Read the book: «Закон абордажа»
У Зла есть только одна сила – та, которой наделяем его мы.
Р. Брэдбери
...И вспомни, Боже, что судно наше так мало, а море Твое так велико...
Старинная молитва моряков
ХРОНИКА ПЕРВАЯ
СЫНОВЬЯ СМЕРТИ
Жил однажды на свете Дьявол:
По морям-океанам плавал…
Наталья О'Шей (Хелависа)
Глава 1
Год 3342 от Возведения Первого Храма. 12 число месяца Аркат.
Материк Иннис-Тор. Великое Зеленое Море. Остров Ледесма.
Владения королевства Хойделл. Стормтон.
…Сквозь черный смоляной дым пробивалось кровавое зарево разрастающегося огня. Окружающее тряслось и шаталось, казалось, весь мир вертелся и приплясывал в диком танце смерти.
Казалось, не было уже ничего во вселенной, кроме огня, грома, свиста раскаленных ядер, чертящих багровые дуги в серой полумгле порохового дыма, и треска разгорающегося пламени. Словно «Альбатрос» вместе со своей командой угодил в пятнадцатый ярус преисподней, где обречены вечно сражаться и умирать трусы, дезертиры, мародеры и предатели – хотя они не были ни теми, ни другими.
Просто им не повезло – как не повезло бы любому флейту, взятому в клещи галеоном и фрегатом.
Корабль сотрясался от залпов, и ничего не разглядеть было в дыму; и из дымной пелены с шипящим свистом и воем прилетали вражеские ядра.
Удар и треск – ядро обычное.
Удар и негромкий шипящий хруст – ядро раскаленное, входящее в восьмидюймовый борт, как в масло.
Летящие сверху обломки, канаты, рваная парусина – цепной книппель.
Щепки и лохмотья – картечь.
Видно, командир эгерийцев был сегодня не в духе, раз не заботился о сохранности трофея, твердо решив доконать ненавистного капера.
Самое удивительное – «Альбатрос» находил в себе силы огрызаться.
Еще бухали под палубой его пушки, еще пытались что-то сделать с рваными парусами и снастями матросы, еще зачем-то бестолково размахивали абордажными крючьями морские пехотинцы на баке…
Но к Домналлу это все уже не имело отношения. Бессмысленно было метаться, выкрикивая команды, бегать, спотыкаясь об обломки и трупы. Умереть можно и без этого. Треск ломающегося дерева и треск огня, шипение падающих в воду горящих обломков, хриплый вой эгерийской трубы…
Наверху с треском лопнули канаты, и тяжелый обломок реи рухнул на палубу – а рядом с глухим стуком ударился о палубные доски упавший с мачты матрос со снесенной половиной черепа.
И почти сразу на палубу шлюпа упало несколько бочек, наполненных порохом и гвоздями. Взрыв разнес во все стороны начинку – гвозди, не хуже картечи скосили всех, кто еще смел сопротивляться…
Горели снасти; горели деревянные обломки, горели лохмотья парусов.
И вот из порохового дыма выдвинулась высокая тень вражеского фрегата. Абордажный крюк перелетел через фальшборт и намертво впился в дерево.
Потом что-то ударило по затылку, и палуба поднялась дыбом и бросилась в лицо…
* * *
Он лежал ничком, уткнувшись в смятую подушку.
Было тихо, так тихо – только тонкий звон в ушах...
Пробормотав вполголоса ядреное морское проклятие Хамирану и всей родне его, капитан Домналл поднялся, чувствуя, как дико болит голова.
Прохладная, облицованная панелями красного дерева комната на втором этаже маленького особняка на улице Святого Брандана, что служил ему жилищем, казалось покачивалась, словно палуба.
Затылок буквально трещал, и капитан не мог удержаться – исподтишка запускал пальцы в волосы, ощупывая место удара, где даже шрама не ощутили его пальцы…
Лекарь на корабле дона Ронкадора был отменный – из пленных хойделльцев помниться умерло лишь трое.
Нет, вторая бутылка рома, выпитая вчерашним вечером, была все же лишней!
Медикус кстати ведь предупреждал – хмельным после такой раны увлекаться не след...
Он привычно, поднялся, и позвонил в колокольчик, призывая лакея с умывальными принадледжностями.
Приведя себя в порядок, и распорядвишись насчет завтрака, Домналл прошелся по второму этажу жилища, в коем обретался. Покои командора состояли из четырех комнат.
Кабинет с книгами, картами, астролябиями и коллекцией оружия.
Спальня, с широкой кроватью. Вторая спальня – на всякий случай. И гостиная, где принято было встречать гостей, а в иное время – принимать пищу.
Зайдя в кабинет, командор некторое время изучал висевшие на стене клинки.
Кое-что было взято им в боях а что-то куплено в лавках оружейникво или у кабатчиков – видать оставленное в залог пропившимся до последних штанов моряками.
Мощный нордландский палаш, тяжелый широкий обоюдоострый. Привезенный кем-то из за Бескрайнего океана сянский каплианг, изящно выгнутый – его Домналл вытащил из окостеневшей руки поверженого корсара. Пикаронский боевой нож ка-бар; арбоннская офицерская сабля с вызолоченным и богато украшенным эфесом заканчивающаяся головой дракона. Вторая сабля – эгерийская, где на эфесе было почему-то изображение скачущего на коне всадника и надпись латинскими буквами "Виват кабальеро" – золотом на вороненой стали. В центре всего этог оружейного великолепия висел скромный сайдсворд – семейная реликвия, единственное, что сохранилось после пожара старого поместья.
Позавтракав на скорую руку, Домналл встал из-за стола и отправился к себе переодеваться в мундир. Слуги начали тихо и слаженно прибираться, что было несложно, поскольку офицер обитал тут один. Вернее, с двумя темнокожими слугами – лакеем Грорном и кухаркой Эллис, при которой поваренком и помощником для всяких мелких дел состоял ее сын Анго – десятилетний мальчик недурно играющий на флейте. Эти трое и вели его дом, отлично спарвляясь – да правду сказать больше было и не нужно. Ведь – основная часть жизни командора проходила на службе: либо на бастионах, либо в море.
Как-никак, он заместитель начальника гарнизона и дел у него немало!
Конечно, Стормтон хорошо укреплен, но Элл бережет береженого. Известны были случаи, когда отчаянные пираты совершали, казалось бы, невозможное.
Особенно после того, как Рагир Сын Смерти так ловко навострился вскрывать города и форты, словно арбоннский гурман – устричную раковину. А если учесть, что адмирал ок Л’лири, староват и тяжел на подъем, то можно сказать, что именно Домналлу ок Ринну вверен город Его Истинного Величества – Стормтон.
Хоть и небольшой, но город и притом – столица владений Королевства Четырех островов в Дальних Землях.
Сегодня после обеда Ринну предстояло посмотреть, как новобранцы проходят обучение, затем – как идет перевооружение форта. Форт, пожалуй, следовало проверить особенно тщательно – хотя сейчас и мир, но кто знает, что придет в голову королям завтра? Короли ведь почти как Элл – неисповедимы в мыслях своих и путях.
Но сначала он посетит дом губернатора Оскара.
Правда... не ради самого губернатора...
Переодевшись и не без легкого самодовольства глянув на свое отражение в зеркале, офицер вышел из дома и направился вверх по улице Святого Вертранга (или в просторечии Параду) – главной улице Стормтона.
Солнце разгоняло пленительную лазурь полутеней.
Запахи смолы и соленой воды, которыми пропитаны портовые переулки всего мира, уже смешались с ароматами жареной говядины и изысканных вин – повара взялись готовить завтраки. На улицах запахло и горячей выпечкой – ежась, потянулись в утренний обход булочники с плоскими корзинами на головах.
Гремели по мостовым колеса телег. Щелкали бичи. На набережной хриплые спросонок голоса уже предлагали жареную рыбу, устриц и креветок, фрукты, овощи.
Яркие блики сияли в сточных канавах, сверкали капли на листьях овощей в корзинах, придавленные камнями, шевелились черные крабы.
Двое – трое содержателей таверн выкатили на берег бочонки вина и бесплатно угощали всех желающих. Свою прибыль они намеревались получить чуть позже, утоляя жажду, которую сейчас только раздразнивали, намеренно предлагая в виде закуси соленую рыбу.
Город жил своей жизнью – пестрый и шумный. Город стоял на самой оконечности длинного песчаного мыса, образующего одну из сторон гавани – обширнейшей, способной вместить разом до полутысячи судов. Здесь сгружались привезенные по морю товары – многое давно оплаканное законными владельцами: тут было не принято интересоваться происхождением груза. У длинных дощатых причалов теснилось множество кораблей, пришедших со всех концов света – от больших каноэ жителей Архипелага, до амальфийских винко, и танисских гурабов.
Таков был Стормтон – главный город острова Ледесма, жемчужины в заморских владениях королевства Хойделл, получивший имя в честь правящей династии.
Стормтон – столица не слишком больших, но и не малых владений короны лежащих в Великом Изумрудном море, расположившемся между зеленым выступом Мериды и длинным, неровным перешейком Ничьих Земель, голубым полумесяцем Ириоланского залива – моря, что отделяло юг Дальних Земель от Севера, а Закатный Океан – от Бескрайнего.
Здесь сгружались привезенные по морю товары – многое давно оплаканное законными владельцами... Tри рынка – Морской, Рыбный, и Рабский, что на Таун-Хилл.
Тюрьма, арсенал и купеческие конторы, доки, где ремонтировали и оснащали корабли, мастерские ремесленников и игорные дома.
Особняки со старинными – под стил Канута IХ остроконечными крышами чередовались с хибарами, порок, роскошь и нищета соседствовали тут, переплетаясь.
Над дверьми сколоченных из старых корабельных досок заведений висели помутневшие от времени корабельные фонари, а кривые немощенные улочки, носили говорящие сами за себя имена – Переулок Риэлей, Жемчужный Тупик, Серебряная улица, Эспланда дю Адамант, Монетная…
Кого только ни видали эти улицы: стучали по ним солдатские сапоги и шаркали башмаки пьяных матросов; гремя колесами, высекая подковами искры из камня, проезжали в лаковых каретах почтенные негоцианты; шлепали босыми пятками темнокожие рабы, привезенные из далекого Айлана. Одетые в восточные шелка благородные дамы, купцы, рабы, шлюхи матросы и бродяги. И пираты, само собой...
А в таверне «Устрица и якорь» располагалась Пиратская биржа.
Здесь вольнрые добытчики могли спокойно продать награбленные товары, договориться о выкупе пленников и тут же спустить все деньги в портовых тавернах. Местные купцы предпочитали не задавать лишних вопросов, а в кабаках всегда было достаточно рома, чтобы пьянствовать несколько дней всей командой. Точно также никого не удивляла когда время от времени продаваемые на Таун-Хилл с молотка невольники всех цветов кожи вдруг принимались выкрикивать что-то про то что они свободные люди, взятые в плен коварными морскими разбойниками…
Самое же интересное заключалось в том, что формально никакого пиратства не было. Именно так – не было!
И даже если бы, скажем, в Стормтон явился вдруг эгерийский или арбоннский посол, пусть даже с королевской грамотой, предписывающей оказывать ему помощь в розыске и поимке подрывающих свободу мореплавания корсаров – нарушителей мира и договоров, заключенных монархами, он бы встретил лишь недоуменное удивление губернатора.
Пираты, господин посол?!
Во имя Элла – какие пираты? Слава Творцу, на вверенной ему земле таких злодеев не имеется! Да разве ж он допустил бы подобное попрание законов божеских и людских?!!
Пиратская биржа?!!
Помилуй Святой Вертранг – покровитель путешествующих, да откуда?!
Вас обманули, ваше превосходительство, тут только мирные купцы, и моряки конвойных фрегатов, оберегающих их от морских разбойников.
Тюрьмы, где содержатся пленники?! И даже ради выкупа?!!
Не может быть, уж он-то знал бы про такое безобразие!
Торговля награбленным?
Немыслимо, на всякий товар обязаны предъявлять купчую.
Рынок рабов?
Есть, как и везде в колониях: как же без этого. Но продаются там исключительно преступники из метрополии и законно вывезенные из Айлана и Танисса невольники. Кстати, вот только вчера его дворецкий купил очаровательную темнокожую деву. Не желает ли господин посланник полюбоваться? Ну, как знает…
Что, даже имеется список подозреваемых?!
Любопытно взглянуть. О, Элл! – покажите того клеветника и лжеца, который его составлял! Да это же честнейшие и благороднейшие люди! Слово дворянина!
Да что говорит почтенный посланник! Эрбан Рокк – это мирный торговец, а вовсе никакой не Морской Кабан! И Рагаллах – вовсе не Железный Кулак! Этим «осведомленным людям» по возвращении посла домой следует всыпать сотню плетей.
Ну а это просто смешно: Барбор Анут – добрейший человек, он и курицу-то не зарежет! Губернатору он хорошо известен, мы ведем с ним дела уже давно. Вот не далее как в прошлом месяце у него было закуплено сорок тысяч фунтов сахару, и сотню мешков айеннского перца, да еще жемчуга пятьдесят фунтов. Откуда он их взял? Да у вашего же купца приобрел, у Хосефа Дадурини. Вот и купчая за подписью этого торговца, полюбуйтесь… Подпись, печать – все честь по чести. Говорите, мэтр Дадурини погиб вместе с кораблем при нападении корсаров? Как раз в прошлом месяце? Какое несчастье!
Простите, милостивый государь! Нельзя быть таким подозрительным! Вот на Ледесме тоже ходят разные слухи. Но мы же не требуем выдать нам мэтра Ардинелли на том основании, что в наших кабаках его именуют Эгерийским Волком? Что еще у нас говорят? Ну, к примеру, что дон Дракон – это капитан королевского флота Ардо Буньерос де Сото.
Конечно же, грязная клевета, что вы так кипятитесь?!
Так не хотите взглянуть на айланочку?..
Но, разумеется, никакого похожего разговора произойти не могло. Никакому самому глупому королю и самому бездарному царедворцу по другую сторону Океана не могло прийти в голову такой глупости: требовать у соседей-монархов выдачи пиратов. Тем более что никаких пиратов по большому счету и нет. Так, горстка шалунов, прячущихся в глухих бухточках и нападающих иногда на корабли мирных торговцев. Но всех их рано или поздно выловят доблестные королевские эскадры, и все будет хорошо…
* * *
Поприветствовав Домналла, губернатор Оскар ок Л’лири предложил командору сесть.
Огромный, грузный адмирал весьма походил на пирата – как его изображают в дешевых пьесках уличные комедианты.
Лицо со шрамом. Плечи шириной чуть не в дверной проем, грудь, напоминавшая наковальню, руки – похожие на два некрупных свиных окорока.
Дополняли все это кривые ноги кавалериста, хотя губернатор до сих пор сидел на лошади как шут. Благо, вскакивать в седло ему приходилось не часто – разве во время парадов, по случаю тезоименитства монарха или прибытия инспектора из столицы.
В молодости, как говорили, он был изящным стройным дворянином благородного облика, но что поделаешь – несколько лет, проведенных на галерах эмира Эль-Акабы, не могли не отразиться на его облике.
Адмирал позвонил в колокольчик и грубовато велел прибежавшему слуге-мулату принести шоссо.
– Командор, я призвал вас не для того, чтобы спрашивать, как идет служба, – начал он, сразу взяв базилиска за хвост. – Во-первых, – пододвинул к Домналлу ворох свитков с большими печатями, – ознакомьтесь – указы короны, что привезли нам из метрополии с последним судном. Заодно оно привезло одну персону, которую я не сказать, что особо рад видеть…
– Это кого же?
Ринн удивился: генеральный инспектор министерства колоний отплыл с Ледесмы не далее как месяц назад, с чего бы одолевать их проверками?
– Об этом потом, – махнул Оскар ладонью, опережая вопрос подчиненного. – Теперь второе, собственно, из-за чего я вас и вызвал. Среди этих бумаг, – непочтительно ткнул адмирал пальцем в высочайшие рескрипты, – его нет, это секретный приказ Адмиралтейства. О нем, правда, уже завтра начнут трепаться в кабаках Стормтона, а через неделю – по всему Изумрудному Морю. Но пока не начали, вы, любезный командор, должны будете составить план привлечения на службу его величеству, на случай военных действий, обретающихся в наших водах корсаров. Сиречь морских разбойников. Которых у нас, как вы знаете, нет.
Адмирал хитро сощурился.
– Точнее – выбрать из них тех, кто на самом деле на что-то пригоден в настоящем бою, и назначить старшего. По-видимому, самого опасного и наглого. Кстати, кто, по вашему мнению, среди наших вольных капитанов самый наглый и опасный?
– Игерна Бесст… Альери, – запнулся Домналл.
– Ну, – развел руками губернатор, – то, что она эгерийка, это полбеды. Но назначить леди командиром эскадры невозможно – разве что обеспокоить его величество, чтобы он сделал исключение в Корабельном уставе ради прекрасных глаз сеньориты Бесстыжей.
– Тогда Толино? Или Эохайд Счастливчик?
– Нет, не то…
– Ну не Морриганха же от арбоннцев переманивать, – пожал плечами командор.
– А что, было бы неплохо: уж этот к эгерийцам никак не перебежит, – Оскар усмехнулся, обнажив сломанные пожелтевшие зубы.
С годами, как говорили недоброжелатели, он становился все более похожим на отставного боцмана, а не на лорда в одиннадцатом поколении, каким он являлся.
– Хорошо, подумайте, Домналл, и решите. И мой совет – подбирайте не по капитанам, а по командам и кораблям. Я вас больше не задерживаю.
Ринн поклонился и вышел, прихватив злополучные бумаги.
* * *
Уже в передней вспомнил, что так и не выяснил – что это за неприятная персона к ним пожаловала? Но не возвращаться же…
– Командор, я так рада вас видеть…
И вмиг все вопросы улетучились вон из головы бравого моряка.
Она вошла своей легкой семенящей походкой, в домашнем платье, скупо отороченном кружевами, и волосы не рассыпались ворохом модных локонов, а были собраны в простой узел на затылке. Но Бригитт ок Л’лири казалась Домналлу краше любой расфуфыренной придворной дамы.
– Счастлив засвидетельствовать свое почтение, леди... леди Бригитт.
И не выдержал – отвел глаза. Грудь в глубоком кружевном вырезе корсажа буквально зажгла все его чувства, в том числе и самые нескромные...
Девушка была высока и стройна. Кожа ее лица отличалась необыкновенной нежностью и тем розоватым оттенком, который так свойствен девушкам северных стран.
У нее были длинные волосы светло-русого цвета, отливавшие скорей серебром, чем золотом. Они были заплетены в толстую косу, завязанную голубой лентой с жемчугом. Ее красивые глаза, цвет которых нелегко было определить, временами поблескивали вороненой сталью, а тонкие брови были темными.
Бригитт была одета согласно последней моде, вернее, моде годичной давности, только сейчас дошедшей до Дальних Земель. Платье из голубого шелка с кружевным воротом – очень элегантное, в то же время строгое – ничего похожего на аррбоннские с их почти голыми грудями и спинами, обнаженными до самых... м-м-м, округлостей. На нем не было ни золотых, ни серебряных украшений, хотя у ворота висело несколько нитей черного и розового жемчуга, наверняка стоившего не одну тысячу риэлей, а в ушах сверкали серьги с двумя крупными изумрудами. Ее сопровождали две камеристки – красивые мулатки.
– Батюшка освободился? – лучатся лукавством очи прелестницы, в которых можно утонуть.
– Э-э-э…
Отчего ж он так неловок? Право, ему легче управиться с сотней отъявленных головорезов, чем поговорить с одной девицей!
– Так точно, – ответил Ринн невпопад и тут же поправился. – Да, губернатор сейчас один.
– Кстати, милорд Домналл, вы бы не могли сегодня составить мне компанию сегодня после обеда?
И добавила.
– Моя старшая служанка, Нирта, выходит замуж, я даю ей вольную… Хотя это и не принято, но я намерена посетить сегодня рынок и выбрать себе новую. Так что вы скажете?
– Да, конечно, я приду… – кивнул Домналл.
– Я надеюсь на вас…
Девушка прошествовала мимо и скрылась за дверью отцовского кабинета. А Домналл еще некоторое время стоял столбом, пока не расслышал ехидные смешки мулаток. Грозно нахмурившись в сторону нахалок, командор удалился.
Глава 2
За почти 10 лет до вышеописанного. Северо-Западный Маргиб. Год 1238 от Воплощения Провозвестника, день Скорпиона месяца иниб по танисскому счету времени.
Алое Море. Остров-Без-Имени.
Казни, как известно, бывают разными.
За все время, пока род людской топчет лик мира, немало измыслил их людской ум.
В землях далекого востока – Донг-Чен, Сейганд, Икон – осужденных перепиливают пополам тупой пилой, сажают на бамбук, на худой конец – скармливают тиграм.
В державе Сянь преступников-простолюдинов забивают палками, но палками не слишком тяжелыми, дабы злодеи умерли сразу, а почувствовали, что умирают. Более важных злодеев умерщвляют с помощью долгих изощренных пыток. Палач мог поплатиться своей головой, если жертва погибала раньше назначенного срока, который был, случалось, весьма долгим – например, великого мудреца Му приговорили к двум годам медленной смерти – за то что слишком мудрствовал.
В Тарунии и Вардарии осужденного зажимают между двух досок и пускают поверху слона. В Хелмии бедолаг бросают в загон с разъяренными быками, и те пронзают его рогами или затаптывают насмерть.
В Сурии, стране еще достаточно диковатой, преступников просто и без затей запарывают семихвостым кнутом. Во владении этим нехитрым инструментом сурийцам равных нет – могут убивать жертву и пять минут, и два часа, а могут высечь так что человек уйдет своими ногами с помоста после сотни ударов. Не зря сурианских палачей-кнутобойцев выписывают себе все окрестные государства!
В северных землях – от Свеарланда до Ютарка, злодеев обычно приговаривают к «каменной смерти» – попросту заваливают тяжелыми валунами, или бросают в яму с волками. Правда самым доблестным и заслуженным преступникам позволяется умереть с честью, с оружием в руках – сражаясь коротким тупым мечом и в одной набедренной повязке против двух-трех одоспешенных копейщиков.
Уточенные патриции Амальфии выдумали всякие изысканные приемы, вроде бассейна с акулами и крокодилами, или постоянно заливаемого водой каземата, откуда узник сам должен ее откачивать, а как упадет он без сил, то и все...
В Эгерии предпрочитают плаху и топор, или деревянную винтовую гаротту – хотя и костер сгодится. Арбоннцы предпочитают разрывание четырьмя лошадьми – называя это с присущим им юмором: «Отпустить на все четыре стороны».
Хойделльский закон весьма милостив и снисходителен – там мало кого наказывают смертью. Ну разве для самых закоренелых предусмотрено потрошение живьем.
Ограничиваются тем, что осужденным отрезают носы, выкалывают глаза и вырывают «части тела, являющиеся признаками пола». А если злодей не переживет подобного – на то воля благого Элла.
В Омасской державе за изнасилование или прелюбодеяние мужчина также «подлежит лишению своего естества под ножом палача». А ведь в Книге Провозвестника сказано: «У кого раздавлены ядра или отрезан детородный член, тот не может войти в Царство Всемогущего».
Но самый изобретательный в мире народ по части пыток и казней – танисцы. Великий законовед Ар-ад-Берми как-то вздумал, собрав уложения и законы разных государств – больших и малых, где живет это племя, пересчитать все способы какими танисцы лишают жизни виноватых. Но, дойдя до триста двадцать второго, бросил это дело в великой скорби. И было отчего – тут тебе и растирание жертвы между жерновами, и толчение в гигантской ступе, и сдирание кожи с живого человека с посыпанием солью, и повешение семью способами, и четвертование в разной последовательности, и утопление…
В Южной Эгерии, она же Северный Танис, приговоренного сначала морят жаждой, а потом дают ему пива со снотворным. И пока он лежит одурманенный, стальной проволокой перетягивают ему мужской член, накрепко связав руки. И бедолага умирает от разрыва пузыря, или оттого, что моча загнивает в его внутренностях – умирает долго и мучительно.
В Джарбе смертнику вставляют сухие камышинки во все отверстия тела, и заливают кипящее масло.
В торговом городе-государстве Асландир, на мысе недалеко от входа в гавань, построили «Башню Конца», куда привозят приговоренных – от изменивших мужьям жен, до богохульников, бросают их с высоких стен прямо на острые камни, которыми выложен двор башни. Хорошо, если несчастный сразу разобьет себе голову и легко умрет. Но каково ему лежать с переломанными руками и ногами на жарком солнце среди смердящих трупов уже казненных, и ждать мучительной смерти? Ужасные крики тех, кому не повезло, слышат и прибрежные жители и команды входящих в порт кораблей – возможно поэтому Асландир – самый спокойный из городов Багряного Моря.
Эмир Шадды устроил в своем зиндане клоповник, где развели тысячи и тысячи клопов. Мало кто может прожить там больше недели.
А вот Сонгайский султанат прибавил к этому списку еще один способ. А именно – Остров-Бе-Имени, он же Черная Скала. И при этих словах у самого закоренелого душегуба на всех землях Сонгайи от выжженных солнцем гор Серенди до веселых портов Альгунского берега сводит сердце нехорошим холодком…
* * *
Солнце, неспешно закатывалось за горизонт. На море царил полный штиль. Еле заметные холмики волн от весел галеры, не в силах рассыпаться белыми брызгами, лениво обтекали прибрежные камни острова.
Остров был невелик. По сути, то был громадный утес, обрывистая скала, выступающая из моря, изглоданная ветрами и прибоем, прорезанная примерно на половине своей высоты сквозным тоннелем-гротом. По легенде, древней и зловещей, отверстие в скале было пробито стрелой великана во время какой-то великой битвы добра и зла.
А вообще много было легенд про этот ничем вроде не примечательный клочок суши милях в трехстах к западу от Аль-Гардара. В большей части говорилось о том, что в прибрежных водах обитают злобные демоны, по ночам сосущие кровь людей, имевших неосторожность высадиться на острове. Потому и обходили его моряки десятой дорогой. Лишь иногда подходили сюда корабли, спускали лодки, которые причаливали ненадолго к берегу, но тут же и отходили. Не из любопытства – уж скоро как три века остров этот служил местом казни для особо закоренелых разбойников, убийц и грабителей, заговорщиков и преступников, «осквернивших имя Божье».
Побывавшие единожды на Скале стражники больше ни за что не хотели туда возвращаться. И когда при них заходила речь о зловещем рифе поспешно творили знаки, отгоняющие нечистую силу. Что уж они там такого видели – толком никто объяснить не мог. Говорили про обглоданные, изгрызенные кости, разбитые вдребезги черепа, и еще про то, что черепов этих и костей слишком мало сравнительно с числом выброшенных на безымянную скалу злодеев.
Ар-Рагир аб Фаргид стоял на каменистой отмели, и смотрел вслед дхоу, удалявшемуся от острова. Она только что освободилась от очередного груза человеческих отбросов, и два десятка преступивших закон бывших людей выбирались из воды на гранитный берег. Бывших, ибо перед тем, как подгоняемые ударами пик, они покинули трюм, служитель Создателя Миров пропел козлиным голосом чин отрешения от Всемогущего Отца и милостей его.
Отныне будут прикованы они к проклятой скале, если не смилостивится над ними Владыка Вечности, то навсегда.
Утес спокойно и безучастно принял очередную порцию осужденных, как и много раз до этого. Корабль быстро уходил прочь от острова, провожаемый ненавидящими взглядами оставшихся на мертвых камнях людей.
Молча они стояли у кромки прибоя, словно ожидая чего-то. Все двадцать душ, обреченных на столь необычную и ужасную казнь.
За дни в тюрьме и в вонючем трюме они уже знали друг о друге – кто и за что сюда попал. Что не сказали сами, то поведали издевательские разговоры тюремщиков.
Плачущий старик – почтенный молла Аб-Дарун угодил сюда, будучи застигнутым в хлеву с козой. А сказано Провозвестником «Кто ляжет со скотиной, как с женщиной, тому смерть». И подавно непростительно, если служитель Всемогущего совершит это. Так его со спущенными штанами и тащила до городской тюрьмы толпа прихожан, еще вчера внимавших словам старца с открытыми ртами.
Два темнокожих, похожих, как братья, пастуха с Гидийского нагорья. Как это не смешно, но они тут за то же самое, что и Аб-Дарун. Они, подобравшись к стаду дромедаров, попытались изнасиловать молодую верблюдицу, но были пойманы рабами, охранявшими стадо. Вообще-то на этих дикарей смотрят обычно сквозь пальцы, и в худшем случае – быть бы им битыми жестко плетью. Но верблюдица оказалась из стада тарика тамошней провинции. И повезли двух диких, казалось, и говорить-то толком не умеющих пустынных бродяг сперва в столицу, дабы выставить у позорного столба, затем в Наридалу, а потом, в трюме парусника, сюда, где им и суждено остаться.
Угрюмый звероподобный, заросший шерстью, как дэв, Сином-Зуболом – головорез из шайки знаменитого разбойника Хаша Тачи, однажды вырезавшего целую семью в четырнадцать живых душ ради нескольких медных монет и узла с тряпьем. И хотя сам Тачи и большая часть его шайки уже умерли на кольях, а тела их насытили голошеих стервятников ма-раббу, все равно еще долго жители предместий высокостенной Наридалы будут пугать детей именем его.
Шестеро тайных поклонников Агибалла – держаться вместе и угрюмо, исподлобья оглядываются. Ну, с этими все ясно. Как имеющий некоторое отношение к Тьме, Ар-Рагир знал, что если не все, то половина того, что приписывают слугам этого запрещенного, злобного бога, пришедшего из неведомой тьмы времен, – святая правда.
Трое здоровяков в рваной морской одежде. Это контрабандисты из какой-то эл-имарской шайки. Их сгубила жадность – застигнутые портовой стражей «на горячем», они вместо того, чтобы бежать, бросив товар на радость слугам эмира, решили защищать добычу, понадеявшись на остроту мечей.
И, наконец, он сам – Ар-Рагир аб Фаргид, ученый чародей.
Подождав, пока привезшее их сюда суденышко сначала превратилось в крохотную точку, а затем и вовсе исчезло из вида, обреченные разбрелись кто куда. Но далеко от берега не уходили, может, надеясь на то, что корабль вдруг вернется.
Удалившись в тень, отбрасываемую высокой скалой, Ар-Рагир устроился на большом плоском камне и принялся размышлять. Голова работала плохо. Ломило затылок, кровь била в виски. С чего бы это? Уж не подцепил ли он какую-нибудь хворь от этих... Впрочем, похоже это уже не имеет значения...
Да, обидно умирать в три с небольшим десятка лет, тем более, если ты – истинный чародей, к тому же находящийся на пороге подлинного мастерства и могущества.
Семнадцать лет назад, после того как отец, чахоточный лекарь-неудачник отдал обнаружившего магический талант сына в обучение к мастеру Ар-Радиру, знатоку целительской магии, Ар-Рагир начал искать ключи к тайному знанию, которое даст ему силу, что вознесет его над прочими людьми на головокружительную высоту.
...Он читал чудом уцелевшие запретные книги, изучал шаманство черных колдунов с юга Айлана и магию фаранджийцев, совершил путешествие в Уаджет в поисках древней мудрости. С возрастом, изучив книги и летописные записи о древней магии он пришел к выводу, что действительно великое колдовство, делающее человека могучим, как божество, с течением столетий стало просто невозможным. Магия, словно родник, бивший ключом в древние времена, из которого каждый мог наполнить себя, как сосуд, доверху, теперь превратилась в грязную лужицу, и уже невозможно было зачерпнуть из нее больше пары капель, да и то с большим трудом.
