Он ретиво отодвинул резной стул и сел напротив гостя. Иногда Лукас вёл себя так, как будто ему всё ещё десять лет от роду.
– За это меня тоже прозвали очень благородным рыцарем! – не преминул сообщить он. И Моркант молчаливо качнул головой, не переставая жевать. А Экспиравит сунул Лукасу под нос его бумажное обращение и обернулся к подоспевшему Валенсо. Тот тоже, помятый, явно был только из постели, но он потрудился хотя бы сюртук накинуть.
– Доброе утро, – сухо поздоровался со всеми тайный советник. Он подошёл к графу и показал ему уже свои бумаги. – Когда мне сказали про этого рыцаря, я припомнил, что его приговор лежал на самом видном месте у лорда Кромора в кабинете. Похоже, его это тоже заинтересовало под конец, кхм, жизни.
«Покушение на убийство герцога, сговор двух человек. Множественные травмы при задержании. Суд справедливо признал злоумышленника Морканта виновным и предложил либо казнь, либо изгнание и суд по законам большой земли. Семья преступника выбрала изгнание».
Экспиравит прочитал по диагонали. И покосился на подпись: «Сэр Фиор Малини». Что само по себе означало, что документу можно не верить ни на грош. Тогда он промолвил, вынудив Лукаса притихнуть:
– Сэр Моркант, вы и правда отняли моё право отомстить Беласку самостоятельно.
Рыцарь перестал жевать. Его тяжёлая челюсть остановилась, тягостный взгляд устремился в лицо вампиру. Тот продолжил:
– Я даже не взял с него кровавую плату. Но раз сэр Лукас доверяет вам, я тоже встану на вашу сторону. Лишь принесите присягу. Поклянитесь, что будете служить мне, что сделаете всё, чтобы отыскать и вверить мне леди Эпонею. И я приму вас в рыцарство Эльсингов, я сочту ваш долг погашенным.
Моркант отложил вилку и жестом попросил перо. Когда адъютант подал ему, он написал на углу своих бумаг: «Клянусь служить вам». Затем с грохотом отодвинул стул, поднялся на ноги и встал на одно колено, а руку приложил к сердцу. Каждое его движение отдавалось лязгом начищенных пластин доспехов.
Остров научил Экспиравита быть крайне осторожным с незнакомцами. Но этот ему нравился.
– Встаньте, сэр Моркант Умбра, и славьте истинного владыку Змеиного Зуба – графа Экспиравита «Демона» Эльсинга, – прошептал вампир, этим завершив формальности. Моркант поднялся на ноги, а Экспиравит, обратившись ко всем присутствующим, добавил:
– Восстановите доброе имя рыцаря. И не скупитесь на подробности злодеяний Беласка. Особенно позаботьтесь о том, чтобы Освальд тоже узнал об этой истории. Что же до леди Евы Умбра…
– Она мертва, – буркнул Валенсо. Глаза Морканта чуть расширились, но не выдали никакого намёка на печаль. – Она оказалась одной из тех, кто решил бежать вчерашним утром из двора Летнего замка. И закономерно получила пулю в спину. Мне жаль.
Он устало вздохнул, словно ему уже встали поперёк горла все эти знания. И завершил:
– У неё остался бастард от Беласка. Он отправился в приют. Но от имени Умбра он попытался принести клятву, что остановило нас от разорения их владений… теперь уже окончательно. Пойду сообщу своим.
Граф благосклонно кивнул, уже сонный, и оттого не заметил облегчение в глазах Морканта. Рыцарь побоялся, что ему придётся повторить клятву про Эпонею дословно, и оттого нарушить данные Бакару и леди Моррва обещания. Но нет. Он будет служить, но ничего не расскажет про подмен баронессы. И пускай его симпатии на стороне вампира, он не может предать доверие леди Моррва.
Сама Валь тем временем не могла себе позволить отлёживаться. Уже на второй день она вставала и пыталась ходить. Ноги и руки не слушались, голова часто кружилась. Это напоминало ей вечер после её первых родов. Она тогда так отчаянно хотела забрать ещё неназванного Сепхинора из рук леди Далы, что боль казалась усталостью. Лорд Венкиль Одо говорил ей, что она слишком рано вскочила с постели, а леди Дала, напротив, считала, что она уже могла бы вернуться к домашним делам. Валь не знала, кому верить, и верила лишь своей интуиции – ей почему-то казалось, что малыш в опасности, если находится без неё в обществе родителей мужа. Глену она тоже не очень его доверяла, но, по крайней мере, он на это не обижался. Он называл это «женскими заскоками» и смеялся. Когда она в последний раз слышала смех? Лорда Одо разорвал вампир, Глена убили наёмники в чёрных мундирах. Иногда хохочут над грубыми шутками друг друга позорные стражи в гербовых плащах или разодетые по новой моде гвардейцы графа, похожие на летучих мышей.
А сами летучие мыши – они теперь повсюду, под сводами любых комнат и галерей. Они пришли вслед за своим хозяином, прислуживая ему, наводя страх и давая ему глядеть своими глазами на всё, что творится в донжоне. Наверное. Такой вывод можно было сделать из тех книг, что она имела при себе. Но где-то же в замковой библиотеке можно было найти что-то более серьёзное про нечисть?
Освальд кормил её мясом с кровью, поил её отваром из зверобоя и корня солодки. Поэтому она решила, что должна быть в силах проведать змеятник и затем – библиотеку. Конечно, за два-три дня ни одна гадюка не померла бы с голоду, но она не считала себя вправе ставить свои интересы выше их. На этом острове сначала ела змея, а потом уже человек.
Поэтому она оделась, натянула на себя шляпу с вуалью и поковыляла в крыло алхимика. Дело было днём, поэтому она сперва не поняла, почему в помещении с такими большими окнами так темно. Всё оказалось затенено холстинами и парчой. В воздухе витал запах могилы, и трескотня кормовых сверчков досюда долетала как сквозь толщу воды. Здесь больше не было рыжего подмастерья, но был Кристор в парчовой мантии. Валь завидела его сгорбленную фигуру на прежнем месте, за столом.
– Добрый день, мистер Эрмигун, – поздоровалась она от порога. – Я иду к змеям… мистер Эрмигун?
Он начал поворачиваться к ней, и его вид пробрал Вальпургу до костей. Его всего трясло. Кожа посерела. А когда она встретилась с ним взглядом, то отчётливо увидела красно-розовые радужки глаз на тёмно-серых белках.
– Проходи… проходи… – хрипло выдавил он из себя и помахал скрюченной рукой. Она не верила тому, что видит. Кристор был болен. Болен, очевидно, вампиризмом.
Теперь их будет двое?
Она задрожала и прошмыгнула в серпентарий, не дожидаясь, пока и этот монстр бросится на неё и вонзит зубы в её плоть. Кристор-то как будет с этим жить! Он же не казался таким уж кровожадным. Более того, она испытывала к нему благодарность. Он с таким рвением трудился над лекарствами, что, кажется, уже не хотел возвращаться к сотрудничеству с Валенсо. Их совместная работа над убийством Фабиана, и, должно быть, многих других, осталась в прошлом. Он твёрдо ступил на иной путь, и… попался Легарну вместо тайного советника.
Заслуженно. Но совершенно бессмысленно.
Зато он должен быть другим видом вампира. Обращённым наживую, а не рождённым таким, как Экспиравит. Экспиравит что-то вроде их прародителя. И у него есть над ними преимущества: например, он не подавится, если съест обычную человеческую еду. Живя с ним бок о бок, она успела заметить его пристрастие к кофе и солёному печенью. Однако она никогда не видела, как он ест или пьёт; судя по всему, он всё равно не может прожить без крови. Добавление людской пищи даёт ему некое послабление по сравнению с классическими неживыми вампирами, но из-за этого у него должны быть и свои собственные слабости.
Но какие…
Валь набрала сверчков и обошла маленьких змей, сопровождаемая молчаливым солдатом. А затем вышла в курятник и попросила слугу наловить ей трёх цыплят для тех аспидов, что давно, как она помнила, были не кормлены. Руки сами делали дело, но мрачные мысли продолжали занимать разум. Ей надо как можно скорее узнать, как низложить богомерзкого зверя, иначе на острове не останется никого, кто мог бы отпраздновать победу.
Поэтому она, хоть и обессилела после кормёжки, заставила себя доползти до библиотеки. Покосившиеся стеллажи ни при Беласке, ни при Экспиравите спросом не пользовались. Здесь можно было подавиться пылью, зато никто не смотрел в спину и не заглядывал в руки. Из библиотеки никуда было не уйти, разве что в окно, с третьего-то этажа.
В детстве Валь проводила здесь немало времени. Многочисленные учителя истории, литературы, этикета, географии и змееведения вынуждали её прочитывать громадное количество книг. Вот этот небольшой столик, глядящий прямо в мутное окно, был самым светлым местом во всём зале. Она садилась сюда, открывала очередной том «Хроники завоеваний» и не отрывалась от печатных строк. Стекло не было прозрачным, и она не могла видеть играющих сверстников. Но могла слышать их голоса, и, узнавая смех Адальга, чувствовала, как сжимается бессильной тоской сердце.
Но такое бывало редко. Адальг приезжал только летом, и ей не составляло труда выпросить у отца небольшие каникулы. А всё остальное время она была к визгам из сада равнодушна. В отличие от короля, она не знала, как играть с многочисленными мальчишками и девчонками. Иногда ей казалось, что она что-то теряет, не умея этого. Но книги всегда были интереснее. Хотя вопли за окном будто пытались убедить её в обратном. Леди Кея Окромор, леди Тая Луаза, сэры Барнабас и Зонен Хернсьюги, лорд Орлив Луаза и леди Эдида Оль-Одо, сэр Димти Олуаз, леди Гленда Моллинз… Сколько их было здесь, среди этих яблонь, платанов и дубов. А сколько осталось? Леди Кея. Леди Эдида, наверное, если она в эвакуации в Эдорте. И… всё?
Надо ли было ей хоть тогда застать их живыми, сыграть с ними в салочки или в «укуси меня змея»? Теперь уже никогда не наверстать.
На самом деле, когда отец решил отдать трон Беласку и отвезти их с мамой в Девичью башню, стало лучше. Не требовалось искать в себе желание дружить с кучей других детей. Можно было погрузиться в чтение, в изучение змей и приготовление к тому, чтобы вырасти и стать настоящей Видира.
Она выросла, но стала ли? Сепхинор на неё тоже похож. Он предпочтёт просидеть весь день в компании полоза Щепки или «Смертных грехов Легарна». Разве это плохо? Чего-то, может, и не хватает. Но зато даётся что-то ещё.
Больше некому показывать, как она принципиальна. Почти не осталось тех, кто оценит всю строгость следования заветам Рендра. Но есть Сепхинор, есть семья мамы. Они ещё живы! Надо только изгнать проклятого вампира, и тогда… тогда она пошьёт себе красное платье, так и быть.
Валь взяла себя в руки и побрела меж книжных полок. Золочёные корешки книг тускло отсвечивали мудрёныи названиями. Многие из них она читала, какие-то даже помнила. Сейчас ей казалось, что надо подобраться к Вечным Правителям Цсолтиги. Она когда-то штудировала их историю, как и истории многих других основных государств. Но никогда не смотрела на них с той точки зрения, которую упомянул Экспиравит, – что они вампиры. А ведь это было логично. Может быть, они подобны ему; хотя, если они существовали ещё до Ноктиса фон Морлуда, они должны были быть созданы без участия Рендра, и… они могли быть уязвимы для змеиного яда. Валь хотела бы попробовать запустить к Экспиравиту в спальню Легарна, но знала, что, завидев его, вампир его просто убьёт, а вот будет ли укус маленького бумсланга ему хоть сколько-нибудь вреден – это сомнительно.
Нет, Легарн был ей ещё нужен, и он тоже имел право отдохнуть. Валь иногда приносила ему сверчков, но теперь он вот уже который день ничего не ел. Он работал больше всех, как до этого Вдовичка. Теперь она тоже заслуженно бездельничала в серпентарии Летнего замка.
Валь рассчитывала на своих чешуйчатых товарищей. Они помогут, но ей надо знать, что делать. Поэтому она вытащила с полки тяжёлый том «Правители Вечности» с орнаментом из иероглифов Цсолтиги, уронила его на свой излюбленный столик и принялась за чтение.
В общих чертах она и так помнила предание о романе Вечного Короля с Вечной Королевой. Одинокая и прекрасная, правила как-то Цсолтигой владычица по имени Наспетирея. Она жила в пирамиде из белого камня посреди царских садов, которые обслуживали сотни тысяч рабов под палящим пустынным солнцем. И ни один мужчина был ей не по нраву, пока не явился как-то к ней в ночи разбойного вида чужестранец с севера, прозванный Волакарт из Брита.
«До этого я что-то не замечала, что он тоже из Брита, как и Ноктис», – задумалась Валь. Теперь Брит превратился в ририйскую провинцию, и от него прежнего мало что осталось. Но, похоже, когда-то судьба посылала вампиров именно в этот край по той простой причине, что он слишком уж отличался в своё время борцами за веру и уничтожением всех нечестивцев. В насмешку или в назидание.
Впрочем, если изучать текст дальше, то можно было наконец прочесть пошлые подробности, что в детстве она стыдливо пробегала глазами по диагонали. Волакарт и Наспетирея так увлеклись друг другом, что изобрели искусство любви, которое аж запечатлели живописью на стенах своего дворца. Волакарт предложил своей возлюбленной наивысший дар бессмертия и вечной молодости; она согласилась. И правят они с тех пор, не показываясь смертным, и лишь редким слугам дозволяется иногда видеть их, чтобы принять указания и повеления. Автор говорил о тысяче лет, что они уже владычествуют над Цсолтигой. И, холодными ночами превращаясь в гигантских нетопырей, вылетают в простор над песчаными барханами и охотятся на людей. Укусы Волакарта смертельны, но даруют жертве вечный почёт в царствах Схолия. А укусы Наспетиреи сохраняют жизнь, однако навсегда лишают несчастного покоя, заставляя его до конца дней своих грезить о её неумирающей красоте.
«Романтика!» – не без раздражения отметила Валь. Она искала конкретные факты, она нуждалась в объяснениях, а не в сладостных сказках. И хотя разум требовал сна, сердце не соглашалось уходить, пока не отыщется хоть что-то.
В тексте не раз упоминались превращения в громадных летучих мышей, пристрастие правителей к охоте, их уважение к золоту и ненависть к серебру, а также к «дрожащей пальме». Валь в пальмах не разбиралась, но предположила, что это и есть южный аналог осины: дерево, что, согласно легендам, беспрестанно шепчется с духами умерших и оттого обладает сверхъестественной силой, если использовать его против нечисти.
Легенды – это, конечно, хорошо, но нельзя же верить в это всё так же слепо, как тысячу лет назад?
Скучая, она пролистала том до конца и отыскала примечание переводчика. Как и во введении, он утверждал, что презирает упырей и данную книгу переложил с языка Цсолтиги только для того, чтобы честные люди знали, какие твари в мире существуют. С ними надо бороться, как охотники на ведьм Брита и как мастер Хамиз, воспетый во множестве поэм. Он умело обращался со священным именем Акелы, Первым из Двухтомника и другими святынями, чтобы одолевать нечисть в самых разных уголках континента. Были же здесь где-то эти самые «Записки мастера Хамиза»?
Валь оторвалась от резного стула и, держась за книжные шкафы, прошагала к другим разделам. Она отыскала историю о вампире из Рустильвании, сказки о вампирах кочевого народа мецинян, даже залитую наполовину чернилами книгу одного из экзорцистов, что заинтересовался слухами о Привратнике. Вот уж что могло быть хоть как-то полезно. Разложив всё это богатство поверх «Правителей Вечности», Валь принялась искать дальше. Обиднее всего было за дневник экзорциста; его, вероятно, посчитали любопытным, но отчасти богохульным, потому что Привратника никто не смел называть вампиром. Здесь, на острове, он был святым.
Но и вампиром же он тоже был?
Если бы меньше страниц пострадало, можно было бы что-то вычитать, кроме наблюдений за местными жителями. «Замкнутые, гордые и одновременно безумно жестокие друг к другу и особенно к слугам, эти люди считают, что живут единственно правильным путём».
«Естественно! А ты думал, жить как надо – это легко?» – мысленно напустилась на него Валь и перешла к вампиру из Рустильвании. Днём он спал в закрытом гробу, и под закрытой крышкой превращался в косматое крылатое чудище.
Сон для вампира играет важнейшую роль, как для змеи или ал-ли-га-тора; насытившись, он должен отоспаться, чтобы затем какое-то время жить, не думая о пропитании. Вампир может впасть в спячку, а может, наоборот, приучив себя к охоте каждую ночь, есть потихоньку, не жадничать и оставлять в живых своих жертв. Звероподобные упыри, стригои и носферату, часто проводят во сне время от весеннего до осеннего равноденствия, когда ночи слишком коротки. А потом просыпаются и по зиме устраивают резню. Напротив, живущие среди людей вампиры, которые тоже как-то делятся на виды – стриксы, ламии, мимики – умудряются гипнотизировать целый гарем, которым кормятся, чтобы не переходить на обычных горожан. Вся эта информация начинала походить на захватывающую фантастическую повесть, пока не дошло до того, что вампир укусом превращает жертв в себе подобных. Действительно, какая в этом логика? Получится, все превратятся в вампиров, и им нечего будет есть? Но Кристор вот обратился. А она, Валь, нет. Это делается как-то иначе. Но в этой книжке было больше сказки, чем науки. Найти бы «Записки мастера Хамиза», но, если они где-то тут и были, это совсем не значило, что ей удалось бы их отыскать.
Интересно, как спит Экспиравит. Может, это о чём-то рассказало бы. Валь подчеркнула строчки про то, что у кровососов это делается одинаково – вверх ногами. А если нет, значит, он, наверное, стрикс, или…
Валь листала туда-обратно, то не обращая внимания на сюжет, то, напротив, заостряя на нём внимание. В конце концов, она так много повторила в голове слово «спать», что попросту заснула на книжках прямо при свете дня. С ней это случалось в детстве и продолжало случаться теперь.
Она пробудилась от того, что страх отозвался болью в животе. Резко открыла глаза и увидела в полумраке тонкие чёрные пальцы, когтями переворачивающие страницы. Непроснувшийся разум моментально дорисовал жути; она дёрнулась и аж вскрикнула от неожиданности. Уже осознав, что это граф Эльсинг, она всё ещё глядела на него широко раскрытыми глазами, и сердце билось, как бешеное.
Даже слабого лунного отсвета ему хватало, чтобы видеть текст. И его мутные багровые очи смотрели с недоумением.
– Сожалею, что напугал вас, мисс Эйра, – загробным своим шелестом вымолвил он. – Но, по правде говоря, я думал, вы ко мне привыкли.
Его излюбленный тагельмуст, как всегда, прятал его голову и лицо, оставляя прорезь лишь для чёрных провалов глаз.
«Я тоже так думала», – вознегодовала на себя Валь. Странно вышло, будто что-то изнутри взяло верх над ней и заставило её так подпрыгнуть и так взвизгнуть. Хотя умом-то она и не подумала бы пугаться графа, поскольку, не будучи на охоте или в гневе, он никакой угрозы не представлял.
Однако… с какого это момента он перестал быть опасным?
«Я что, загипнотизированная слуга?» – испугалась Валь. И только потом вспомнила, что ничего не ответила.
– Мне просто снился плохой сон, и тут ещё вы подкрались, – оправдалась она.
– Да ну, – усмехнулся Экспиравит. – Вы спали пустым целительным сном забывшейся женщины, которой следовало бы не покидать свою опочивальню. Представляю, как вы должны были устать после блуждания по замку.
Валь оперлась на локти и осмотрелась. Сейчас было, наверное, часов девять вечера. Зато после отдыха в голове хоть как-то прояснилось. Она нервно отдёрнула руки с книг, что лежали перед нею, и поняла, что Экспиравит уже изучил её интересы. Тем более что всё так и осталось на виду со всеми подчёркиваниями.
– Спасибо за беспокойство, – нервно пробормотала она. – Но мы, жители Змеиного Зуба, не любим валяться на перине без дела.
– Бездельем вы именуете лечение, я так понимаю?
– Сидеть и читать – не такая уж нагрузка на организм, чтобы было, на что жаловаться.
– Какая самодисциплина, какая строгость и какая глупость. Я велю Освальду вас стреножить, если вы будете так делать.
Валь вздёрнула нос и отвернулась. Она не знала, как ещё сделать вид, что это не она тут пыталась выяснить природу вампиров.
– Он не нашёл вас с наступлением темноты и начал беспокоиться. Но я догадался, что вы тут. Ищете, как вам стать вампиром, не правда ли?
– Ещё чего, – возмутилась Валь так искренне, что Экспиравит, кажется, удивился. Поправившись (вдруг надо было сказать наоборот), она добавила менее уверенно:
– С чего вы это решили?
– Ну… с того, что от меня никому ничего больше не надо, – он склонил голову к плечу. И Валь подумала, что, наверное, эти его «друзья» – Лукас, Кристор, Валенсо – действительно служат ему не за деньги. И, как видно по Кристору, они своего добиваются. Тогда она проворчала:
– Нет уж, милорд, мне и так хорошо. Я просто… Я… Наверное, я хочу знать, кто вы.
Его замершие у переплёта пальцы перелистнули страницу и пригладили её, а взгляд смерил отмеченные вальпургиным пером строки.
– Можете себе представить, я хочу ровно того же, – с ухмылкой ответил граф. – Эти авторы мне знакомы. Я прочитал все до единой книги, где хоть что-то говорится о вампирах, упырях, кровососах и прочей нечисти. Это не дало мне ответ. Я похож на них, но не один из них. Хотя то, что я именно живой, можно поставить под сомнение.
– Что вы имеете в виду? – Валь подняла к нему голову. Громадная тень – скрюченный человек в чёрном камзоле, расшитом багряными узорами, в тяжёлом парчовом плаще, поглощающем свет. Он и без того не казался созданием от мира сего. Но в ответ на вопрос Вальпурги он приложил руку к груди. И в повисшей тишине ей показалось, что она слышит созвучный с её собственным стук сердца. Её успевало ударять раза три, пока его совершало лишь один такт.
Какое-то наваждение.
– Иногда мне кажется, оно делает свою работу лишь формально, – прошептал Экспиравит. – Должно же оно хоть как-то поддерживать кровоток, обеспечивать жизнь тела, коли уж тому знакомы и усталость, и голод, и жажда. Но настоящая ли это жизнь? Такая же, как у вас? Или лишь что-то, на неё похожее? Я ведь мог умереть ещё до того, как родился.
Валь поняла, что смотрит на него настолько пристально, что это уже неприлично. Он тоже несколько расправил хрустнувшие плечи и завершил:
– Вам не придётся штудировать все эти книги, мисс Эйра, если вы просто спросите меня. В ином случае я бы посоветовал вам Кристора, но его лучше не донимать, пока он не свыкнется сам с собой. Пообещайте мне, что не станете отвергать лечение, и я сам всё вам расскажу.
Ей самой не верилось, но Валь чувствовала стыд. Будто бы она заглянула в его дневники, а он, обнаружив это, не вознегодовал, а милостиво предложил удовлетворить её любопытство.
Но не стоит забывать, что чем гнуснее вампир, тем обходительнее он себя ведёт и тем ласковее кажется!
– Хорошо, – согласилась она. – Но тогда я займусь вашим друидическим гороскопом.
– Да пожалуйста, если не станете вставать с постели.
Он подал ей свою холодную руку, а она взяла её без особого отторжения, будто он был благородным дворянином. Странно было об этом думать, но, по крайней мере, враг не казался таким отвратительным, как поначалу.
Экспиравит проводил её до башни. Освальд снова отсутствовал, поэтому он сам помог ей зажечь свечи и удалился. А Валь ещё какое-то время сидела с гребнем для волос и глупо смотрела на расписной кувшин с водой. Разве это не есть гипноз? Сперва этот монстр кусает её до полусмерти, а теперь расшаркивается, как ни в чём не бывало. А она и верит, что он не страшен, как в это верит крыса, посаженная перед удавом.
Шуршание на шкафу заставило её оторваться от узоров на посуде. Она сощурилась и в танце свечного огня увидела, как бумсланг заглатывает самого мелкого из нетопырей. После такого он будет спать не один день.
Зато он это точно заслужил. Уголки губ Вальпурги поднялись, и она с садистским удовольствием наблюдала за трапезой Легарна, пока гребень медленно разбирал её вороные пряди. Крошечный змей убил четырёх чёрных мундиров, одного позорного стража и одного личного гвардейца Экспиравита. Сейчас ему больше было нельзя этим заниматься, но он сыграет свою роль.
Днём, когда она занималась своими делами и прилежно вырисовывала судьбу Экспиравита согласно книжке о предназначениях, написанной древними рендритами, её ждало очередное испытание. И оно оказалось не связано с тем своеобразным кушаньем, что ей вперемешку с кровью преподносил Освальд. Оно в очередной раз прилетело, как дурной ветер, плохими новостями.
– Что-то вы совсем не едите, дорогая моя, – проворчал схолит, который заправлял свою постель. – Никак вы уже знаете?
– Что знаю? – не отвлекаясь от текста, спросила она. Читать в кровати оказалось очень удобно. Даже умиротворяюще. Понятно, почему мама запрещала это: подобное времяпровождение очень расхолаживало.
– Да только что мне адьютант Бормер передавал, что Валенсо вас вроде как приглашал в следственную службу. Что-то там с женщиной из Девичьей башни. Но вы же не пойдёте…
– Пойду! – оборвав его на полуслове, быстро сказала Валь. И тут же захлопнула книжку.
Хлопотами схолита ей организовали коляску, как благородной леди, до самого здания следственной службы. И через считанные минуты она была уже на пороге кабинета Рудольфа, где теперь поселилась заморская мразь. Валенсо шуршал пером на пергаменте, а сбоку от него сидела бледная и буквально посеревшая Эми. Её рыжие волосы были затянуты в пучок внизу затылка, а глаза распахнуты, замершие в ужасе. Она, кажется, не поверила, что Валь всё-таки пришла.
Но как она могла не прийти! Вновь она врывалась, жалея, что не проклятый Валенсо напоролся на Легарна. И вновь всё внутри неё горело испепеляющей ненавистью.
– Добрый день! – практически прорычала она. Как сложно было держать себя в руках! Опять этот пёс всё разнюхивает, опять смеет влезать к ней в душу, хватать её друзей. Она сама отодвинула стул и села напротив Охотника. И спросила:
– Ну, что на этот раз? Верная служанка Моррва убила дюжину ваших солдат, я угадала?
– Уймись, Эйра, – огрызнулся Валенсо. Он был первым, кто отринул приличия и стал обращаться к ней на «ты». – Никто не умер с момента принесения клятвы. Но до этого – да. Я продолжаю расследовать эти и другие случаи. Вашу служанку мне сдали штабные у Девичьей башни – они завидели её на скалах. Она утверждает, что уронила туда какую-то ценную бумагу, но солдатам так не показалось. Они давно подозревают что-то неладное с вашим утёсом, хотя им не удалось туда спуститься и что-нибудь найти. Но меня это всё так или иначе смущает.
Судя по отчаянному взгляду Эми, она изо всех сил пыталась быть не хуже змеиной дворянки и не выдать ни крупицы информации.
Жаль, что она зря старалась. Вальпурге это всё надоело. Она понятия не имела, зачем Эми понадобилось самой снабжать продовольствием солдат Уолза Ориванза; значило ли это, что куда-то подевался Мердок или что Герман совсем допился, итог был один. Пора было прекращать этот фарс с глупой солдатнёй. Валь своими глазами видела, что Экспиравит не убивал сдавшихся вражеских солдат, если те не имели отношения к делам Сопротивления, и поэтому им следовало бы отыскать остатки своего мужества да перестать сидеть на шее бедной Эми. Всё равно сообщения со стороны Купален приходили всего два раза. Да и какой теперь от них толк? От змеиных дворян почти ничего не осталось.
– Я вам всё расскажу, – заявила она.
– Как с лордом Кромором? – скептически спросил Валенсо.
– Лучше. Слушайте, – и она положила обе ладони на дубовый стол. – Там, внизу утёса, есть пещеры. В пещерах сидит дюжина, если они ещё не съели друг друга, солдат морской стражи под командованием благородного сэра Уолза Ориванза. Они томятся там с самой Долгой Ночи, и, как рассказала мне баронесса, змеиное дворянство вынудило моих домочадцев помогать им и давать им пищу. Не смотрите на меня так; никто не смог бы отказать в такой просьбе, особенно мягкосердечная леди Вальпурга.
– И что заставило их это сделать?
– Страх. Они решили, что вы их казните, или сожрёте, или выпьете их кровь. Ваша репутация опережает вас!
– И почему вы все молчали, скажите на милость?
– Потому что я боялась повредить Моррва тем единственным, что я вообще хоть как-то знаю о деле Сопротивления! – Валь старалась звучать и нагло, и исступлённо, чтобы чувствовалась искренность её усталости и одновременно какая-никакая вера в разум завоевателя. По правде говоря, это было примерно то, что она на самом деле испытывала. – Вам от того не убыло, что где-то всё это время прятались рехнувшиеся от страха остатки морской стражи.
– А это уж оставь нам решать, – Валенсо поднял бровь и сурово покосился на Эми. Та вся сжалась, но её лицо сохраняло маску остолбеневшего страха. Она не понимала, почему Валь так поступила, а Валь не могла ей объяснить.
– Ну что, Валенсо? – не выдержала Валь. Будто драчливый мальчишка, он тоже уже не вызывал желания обращаться к нему на «вы». – Так ли надо запугивать горстку одиноких женщин? Уймись, наконец. Забери этих солдат, посади их в тюрьму. И делов-то.
– Как? Выуживать этих трусов из пещер и лишиться при этом ещё кого-нибудь? Нет уж… Ты туда и пойдёшь, Эйра. А я буду ждать на берегу.