Free

Легенда о солнечном свете

Text
Mark as finished
Font:Smaller АаLarger Aa

Глава десятая. Перерождение

Существо поднесло липкие окровавленные пальцы к розовому вытянутому носу, на кончике которого зашевелились короткие редкие усики. Мордочка, с которой недавно опали последние клочки чёрной шерстки, обнажив гладкую тёмно-коричневую кожу с продольными морщинками в области лба, отпрянула назад. Впервые ему не захотелось есть сырое мясо. Сладковатый запах мёртвой, но ещё тёплой плоти, застрял в носу. Он вызывал тошнотворные позывы, и ему ничего не оставалось, как бросить большой кусок убитого им только что человека и убежать. Его добыча была маленького размера, но справиться с ней было трудно. Он и сам чувствовал, что его челюсти слабеют день ото дня, что потерялась железная хватка, мышцы рук и ног стали рельефными, а сами конечности, которые ещё не так давно были лапами, вытянулись в длину. Совсем недавно он с изумлением рассматривал свои пальцы, на кончиках которых выросли новые когти, ломкие и тупые. Нормальные острые когти почти все обломились или выпали после последней охоты. Выпала и шерсть, из-за чего он стал заметен на расстоянии, и очень мёрз. Пришлось облачиться в какие-то тряпки, стянутые им с последней жертвы. Он сумел в точности повторить, что видел. Сообразил, как спрятать голое тело в одежду, понял, что длинный и тонкий хвост надо смотать в клубок и спрятать как следует.

Несколько дней он уже ходил среди людей. Ходил, когда было светло. Это самое «светло» он осознал тоже недавно, когда вместе с сородичами выбрался из чёрного туннеля наверх для охоты, но назад не вернулся. Просто опоздал, и поэтому увидел, как пространство вокруг видоизменяется, предметы вокруг приобретают чёткие формы и раскрашиваются в цвета. Он не знал слов, не знал, что его застало врасплох обыкновенное утро.

Он не захотел назад. И пошёл куда-то. Он видел издали, сидя в кустах, других существ, их было много, они были интересными, разными и манили его отнюдь не как пища. Он заметил, что похож на них. Этим же вечером он добыл себе одеяние. Он не знал ничего, кроме того, что он есть. До этого дня он понимал только страх и не-страх. Не-страх – это сытость, безопасность, тепло. Это спокойствие. А всё остальное – это страх: голод, угроза жизни и холод. Но вот оно, новое чувство, возникло из ниоткуда, или из неведомого источника – желание. Он стал чего-то хотеть. Это было для него не знакомо, но именно разного вида хотение порождало либо страх, либо его противоположность. Сначала он захотел остаться тут, наверху. Потом захотел узнать. Вернее, появилось настойчивое желание узнавать всё: кто он такой, кто такие все вокруг него, как узнать и уложить в голове всё новое, что он видит и чувствует. И он сообразил, что должен быть здесь, поближе к этим существам, таким похожим на него. В первые дни его не отпускал страх перед ними, но потом он решился и пошёл. Он нашёл место, где на него никто не смотрел, стал сидеть возле большого здания вокзала на обочине дороги и наблюдать за существами под названием люди. Естественно, слова: «вокзал», «здание», «люди» и все остальные слова были для него странными сочетаниями звуков, непостижимыми и сложными. Но понял, что каждый звук что-то значат, какой-то предмет, но для него понимать и произносить что-то подобное – невыполнимая задача, так навсегда и оставшаяся в другом измерении. И вот однажды, обуреваемый чувством голода, он сидел на чёрной горячей земле, смотрел по сторонам и понимал, что надо удовлетворить голод, а чем? Он подобрал в канаве кусок булки, сунул в рот и стал интенсивно жевать, как вдруг услышал непонятные звуки над своей головой и ощутил страх. Он хотел убежать, повинуясь инстинкту, но не смог сдвинуться с места, потому что над ним стояли люди, они смотрели на него, они что-то от него хотели. Они были прекрасны, он пожелал быть с ними, и пошёл за ними. Они были активны, они размахивали конечностями и что-то говорили, наверное, о нём. А он шёл и смотрел на них отрешённо, и чувствовал счастье. Он жил в настоящем, ничего о том, где он раньше был, о том, что ел существ, таких как они, не помня. Зато помнил, что вчера во тьме он спал на траве, и её запах. Он не забыл образы и моменты из вчера и позавчера. Правда с приходом темноты на него нападало необъяснимое беспокойство и видения, часто страшные, о каких-то чудищах, вонзающих в него когти и рвущих его на части, и о каменных коридорах, в которых он плутает, ища выход, и не находит. Потом видения прекращались, он открывал глаза и снова испытывал счастье от того, что видит свет, от того, что он есть.

Он не сразу понял, чего от него хотят, но быть полезным людям, которых он стал считать родными, ему очень хотелось. Поэтому он сидел часы напролёт неподалёку от той канавы, возле которой его нашли, и держал в руках банку, в которую некоторые прохожие бросали мелкие железные кружочки. Каждый кружочек- монетку он рассматривал и клал в банку. И смотрел, смотрел по сторонам. Не в этом ли счастье? Потом его люди приходили, забирали банку с кружками, он слышал часто ласковые звуки-слова от них. Они приносили ему вкусную еду. Потом, с уходом света, его сажали в мощного тяжелого зверя, который его и их уносил с бешенной скоростью куда-то, где ему разрешали поспать на мягком. В теплом помещении, где рядом с ним спали такие же люди, которые что-то ему говорили иногда. Он внимательно смотрел на них, и заметил, что они часто говорят слово «Махмуд», когда обращаются к нему. Значит, Махмуд – это он сам. Всё просто. А наутро его снова отвозили к канаве, и он сидел долго с банкой в руках и предавался своему любимому занятию: наблюдать и радоваться проходящим мимо людям. Он научился, кстати, копировать их улыбки. Понял, что так выражают радость, удовольствие. И стал постоянно, при любой возможности растягивать в стороны свои губы и удерживать их в таком положении. Он пытался и повторять сложные звуки людей, но это было за гранью…

Казалось, ничто не может помешать его счастливому существованию в этом славном мире, куда его забросило по милости судьбы. Но случилась беда. Однажды вечером он вышел из жилища полюбоваться на природу. Одежду оставил на полу возле своего спального места, заметил, что спят его братья-соседи и выглянул во двор. Его лысая шкура чесалась, захотелось подставить её прохладе ночи, а также размять хвост, весь день находившийся в свёрнутом неудобном состоянии под штанами. Вышел за ворота и побрёл по тропинке, петляющей между двухэтажных домов с покосившимися балконами. На встречу ему попадались редкие прохожие, которые при взгляде на него вели себя странно: ускоряли шаг, двое вообще убежали в обратную сторону. Он кожей почувствовал, что они видели опасность и испытывали страх. Именно его они боялись, но почему? Ах, да. Одежды на нём не было! Он испытал новое чувство: ему захотелось срочно спрятаться от любых глаз, и чувство это было неприятным. Чтоб быстрее вернуться назад он побежал, причём становясь несколько раз на четвереньки, и снова поднимаясь.

Вдруг его окружили двое. Тропинка в этом месте делала изгиб, за которым (он знал) находилось его жилище. Свет фонарей не освещал это место, скрытое под тенями, отбрасываемыми кронами двух ветвистых ясеней. Эти двое были небольшого роста, даже ниже его, но на их лицах он, прекрасно ориентирующийся в темноте, увидел страх и решимость. Один из них направил в его сторону какой-то предмет и… Раздался оглушительный звук, и в следующую же секунду его шею пронзила горячая боль. Он упал, издав громкий протяжный вой, переходящий в короткие всхлипывания. Он извернулся и, повинуясь инстинкту, прыгнул с силой на одного из них, впившись зубами в руку. Человек закричал и, мгновенно сориентировавшись, стукнул наотмашь его по голове чем-то твёрдым. Он снова упал и съёжился. Эти двое быстро убежали, а он остался лежать, постанывая. Не от жгучей боли в шее и голове. Новое чувство (уже второе), новое и необъяснимое, за короткое время посетило его: если б он мог говорить на человеческом языке, то объяснил бы его как обиду. До глубины души! За что? Это чувство было ещё более неприятное, чем все остальные, с которыми ему удалось познакомится. Оно было не похоже ни на один из оттенков страха, оно имело вкус. Было горьким и колючим, оттого и застряло где-то в горле. Ему захотелось его выплюнуть, но вместо этого он его проглотил, а взамен из его глаз впервые в жизни полилась вода. Он как-то сразу сообразил, что вода из глаз – это явление, всегда сопутствующее тому горькому комку в горле. Он не стал тщательно изучать обиду, надо было бежать. В считанные минуты, гонимый страхом, он добрался до сарая, в котором жил. Из короткой толстой шеи, на которой сбоку проявилась небольшая ранка, медленно сочились красные капельки, пачкая пол. Он прижал к больному месту кусок тряпки, оторванный от своей штанины. И только облачившись в свою одежду, аккуратно уложив хвост в широких штанах, почувствовал себя в безопасности. Лёг на пол на свой матрац, накрылся дырявым засаленным покрывалом и заплакал. «Поскорее бы снова наступил свет и возвратилось счастье», – подумал «Махмуд».

Глава одиннадцатая. Репортаж

Евгений Фёдорович Долин любил Переднегорск. Одиннадцать лет назад он приехал сюда хоронить мать, да так и остался. Городишко с населением восемьдесят тысяч человек уютно расположился в основании небольшой горной гряды, плавно переходящей на юге в живописнейшее высокогорье с ущельями и бурными горными речками. Здесь же, где высота горных пиков не достигала и трёх сотен метров, климат был почти таким же, как на равнинной части области, например, в ближайшем Калининске, мягким, спокойным, с чётким чередованием сезонов. Но воздух был горным, свежим. Летом луга в основании низких гор покрывались многоцветием ароматных степных трав, а сами горы яркой салатовой зеленью. Эти виды завораживали Евгения Фёдоровича, именно здесь он излечился от длительной депрессии, когда его, непризнанного гения, со скандалом выперли из «Института молекулярной генетики» в Москве почти двенадцать лет назад. За нецелевое использование государственных средств, выделенных на новые разработки в области генной инженерии. Неважно, над каким проектом трудился в 2005 году профессор Долин. Информация засекречена. Но руководство института посчитало, что именно Евгений Долин завалил проект, плюс аудиторская проверка выявила растрату. Всё повесили на него, как на руководителя исследования. Он не понял, почему сделался виноватым, он и вправду распоряжался бюджетом, но ведь он тратил на дело! Он не воровал, а то, что опыт не удался и всё пошло насмарку… Так это ж наука! Результат многолетних трудов, бывает, оказывается не таким, как ожидалось, или вообще нулевым. Никто не застрахован от провала, на то они и исследования. Чудом удалось избежать административного наказания и штрафа. Его просто уволили, сделали выговор с занесением в трудовую книжку. На его место поставили более молодого перспективного сотрудника, а его, невзирая на прежние заслуги и громкое имя в научных кругах, выкинули, как старую изношенную куртку, затёртую на локтях.

 

Евгений Фёдорович это как-то пережил. Год просто сидел дома, тупо глядя в телевизор и попивая коньячок вприкуску с антидепрессантами. Когда закончились деньги, сел на шею жене, но долго не просидел. Жена подала на развод, он не явился в суд, так как в этот день был пьян и слаб. Через месяц снова не явился, потому что ему было всё равно. А потом их развели автоматически. Жена съехала, забрав почти всё нажитое с собой, а он даже не поинтересовался куда. Так и сидел пред телевизором, щёлкая по каналам, не обращая внимания на сына, таскающего чемоданы супруги из квартиры. Зашли грузчики и вынесли мебель, оставив лишь диван с ним самим и телевизор, который был привинчен к стене намертво. Впрочем, с сыном Долин тоже не очень-то общался. На следующий день, после того, как остался один, бывший профессор-биолог почувствовал некоторое облегчение. Это чувство было обусловлено тем, что он остался один на один со своей депрессией и горем, и можно было переживать обиду на мир максимально глубоко. В этом Долин видел особый кайф. Он тогда даже решил проверить сколько часов может лежать неподвижно без еды и воды (всего пять часов пятнадцать минут, из которых три последних часа крепко спал). Разные глупости в голову лезли. Но вот, позвонили и сообщили, что умерла мать, он немного встряхнулся и двинулся в путь. Хоронить было больше некому, и, если б не этот факт, наверное, так бы и не встал с дивана.

Приехав в Переднегорск, закончив все траурные мероприятия, Долин быстро оформил себе пенсию, поселился в доме матери и начал новую жизнь. Первые месяцы гулял по окрестностям, дышал свежим воздухом, любовался природой и лечил душу. Потом стало скучно. И он, тогда ещё не старый (всего-то пятьдесят восемь лет) учёный, решил возобновить свои исследования. Хотя нет, он решил придумать что-то новое, естественно по своей части. Ведь за биотехнологиями будущее! Кто знает, вдруг удастся прославиться?

Идея явилась неожиданно и захлестнула ум профессора как мощная океанская волна. Он займётся редактированием ДНК! Такое понятие известно было лишь в узких кругах в те годы. И у Долина имелись соответствующие навыки, некоторые собственные наработки. В течение полугода он обустраивал лабораторию в одной из комнат материного частного дома. Закупил оборудование в столице, специальный холодильник и морозильную камеру в Питере, пару микроскопов, электропоратор, микроманипулятор и биолистическую пушку заказал в Германии, по интернету заказывал питательные среды и разные растворы для хранения эмбрионов. Начал работать с мышками и крысами, которых приобрёл на колхозном рынке, потом сам разводил. Денег от продажи Московской недвижимости хватило с лихвой на первых порах. Так работать, у себя, в собственной лаборатории Евгению Фёдоровичу нравилось. Во-первых, никто за тобой не надзирает, не требует никакой отчётности. Во-вторых, время не ограничено: захотел – поработал, захотел – отдохнул. В-третьих, всё оборудование и материалы собственные. Но главное – другое. То, что ты сам себе даёшь задание! Экспериментируешь, пробуешь. Не получилось, пробуешь ещё и ещё, никто не подгоняет и не лезет. Он пытался перепрограммировать ДНК мышки, меняя местами гены, фрагменты цепочек ДНК, внедряя в геном новые гены, потом наблюдал за делением клеток в пробирках. Большая часть зародышей гибла. Некоторые доживали до пятидневного срока и никогда больше. Тогда Долин приобретал другие питательные среды и даже создавал новые по своим рецептам (О! Сколько времени на это тратилось порой!)

Однажды, загоревшись новой идеей, взял, да и внедрил в молекулу ДНК крысиной клетки участок своего генома, выделенного из собственных клеток эпидермиса. Когда клетка стала делиться, образуя себе подобные, удивился и не поверил, и лишь спустя сутки, наблюдая в электронный микроскоп зарождение жизни нового генно-модифицированного организма, осознал, что эксперимент удался. Пусть зародыш проживёт всего день, но это случилось – он сумел трансформировать генетический код. Много часов профессор не выходил из лаборатории, следя с помощью приборов за рождением чуда. Зародыш постепенно превратился в полноценный эмбрион, который Долин подсадил в матку пятимесячной самки домашней крысы. Вскоре стало понятно, что неоэмбрион прижился, и все двадцать два дня беременности чёрно-серенькой Анфиски Долин не выходил из дома. Он ел и спал в лаборатории, покидая её, лишь чтоб сходить в туалет. Купаться было не обязательно, на улице стояла прохладная осень. Поэтому клетку с подопытной беременной самкой профессор покидал лишь на три-четыре минуты. Даже звонившему в дверь соседу, у которого заклинило навесной замок на воротах, он не открыл. В день «икс» биолог-генетик Евгений Долин сделал кесарево сечение крысе, маме первого генно-модифицированного крысёнка. Такую операцию ему делать ещё не приходилось, но он справился. Даже Анфиска выжила, он её потом ещё несколько раз использовал, как суррогатную мать. Появившийся на свет крысёнок ничем не отличался от обычного. Но это было не важно. Долин по прошествии четырёх месяцев, в течение которых тщательно изучал его генетический материал, осуществил спаривание мальчика, которого он назвал Малыш, с молоденькой самкой. Это было естественное оплодотворение, на свет появились десять крысят. Их генетический материал так же был тщательно изучен, в том числе с помощью полимеразной цепной реакции. Искомую хромосому с внедрённым человеческим геном Долин исправно находил, радовался, но… Одно большое НО… – ничего не происходило: крыски так и оставались крысками. Со своими повадками, со своим образом жизни, развитием. Ну и что, что они теперь на одну стотысячную часть как-бы человечки… Это не проявляется ведь никак. Долин, сидя на ступеньках частного дома через девять месяцев после первого эксперимента по трансформации ДНК, думал о том, что он закоренелый неудачник. Ему явилось озарение: наверное, у него ничего не получается, потому что он никогда не имеет чёткого представления о том, чего же он в итоге хочет получить. Не видит он явственной картины результата своего труда. Как-то внезапно на него накатило отчаяние и он, в чудесную августовскую ночь, вошёл в лабораторию, взял три клетки с подопытными крысками, вынес во двор и легким движением руки открыл дверцы. Семь белых, четыре серенькие и три чёрненькие крысы, в том числе и милая сердцу Анфиска-мама, выбежали на волю. Не сразу, но разбежались в разные стороны. Долину показалось, что две особи женского пола даже как-то с грустью посмотрели на хозяина своими блестящими глазками-бусинками, остановившись на мгновение, прежде чем скрыться в высокой траве возле забора. Потом Долин сидел около часа в раздумьях на крыльце. Когда замёрз, встал, несколько раз пнул пустые клетки каждую по два раза, и зашёл в дом. Там он снова запил. На три недели.

Теперь, по прошествии долгих девяти лет, Евгений Фёдорович редко вспоминал о своём увлечении биотехнологиями. Он занимался селекцией у себя на участке. Это было занятие более благодарное, приносящее плоды. В прямом и переносном смысле. Своими овощами и фруктами гигантских размеров и насыщенного вкуса он мог гордиться по праву. Угощал соседей, отсылал ящики с персиками, абрикосами и клубникой семье сына в Питер (хоть они и не ладили, но фрукты-то надо куда-то девать!) и бывшей жене, которая уже несколько лет сожительствовала с каким-то бизнесменом-торгашом среднего пошиба, в Москву.

Но сегодня днём, сидя перед телевизором и щёлкая пультом по каналам, Евгений Фёдорович испытал шок. Внимание привлекла передача под названием «Криминал 24/7». Диктор объявил о срочной новости, и в эфир дали сюжет. Парень-корреспондент с открытым широким лицом и цепким взглядом из-под круглых стильных очков вёл репортаж. Он стоял на фоне какой-то детской площадки, видимо в новом районе, зелёном от густой летней растительности. За спиной корреспондента суетились люди, стояли полицейские машины и карета скорой помощи. Также позади паренька виднелись обрывки бело-красной ленты, которой огораживают места чрезвычайных происшествий. Хорошо поставленным чётким голосом, лишённым эмоций, репортёр вещал:

«Здравствуйте, земляки! Мы в прямом эфире. Сегодня наш репортаж из областного центра, города Калининска. Жители города обеспокоены участившимися в последнее время случаями нападения бродячих собак. Беспризорные животные сбиваются в стаи и в поисках пищи кидаются на одиноких прохожих, а также на детей, гуляющих в отдалённых от центра кварталах, вблизи лесополосы. Одичавшие голодные псы с неимоверной жестокостью расправляются со своими жертвами, они буквально разрывают тела несчастных на части, обгладывают до костей. Изуродованные трупы находят по всему городу. По информации из достоверных источников городской морг переполнен, обнаружено порядка пятнадцати трупов, половина из которых не опознаны. Наряду с этим участились случаи пропажи детей, за последние две недели ушли из дома и не вернулись шестеро подростков и один ребёнок семи лет, первоклассник. Их розыском занимается полиция и волонтёрские поисковые отряды. По непроверенным данным, дети также могли стать жертвами диких собак, они либо съедены, либо утащены в логово зверей, которое, по слухам, находится где-то под землёй в районе заброшенных штолен на севере Калининска. За моей спиной место очередного ЧП. Давайте подойдём поближе и посмотрим, что здесь происходит. Говорят, на этой детской площадке ночью произошло нападение псов-убийц на девочку четырнадцати лет, загулявшуюся допоздна. И есть свидетели происшествия».

Корреспондент подошёл к лысоватому мужичку лет пятидесяти, который только что вылез из полицейского Уазика и направлялся как раз к разграничительной ленте. Лицо мужчины было красным и круглым, на нём читалась крайняя степень возбуждения.

«– Добрый день! – продолжал молодой репортёр, глядя то в камеру, то на возбуждённого мужика в синем спортивном костюме и грязных сланцах на таких же, покрытых чёрной пылью, отёчных ступнях. – Вы и есть тот самый свидетель происшествия, которому удалось воочию наблюдать картину расправы над несчастным ребёнком?

– Чё?! Я – свидетель, но я не наблюдал, клянусь! Я с работы шёл, поздно возвращался и я не просто наблюдал, нет! Я хотел помочь!

– Расскажите, пожалуйста, программе «Криминал 24/7» о том, что случилось. Зрителям нужна информация о событиях, всколыхнувших город. Назревает паника, и любая правдивая информация будет полезна горожанам. Когда всё произошло?

– Ну, часов в одиннадцать, наверное. Я, значит, иду со стоянки, где сторожем работаю, точнее охранником. Во двор через арку вошёл, гляжу на детской площадке какая-то возня. И звуки какие-то странные, как будто хруст и хлюпанье что ли. Подхожу сначала медленно, там темно, ничего не видно. Глядь, какие-то животные добычу на части рвут, думал сначала мешок мусорный большой. Потом рассмотрел, что кровища кругом. Я оцепенел, когда увидел, что это человек мёртвый! И они его рвут прям зубищами и лапищами!

– Вы испугались? Испытали шок?

– Конечно, испытал! Но не испугался! Я ж бывший десантник! Я как заору! Палку с земли схватил и на них как попёр! Они бросили всё, и наутёк.

– Сколько было собак?

– Штук пять! Да и не собаки это были, по-моему… Великоваты для собак. У них хвосты были длинные, как крысиные, морды такие зловещие и пасти все в крови! Жуть прям, меня до сих пор колбасит!

– Вам удалось прогнать пятерых монстров?!

– Ну, может их было три или два. Темно было, да я не соображал ничего. Стою на этой площадке посередине, а рядом тело лежит растерзанное, лицо выедено, месиво кровавое… Я сразу в полицию позвонил, они приехали, меня допрашивали сначала час ночью, потом домой отпустили. С утра опять сюда попросили, машину выслали. Фотографировали всё тут. Снова допрашивали. Кстати, узнал только, что жертва – девочка-подросток, она вообще не местная, у бабушки тут гостила. О, Господи! Вот родителям-то что пережить придётся!

– Спасибо Вам за интервью, – поблагодарил корреспондент мужчину-свидетеля и продолжил:

 

«Ну вот, уважаемые сограждане, теперь мы выяснили, что на людей нападают, возможно, и не бродячие собаки, а самые настоящие монстры с крысиными хвостами. Не думаю, что после нашего репортажа у кого-то останутся сомнения в том, что власть и полиция как всегда бездействуют. Кровавые расправы и похищения жителей Калининска продолжаются на протяжении месяца, но никакой информации в прессе! Никакого чрезвычайного положения не объявлено. Всё ясно! Не хотят допустить паники и признаться в собственной несостоятельности. А что же люди? Они так и должны жить в страхе и неведении? Что ж, теперь прям отсюда мы отправимся к зданию администрации города, попробуем получить комментарии о происходящих беспорядках у главы администрации или у мэра города. Вперёд! О результатах нашей беседы с власть-имущими мы сообщим в следующем выпуске передачи. С Вами был Денис Богданов, «Криминал 24/7». До встречи в эфире».

Евгений Фёдорович застыл в той позе, которую принял десять минут назад, когда в начале репортажа на пятом федеральном канале вскочил с дивана и приложил трясущиеся пальцы к вискам. Его прошило от макушки до пят невидимой адреналиновой молнией. Его надпочечники продуцировали гормоны стресса в полную мощь. Под их влиянием тело стало горячим, щёки запылали огнём, а мышцы напряглись как натянутые гитарные струны. «Это они, мои… Мои…», – успел подумать он. Перед глазами на мгновенье промелькнул тот давний вечер, когда он, распрощавшись с иллюзиями о своем научном открытии и вообще о великом будущем учёного-генетика, отпустил на волю своих подопытных крыс. Вспомнил даже, что первого генно-модифицированного крысёнка звал Малыш. Больше ничего припомнить не успел, так как в дверь позвонили, и он на непослушных ногах пошёл во двор открывать калитку. Нутром чуя, что к нему явились незваные гости, и их визит связан с его бывшей профессиональной деятельностью, Долин лихорадочно пытался вообразить, что его ждёт. По затылку разливалась нарастающая тупая боль, свидетельствующая о скачке артериального давления. Ведь за последние пару лет его дом никто не посещал, кроме участкового терапевта, которого он вызывал сам. Открыл ворота, впустил троих в штатском. По их лицам сразу было видно, что церемониться с хозяином дома они не намерены. Эдакие роботы-полицейские с имитацией человеческой кожи, запрограммированные на определённые действия относительно его, профессора Долина. Эти трое мужчин были одинаковыми на лицо, одного возраста и одеты в тёмные брюки и водолазки. Так показалось Евгению Фёдоровичу, когда он решил считать визитёров роботами-полицейскими.

– Вы – Долин Евгений Фёдорович, так? – спросил один из них, так для проформы.

– Да, – ответил Долин робея, – а вы кто?

– Мы из спецслужб. Вам придётся проехать с нами, – добавил второй.

– Покажите ваше удостоверение, будьте добры, – сказал Долин, взяв себя в руки.

– Зачем? Это ничего не поменяет. У нас задание доставить Вас в Москву вертолётом в кратчайшие сроки. Это приказ. И Вы ему подчинитесь.

Долин присвистнул.

– И кому это я там понадобился? – спросил он, глядя то на первого, то на второго, то на третьего «робота».

– Вас привлекут как консультанта по вопросу чрезвычайной важности. Это связано с вашими исследованиями в 2004-2006 годах.

– Не может быть! – с сарказмом ответил Долин. – Вы что-то путаете. Я был уволен в 2005-м. И уже почти двенадцать лет никакими исследованиями не занимаюсь. Я – пенсионер, на заслуженном отдыхе.

– Возможно, я путаю. Но это не моего ума дело, – продолжал первый «робот», – у меня приказ Вас транспортировать в Москву и всё. Собирайтесь, пожалуйста. Пока я Вас прошу. Не заставляйте меня применять к Вам силу, профессор. У Вас на сборы пять минут.

Евгений Фёдорович замолчал, обдумывая сказанное. Дело «пахло керосином».

– И, кстати, о том, что Вы не занимаетесь биотехнологиями больше – ложь, – вступил в разговор третий визитёр.

– Вот именно! – добавил второй. – За Вами была установлена слежка, в одной из комнат у Вас имеется действующая лаборатория и необходимый инвентарь для опытов над животными.

– Ч-чего? – вспыхнул Долин. Они ведь стояли всё время здесь, в сенях! Как? – Вы хотите сказать, что проникли в мой дом, когда меня не было?! Да вы… Как вы посмели?! Я обращусь в прокуратуру! В суд!

– На досмотр у нас были санкции соответствующих органов. Так что можете куда угодно обращаться. Всё! Время не ждёт! – отчеканил первый «робот» и подхватил разъярённого Долина за руку.

– Да оставьте меня! – закричал Евгений Фёдорович, пытаясь высвободиться. Это ему не удалось. Второй и третий полицейские (или кто они там были на самом деле) заломили руки Долина за спину и вытолкали на улицу. В глаза ему бросилось, как сосед из дома напротив резко задёрнул занавеску. Его усадили на заднее сидение УАЗа, пригнув голову, как это делают с преступниками, и захлопнули дверцу. Потом он увидел, как один из похитителей (по-другому не назовёшь) вернулся в его дом, минут через десять вышел, прикрыв ворота. На лице его читалась досада. «Ага!» – возликовал Долин, – «Чёрта с два ты там найдёшь!»

Машину трясло на выезде из города. Евгений Фёдорович понял, что его везут к аэропорту, расположенному на границе с Калининском. У него раскалывалась голова, видимо давление подскочило до двухсот. Во рту пересохло. Через час езды он почувствовал теснящую боль за грудиной и дикую жажду. У него потемнело глазах, и он осмелился попросить воды:

– Дайте пить, мне плохо!

Ему протянули бутылку минералки с переднего сиденья, и он жадно стал глотать, одновременно вытирая со лба пот.

– Может, вы мне, ребята, объясните, кому в Москве понадобился старик Долин? Я не сопротивляюсь, но имею же я право знать, в чём меня обвиняют спецслужбы?

Мужик, сидевший рядом с водителем, повернулся к Долину (теперь профессор увидел, что он на самом деле одет вовсе не в чёрное одеяние, как показалось ему сначала, а в обычную серую футболку и камуфляжные лёгкие брюки) и сказал, решив, видимо сжалиться над пожилым пленником:

– Вас, повторяю, не обвиняют, а хотят побеседовать с Вами, как с лучшим специалистом в области генной инженерии. Посоветоваться, можно сказать.

– Но кто?

– Министерство обороны.

– А какая связь между мной, бывшим ученым, и министерством обороны, не понимаю, – спросил Долин, чувствуя, как вернулась боль в висках и снова задавило в области сердца.

– Вы дурака-то не валяйте. Возникла угроза национальной безопасности. Пока она локальная, ограниченная нашей областью, но, кто знает… В Калининске появились монстры, пожирающие людей. Счёт жертв идёт на десятки. Чудовища появляются ночью, приходят, видимо с гор. Либо из пещер, либо из заброшенных штолен.

– Так обыщите эти штольни и пещеры, уничтожьте их! Я-то тут при чём?

– А при том, уважаемый, что эти самые чудовища очень похожи на мутировавших крыс. Почему произошла такая мутация с обычными грызунами, что они выросли до размеров взрослых кабанов и стали охотиться на людей? Может быть учёный-генетик прольёт свет на эту загадку? Не дело ли это человеческих рук? Такая трансформация крысок.

Профессор задумался. Так яростно захотелось поводить за нос этих напыщенных индюков из спецслужб. Он даже ненадолго унял дрожь в коленках, взял под контроль эмоции.

– И что, вы полагаете, что кто-то мог специально этих монстров создать?

– Не мы предполагаем, а правительство.

– Ну… – задумчиво сказал Долин, свободно откинувшись на спинку сиденья, – для того, чтоб это доказать, необходимо иметь как минимум один экземпляр монстра. Ха-ха-ха. У вас он есть?