Это была кухня в квартире ее бабушки, то есть в той квартире, где Татьяна жила сейчас. Но все здесь было как много лет назад: стены до половины покрашенные масляной краской, а выше побеленные, окна с деревянными рамами, старая двухконфорочная плита на высоких ножках, плафон из молочно-белого стекла в форме колокольчика, настенный отрывной календарь на картонной подложке с лесным пейзажем. Татьяна подошла к календарю и посмотрела на дату – 20 июня 1973 года.
– Не может быть! – прошептала она.
Отдернув маленькие белые шторки, (бабушка признавала на кухне только такие, на пол-окошка, «деревенские») Татьяна выглянула в окно. Пейзаж за ним был одновременно и знаком, и непривычен. Она уже почти забыла, как выглядела улица в ее детстве. Недавно посаженные березки не доросли еще и до второго этажа, на магазине отсутствовали рекламные щиты, и была только одна вывеска – «Гастроном № 13», на площадке стояла желтая бочка с квасом. По дорожке к дому шла женщина, в одной руке у нее был белый эмалированный бидончик, а другой она держала за ручку маленькую девочку. Ребенок вдруг поднял голову, посмотрел на окна и встретился взглядом с Татьяной.
– Господи, да это же я! – выдохнула Татьяна.
Девочка дернула бабушку за руку и показала на окно, Татьяна непроизвольно отшатнулась и задернула шторки, потом пригнулась и осторожно глянула в щель между ними. Бабушка подняла голову и посмотрела, куда показывала ей внучка. Ничего подозрительного она, похоже, не заметила, о чем и сказала девочке, но ребенок энергично замотал головой, явно не соглашаясь и настаивая на своем.
– Они сейчас придут сюда!
Татьяна заметалась в состоянии близком к истерике. Что делать? Для начала надо убраться из квартиры. Она рванулась в коридор и нечаянно задела чашку с уточкой, стоящую на столе. Чашка упала на пол и раскололась на несколько частей. Татьяна застыла, глядя на нее с каким-то священным ужасом. Потом, аккуратно переступив через осколки, подбежала к двери. От испуга она сначала не могла справиться со старым замком, но потом все же открыла дверь и уже выбежала было в подъезд, но обнаружила, что она босая. Схватив какие-то старые кеды в прихожей, Татьяна выскочила на площадку и аккуратно прикрыла дверь. Тихо щелкнул язычок английского замка. Она быстро поднялась этажом выше и притаилась, все еще держа кеды в руках. Послышались шаги.
– Бабушка, я видела тетю в нашем окне! – со слезами в голосе говорила девочка. – Она на меня смотрела!
– Да не было там никого, – отвечала ей бабушка. – Сейчас зайдем и сама увидишь.
Женщина стала открывать дверь и насторожилась.
– Постой тут, – сказала она девочке. – Я тебя позову.
– Дверь закрыта только на защелку, – догадалась Татьяна. – А она-то закрывала на ключ. Сейчас пойдет проверять квартиру, а меня оставила на площадке на всякий случай.
Девочка, хныкая, стояла у открытой двери. Татьяне очень хотелось посмотреть на себя, но она не решилась. Наконец, бабушка позвала девочку в квартиру и закрыла дверь. Татьяна с облегчением выдохнула, обулась и быстро спустилась вниз. Выйдя из подъезда, она сразу свернула за угол и отправилась в соседний двор. Там она устроилась на лавочке у песочницы и попыталась привести мысли в порядок.
– Объяснение может быть только одно, – рассуждала Татьяна. – Я получила поражение электрическим разрядом, и у меня галлюцинации. А может я умерла?
Она изо всех сил ущипнула себя и, почувствовав боль, немного успокоилась.
– Нет, вроде жива. Значит, я лежу сейчас без сознания на балконе и глючу.
Объяснение было, конечно, неважнецкое, но другого ничего в голову не приходило.
– Что ж, придется ждать, пока я приду в себя, – вздохнула Татьяна.
Она продолжала сидеть на лавочке в какой-то прострации и бездумно водила ногой по песку туда –сюда. Вдруг что-то блеснуло в песке, Татьяна наклонилась и подняла пятнадцать копеек. Находка неожиданно ее обрадовала.
– Ну и какой смысл вот так сидеть? – подумала она. – Бредить так бредить. И вообще мне очень пить хочется.
Она отправилась к магазину и купила маленькую кружку кваса за три копейки. Сжимая в руках влажную тяжелую стеклянную посудину, Татьяна с удовольствием выпила прохладный напиток, а потом отправилась гулять по городу. Она долго бродила по знакомым и одновременно незнакомым улицам, временами пытаясь вспомнить, как это выглядит сейчас. Потом, почувствовав усталость, купила мороженое и отправилась в ближайший скверик. Опустилась на свободную скамейку в тени большой липы и, предвкушая удовольствие, сняла бумажный кружочек со стаканчика.
Татьяна сидела в скверике и ела любимое с детства фруктово-ягодное мороженое. Картонный стаканчик, шершавая деревянная палочка, сладкое удовольствие ценой десять копеек. В детстве Таня с подружками любили воткнуть палочку в середину мороженого, аккуратно вытащить его из стаканчика, получив этакое «эскимо на палочке», и старательно облизывать, роняя сладкие капли тающего лакомства на руки и одежду. Сейчас она не решилась повторить подобное, во-первых, несолидно, а во-вторых, не хотелось пачкаться.
Закатные лучи заливали пространство сквера теплым желтым светом, длинные тени от высоких деревьев пересекали дорожки, мягкий ветерок шелестел листвой. Было тихо, спокойно и уютно. Таня ела мороженое и наслаждалась летним вечером. Ей совсем не было тревожно или страшно, сознание словно включило блокировку: «Это как сон. Всего лишь сон, и скоро я приду в себя и вернусь в реальность». Татьяна смотрела ностальгическое сновидение и ни о чем не думала.
К остановке подъехал автобус, из которого вывалилась толпа людей с корзинами, ведрами и сумками на колесиках.
– Дачники из Никуличей, – подумала Таня.
Огородники разошлись в разные стороны, торопясь домой, чтобы наскоро перекусив, начать переработку выращенного урожая. Татьянино внимание привлекли две женщины, остановившиеся на развилке дорожек недалеко от нее. Худощавая пожилая женщина, поставив на землю два ведра, торопилась дорассказать свою историю собеседнице, невысокой коренастой брюнетке лет тридцати пяти с химической завивкой барашком. Плечи брюнетки оттягивал битком набитый рюкзак, в руках был большой пакет с портретом Аллы Пугачевой полный огурцов. Рядом с женщинами, внимательно слушая, стоял мальчик и держал небольшое ведерко, повязанное сверху белой тряпочкой, на которой проступали красные пятна ягодного сока.
– Клубника, – вздохнула про себя Татьяна. – Сейчас придут и начнут перебирать, и варенье варить. Или компот.
Она невольно передернула плечами, вспомнив про свекровину дачу с клубничными плантациями, и вдруг похолодела.
– Не может быть, – прошептала Татьяна.
Женщина с химической завивкой была никто иная, как ее свекровушка Серафима Игнатьевна собственной персоной, только помолодевшая на несколько десятков лет, с тех пор как Таня видела ее последний раз. Она перевела взгляд на мальчика. Это же Алексей! Этот серьезный светловолосый мальчик, послушно стоящий около матери, – ее будущий муж!