Знание в контексте

Глава 3
Знание как истинное обоснованное мнение и случаи Гетье

В этой главе, основываясь на ЭСЗ Уильямсона и философии позднего Витгенштейна, мы утверждаем, что знание есть «успешное» мнение, то есть истинное обоснованное мнение при условии, что эпистемический «провал» между обоснованием (мнением) и фактом (знанием) закрыт «прагматически» в смысле витгенштейновской проблемы следования правилу. Фундаментальным эпистемическим правилом (нормой) для мнения является знание. Эпистемический провал возникает тогда и только тогда, когда эта норма не удовлетворяется. Так называемые случаи Гетье имеют прежде всего концептуальный статус. Они указывают на то, что стандартное определение знания как истинного обоснованного мнения что-то упускает из виду. Мы сближаем нашу экстерналистскую точку зрения с интерналистской точкой зрения С. Хетерингтона, согласно которой знание есть истинное обоснованное мнение, при условии, что осознаётся всякое в эпистемическом смысле специфическое обстоятельство, то есть обстоятельство, которое будучи неосознанным, исключает знание.

Введение

Согласно стандартному определению знания, знание – истинное обоснованное мнение. Однако, согласно Гетье, в некоторых специфических случаях истинное обоснованное мнение может не быть знанием [1] (cм. также [2–11]). Как мы показали в Части 1, причина в том, что стандартное понятие обоснованности не гарантирует истинность обоснованного мнения и знание. Обоснованное мнение может быть ложным или истинным, но не знанием, а, так сказать, дефектным «знанием», то есть отклонением от знания.

Существуют квазистандартные или улучшенные стандартные определения знания. Здесь мы лишь перечислим некоторые из них (подробнее см. Раздел 1.4. Главы 1 Части 1 См. также, например, [2; 6; 12–18]). Для Б. Болла знание – нормальное мнение. При этом определение знания как истинного обоснованного мнения сохраняется, а понятие обоснования таково, что обоснованное мнение с необходимостью истинно [12]. Согласно Дж. Турри, знание – истинное мнение, в котором проявляет себя интеллектуальная способность субъекта, являющаяся источником эпистемического обоснования его мнения. Для него стандартное определение знания является почти правильным [13]. В. Селларс полагает, что определение знания как истинного обоснованного мнения «в основном правильное», а знание располагается в логическом пространстве рациональных оснований [14, § 36]. Р. Фоли, напротив, не считает, что наличие знания требует наличия рациональности/обоснования. Согласно ему, истинное мнение субъекта S, что р, является знанием, что р, если и только если субъект S не упускает из виду никакую «адекватную» информацию, «важную» истину [15]. М. Ханнон считает, что определение Фоли является круговым [16]. Круговое информативное определение знания предлагает С. Хетерингтон. Для него знание есть обоснованное истинное мнение, при условии, что обоснование включает в себя осознание любого такого обстоятельства, без осознания которого, знание отсутствует [17, р. 219].

В разделе 1 мы предлагаем наше определение знания как «успешного» мнения, то есть истинного обоснованного мнения, при условии, что эпистемический «провал» между обоснованием (мнением) и фактом (знанием) закрыт «прагматически» в смысле витгенштейновской проблемы следования правилу. В разделе 2 мы излагаем подход С. Хетерингтона и сравниваем его с нашим подходом ([17; 19; 20]. См. также [18–27]). Два подхода имеют сходства. Кроме того, мы указываем, что нашу точку зрения на знание подкрепляет и подход Болла [12].

1. Знание как успешное мнение

Мы предлагаем следующее определение знания: Знание – истинное имплицитно или эксплицитно обоснованное мнение, при условии, что эпистемический «провал» между обоснованием (мнением) и фактом (истиной, знанием) закрыт прагматически. Эквивалентным образом можно сказать, что знание есть успешное мнение, то есть такое мнение, что провал между ним и соответствующим фактом (истиной, знанием) закрыт. Исследование возможного «провала» предполагает исследование очевидности и обоснования для мнения. Как следствие, второе определение преобразуется в первое.

Поясним наше определение знания, а также сделаем несколько терминологических замечаний. (1) Мы говорим о «провале» между обоснованием или мнением, с одной стороны, и фактом, истиной или знанием, с другой стороны. (2) Термин «провал» отсылает к проблеме «объяснительного провала» в философии сознания. Мы считает, что для решения своих проблем эпистемология нуждается в философии сознания: знание в конечном итоге является «феноменологическим» в широком смысле; оно и применяемые для его выражения концепты не отделимы от соответствующего опыта. С другой стороны, в философии сознания сама проблема «объяснительного провала», или, как ещё говорят, «трудная проблема», частично является проблемой эпистемологической – проблемой описания, объяснения или познания феноменальных состояний сознания. Мэри, которая провела всю свою жизнь в чёрно-белой лаборатории и теоретически изучила всё, что касается цвета и цветового опыта, не будет знать, как выглядит красная роза или как испытывается феноменальный опыт красного. Для этого у него не будет соответствующих перцептивных и феноменальных концептов. Её теоретические концепты слишком бедны. (3) Мы также считаем, что для решения своих проблем эпистемология нуждается в философии языка. Мы говорим о «прагматическом» закрытии провала. Прагматическое закрытие провала не есть некий субстанциальный акт, а отсылает к проблеме следования правилу и означает, что, на самом деле, нет никакой проблемы провала (в случае корректного следования правилу провал закрыт изначально), а также нет (общего или в конечном итоге) (мета)правила для следования правилу (следовательно, нет (общего или в конечном итоге) (мета)правила, позволяющего установить нарушение следования правилу). Другими словами, мы принимаем тезис Уильямсона о первичности и неанализируемости концепта знания: сначала знание! [28–31]. Философия языка необходима также потому, что знание выражается или может быть выражено в виде суждения или утверждения. Мы определяем суждение как применение концептов, а утверждение как обоснованное суждение. (4) Ранее мы показали, что проблема объяснительного провала в философии сознания может быть понята в терминах проблемы следования правилу, то есть может быть терапевтически «растворена» [32]. Аналогичным образом, как мы считаем, может быть понята проблема знания – проблема эпистемического провала в эпистемологии. Реальность и знание (мысль, концепты) относятся к разным категориям: знание (мысль, концепты) идеально. Знание может быть выражено в виде суждения или утверждения, употребление которого неотделимо от соответствующего опыта, укоренено в реальности (это особенно очевидно в случае устоявшегося знания и соответствующих устоявшихся суждений и утверждений). Это результат естественного развития языка и его практического употребления. Таким образом, в конечном итоге «проблема провала» оказывается псевдопроблемой. Аналогичным образом, Ж. Бенуа критикует эпистемологическую «проблему доступа» сознания к реальности как псевдопроблему. На самом деле, мы уже в контакте с реальностью, сами являемся её частью [33]. (5) Знание предполагает «контакт» с реальностью, «укоренённость» в ней. Поэтому концепция реальности и идея укоренённости концептов в реальности должны играть существенную роль в эпистемологии. Не нормированную (не концептуализированную) реальность – непосредственный чувственный опыт – мы называем ощущаемым/чувственным (фр. le sensible). В частности, не нормированный (не концептуализированный) визуальный опыт есть визуальное ощущаемое, сама реальность. (6) Мы употребляем термины «обоснование» и «очевидность» как взаимозаменяемые. Строго говоря, обоснование супервентно над очевидностью. Но с точки зрения евиденциализма мнение обосновано тогда и только тогда, когда оно подкрепляется адекватной очевидностью [34, p. 49]. Тогда определение знания как истинного мнения с обоснованием оказывается эквивалентным определению знания как истинного мнения с адекватной очевидностью. Последнее определение знания употребляет, например, Р. М. Чизольм [35]) Мы принимаем тезис Уильямсона, что очевидность (в данном контексте) есть всё имеющееся (в данном контексте) знание. Рассматриваемый «провал» есть, таким образом, провал в очевидности. (7) Мы принимаем определение знания Уильямсона как наиболее общего фактивного ментального состояния и интерпретируем его в терминах нашего определения знания как успешного мнения. Условие фактивности соответствует «условию» закрытия эпистемического провала [28].

Наше определение знания является нередуктивным (круговым) определением знания, поскольку условие «закрытия эпистемического провала» означает наличие знания, апеллирует к концепту знания. Круговое определение, однако, не является порочным, а является информативным. Оно указывает, каким образом «провал» между знанием и незнанием может быть уменьшен и, в принципе, сведён к минимуму, а также, как сказано выше, отсылает к проблемам следования правилу и объяснительного провала.

Концепт знания первичен, не анализируем в терминах более фундаментальных концептов. Другие эпистемические концепты анализируются в терминах знания. Првичность концепта знания также означает, что первично различие между знанием и незнанием, идентификация знания или незнания. В то же время мы можем ошибаться в идентификации случаев знания и незнания, то есть в применении концепта знания. Внимательный анализ этих случаев позволяет минимизировать возможную ошибку. Это анализ очевидности.

Согласно принятой здесь евиденциалистской позиции, истинное мнение, если оно подкреплено очевидностью, есть обоснованное истинное мнение. Обоснование может быть более или менее полным (очевидность – более или менее адекватной). Неполнота обоснования означает наличие эпистемического провала между ним и фактом. Чем полнее обоснование (очевидность), тем меньше соответствующий провал и тем легче приобрести (в случае его первоначального отсутствия) или «идентифицировать» (в случае его наличия) соответствующее знание. При этом употребление концепта знания не может быть исключено (определение круговое), но при возрастающей роли обоснования/очевидности, риск отклониться от знания или допустить ошибку в его идентификации уменьшается и, в принципе, может быть сведён к минимуму.

Вышесказанное предполагает, что концепт знания может быть применён как в «акте» приобретения знания, так и в акте его идентификации (идентификации инстанциаций знания) как знания. В том случае, если субъект просто приобретает или уже имеет знание, мы говорим об инстинктивном знании. В том случае, если он идентифицирует своё знание как знание, то есть рассматривает своё знание как эксплицитно обоснованное истинное мнение, являющееся знанием (провал закрыт), мы говорим о рефлексивном знании. Уильямсон, например, не делает различия между инстинктивным знанием и рефлексивным знанием. Но он отвергает КК-принцип. Можно знать и не знать, что знаешь. В этом случае мы говорим об инстинктивном знании. В инстинктивном знании обоснование имплицитно. Полное обоснование, в случае если провал закрыт, совпадает со знанием.

Мы принимаем тезис Уильямсона, что знание есть конститутивная норма для мнения и утверждения. Тривиальным образом, знание есть норма для знания. Знание имеет место тогда и только тогда, когда концепт знания применяется корректно. Задание концепта эквивалентно заданию его устоявшихся применений, между которыми имеется семейное сходство. В частности, это относится к концепту знания. Поэтому очевидность как всё имеющееся знание есть норма/правило для нового знания. Мы также говорим о ней как об укоренённом в реальности витгенштейновском правиле. Успешное (корректное) его применение даёт новое знание. При этом очевидность, то есть всё имеющееся знание, расширяется.

Витгенштейновское правило применяется корректно тогда и только тогда, когда его применение имеет обоснование пост фактум. Теоретическое обоснование никогда не является полным. В конечном итоге «провал» между ним и знанием закрывается «прагматически». Отсутствие принципиальной возможности обоснования пост фактум истинности истинного мнения означает отсутствие знания. Это можно трактовать как отсутствие достаточной очевидности. Prima facie случаи Гетье суть специфические случаи отсутствия обоснования пост фактум. Они относятся к ситуациям, которые внешне схожи с теми, в которых, как правило, знание присутствует. Парадигматическое «знание» (в отличие от знания логического) может оказаться ложным (в этом смысле мы фаллибилисты), то есть незнанием, и, следовательно, непарадигматическим. Соответственно, парадигматическое «знание» может оказаться незнанием, даже если оно истинно, если оно истинно случайно, и, следовательно, непарадигматическим, а специфическим случаем. Условие аутентичности (удовлетворение норме знания) в этих случаях будет нарушено.

2. Сравнение с позицией С. Хетерингтона

Согласно С. Хетерингтону: «Знание всегда лишь обоснованное истинное мнение. И обоснование включает в себя осознание любого такого обстоятельства (даже если оно единственное), без осознания которого, знание отсутствует» [17, р. 219]. Упомянутое обстоятельство и есть «обстоятельство Гетье». Будучи осознанным, оно перестаёт им быть.

Это «компатибилистский подход», в рамках которого существование «гетьеризованных мнений» не противоречит пониманию знания в терминах истины, мнения и обоснования. Более того, Хетерингтон также утверждает, что иногда «случаи Гетье» могут быть интерпретированы как случаи знания, а не незнания [2, ch. 3; 17; 19–20; 22, ch. 3]. «Гетьеризованное мнение» – это истинное хорошо (но не в совершенстве) обоснованное мнение, которое не есть знание вследствие некоторых специфических обстоятельств – «обстоятельств Гетье». Хетерингтон называет своё определение знания нередуктивным, интерналистским и «файллибилистским» (от слова «failable»). (Термин «файллибилим» (faillibilism) – неологизм.) Определение нередуктивно, поскольку оно предполагает употребление концепта «знание». Тем не менее, определение информативно, так как оно апеллирует к мнению, обоснованию, истинности, а также «осознанию любого такого обстоятельства (…), без осознания которого, знание отсутствует».

Важно отметить, что требуется принять во внимание не все обстоятельства данной эпистемической ситуации относительно предложения р, а лишь те, которые в случае их игнорирования, оказываются обстоятельствами Гетье, то есть «гетьеризуют» мнение. Принятие во внимание всех обстоятельств достаточно, но не необходимо для наличия знания, что р. «Осознание» тех или иных конкретных («специфических») обстоятельств может быть необходимым и достаточным для наличия знания. Поэтому Хетерингтон рассматривает своё определение как интерналистское. Он пишет: «Решение предусматривает, что знание есть истинное и обоснованное мнение. К тому же оно предлагает рассматривать обоснование как включающее в себя некоторую черту, которая сама частично характеризуется в терминах знания. Эта концепция полностью интерналистская, потому что моё описание этой черты полностью интерналистское» [17, р. 215].

Как известно, Гетье рассматривает мнения, которые имеют хорошее, хотя и не совершенное, обоснование [1]. То есть понятие обоснования таково, что обоснованное мнение может оказаться ложным. Это значит, что гетьеризм предполагает фаллибилизм: знание не является абсолютно достоверным. «Файллибилизм» (faillibilism – термин Хетерингтона (см., например, [17; 20; 27]) обобщает фаллибилизм: знание файллибилистское, если и только если существуют эпистемически доступные возможные миры, в которых знание отсутствует (в частности, в случае фаллибилистского знания существуют миры, в которых мнение ложно). В частности, могут существовать миры, в которых знание отсутствует, потому что некоторое конститутивное условие для знания в них не удовлетворяется. И это так, несмотря на истинность соответствующих мнений в этих мирах и почти полную схожесть их с актуальным миром, в котором имеет место знание. В отличие от фаллибилизма, файллибилизм объясняет возможность незнания даже в том случае, если мнение истинно во всех возможных мирах. Фаллибилизм, согласно Хетерингтону, не может объяснить, почему гетьеризованное мнение, будучи всегда истинным, не является знанием.

Определение Хетерингтона имеет сходства с нашим определением знания, согласно которому знание – обоснованное истинное мнение при условии, что, эпистемический «провал» между обоснованием (очевидностью) и фактом/истиной закрыт. Так же, как и определение Хетеренгтона, наше определение является нередуктивным. Упомянутый «провал» закрыт тогда и только тогда, когда есть знание. Тем не менее, оно информативно, то есть позволяет анализировать конкретные случаи знания и незнания. «Осознание любого такого обстоятельства (…), без осознания которого, знание отсутствует», очевидно, соответствует нашему условию «прагматического закрытия провала». Наличие «провала», то есть некорректное применение правила для знания, или отсутствие обоснования post factum для этого применения, означает непринятие во внимание («неосознание») некоторых важных для наличия знания обстоятельств. В случае если мнение истинно и достаточно хорошо эпистемически обосновано, это означает непринятие во внимание («неосознание») «специфических обстоятельств» (или специфического обстоятельства), то есть обстоятельств Гетье. В отличие от Хетерингтона, мы не считаем, однако, наше определение знания интерналистским. Хотя осознание того или иного обстоятельства может быть необходимым и достаточным для наличия знания, в конечном итоге «провал» между обоснованием и знанием закрывается «слепо». Проблема следования правилу не решается чисто интерналистским или чисто экстерналистским образом, а «растворяется».

Хотя Хетерингтон называет обстоятельства Гетье «специфическими обстоятельствами», он в то же время выражает сомнение в том, что различие ними и другими обстоятельствами может быть полностью и независимо описано [17, p. 215]. Мы согласны с ним, поскольку полагаем, что так называемые случаи Гетье имеют прежде всего концептуальный статус. Они указывают на то, что стандартное определение знания как истинного обоснованного мнения что-то упускает из виду. На наш взгляд знание имеет контекстуально-нормативное измерение. В рамках подхода Хетерингтона это проявляется в том, что не все факты имеют одинаковое эпистемическое значение, внимание обращается не на все обстоятельства, а лишь на те, на которые следует обратить внимание. Предположим, например, что субъекты «А» и «В» информированы о 90 процентах всех обстоятельств своих эпистемических ситуаций. Обе ситуации содержат обстоятельства Гетье С_А и С_В. Отличие между субъектами в том, что А информирован об обстоятельстве С_А, тогда как В не информирован об обстоятельстве С_В. В результате А имеет знание, тогда как у В знание отсутствует. Мнение субъекта «В» оказывается гетьеризованным. Если бы А не знал о наличии С_А, его мнение тоже было бы гетьеризовано (обстоятельство С_А было бы обстоятельством Гетье). (Это пример Хетерингтона [17, p. 207].) Таким образом, некоторая незначительная по объёму дополнительная информация может оказаться значительной в эпистемическом смысле и даже (необходимой и) достаточной для закрытия «провала» между знанием и незнанием. Если субъект знает, что некоторое обстоятельство есть обстоятельство Гетье, оно автоматически перестаёт им быть.

Так же, как и Уильямсон, мы считаем, что нормой для мнения является знание, и, следуя Бриану Боллу, интерпретируем это положение следующим образом: Вы должны (ought) верить, что р, тогда и только тогда, когда Вы знаете, что р [12; 28]. В частности, если мнение, что р, ложно, Вы не должны верить, что р. Поэтому знание для нас есть успешное мнение, то есть мнение, удовлетворяющее своей фундаментальной эпистемической норме. Знание имеет место тогда и только тогда, когда правилу/норме «знание» следуют корректно, когда «провал» между знанием и соответствующим мнением закрыт. Концепт знания первичен. Наличие или отсутствие знания в конкретных ситуациях первично и не может быть объяснено, исходя из более фундаментальных условий. (См. также раздел 1 выше.)

Норма «знание» для мнения применяется в том или ином контексте в рамках витгенштейновской «языковой игры», или явления. С другой стороны – и это другая сторона той же самой медали – знание, соответствующие мнение, обоснование и норма/правило знания укоренены в реальности, в соответствующем факте, что делает обоснование полным. Наша интерпретация знания и случаев Гетье обращается к критике стандартной феноменологии, предложенной Ж. Бенуа [36]. Согласно Бенуа, явление (фр. phénomène) нормативно. Принятие во внимание нормативности явления означает в то же самое время принятие во внимание его (и его нормы) укоренённости в реальности, опыте. Явление (феномен) не «Данное» в некотором субстанциальном смысле. Оно есть истинное или ложное применение некоторой нормы. Отметим, что в то же время мы отвергаем радикальный контекстуализм. Норма для знания не может варьироваться произвольным образом. Между всеми инстанциациями знания должно быть семейное сходство. В противном случае следует говорить о разных концептах знания.

«Гетьеризованность» не «дана». Необходимые и достаточные условия для случаев Гетье не существуют. Гетьеризованные мнения суть случаи некорректного применения концепта знания, нормы для мнения. Это случаи нарушения нормативно-причинной связи между мнением (обоснованием) и фактом. В таких случаях отсутствует обоснование истинности мнения (веридического экспланандума) post factum. Поэтому обоснование истинного мнения нельзя считать полным. (См. также раздел 1 и Главу 1 Части 4.) Мы разделяем точку зрения Хетерингтона, что в конечном итоге функция случаев Гетье лишь в том, чтобы напоминать нам о нередуктивности определения знания [17, p. 223]. И это согласуется с файллибилистской точкой зрения, что знание не может быть гарантировано, даже при всё возрастающем осознании эпистемических обстоятельств. Хорошо-но-не-в-совершенствеобоснованное истинное мнение может не быть знанием. «Осознание» важного обстоятельства, о котором говорит Хетерингтон в своём определении знания, не характеризуется в субстанциальных терминах. Оно не добавляет никакой эпистемической «материи» к концепции знания как обоснованного истинного мнения. В свою очередь мы говорим о том, что закрытие провала есть результат следования правилу, а не субстанциальный акт. На самом деле, нет никакой проблемы провала (в случае корректного следования правилу провал закрыт изначально), а также нет (общего или в конечном итоге) (мета)правила для следования правилу (следовательно, нет (общего или в конечном итоге) (мета)правила, позволяющего установить нарушение следования правилу).

Если обстоятельства Гетье не могут быть определены, так сказать «субстанциализированы», во всяком случае полностью, они как бы остаются недоопределёнными. Именно поэтому, как нам кажется, по крайней мере в некоторых случаях, они могут быть интерпретированы либо как собственно обстоятельства Гетье, при которых знание отсутствует, либо как случаи наличия знания [17; 20].

Согласно Хетерингтону, не только редуктивный анализ знания невозможен, но невозможно и его редуктивное объяснение или теоретическое понимание. Даже если предположить, что гетьеризованные мнения не есть знание, теоретическое объяснение того, что данное гетьеризованное мнение не есть знание в силу того, что оно гетьеризовано, невозможно. «Гетьеризм», утверждающий, что с необходимостью мнение не есть знание, благодаря свойству своей гетьеризованности, наличие которого и позволяет объяснить отсутствие знания, ложен, по крайней мере, на метаэпистемологическом уровне [17, р. 43–46]. В наших терминах, невозможно определить или объяснить закрытие «провала» между мнением и знанием чисто теоретически, выявить сущность знания или сущность гетьеризованности в смысле их редуктивных определений. Всякое объяснение того или иного закрытия провала является обоснованием пост фактум (если оно имеет место), неполно, и бесконечно варьируемо. В конечном итоге оно укоренено в факте. Именно эта укоренённость не может быть объяснена или описана теоретически. Это значит, что в каждом конкретном случае Гетье объяснение отсутствия знания, как обязанное гетьеризованности, может быть лишь частичным. То же самое объяснение в другой ситуации может оказаться непригодным. Следовательно, оно не может рассматриваться как подлинное и полное теоретическое объяснение.

Заметим, что речь идёт не только об отсутствии общего теоретического определения знания или общего теоретического объяснения его отсутствия в случаях Гетье, но и о том, что отсутствие знания в каждой конкретной ситуации Гетье, строго говоря, также не может быть объяснено теоретически. На самом деле, если объяснение непригодно в общем случае, оно не может рассматриваться как исчерпывающее и в частном случае. Поскольку, вообще говоря, нет (мета)правила для следования правилу. Это значит, что не следует заменять общее определение знания более конкретным его определением, полученным, исходя из анализа конкретных случаев знания и незнания. Такое более конкретное определение знания будет иметь ограниченную область применимости. Хетерингтон в свою очередь считает, что мы не нуждаемся в конкретной теоретической характеризации каждой инстанциации знания. Он пишет: «Моё предложение предполагает, что мы не нуждаемся в какой-либо дальнейшей теоретической характеризации того, что происходит, в каждой инстанциации знания. На общем теоретическом уровне мы должны лишь сказать, что знание присутствует частично потому, что обоснование в его рамках включает в себя осознание всего того, без осознания чего знание бы отсутствовало» [17, р. 220]. В наших терминах, тавтология «знание присутствует потому, что присутствует знание» информативна, поскольку «присутствует знание» относится к уменьшенному, благодаря наличию обоснования, «провалу».

Наше определение и определение Хетеренгтона минимальны и поэтому универсальны. Более конкретные определения знания, например, определение знания как истинного мнения, удовлетворяющего условию безопасности и/или условию подходящего применения когнитивных способностей, имеют ограниченную область применимости и всё равно в конечном итоге будут нуждаются в выполнении условия «закрытия провала» («осознания» соответствующего обстоятельства). Мы разделяем точку зрения Хетерингтона, что в основе эпистемологических интуиций о безопасности мнения и компетентного применения эпистемических способностей лежит более фундаментальная «интуиция нормальности» (normality intuition). Хетерингтон, в частности, цитирует Г. Брэдфорда (Gwen Bradford), утверждающего, что знание возникает «нормально», есть «нормальная составляющая нормально функционирующего мира» (поэтому оно не есть «достижение», как полагает эпистемология способностей) [17, р. 94]. В случаях Гетье, согласно Хетерингтону, мнение, обоснование и истина комбинируются «ненормальным», странным образом. Поэтому в таких случаях знание отсутствует.

В этой связи упомянем, что для Б. Болла знание есть (дохастически) нормальное мнение – мнение, сформированное нормально функционирующим в смысле теории Р. Милликан когнитивным механизмом, то есть механизмом, функционирующим так, как он функционирует в тех случаях, для которых он был выработан в результате естественного отбора [12; 37]. В свою очередь мы предположили, что «собственные функции» Милликан играют роль витгенштейновских правил, в соответствии с которыми механизм функционирует «нормально» [32]. Для Болла мнение нормально тогда и только тогда, когда оно удовлетворяет норме знания: ты должен (ought) верить, что р, тогда и только тогда, когда ты знаешь, что р. Это эквивалентно эпистемической допустимости мнения, то есть его эпистемической обоснованности в смысле наличия «права быть уверенным» (the right to be sure [38]) в истинности мнения, верить правильно, допустимым образом (в случаях Гетье мнение субъекта не является допустимым). Определение знания как истинного обоснованного мнения у Болла сохраняется. При этом понятие обоснования таково, что обоснованное мнение с необходимостью истинно. Очевидно, что позиция Болла подкрепляет нашу точку зрения на знание.