– С Новым Годом, – сказал Сергей Николаевич.
– С Новым Годом, – сказала Анна Максимовна.
– Триста рублей, – сказал таксист.
– Да-да, – Анна Максимовна порылась в кошельке и вытащила пятьсот рублей. – Вот.
– Без сдачи нет?
– Нет.
– Сейчас сдачу принесу, – вздохнул таксист и отправился к машине.
Сергей Николаевич, нервно улыбаясь, смотрел на Анну Максимовну, стоящую на пороге и придерживающую тяжелую дверь. Домофон отчаянно пищал.
– Ну вот, – он пожал плечами. – Как-то так получилось.
– Да уж, неожиданно, – согласно кивнула она и поежилась. – Холодно, пойдемте в квартиру.
Таксист возвращался со сдачей, когда увидел, что странный пассажир и его знакомая заходят в подъезд.
– Э! Э! А сдача? – замахал он рукой с зажатыми в ней купюрами.
Дверь захлопнулась, и ему никто не ответил. Таксист немного постоял, ожидая, что эти чудики опомнятся, но потом махнул рукой и уехал.
– Чай? Кофе? Шампанское? – спросила Анна Максимовна.
– Только не шампанское, – замотал головой Сергей Николаевич. – Лучше всего черный чай.
Анна Максимовна проявила недюжинную выдержку. Она подождала, пока ночной гость выпьет чаю, и только тогда спросила:
– Ну, что произошло? Рассказывайте. Или вы хотите, чтобы я лопнула от любопытства?
И Сергей Николаевич рассказал, как ему взбрело в голову погулять в новогоднюю ночь; как замерзнув, он решил вернуться и не смог попасть в подъезд, потому что там неожиданно появилась металлическая дверь с домофоном; как ходил по улице туда-сюда, не узнавая окружающее; как увидел свободное такси и поехал к ней, поскольку она знает, что происходит; как таксист отверг его деньги и потребовал нормальные.
– Он сказал, что мои белорусские зайчики не прокатят, – сказал Сергей Николаевич. – Я понимаю, что деньги тут другие, но почему зайчики? Тут нет никаких зайчиков.
Он достал из кармана купюру в пятьсот рублей. На одной стороне было изображение Брестской крепости, а на другой аисты в гнезде. Анна Максимовна вздохнула:
– В нашем мире очень многое не так, как у вас.
Они проговорили всю ночь. Когда за окном начало светлеть, Сергей Николаевич спохватился:
– Мне надо возвращаться, там Несносный один остался.
– Почему Несносный? – спросила Анна Максимовна. – Такой милый песик.
– На самом деле его зовут Гюнтер Шневайс из Долины Грез.
– О!
– Да. Не хухры-мухры. Породистый дальше некуда. Но как-то он напакостничал, и я назвал его несносным. Да так и прилипло.
– Обычно мужчины заводят более крупных собак, – сказала Анна Максимовна.
– Да я никакую не собирался заводить, – ответил Сергей Николаевич, – ни маленькую, ни большую. Тем более такую породистую фитюльку брехучую. Это дочь подарила после смерти жены, чтобы мне было не так одиноко, как она выразилась.
Ранним утром первого января любой российский город кажется вымершим. Изредка промчится такси, развозя по домам полусонных людей, или проедет пустой автобус с грустным водителем, которому не повезло с графиком. Редкие прохожие либо торопятся на работу, которая не останавливается даже в праздники, либо медленно тащатся домой после бурной ночи. Ветер носит по тротуарам конфетти и обрывки дождика, из сугробов торчат остатки фейерверков и петард.
Анна Максимовна и Сергей Николаевич стояли на перекрестке Весенней и Первомайской.
– Портал находится между пятым и седьмым домами, – говорила Анна Максимовна. – От третьего дома начинайте смотреть на носки ботинок и читать про себя какое-нибудь стихотворение.
– А вы что читаете? – поинтересовался Сергей Николаевич.
– Евгения Онегина. «Мой дядя, самых честных правил…»
– А я ни одного стиха не помню. А можно песню бубнить? Ой, мороз или что-нибудь еще?
– Все вам хиханьки, – вздохнула Анна Максимовна. – А Гюнтер Несносный уже всю квартиру вам описал. Бубните что хотите, хоть статьи Уголовного Кодекса.
– Точно, – обрадовался Сергей Николаевич. – Это я помню. Ну я пошел.
– Удачи.
Он опустил голову, уставился на ботинки и пошел вперед, бормоча под нос:
– Статья сто пятая. Убийство. Убийство, то есть умышленное причинение смерти другому человеку…
Он дошел до своего дома, поднял голову и увидел металлическую дверь с домофоном. Вздохнул, повернулся и помахал рукой невысокой фигурке в начале улицы. Фигурка помахала в ответ. Сергей Николаевич опустил голову и повторил попытку.
– Статья сто восьмая…
Дойдя до перекрестка, выпрямился и осмотрелся. Перед ним стояла гостиница «Первомайская». Он снова был в своем мире.
Прошло совсем немного времени, и Сергей Николаевич с Анной Максимовной наладили устойчивое сообщение между двумя мирами. Читая стихи или повторяя положения Уголовного Кодекса, они свободно ходили туда-сюда, стараясь соблюдать меры предосторожности, в первую очередь – не привлекать внимания. Переходы совершались в сумерках, когда возникновение или исчезновение человека на улице можно принять за игру теней. Каждый теперь имел деньги другого мира, мог пользоваться транспортом и совершать покупки.
Анна Максимовна любила ходить в книжные магазины, разыскивать знакомые книги, а потом сравнивать с теми, что были в ее мире. То же самое касалось музыки и фильмов. Сергея Николаевича больше интересовала внутренняя и внешняя политика, он упорно пытался найти тот момент, когда два мира пошли в разных направлениях. Каждый день приносил новые открытия, например, что смартфоны, пронесенные через портал, умирали навсегда, а кнопочные телефоны работали нормально, но только в своем мире и со своей симкой. Сергей Николаевич постоянно экспериментировал с флешками и карточками, пытаясь обмануть портал и протащить информацию на них из мира в мир. Но все его попытки терпели неудачу.
Сергей Николаевич и Анна Максимовна сидели в одном из лучших ресторанов города, пили прекрасное грузинское вино, ели хинкали от шеф-повара и слушали живую музыку. За окном мела метель, редкие прохожие, подняв воротники и капюшоны, сгорбившись быстро шли по улице, стараясь побыстрее добраться до дома, а здесь в «Грузинском дворике» было тепло и уютно. Разглядывая красное вино в хрустальном бокале, Анна Максимовна сказала:
– Знаешь, мне с самого начала очень хотелось узнать, а какая я здесь. Как у меня все сложилось, как я живу. Но я так и не решилась пойти посмотреть.
Она подняла глаза и пристально посмотрела на Сергея Николаевича. Он наклонил голову и улыбнулся.
– Ты ведь все разузнал, правда?
Он кивнул. Она подалась вперед.
– Ну? – нетерпеливо спросила Анна Максимовна. – Рассказывай, не тяни.
Сергей Николаевич вздохнул.
– Видишь ли, Аня, тебя уже нет в нашем мире.
Она отшатнулась.
– Что значит уже нет? Я умерла?
– Да.
– Онкология? – тихо выдохнула Анна Максимовна.
– Нет, – удивленно ответил он. – Почему онкология?
– Сергей, – сердито сказала она, – ты же все подробно разузнал, рассказывай, не тяни кота за хвост.
Сергей Николаевич допил вино, тут же подбежал официант, наполнил его бокал и подлил Анне Максимовне. Дождавшись, когда официант отойдет, Сергей Николаевич начал рассказывать.
– Конечно, я не мог удержаться, чтобы не посмотреть на тебя в нашем мире, и отправился по известному мне адресу. Плана никакого не было, решил действовать по ситуации. У подъезда сидели две пожилые женщины, с которыми я очень мило побеседовал о жильцах дома.
– Как это у тебя получилось?
– Я умею говорить с людьми и получать от них информацию, – усмехнулся Сергей Николаевич. – Ну так вот, они рассказали, что в третьей квартире жили Кормухины, у которых была дочь Анна, но она погибла очень давно, и после ее смерти они продали квартиру и уехали.
– И как же я погибла? – спросила Анна Максимовна.
– Ты разбилась в горах.
– О, Боже! – охнула Анна. – Где, когда?
– На Актру. В 1992.
Анна Максимовна задумалась.
– Да, я была на Актру в 1992 году. Сложность 2А. Восхождение прошло отлично, погода прекрасная, обошлось без травм и проблем. Мишка Теткин даже назвал этот поход санаторно-курортной прогулкой группы здоровья дома престарелых.
Она посмотрела на Сергея.
– А кто тебе сказал про Актру? Вряд ли старушки у подъезда это знали.
– Я посетил турклуб «Альтаир», прикинулся журналистом, осмотрел музей турклуба, побеседовал с его директрисой.
Анна покачала головой.
– Надо же, музей турклуба.
– Да, и очень интересный, между прочим. У них есть Зал Памяти, где я и нашел стенд с твоим портретом и рассказом о том трагическом случае.
Он сделал паузу. Анна Максимовна сердито посмотрела на него и нехорошо прищурилась. Сергей Николаевич выдержал ее взгляд, отхлебнул вина и продолжил.
– В вашей группе была девушка-новичок, совершающая первое восхождение. По большому счету ее не должны были брать в поход такой сложности, но тем не менее, она шла с вами. Когда группа преодолела половину пути, девушка уронила в расщелину каску, которую не смогли достать. Без каски она дальше идти отказывалась.
– Да как можно уронить каску! – возмутилась Анна Максимовна. – Если только снять и бросить нарочно!
Сергей Николаевич пожал плечами.
– И тем не менее. Руководителю группы Александру Фирсову нужно было принять решение и отправить кого-то вниз с этой девицей, естественно, что никто не хотел. И тогда ты отдала ей свою каску, мотивируя тем, что ты опытная и осторожная. Группа пошла дальше. На обратном пути та неопытная девушка сорвалась и утянула тебя за собой. Вас вытащили, но при срыве ты, падая, ударилась головой о скалу. Удар оказался смертельным.
– Кошмар какой, – прошептала Анна Максимовна. – А кто была эта девица?
– Я не знаю, – ответил Сергей Николаевич. – Но я сделал снимок стенда, там фото есть, может узнаешь. Ее фамилия и фамилии остальных участников не упоминались, только твоя и руководителя.
Он вытащил смартфон и начал искать фотографию.
– Зал Памяти сделан в назидательной манере, – добавил он. – Почти каждый несчастный случай показан так, чтобы было понятно, что гибель человека произошла из-за нарушений техники безопасности, халатности, некомпетентности или плохой подготовки.
– Чаще всего так и бывает.
Наконец Сергей Николаевич нашел снимок и протянул смартфон собеседнице. Анна Максимовна увеличила фото группы.
– Девушка была неопытная, значит это не могла быть ни Таня Апухтина, ни Вера Копейкина, они туристы со стажем, и…
Она вдруг замолчала, вглядываясь в старое фото.
– Нет, – сказала Анна Максимовна. – Нет, не может быть. Оля Литвак, собачка наша одноногая. Не может быть.
Она отложила смартфон, взяла бокал с вином. Ее рука немного дрожала.
– Почему «не может быть»? – спросил Сергей Николаевич. – А что было у вас? Она не теряла каску? Не срывалась?
Анна Максимовна покачала головой.
– Нет, она не теряла каску и не срывалась, потому что ее вообще не было в этом походе.
– Вот как! А почему ее не было?
Анна Максимовна мрачно посмотрела на него.
– Потому что я выступила категорически против ее присутствия в группе.
Она замолчала и уставилась в окно. Сергей Николаевич немного подождал и, вздохнув, сказал:
– Теперь я должен вытаскивать из тебя клещами эту историю?
– Да что там вытаскивать. Все просто и банально, – она криво улыбнулась. – После городского Праздника Туризма в турклуб всегда приходило много новеньких, больше половины из которых отсеивались в первые три месяца. Оля пришла с двумя подружками, подружки через некоторое время пропали, а Оля осталась. Она была увлечена не столько туризмом и горами, сколько ребятами из нашей альпсекции.
Сергей Николаевич фыркнул. Анна Максимовна возмутилась.
– Что ты фыркаешь? Знаешь какие тогда у нас парни были? Миша Теткин, Эдик Давтян, Сашка Фирсов…
– Твой будущий муж, да? – вырвалось у Сергея Николаевича.
Она удивленно посмотрела на него и неожиданно расхохоталась.
– Ревнуешь, да? – с трудом сказала она сквозь смех.
Он возмущенно глянул на нее и, осознав комизм ситуации, не выдержал и тоже рассмеялся. Два пожилых человека сидели, смеялись и никак не могли остановиться. Наконец, успокоившись и вытерев выступившие от хохота слезы, Анна Максимовна продолжила:
– Оля старательно ходила на все собрания, тренировки, выезжала за город в мини-походы, но особенных успехов не показывала. У нее вечно что-то не получалось, постоянно требовалась помощь. Тогда-то ехидный Теткин и прозвал ее одноногой собаченькой. И вдруг, когда стали собирать группу на Актру, Оля стала проситься с нами. Ее не хотели брать, Фирсов, как руководитель похода, был сначала радикально против, но она так умоляла, так смотрела жалобными глазами, что он сдался. Я стала ее куратором, мы вместе бегали кроссы, я дополнительно занималась с ней на тренировках. Я честно пыталась натаскать ее, пока Верка мне не сказала, что мне не тренировать Литвак надо, а отгонять ее от Фирсова ледорубом. На тот момент мой роман с Сашкой был в самом разгаре, все были в курсе наших отношений. Я присмотрелась к Оле и поняла, что она действительно вьется около моего Фирсова.
Анна Максимовна замолчала. Она крутила в пальцах тонкую ножку винного бокала и вспоминала тот момент, когда во время воскресного выезда на турбазу зачем-то искала Теткина и, забежав за угол домика, вдруг увидела Сашку и Олю, стоящих рядышком. Литвак положила руку на грудь Фирсова, жалобно смотрела ему в глаза и что-то тихо говорила. Сашкиного лица Анна не увидела, так как тут же отшатнулась назад и спряталась за углом. Постояв несколько секунд, она громко закричала:
– Теткин! Теткин! – и выскочила из-за угла.
Литвак уже не было. Фирсов стоял с растерянным выражением лица и смотрел, как ей показалось, немного виновато. С этого дня энтузиазм Анны по обучению Оли туристическим премудростям резко пошел на убыль.
– Ну так что? – голос Сергея Николаевича вырвал ее из воспоминаний.
– Да ничего, – она вздохнула. – На собрании по окончательному утверждению состава группы, я жестко высказалась против включения Литвак в группу, мотивируя ее плохой подготовкой. Ребята были в недоумении, а девчонки меня поддержали. Литвак убежала в слезах, и больше мы ее в клубе не видели.
– Интересно, – задумчиво сказал Сергей Николаевич, – почему ты не сделала этого в нашем мире?
Анна Максимовна пожала плечами.
– Не знаю.
– Теперь ты рассказывай, – потребовал он.
– Что рассказывать?
– Как я живу в вашем мире.
– Ну почему ты решил, что…
– Аня, – перебил он ее и покачал головой. – Брось.
Она вздохнула.
– Видишь ли, тебя в нашем мире тоже уже нет.
В середине февраля Анна Максимовна улетела к дочери в Австрию. Вернулась через три недели грустная и подавленная, но старательно делала вид, что все нормально. Сергей Николаевич был рад ее возвращению, сам себе удивляясь, он вдруг понял, что скучал без нее. Он сразу заметил, что Аня сама не своя, но с разговорами не лез, считая, что если надо будет – расскажет. Но Анна Максимовна делиться своими переживаниями ни с кем не хотела.