Солнечный свет задорно играл на поверхности заготовки, она красиво мерцала, даря миру вокруг свое излучение…
Петр Петрович чуть подождал. И дождался!
Черно-белая дворовая кошка осторожно вышла из-за помойки, и (как под гипнозом) направилась к заманчивой заготовке.
Где-то на полпути Петр Петрович цепко схватил ее двумя руками, бедняжка дернулась, но вырваться не получилось. Бухгалтер разинул пасть, показав весне острейшие клыки, и вонзил их в шею шипящей кошки.
Петр Петрович откусил голову умирающему животному, с чавканьем опустошил ее, умело обглодав до состояния гладкого черепа, а дальше принялся за тушку…
Совсем скоро сытый бухгалтер выбросил останки кошки в мусорный бак (из-за которого она и появилась себе на погибель).
Петр Петрович с довольной ухмылкой подобрал заготовку и убрал обратно в портфель. Его трапеза закончилась. А обеденное время – еще нет. Теперь можно было и в парке прогуляться…
Дверь этой «истории» с хлопком закрылась. Придется двигаться к другой.
– Ты точно уверена, что мы найдем нужный номер? – спросил Чар с явным сомнением в голосе. Усталости он вообще-то не ощущал, но затянувшаяся процедура поиска стала слегка утомлять.
– Твой номер… – строго подчеркнула Мария. – Найдем. Обязательно найдем. Надо только как следует постараться.
Их старания (пусть и промежуточно) завершились у следующей двери:
Федор Кузьмич Черноведский взял в руки весла и погреб по утренней глади озера. Уключины негромко скрипели, а Черноведский вспоминал…
Вторая мировая, он летает на Як-первом, удачливый пилот-истребитель, почти сразу же после учебки – несколько сбитых немцев в тяжелых боях над Ростовом и Краснодаром, встреча с красивой медсестрой Мариной, любовь на войне, быстрая полковая свадьба…
Федора Кузьмича отвлек всплеск: в пяти метрах от лодки крупный карп закончил охоту (похоже, удачно) и ушел в глубину. Черноведский мрачно глянул в сторону алеющей дорожки рассвета, продолжая грести к своей цели…
Во время боев над Кубанью другие пилоты частенько рассказывали о необычном самолете противника, странном каком-то, ни на что не похожем (будто ворон или орел в полете, но механический и страшный)… Изрядно велось таких разговоров. И не «мессер-БФ», и не «Фокке-Вульф». Не «Хейнкель», не «Юнкерс», не «Хеншель»…
И вот однажды молодой летчик-ас Черноведский повстречал тот самый самолет в воздушном бою.
Отчаянно расстреляв весь боезапас (пушка и пулемет пугливо молчали), Федька-снайпер, как называли его в эскадрильи, остался один на один с этим нечто. А странный самолет врага спокойно лег на вираж, с каким-то невозможным шелестом пропеллера зашел Як-первому справа и расстрелял Черноведского практически в упор… Як задымился и стал падать…
Падение, ранение, госпиталь, медаль «За отвагу»… Долгожданное девятое мая, Победа, всенародная радость…
После войны Марина ушла от него (из-за раннего аборта она не могла больше рожать, а молодому мужу сильно хотелось сына… сложная ситуация, выяснения отношений, ссоры… что ж – не сошлись характерами).
После развода Федор Кузьмич устроился егерем (очень помог дядя Паша, двоюродный брат матери, занимавший важную должность в райисполкоме). Егерем Черноведский и пробыл всю жизнь: работа хорошая, места – просто прекрасные; озеро, лес и луга…
Вот только неделю назад завелась на озере непонятная птица. Не орлан, не скопа, не выпь и не цапля…
Федор Кузьмич думал, что это какой-нибудь болотный лунь, здоровенная злобная самка, но даже в орнитологическом справочнике ничего похожего не нашлось…
Птица устроила себе гнездовье на небольшом островке почти в самом центре доселе мирного озера.
А позавчера эта крылатая тварь убила спаниеля Тимку, верного помощника егеря и, можно сказать, старого друга. Птица подкараулила Тимку на берегу во время вечерней прогулки, схватила когтями, ударила клювом, Тимка закричал (как умеют только собаки прямиком перед смертью), а это чудовище разворотило голову спаниелю, после чего – с издевательским спокойствием полетело в закат…
Проспавшись после похорон и поминок (тихий холмик в красивой чаще леса), Черноведский решил мстить…
Озеро тонуло в мягком рассвете; равномерная работа весел и скрип уключин не давали сбиться, не позволяли дать слабину…
Приблизившись метров на сто, Черноведский навел окуляры бинокля на «хатку» врага… И чуть не отшатнулся: глаза этой мрази смотрели прямо на него… прямо в бинокль. Птица словно стерегла егеря, ожидая дальнейшего хода… И будто улыбалась всем клювом.
Федор Кузьмич убрал бинокль в сумку, протяжно поглядел на воду вокруг. Вздохнул, опять вспоминая… И достал из сумки динамитную шашку.
Предыдущий егерь Сивохин (спивавшийся в местной глуши и повесившийся на развесистом клене) нагреб таких целый ящик (странное эхо финской войны, можно сказать, доставшееся новичку Черноведскому по наследству).
Первую Федор Кузьмич, (как он вдруг подумал – торжественно) запалив, метнул метров за двадцать до этой крылатой уродины. Она сидела в гнезде (похоже, охраняя потомство). И продолжала «скалить» свой клюв…
Егерь не докинул: динамит сдетонировал раньше; взрыв поднял тонну воды (как показалось Черноведскому после произошедшего «начала кошмара»). И птица тоже поднялась в воздух…
Через несколько секунд она спикировала на лодку. Тот странный самолет сразу же возник в памяти Федора Кузьмича. Но сейчас Черноведский был готов к схватке.
Егерь вцепился в птицу, а она вонзила когти в его охотничью куртку (но плотная ткань, ей не пробить, впрочем, хватка сильна, и всё равно больно)…
Человек в лодке освобождает правую руку, чиркает зажигалкой (с нацистским орлом, доставшейся ему по праву победителя в свое время… как солдату освобождения)… Егерь чиркает зажигалкой, успевая увидеть черную птицу, фашистскую свастику и надпись по-немецки на серебряном фоне, загорается фитиль новой шашки. Динамит вот-вот повторно рванет над этой озерной (мертвой) гладью… Лодка тыкается носом в островок, и егерь видит в гнезде какие-то коконы вместо обычных птичьих яиц… Из них наверняка вылупится что-то ужасное… Птица, будто почувствовав что-то, кричит (так и в кошмарах не кричат… или даже после кошмаров).
Второй взрыв разлетелся над озером пылающими ошметками лодки, птицы и человека…
Упитанный карп, почуяв новую добычу (и будто бы с усмешкой на усатой морде), неспешно направился к месту происшествия, уже предвкушая то, что ему перепадет от останков.
Золоченые двери снова закрылись.
Чар и Мария просто молчали, пытаясь в который раз за вечер/ночь осмыслить увиденное… А через какое-то время они наконец-то добрались до последней непроверенной двери на этаже. Вот тут и произошло совсем неожиданное: Чар не смог ее открыть.
– Что за ерунда? – удивился Ли, посмотрев на спутницу. Та только подмигнула парню с невинным выражением на лице… полезла под платье и стала снимать свои трусики. Мария проворно сдернула их до коленок, вышагнула сначала левой ногой, затем правой, после чего приблизилась к заветной двери и, обмотав столь волнующий предмет одежды вокруг дверной ручки, отворила нужный номер.
От этой неожиданной эротичности Чар даже остолбенел. Его щеки покраснели из-за прилива гормонов. А Мария, игриво улыбаясь, надела нижнее белье обратно.
– Ловко, – прокомментировал Ли увиденное. Горничная скромно кивнула в ответ.
Парень и девушка прошли в номер…
Зеленоватый ночник на тумбочке у входа освещал обстановку: помещение состояло из двух комнат: в первой имелась застеленная кровать, кресло, книжный шкаф, шкаф для одежды, небольшой стол у стены, «Подсолнухи» Ван Гога над ним, «Империя света» Рене Магритта чуть левее, плоская лампа у потолка и уже замеченная тумбочка с ночником; дверь во вторую комнату была закрыта.
Чар приблизился к шкафу с книгами. Кодекс Серафини соседствовал с Библией, а «Дьявол» Достоевского и неогримуар «Алхимия реальности» дразнили буквами на корешках. Еще виднелись «Плащ Хастура», «Двойной Эдем», «Зов Ктулху», «Западные Земли», «Хранители небес», «Москва чудес» и прочие произведения…
Книга «Частицы бесконечности» словно приглашала посмотреть на себя поближе. Ли открыл наугад. Рассказ назывался «Дом холода и тьмы».
Мы проходили под сводами промерзшей пещеры; голоса внутри стихли уже давно. Снаружи сменялись минуты, размениваясь секундами дней, лет и веков…
Свечи глаз моей спутницы горели потусторонним обещанием того, что в конце будет хоть что-то хорошее. А катакомбы в снегах заманивали дальше…
За темнотою поворотов ютились другие путники, вмерзшие в лед-утробу, как странные зародыши будущих призраков. Зрелище печальное и почти пророческое…
– Ты вообще знаешь, что с нами случится? – Тихий вопрос моей спутницы заиграл тенями на стенах. Ее взгляд продолжал подсвечивать нам дорогу. Я молча кивнул, но сам не понял – утвердительно или нет.
Коридоры пещеры ветвились, змеясь и словно бы смеясь над теми, кто шел здесь до нас: несчастные искатели, забывшие о прошлом, глупые и самонадеянные…
Преодолев морозность новых переходов, мы набрели на Камни Морока, которые лежали друг на друге в центре угрюмой залы. Они лучились желтым светом, гораздо более мягким, чем взгляд моей спутницы…
– Возьмешь один на память? – она обошла каменную конструкцию, как будто выбирая. – Самый маленький?
Я улыбнулся, но ничего не сделал. И мы продолжили путь…
Еще несколько поворотов и закутков; чужеродная тьма совсем рассеялась – вот мы и вышли на воздух. Огненные горы за нашими спинами медленно гасли; открытый простор лежал впереди…
Красный снег под ногами лишь слегка отдавал белизной. А небо накинуло шаль облаков, холодных и серебристых. Ветер скользил по долине. Мы двинулись вслед за ветром…
Вокруг не было почти ничего; редкие осколки леса и островки степи со старыми крестами. А красный снег скрипел под нашими ногами…
День умирал, степенно начинался вечер. Все звезды вышли посмотреть…