поскольку наличествующих 7 люксов против требуемых 20 хватало лишь для того, чтобы сцепиться с вращающейся огромной мясорубкой. Никак не от пресыщенности счастливой жизнью, подобно пресловутым гиперборейцам.

Комиссия превратилась в пчелиный рой. Вокруг с трудом выстраиваемого престижа, не отвечающего международным стандартам комбината и претендующего на европейскую респектабельность холдинга стали собираться грозовые тучи.

Все хором "недоумевали", как такое могло произойти.

Надо отметить, что человека удалось спасти и госпитализировать в соседнем городе, где ему сделали операцию.

Молодого рабочего освидетельствовали на предмет опьянения, сильнодействующих веществ, оценили его физическое состояние и не выявили отклонений.

Парень проработал девять лет на одном месте без единого замечания и получил высшую рабочую квалификацию.

Через день, как пришёл в себя, сообщил жене, что накануне несчастного случая написал в журнале сдачи дежурства об аварийном состоянии агрегата.

Никаких ответных действий не последовало. На следующей смене ему не повезло: во время осмотра его пальцы остались в непострадавшей перчатке.

Несчастные случаи на таком производстве не редки. И предприятие защищает себя законодательной базой, подушками безопасности сложных для слабого ума амбивалентных инструкций, свитой двурушных чиновников, прикормленным инженерно-техническим персоналом и круговой молчаливой порукой.

Но не в тот раз. Маленькая женщина изменила ход истории холдинга. Ударила в самое сердце. И колосс, для которого престиж и репутация, сложенные из нервов и крови защитников офшорного счёта частной компании, посыпался.

– Если производственные травмы происходят с завидной регулярностью, то не такое-то и совершенное ваше оборудование, не такие-то лучшие условия труда, господа обсрамшись.

Комиссия две недели создавала иллюзию бурной деятельности. Выявила кучу неполадок. Осталось найти виновного. При встрече с потерпевшим случилось непредвиденное. Вместо того, чтобы покорно пройти в загородку для забоя, ягнёнок подал голос:

– Я работал по инструкции – п.п., №.№. Случилось то, что случилось, согласно БТИКС 50-16, пункту 1.3. «В процессе работы на сушильщика возможно воздействие опасных и вредных производственных факторов, в том числе – травмирование движущимися, вращающимися, разлетающимися предметами и частями оборудования». Это может случиться с каждым рабочим на участке. Против себя свидетельствовать не буду. Считаю себя невиновным.

И больше не проронил ни слова.

Бизнес контора на берегу Лиммата уже готова была отрубить одну свою неудачную голову.

– Говорили же вам! Нее-т! Северное сырьё – лёгкая, дешёвая прибыль. Идиоты! Забыли, что всё дешёвое – старое и сильно смердит.

– Теперь вовек не отмоешься.

На месте трагедии началось вселенское светопреставление.  Заставь дурака Богу молиться, он и лоб расшибёт. Техсостав устроил штурм убогим мозгам.

– Давайте заменим журнал. У меня есть опыт. Целая ночь. Берёшь новый и переписываешь весь. Возле печи полежит и к утру от прежнего не отличишь.

– Ты балда! А барабан тоже заменишь на новый?

– Да пошёл ты, Николай Анисимович…

Итак – всю ночь.

Утром явилась комиссия:

– Покажите журнал.

– Какой журнал? – для вида посопротивлялись мастера. Но выдали.

Генеральный директор филиала собрал совещание. И сделал непоправимую ошибку – опубликовал короткое коммюнике. В котором было объявлено, что руководство, согласовав свои действия с холдингом, вынесло решение создать для пострадавшего фонд, обеспечивающий ему медицинскую реабилитацию, протезирование и пожизненную пенсию по инвалидности от предприятия. Несмотря на то, что рабочий признал свою неосмотрительность в конце смены.

Так совершил широкий жест народный радетель, попытавшийся накормить волков и спасти овец. В обход центральной конторы и своего благодетеля. Но его не оценили.

Теперь идеально отлаженный механизм корпорации при движении издавал невыносимый поросячий визг в определенный день каждого месяца. У бенефициара стала развиваться паранойя. На закрытых приёмах влиятельных лиц головы присутствующих поворачивались в его сторону, притом тела оставались в прежних позах – задом к недоумку.

Русский характер сломал Вадима. Ни тёплый лаковый борт личной яхты, ни ласки изящных аборигенок не смогли остудить закипевшую обидой кровь:

– Козёл, я его из дерьма вытащил. Ну, не хотел наверх – ладно. Сидел бы в своей берлоге царём леса. Так нет! – совесть у него не подохла.

– У – падла! Я тебе устрою.

Русская мафия погасила пожар в его душе.

Через полгода после событий поздно приехавшая на место происшествия следственная бригада обнаружила на пепелище обгоревшие трупы бывшего генерального директора, его семьи и повреждённый газовый баллон. А чуть позже и бессмысленно жестоко изувеченный труп садовника. Из-за отсутствия улик дело зависло.

***

Комбинат продали бескомпромиссному отраслевому брату из Череповца. История стала потихоньку зарастать мхом забвения.

Хозяин холдинга решил, что пришло время красивым жестом смягчить ледяные сердца обывателей Форбса. Вечеринка по-семейному покорила шейки влиятельных мужей, поскольку их пригласили с питомцами. На обширной изумрудной лужайке беспечно носилась детвора, расселы, йорки, Кинг-Чарльз-спаниели и прочая волосатая братия за фрисби, и смахивающие пот лощёные слуги.

Камера зафиксировала, как тем тёплым октябрьским вечером от кованых ворот сырьевого магната прогулочным шагом в сторону припаркованного ровера удалялись двое.

Широкоплечий господин в джинсах, коктейльном пиджаке и бейсболке и откормленный мраморный дог.

В овальном кабинете хозяина, посередине бесценного ручной работы персидского ковра дымилась ароматная собачья куча. Никто не догадался связать эти два события с каким-то несчастным случаем в холодной сырьевой стране.

– Лорд, это начало. Соберись.

Собака доверчиво положила большую голову на плечо новому хозяину. Вряд ли он решится повторить один трюк дважды.

Машина урча тронулась с места.

Нашему Зорро также никакого дела не было до однажды неудачно не туда нырнувшего парня. Догнавшей того нужды пересмотреть тщательно оберегаемые моральные ценности, когда все товарищи и ранее лояльное начальство вдруг разом отвернулись от него и оставили в одиночестве.

До момента, пока он не поборол тянувшуюся два года депрессию, не начал грызть гранит экономики и юриспруденции… Ушедшему в конце концов во фриланс, ему однажды из зарубежного банка от лица, пожелавшего остаться неизвестным, пришло уведомление о назначении благотворительной пожизненной долларовой ренты.

– То, что нас не ломает, меняет наше мышление. Такой расклад судьбы человеком Кота устраивал. И он по-прежнему радовался, что его натура – гулять по-своему – уберегла от торгов с дьяволом…

Прошло ещё три года.

Во второй декаде января Форбс обновил рейтинг своих героев. Фамилии основателя преуспевающего сырьевого производства среди них не было.

Незадолго до этого, приятного для кучки сильных мира сего мэнов известия, в районе Сейшел выгорела дотла и ушла на дно большая частная яхта. Водолазы подняли останки мужчины и женщины. Их идентифицировали…

Ранним февральским утром в храме Николы в Кузнецах у иконы Утоли Моя Печали поставил свечу странного вида мужчина. Одетый в кашемировое пальто и бейсболку.

Как раз под изречением:

«Суд праведный судите, милость и щедроты творите кийждо искреннему своему; вдовицу и сиру не насильствуйте и злобу брату своему в сердце не творите».

Час до рассвета

Яркий сон как добротный фильм с глубоким смыслом, хоть на паузу ставь, таял, теряя непрерывность сюжетной линии…

– Хм! Какой-то конкурс. Вначале мальчик лет двенадцати на раз-два сломал мои железобетонные убеждения – ректификат жизненного опыта. За ним, женщина в белом халате, похожая на аспирантку, взяв в руки исписанный лист А4, отошла метра на три и продемонстрировала происходящие с изображениями изменения, просто поворачивая бумагу – буквы и цифры меняли угол наклона, поднимаясь перпендикулярно над поверхностью. Лист уменьшался либо увеличивался в разных проекциях… Вроде понятно, но закружилась голова и слегка затошнило…

Впечатляла трансформация мыслеобразов, убедительно демонстрирующая страшную силу произвольных преобразований: делаешь выбор и становится возможным всё. Мозгокрутский мастер-класс – одним словом – ну и ну!

Несмотря на приснившийся под утро кошмар, удалось выспаться. Пора собираться в дорогу.

Решение поработать в январские каникулы на зимней даче было принято ещё в ноябре. Надо вытряхнуть из себя рутину городской суеты, полюбоваться зимними видами, подумать в тишине над одним рассказом. И уже проверено – там тексты становятся плотными и упругими, словно теннисные мячи.

Валли (Валик по-домашнему), мой ретривер, чувствуя, что движуха началась, путается под ногами, подкидывая игрушки и канаты. С этой собакой справиться невозможно. Интеллект ему нужен лишь для самосохранения. Все остальные чувства – девятый вал единой любви. Погребёт и не заметит…

Я забила багажник до отказа продуктами (магазинов окрест днём с огнём не отыщешь – вокруг девственная лесотундра). От нашей дачи на расстоянии примерно двух-четырёх километров есть несколько соседей. Люди деловые и творческие, ценят редкое одиночество. Летом мы порой собираемся у кого-нибудь на барбекю. Сейчас живут только у Турчаниновых (те традиционно встречают Новый год за городом). Остальные дома пустуют – ждут хозяев.

Выехали рано, затемно, в надежде, что по приезде будет пара относительно светлых часов, чтобы разобраться с генератором, наносить дров и поймать короткий закат. Солнце только-только подобралось к нашей широте.

Три часа по неровному, заснеженному, закрученному чокнутым геодезистом тракту в крутых молочных берегах, усыпанных засахаренным изюмом, поросших черничником, редким ельником и кривыми берёзами скал вытрясли все мозги.

Хорошо хоть снегу в этом году не навалило – со второго раза внедорожник подпёр-таки дачную калитку. Валик носился к дому и обратно, изображая помощь. Генератор запустился за минуту до звонка соседа Геннадия с предложением подсобить.

– Лады! С приездом!.. А коли заскучаешь – набегай, с Люськой потрещите!

– Спасибо, Гена! Непременно, оповещу, если что.

Одноэтажный дом отогрелся быстро. В жерловине камина весело плясали шуты и тени. Валик разлёгся перед огнём, шевеля бровями, поднимая уши, когда в глубине сипело, трещало и в защитное стекло стреляли угли.

Как только окна дачи засветились тёплым, а из трубы повалил дым вокруг сгустился сумрак. Засеребрился снег на полу и балюстраде балкона, замкнувшего здание по периметру. Внизу, метрах в двадцати, заросшая по берегу кустарником, застыла излучина реки. Низовая метель выдула тонкий слой снега и открыла там и сям прозрачные окна во льду. «Надо завтра побегать на коньках. Заглянуть».

В этот момент близкий и пологий противоположный берег занялся, вспыхнув горячим оранжево-красным огнём, как стог в поле… как порох – быстро и весь! Озарилось небо, похожее на заполненную кудрявыми подкопчёнными снизу облаками-барашками овчарню. Лёд у берега залил густой кроваво-чёрный лак. Через речку к нам потянулись багровые затёки. А в следующее мгновение свет рампы погас, и сцена погрузилась во мрак. Лишь моя любопытная тень, потеряв осторожность, пыталась досмотреть драму на реке.

«Смешно. Всякая ерунда в голову лезет. Это – всё утренний сон». Мысли лениво брели к тому месту, откуда я решила поехать на дачу. Одна не давала покоя с октября, когда родился рассказ про юношу с производственной травмой. Герой – реальный парень, сын моей сестры, и происшедшее вызвало бурю гнева и неожиданную жажду мести. Тогда, очевидно, я посеяла ветер безответственности (перегнула палку с кровавыми сценами в сюжете) и уже не могу отмахнуться от неконструктивных фантазий. Чувствую – пора выправить текст, не дожидаясь бури…

Валик прибежал на свист, и мы вернулись в дом. Когда-то мама говорила: «Не ложись на пустой желудок, а то черти приснятся». Наломавшись дорогой, с генератором и дровами, я с ней согласилась. Голодная до чёртиков.

Завернула пару картофелин в фольгу и сунула под угли с краю. Пламя заискрило голубым. Через полчаса собака хрустела кормом, а я забылась в запахах печёной картошки. «Хорошо бы домашней простокваши. Но лучше – чашка какао и Маркес…»

Утро началось с поцелуев. Валли лизнул осторожно, а когда я открыла глаз и не успела увернуться, одним махом умыл лицо. «Ну, хитрюга, больше не пущу в кровать». Мы поиграли в догонялки во дворе. Пёс елозил на спине, дрыгая лапами, трясся, как веретено, и с энтузиазмом снова нырял в сугроб.

Даже не пытаясь оторвать его от любимой забавы, завела наш сказочный домик на полную катушку и заодно собрала в рюкзак спальник, воду, перекус, жидкость для розжига. Долгая практика путешествий в глухих краях приучили не полагаться на авось, хоть в магазин за хлебом идёшь.

Мы позавтракали и отправились на реку. По лесенке спустились к прибрежным кустам. Здесь, смахнув с лавки белую шапку, присела, чтобы надеть коньки. Лёд на плёсе застыл ровно и просвечивал до мелкого дна. Валли на открытое место не пошёл, как я ни упрашивала. Оттолкнувшись от поверхности, покатилась под завораживающий звук – режущий, металлический короткий и постукивание деревянных колотушек по барабану реки. Когда оглянулась, дача с дымком из трубы быстро удалялась, по берегу нёсся клубок – Валли. Чтобы не упасть, посмотрела, куда несусь, а когда снова обернулась, за поворотом ничего из прежнего не увидела. Только в разреженном холодном воздухе раздавался удаляющийся настойчивый лай.

Идеальный лёд не отпускал – так бы и скользила до бледно-лимонного горизонта… «Надо возвращаться, иначе огонь погаснет и дом выстынет». Я повернула, а очертания берегов не изменились. Повернула ещё, и ещё – ничего. «Что за чертовщина?». Медленно, змеёй под ложечкой, сворачивался в тугой узел страх. Лёд под ногами издал нежный хруст и треск горящей скомканной бумаги, тут же острое стальное лезвие пустило тонкий кривой разрез в ледяной толще и по моим нервным окончаниям. Я рванула к берегу, бурая вода из промоины первая порвала финишную ленту.

Отдышавшись, слегка уняв сердечный молот, прислушалась. Лай разносился отовсюду, в какую сторону ни повернись. Так направление не определить.

«Нужно переобуться, подняться выше – осмотреться». Нет, берега у реки всё же не одинаковые. С моей стороны рельеф возвышался. Я с облегчением засмеялась. Значит, дача впереди и направление известно. Что-то замурлыкав (не иначе как на адреналине), стала пробираться в кустах вдоль воды.

Примерно через сто метров путь преградила горная гряда. Речки рядом не было. Где-то раздавался лай, но световой день таял на глазах.

Я заорала главным образом оттого, что разозлилась из-за собственной неосмотрительности. Шла, глядя вниз, чтобы не подвернуть вдобавок ногу, и на тебе, приплыли. Всё пространство слева затянул сумеречный туман. Своими жадными клоками захватывая угасающий свет передо мной…

Заметно похолодало. И, кажется, я заблудилась. От невероятного предположения мои ноги подкосились, я рухнула в снег. Глухой голос пса теперь доносился сверху. Чёрный полог неба усыпали мириады звёзд. Где-то там Валли…

«Так недолго и сбрендить. Стоп! Включай мозги, дорогуша. Вспоминай. Про такие места не раз слышала от геологов и лопарей». Про исчезающие скалы, про русла непонятно откуда возникающих неизвестных рек, про гибнущих туристов в зонах искажения времени и пространства… Сейчас главное – определиться с местоположением и развести костёр.

Навигатор смартфона показал, где я. Всего-то около пяти километров от дачи (если учесть, сколько времени прошло, то ближе) и, как оказалось, с километр от места, где Лорд из моей повести грел бока на весеннем солнышке. Я точно на своей стороне реки, но русло «сдвинулось» и надо переждать. Может, несколько часов, может, пару дней. Есть возможность сходить к избушке, где прятались от бандитов мои герои.

На костре разогрела тушёнку, достала термос и, окончательно придя в себя, закутавшись в спальник, уснула.

Меня разбудил холодный язык Валика. Потянулась к собаке, а оказалось с клапана на лицо упал снег. Стоянку укутало снежное покрывало. Реки не было.

Машинально собирая рюкзак, мысленно утешала своего обеспокоенного друга: «Валик, вот увидишь, день-два – и мы будем вместе. Ты только не замёрзни там без меня, дорогой». Предательские слёзы потекли по щекам.

Пока поднималась на взлобок, не покидало чувство, что это место я не в повести описала, а часто здесь бродила в реале. Вот тут Лорд свернул к охотничьей сторожке. Вот… где-то здесь… совсем рядом… я вгляделась в заросли… И если бы это случилось весной (как в книге), то дома я бы не обнаружила. Но напротив, метрах в пятистах, похожий на монохромный рисунок карандашом или призрак дома Эдгара Аллана По, он меня дождался.

Охотники и впрямь строят небольшие домушки-схроны. Для инвентаря, запасов провизии. Недолгого хранения улова-добычи. Но этот был не в пример большим. С сенями для верхней одежды, сетей, ловушек и банных веников. Вдоль стены широкая лавка… Только сейчас от всего остался покосившийся проём с прогнившей доской крыльца. Всю конструкцию повело набок, её едва держали накренившиеся перекрытия и два мощых корня, ползущих по лицевой стороне. Крыша большей частью съехала на землю. Сквозь изношенный ситчик деревянной обшивки просвечивала разрушенная печь с трубой и неровные штрихи молодой поросли. «Как же так-то быстро дом развалился?» Не успела подумать, как над головой в ветках запел ветер, здание заскрипело, ещё больше накренилось и выдохнуло: «Не входи!»

«Ну, это уже чересчур!» Меня затрясло и сбилось дыхание. Согнувшись пополам, пытаясь продышаться, хватала ртом снег, чтобы глотнуть воды, пока не заломило зубы и этим привело в чувство.

«Очевидно – я здесь не зря, значит, нужно выяснить – зачем?»

«Посмотри, ты нас создала, устроила здесь кровавое побоище и бросила», – прошептал дом. «Ты обязана была предвидеть конец истории, чтобы не возвращаться. У тебя час, чтобы навести порядок», – корни на стене затрещали от натуги.

«Так, вспоминай. Что здесь случилось?» Преданный садовник отнёс раненого хозяйского пса в охотничий домик… выходил его, но сам погиб. Бандиты, нанятые униженным и охваченным жаждой мести нуворишем, безжалостно убили семью якобы предавшего общие интересы друга, а заодно зверски – невинного работника… Ага! Милиция нашла тело на вот этом крыльце, без головы и конечностей… Так, а зачем такая бессмысленная жестокость? Кому понадобилось бы его опознавать?.. Значит, и похоронен на краю какого-то неизвестного кладбища, а скорее, сгорел в крематории… Ты вообще думала об этом герое как о человеке? Нет? Ты думала о парнишке своей сестры, попавшем в мясорубку современного политизированного производства. Ты хотела поднять волну читательского возмущения, забыв напрочь, что зло порождает зло и рукописи не горят…»

Я смотрела на остатки крыльца. В неверном лунном свете, там, где разлилась и разбрызгалась кровь, снег не держался, таял, оставляя явные следы… До сих пор. Закоченевшими пальцами, с трудом попадая по клавишам, начала править текст в редакторе – слава Богу, связь работала.

И снова мне пришлось развести костёр, чтобы согреться и переночевать. Место для ночлега выбрала у вырванной с корнем старой ели. Сквозь беспокойный сон доносился свист и вой разбушевавшейся пурги. Утром на месте дома и передо мной расстилалось поросшее мелким кустарником заснеженное поле (ни намёка на присутствие человека). За ним – невысокая горная гряда. И я знала – внизу ждала река… Через час из-за поворота показалась наша дача. Из трубы шёл дым, а Валли не лаял.

Наверное, от неловкого движения тяжёлый том съехал с колен и с грохотом упал на пол. Разбудив меня и напугав Валика.

Я босиком прошла до кухонного стола, одной рукой налила в стакан воды, а другой машинально проверила, заперта ли дверь. На столе вспыхнула панель сотового – сообщение от литагента. В такое время? Нехотя открыла: «Выполняю просьбу редактора. Дословно. Надо заметить – творчество автора развивается по экспоненте. Последние изменения вошли в окончательный вариант».

«Хм! О чём это она? Аа-а!» – широко зевнув, вернулась в кровать, похлопала ладонью по месту рядом. Валли достаточно одного предложения – растянулся во всю длину, подпихивая руку, чтобы его обняли. Засыпая, прошептала дружку на ухо, что утром мы идём на реку кататься, а теперь – спать!