Последний

Text
Read preview
Mark as finished
How to read the book after purchase
Последний
Font:Smaller АаLarger Aa

Часть 1

Изгой

Глава 1

Его звали Мирослав, и он был уродом. Недостаточно светлая кожа и темный цвет глаз пугали жителей деревни Идроус. Черные волосы дополняли картину и делали его внешность из ряда вон выходящей. А каждый житель деревни знал: чем темнее мысли, тем темнее волосы. Шапка, давно вышедшая из моды, всегда находилась на голове и скрывала этот недостаток. Наиболее набожные видели во внешности происки Нечистого и старались держаться от юноши подальше. «Коснулась длань тьмы. Он словно из грязи слеплен», – говорили они, а сверстники постоянно задирались и смеялись над уродством. Мирослав, конечно, отбивался и даже несколько раз разбивал им носы, но чем яростней сопротивлялся, тем большую ненависть вызывал. В конце концов, юноша признал простой факт – он изгой, и окровавленные лица не смогут изменить мысли жителей деревни.

Родителей у Мира не было. Единственным близким человеком для него была бабка Александра. Эта пожилая женщина относилась к нему как к внуку и покровительствовала ему всегда. Одинокая женщина, у которой не было ни детей, ни мужа, отдавала ему всю нерастраченную любовь. Александра старалась заменить ему родителей. Мир называл её бабушкой, хотя она не была ему родной. Иногда она смотрела на него печальными зеленоватыми глазами и думала о чем-то своём, словно вспоминая прошлое. Мир никогда не спрашивал, почему она взяла его к себе и как они оказались в этой глуши.

У Мира порою складывалось впечатление, что бабушка знает гораздо больше, чем говорит, но по какой-то причине скрывает это. Поговаривали, что она колдунья и вот уже шестнадцать лет его жизни проводит над мальчиком свои темные колдовские ритуалы, проявляя в нем образ Нечистого. Деревенские охотно в это верили. Злые языки выдумывали ужасные небылицы о подозрительном содержимом подвала старой женщины, о тенях, которые появляются по ночам, о странных нечеловеческих звуках, доносящихся вместе с запахами гнилого мяса. Но Мир знал, что всё от первого до последнего – ложь. Александра занималась селекцией растений. Её овощи выглядели гораздо лучше соседских, что в свою очередь служило новой пищей для слухов и обвинений в колдовстве. Бабушка говорила, что давно перестала обращать внимание на эти глупости и объясняла их обычной завистью. По окончании сезона, она привозила овощи в городок Флодарес, где товар с радостью раскупали.

Ежегодные Ярмарки в Флодаресе были теми редкими событиями в жизни Мира, где он мог свободно находиться среди других людей. Старомодная шляпа скрывала темные волосы так, что никто из городских пока не прознал о его уродстве. Дни ярмарки, следующие сразу после дня его рождения, становились самыми счастливым временем в году.

Как хорошо, что ждать осталось недолго. Пройдёт ещё одна декада – и он снова окажется в городе…

А пока Мир спускался к ручью, который стекая с горных вершин, приносил с собой прохладную и чистую воду. Для удобства кто-то выстроил несложный механизм у одного из многочисленных мелких водопадов – здесь дно ручья напоминало лестницу. Механизм состоял из водяного колеса, поднимающего воду, и желоба, по которому она стекала при повороте рычага. Место в деревне то ли в шутку, то ли всерьез, называли «водопоем». На водопой хотя бы раз в день приходил каждый житель деревни. Здесь же однажды Мир встретил самую прекрасную девушку на свете. Её звали Вая. Конечно, Мир понимал, ни о каком взаимном чувстве речи идти не может – кто же посмотрит на такого урода? – но всё же, где-то глубоко в душе, хранил надежду. Он ждал, смотрел издалека, боясь подойти. Вдруг она посмотрит на него косо, а еще рассмеется – страшнее не придумаешь.

Сегодня Мир пришел на ручей и подходя ближе замер, заметив знакомую фигуру. Это цветастое платье он узнал бы из тысячи. Юноша спрятался за кустом и пристально наблюдал за девушкой. Каждое её движение казалось исполненным совершенства. Вот она повернула рычаг, и вода послушно потекла по желобу, наполняя ведра. В этот момент она почему-то напоминала повелительницу природы из сказок, которые рассказывала ему бабушка. Эта аналогия заставила его улыбнуться, ему хотелось сделать так, чтобы Вая улыбнулась в ответ. Он уже давно присмотрел полянку, где собирался сорвать цветы. Желтые и яркие, они напоминали солнце и не могли бы не порадовать девушку.

Мир сделал шаг и остановился. Снова одолевали сомнения: «А вдруг она посмеется, прогонит, закричит? Неужели я настолько безобразен, что не достоин, даже заговорить с ней?»

Вая уже набрала воду. Какие глупые сомнения, разве такая девушка, может прогнать? Мир почувстовал – пора. Да, именно сейчас и никогда после, выпал этот шанс. Он шагнул из кустов и сказал:

– Привет!

Точнее, он думал, что сказал, но неожиданно голос сорвался. Вая дернулась – ведро задело поручень и грохнулось, вода разлилась, брызнув грязью на ноги.

– Я просто воды набрать. Не пугайся, – эти слова вырвались сами собой.

– Тебе чего надо? – прокричала она.

– Ничего…

– Ты меня напугал.

– Я не хотел…

– Не хотел бы, не сделал.

– Эй! Что здесь случилось? – донесся со стороны знакомый голос соседа Сника, мужика сурового и прямолинейного. Занимался он тем, что рассказывал всякие небылицы о бабке Александре и её колдовских обрядах в подвале. Иногда, казалось, он гордится такой опасной близостью с ведьмой и её странным внучком.

– Пошел вон! Мало тебе от папочки Эрла досталось вчера? Жаль он в тебя кнутом не попал. Я сказал, пошел вон отсюда, урод!

Мир замер.

– Я не ясно выразился?! – снова прокричал сосед и поднял корягу. – Оглох? Так я тебе мигом прочищу уши!

Посыл написан на лице суровой гримасой и ясен без слов. Мир бросился прочь, почувствовав, как что-то ударило в спину.

– Давай-давай! Чеши отсюда к свей ведьме!.. Урод…

Мир пробирался сквозь кусты, не замечая, как ветки хлещут по рукам и лицу. Он взлетел на крыльцо и ворвался в дом. Здесь пахло теплом и супом. Со стороны кухни слышался стук ложки о миску – Александра что-то готовила.

– Мир, это ты?

Юноша не мог ответить. Он быстрыми шагами поднялся наверх, в свою комнату, захлопнул дверь и рухнул на кровать. Конечно же, Сник сегодня станет героем дня. Будет рассказывать, как спас девочку от злобного чудовища. Миру хотелось никогда больше не видеть этих людей. Стук в дверь отвлек.

– Мир, что случилось? Тебя кто-то обидел?

Ему снова стало стыдно. Подумаешь, обозвали и огрели. Сколько раз случалось. Угораздило же родиться таким!

– Мир, можно я войду?

Никто и никогда его не полюбит. Нет таким, как он, места ни здесь, ни где-либо еще. И Вая смотрела на него с особым пренебрежением. С таким омерзением! За что это проклятие?..

Дверь скрипнула. Бабушка строго смотрела на него.

– О, святая Тэна, что на этот раз случилось-то?

– Да ничего необычного…

– Обычно ты не так остро реагируешь на глупости.

Мир постарался улыбнуться, но вышло натужно и невнятно. Бабушка часто называла подобные инциденты глупостями.

– Опять дразнили?

– Да нет, расстроился что-то.

– Это всё Вая Риман, да?

Юноша вздрогнул. Откуда она могла догадаться? Бабушка снисходительно улыбнулась. Иногда ему казалось, что она читает мысли, но, конечно, причина крылась в другом: с опытом научаешься неплохо разбираться в людях. Для многих жителей деревни догадливость Александры служила дополнительным источником слухов и сплетен.

– Я давно заметила, как ты на неё смотришь. Исподволь, когда думаешь, что никто этого не видит. Ты встретился с ней у водопоя?

– Вообще-то… да, – признался Мир. – Я её напугал, наверное, и…

«Да уж, герой, ничего не скажешь: сбежал, как трус», – подумалось ему. И стало как-то противно. Действительно, почему сбежал? Никогда не отступал, а сегодня сдрейфил, сдался.

– Трудно понимать, что нельзя ничего исправить, – сказал он. – Я здесь чужой. И всё из-за моей внешности. Не драться же мне снова – это глупо.

– Ты уже не маленький, и это, конечно, не метод. Дело не в твоей внешности. Вполне себе симпатичный юноша. Тебе почти шестнадцать, и ты очень даже прилично выглядишь.

Мир с сомнением покачал головой, но не смог удержаться от улыбки. Бабушка тоже улыбалась. В её глазах, несмотря на возраст, прыгали чертики.

– Люди не готовы принимать тебя таким, каким ты есть. Их одолевают страхи и сомнения…

– Я это понимаю…

– Тогда ты должен понимать, что для тебя каждый день – это вызов твоим же страхам. Тебе не кажется, что в этом ты гораздо выше их всех?

– Наверное, но я бы предпочел иное.

– Никто сам не выбирает трудностей, но ситуация дает тебе преимущество. Возможность преодолевать обстоятельства. Сегодня ты отступил. Считай это тактическим отступлением при стратегическом выигрыше, – она хитро улыбнулась, словно всё происходящее было частью её замысла, и Мир непременно должен был заметить это. – Ты же прочитал книгу «Комбинаторика биологии» внимательно?

– Да, – Мир посмотрел на полку, где в толстом кожаном переплете стояла книга, подаренная бабушкой на пятнадцатилетие.

Мир прочитал в ней о предположении, что вся наша внешность определяется группой частиц, различное сочетание которых сказывается на внешнем облике.

– Прочитал всю.

– Так вот, рассказы про Нечистого выдуманы людьми, которые боятся увидеть нечто больше, чем могут понять, – сказала Александра. – Ты не порождение зла. Просто особые частички сложились таким образом, что ты сильно отличаешься от остальных. У кого-то длинные руки, у кого-то большие глаза, но главное, чтобы внутри ты всегда оставался человеком. Жизнь обычно справедливее людей.

– А от кого во мне эти частички, кто они, мои мама и папа?

– Мир, я не могу тебе ответить, ты же знаешь… Но уверена, они были прекрасными людьми.

– Я знаю… И я бы хотел понять, почему я такой… Может быть, в университете я бы мог понять, но я даже не хожу в школу. Как думаешь, я смогу поступить в университет?

 

– Поступление не станет проблемой. Ты хорошо образован даже по меркам городских.

– Бабушка… – он хотел было побольше узнать о её жизни, но остановился: не хотел будоражить её больные воспоминания из-за простого любопытства.

– Да?

– Я хочу есть, – произнес вслух Мир.

– Пойдем. Сегодня у нас отличный суп из рокты.

– Хорошо. А после обеда снова пойду за водой – надо закончить начатое.

Бабушка одобряюще улыбнулась:

– Вот это по-нашему.

***

Председатель Совета Золотого Города не показывал своего неодобрения. Он делал вид, что слушал просителя с уважением и почтением, хотя эмоции кипели в нем с большей силой, чем лава ожившего вулкана. Неслыханная дерзость просителя граничила с безумием и всё же никто не смел его прервать. Даже Председатель! Тем более Председатель! Канте воплощал в себе идеалы общества, ему подражали, его ставили в пример детям. Ему просто не дозволялось разрушить этот образ.

Проситель – молодой человек, двадцати пяти лет. Звали его Ламбе. Высокий, худощавый, он словно столб торчал посередине зала. Ментальный архив не содержал о нем какой-либо компрометирующей информации. Что может быть тривиальней истории простого человека? Родился, учился, несколько лет работал – и ничего больше. С движением «Нова» его связывали студенческие годы и вечера в кругу друзей. Там-то он отпечатал у себя в сознании их идеологию. Совет не одобрял эти встречи и считал саму организацию опасной, но не мог противостоять – её влияние распространялось быстрее, чем пожар по сухому лесу, а попытки выйти на организаторов заводили в тупик. Вот, кажется, схвачен тот самый человек, но нет – выяснялось, что он всего лишь пешка в чьих-то умелых руках. Руки эти простирались далеко за пределы Золотого Города. Они виднелись повсюду. И вот теперь могущественный противник бросает вызов самому Совету! Всем устоям и правилам жизни Золотого Города.

– Мы считаем, – продолжал проситель Ламбе, охватывая взглядом двенадцать мужчин и женщин, образующих Совет, – что власть должна учитывать мнение нашего движения. По последним данным в него входит около миллиона человек, а это сравнимо с населением Золотого Города. Почему люди, которые имеют образование, которые сейчас, в эту минуту, формируют будущее Города и всего человечества не могут влиять на решения Совета? Не кажется ли вам, что старые механизмы, когда люди уже отжившие свой век, находятся у руля машины, двигателем которой являемся мы, молодое поколение? Мы не можем больше терпеть навязанные нам правила жизни, мы хотим сами выстраивать свою судьбу, своё будущее, а не слепо выполнять ваши прихоти.

Члены Совета молчали – так того требовал протокол. Сейчас время просителя, и они не имеют никакого права высказываться. Ламбе знал правила и пользовался ими, как мог. Только постоянно чиркающее автоматизированное перо и шелест его шестеренок нарушало молчание.

– Что мы требуем, – продолжал он. – Мы требуем места для представителей народа в Совете. Я закончил.

Члены Совета переглянулись. Такой наглости не ожидал никто.

– Мы выслушали вас, гражданин Ламбе. Ваше слово услышано. Вы сказали, что требуете места представителям народа в Совете, но ведь Совет – пережиток прошлого, как вы говорите. По-вашему, мы не являемся частью народа и пришли откуда-то со стороны, извне? – председатель Канте говорил медленно и поучительно, словно профессор на лекции, его голос не дрожал, хотя внутри всё колотилось от злости. – Один миллион человек – это много, да. Но всего лишь около одного процента населения. И, тем не менее, вы считаете, что именно этот процент имеет право решать судьбу остальных девяносто девяти. О каком народе вы говорите?

– Но почему мы не имеем права? Почему я…

Колокол грянул всей своей мощью, заглушив слова просителя – мощный гул разнесся по высокому пространству древнего зала. Казалось, даже серебристые горгульи, взирающие с парапета, недовольно поморщились. Сейчас проситель не имел никакого права говорить. За подобное нарушение его могли изгнать из Дома Совета, но Председатель поднял руку, призывая к спокойствию.

– …вы затыкаете мне рот! – кричал Ламбе сквозь гул. – Не смейте затыкать голос народа!

Председатель Канте устало снял очки и положил их в нишу, рядом с механизированной папкой и встроенными часами. У просителя оставалось в запасе еще десять минут.

– Молодой человек, я объясню ситуацию, – снова невозмутимо продолжил Канте. Он говорил не только с Ламбе, но и со множеством тех ушей, которые слушали их на расстоянии. – Вам двадцать пять лет, мне не многим больше шестидесяти пяти. Не так уж я стар и закостенел, как может показаться. Трудно в вашем возрасте не подвергнуться желанию перевернуть мир с ног на голову. Когда-то я тоже был охвачен пламенем деятельности. Не сказать, что оно потухло, но я понял, что огонь может, как согревать, так и обжигать, а за красивыми лозунгами всегда кроется неприглядная истина. Никто не игнорирует мнения миллиона людей. И ваше присутствие здесь – доказательство тому. Ваши интересы тоже учитываются, хотя в зале нет вашего представителя. Вы знаете, правила выбора в Совет, вы знаете, как принимается решение. Любой житель Золотого Города может наблюдать каждое обсуждение Совета в реальном времени через психосферу, как сейчас смотрят на нас миллионы сограждан, – Председатель коснулся пальцем своего лба, – и чувствуют нас так, как если бы сами были нами. Быть в Совете – это не привилегия, это тяжкий груз нахождения на виду и большая ответственность. Чтобы взвалить на плечи такую ношу, следует доказать, что вы способны решать свои проблемы. Разве может человек, который еще не научился работать, отвечать за результаты своей работы, не узнавший муки отцовства или материнства говорить от имени других? Дело в том, что каждое решение вносит изменения в хрупкий баланс нашего общества. Человек обладает силой, сравнимой с силой звезды. Что будет с ним, когда он вспомнит о своих примитивных страхах и желаниях, ведущих к разрушению?..

– Всё это лишь слова. Большинство всегда угнеталось меньшинством! – прокричал Ламбе, но колокол снова заглушил его голос.

Проситель Ламбе не слушал и не хотел слушать. Когда Председатель Канте произносил речь, он обращался скорее не к этому человеку, а к тому миллиону мужчин и женщин, которые слушали его.

– Неумение слушать – один из признаков незрелости вашего разума, гражданин Ламбе, – высказалась Советница Ария до этого момента молчавшая. – Сейчас мы не договоримся. Подумайте о тех словах, что сказал Председатель Канте. В прошлом мы прошли через столько потрясений, что сейчас было бы преступлением ломать естественный ход истории.

– Мы приглашаем вас в этот зал через год, – высказался Председатель. – Тогда вы станете старше. Может быть, у вас появится ответственность. Тогда вы трезвее посмотрите на свои требования. Благодарим за речь.

Председатель поднялся. Грянул малый колокол, известивший о завершении собрания. Ламбе с ненавистью развернулся и твердыми шагами направился к выходу. Ни через год, ни даже через два встреча не состоялась. «Нова» приступила к активным действиям.

***

Ничего не украшает обыденность лучше, чем маленькие радости. Обычно по праздникам они жарили сахар. Коричневый леденец с горьковато-сладким вкусом навсегда остается в памяти. Но на этот раз на столе лежало другое лакомство. Конфеты! В последний раз Мир пробовал их лет пять назад. Вкус молочного шоколада мягко впитался в детские воспоминания яркими красками. Однако, они были дорогим лакомством, а лишних денег не водилось.

Шестнадцать лет по закону считалось совершеннолетием, поэтому Александра решила не жалеть денег на любимого внука. Мир ждал этого дня и боялся. Как требовал закон, в день совершеннолетия глава сельской администрации Вицлав выдавал паспорта новым гражданам. Он представлял собой бумагу с именем, подкрепленной королевской печатью. Юноше предстояло пройти эту простую бюрократическую процедуру. Она не представляла особых проблем только для тех, у кого имелись деньги. Конечно, для таких подозрительных личностей имелись свои расценки. Так что, Вицлав вполне мог воспользоваться своей властью и отказать.

С тяжелыми мыслями Мир вошел в приемную чиновника.

Вицлав, казалось, даже не заметил его появления. Мужчина сидел за своим столом и читал газету. Превосходное зрение юноши позволило разглядеть заголовки статей. Журналисты предлагали сплотить граждан в борьбе с ересью и антинаучностью профессуры Нилайского Центрального Университета. Тридцать лет назад такие лозунги закончились массовыми гонениями. Мир подозревал, что они были той причиной, которая заставила Александру уехать их города и поселиться в глухой деревеньке. Конечно, он не мог знать наверняка. Если слухи не врут, сам кардинал приезжал лично убедиться в добросовестности выполнения священного долга инквизиторов: избавления Университета от мракобесов. За тридцать лет выросло новое поколение людей, убежденных в постулатах Церкви Триединства, были закрыты многие журналы, а поиск истины сведен к трактовке божественных книг. Вместо школ и колледжей открывались храмы и церкви, а газеты писали о духовном возрождении Нилайского Королевства.

– Господин Вицлав, – негромко произнес Мир, – доброе утро.

Чиновник слегка опустил газету и посмотрел поверх неё на юношу.

– Говорят, ты порядок снова нарушаешь, – не здороваясь, сказал он. – Что за безобразие ты устроил у водопоя?

– Какое безобразие?..

– Уже забыл?

Вчерашнее происшествие у водопоя трудно было забыть.

– Ничего такого… Вая не ожидала моего появления и испугалась. А я просто шел воды набрать.

– Да? – он хмыкнул, положил газету на стол и скрестил толстые пальцы на груди. – Немудрено испугаться. А приставал ты к ней зачем?

– Приставал?

– Ну да. Или скажешь, не было такого? Сник всё мне рассказал, и Вая подтвердила.

– Что?! – Мир не поверил своим ушам.

Неужели Вая оговорила его? Эта милая девушка, которая казалась ему верхом совершенства, вдруг солгала, поддержав глупца Сника.

– Знаешь, я, конечно, понимаю, возраст и всё такое. Да, и еще… Ну, ладно, – Вицлав махнул рукой. – Я вот к чему. Если эта история еще раз повторится, я не стану препятствовать твоему аресту.

Мира бросило в жар. Что же он такого сделал?! Ведь не было ничего! Но разве кто-то поверит?

– Понимаешь, здесь многие очень недовольны твоим присутствием. И твоим поведением. Кстати, сегодня к нам приезжает епископ Нилайский Окан Промила. Слышал о таком?

Юноша отрицательно замотал головой. Почему ему должно быть что-то известно об этом епископе? Церковь Триединства его никогда не интересовала.

– Большой человек из столицы. Знатный человек. Мне надо, чтобы тебя сегодня никто не видел. Тебе же не нужны проблемы? Вот и мне тоже. Ты меня понял?

– Да.

– Так вот, видит Тэна, если сегодня из-за тебя произойдет хоть одно происшествие, хоть что-нибудь, тобой займется суд. Шериф получит все жалобы на тебя и на твою ведьму Александру. Знаешь, сколько у меня официальных заявлений? – в доказательство своих слов Вицлав потянулся к ящику стола и выдвинул его. Там лежала стопка бумаг. – Не меньше двадцати за последний год. Я уже и сам начинаю побаиваться. Вдруг твоя бабка готовит зелье и для меня…

– Что?

– …Или какой-нибудь яд для епископа, – чиновник с треском захлопнул ящик.

Мир с трудом сдержал гнев: «Бабушка и мухи не обидит!»

– Вы же знаете… Все эти разговоры – ложь!

– А вот представь себе, не знаю. И не смей повышать на меня голос, мальчишка! Ладно, это всё лирика. Пришел за паспортом?

– Да.

– Ты его получишь, – сказал Вицлав, откинувшись на кресло, которое под его весом угрожающе заскрипело, – но только завтра, когда епископ уедет, и при одном условии.

– Каком? – глухо спросил юноша.

– Ты уже забыл?

– Нет, помню…

– Вот и отлично, – перебил его чиновник и опустил взгляд на газету, давая понять, что разговор окончен.

– Давайте я сейчас паспорт заберу.

– Что? – Вицлав посмотрел на Мира, словно видел его впервые.

– Давайте я сейчас паспорт заберу, – повторил юноша.

Глаза Вицлава полезли на лоб, словно он проглотил жабу. Это выражение лица Миру даже понравилось, и он испытал миг торжества, но вскоре чиновник взял себя в руки.

– Что ты сказал? А ну-ка повтори еще раз!

– Я просто подумал…

– Пошел вон! – прокричал Вицлав. – Я тебя предупредил. И скажи спасибо, что я не передаю заявления прокурору!

Вышел Мир с паршивым настроением. Разгневать главу сельской администрации – что хуже этого могло произойти? Разве что отказ в получении паспорта. В таком случае он не смог бы даже выехать из деревни без сопровождающего. До некоторой поры его возраст будет скрывать отсутствие паспорта. Что случится потом, когда всем станет очевидно, что ему уже давно не шестнадцать? Тюрьма реальная или здесь, в стенах дома – выбор, который оставил ему Вицлав. То, что чиновник завтра нарушит своё обещание, сомневаться не приходилось. И еще Вая оговорила его, оклеветала. Зачем она так поступила? За что?!. Он-то считал её чистой, неспособной на такие поступки, но Вая оказалась такой же, как и все остальные.

 

Мир присел у крыльца дома администрации. Идти домой не хотелось. Что он скажет бабушке? Что никогда не будет иметь никаких прав, никогда не поступит в университет, не сделает ничего хорошего из того, что мог бы. Вся жизнь идет под откос из-за его необычной внешности. Наверное, правы люди: он проклят. Обида снова душила его. От безысходности он несколько раз ударил по скамье. Боль в костяшках пальцев успокоила, слегка полегчало.

Мир встал и неспешно направился к дому. В тот момент он ненавидел себя, ненавидел всех людей вокруг. Юноша шел, не видя и не слыша перед собой ничего. Он даже произнес имя Нечистого и тут же осекся. Что ж, жизнь всё равно продолжается. Есть вещи, с которыми можно смириться, с которыми можно жить.

Он остановился. Со стороны дороги, ведущей из города, виднелось облако пыли, поднимаемое каретами и лошадьми. Сейчас, издалека, они казались букашками, взбирающимися на холм.

«Не иначе, сам епископ Промила пожаловал. Еще один гость на день рождения», – не без сарказма подумал Мир и поспешил домой, памятуя о предупреждении Вицлава.

Александра негодовала, узнав об ультиматуме. Последний раз Мир видел её такой, когда она поймала вора, залезшего в карман с деньгами. Скорость, с которой старая женщина отреагировала на движение воришки, не могла не поразить – столько силы и молодости до сих пор заключалось в ней. Сейчас Мир удивлялся снова.

– Нет! Это переходит всякие границы! – кричала она. – Я не позволю. Сейчас же я схожу к нему!

– Не надо. Там какой-то епископ приезжает.

– Кто? Какой епископ?

– Промила.

Александра, услышав имя епископа, только распалилась еще больше:

– Промила? Окан Промила, епископ Нилайский? Этот глупец, у которого солнце горит по божьему велению. Впрочем, как и мухи из грязи рождаются. И они всерьез говорят о Сфере Фергенса, – она хмыкнула.

Мир пожал плечами. Сам-то он в существование некоего нематериального небосвода, называемого Сферой Фергенса, не очень верил, но Церковь всегда однозначно выражалась в пользу её существования.

– Хорошо, – Александра явно прокручивала какую-то схему в голове. – Я схожу к нему завтра. Зачем нам лишние проблемы, верно?

– Я попробую завтра сам.

– Нет-нет, он явно попросит денег, я смогу сторговаться…

В конце концов, вероятно, чиновник выполнил бы своё обещание в обмен на звонкие монеты. Ничего не мешало подождать хотя бы день, стоило только прижать гордость. И всё-таки Мир чувствовал, что не эта дилемма сейчас терзает бабушку.

– Я пойду к себе. Почитаю, – сказал Мир.

– Да, конечно. Пойду роктой займусь.

– Я могу помочь.

– Нет, не стоит. Я сама разберусь. Хочешь, салат из них сделаем сегодня?

– Можно. Я нарву.

– А как же Вицлав? Он же приказал тебе сидеть дома.

Прозвучало обидно. Умела бабушка сказать так, чтобы зацепить. Один точный удар, и равновесие терялось, как в рассыпающемся карточном домике.

– Сходи, нарви.

Бабушка спустилась в подвальчик, а Мир направился к выходу. Лишний раз попадаться на глаза не стоило, но епископ въезжал в деревню с противоположной стороны, и вряд ли кто-нибудь пропустит столь знаменательный визит – когда еще такое случится? Так что жителям деревни будет не до Мира.

Он вышел на улицу. Действительно, вдалеке, ближе к центру деревни, собралась толпа. Люди обступили высокого во всех отношениях гостя полукругом и внимали его речам. Слов Мир не слышал, но по восхищению толпы ясно: говорит тот самый епископ Промила.

Александра знала этого церковника и, по всей видимости, знакомство не относилось к приятным. Мир догадывался, что это как-то связано с гонениями на ученых. Может, Окан Промила активно помогал изгонять неугодных. Возможно, даже лично поспособствовал отшельничеству Александры.

Мир направился на задний дворик, в огород. Их небольшой участок, для выращивания овощей на продажу располагался ближе к реке. Если посмотреть налево, в сторону деревни, то в паре десятков метров можно было увидеть крышу одноэтажного дома Сника. Ее обшарпанные скаты красовались над заросшим кустами участком, где когда-то располагался дом соседей Александры. Дом сгорел более пяти лет назад, но никто не заявлял права на участок. Если и были какие-то наследники, то они явно не желали селиться рядом с ведьмой.

Рокта представляла собой приземистое растение. Листьев его не ели, а вот бурый корнеплод, слегка горьковатый на вкус, если его смешать с маслом, вполне годился для салата с капустой.

Юноша вернулся домой без эксцессов. Никто не заметил нарушителя. Впрочем, какой из него нарушитель? Разве выйти к себе во двор нарушение?

Бабушка возилась в подвале, занимаясь своими опытами. Мир вымыл рокту, очистил её и уже отточенными до автоматизма движениями нарезал в большую деревянную миску. Бабушке только оставалось достать уже заготовленную для таких случаев капусту и дополнить ею салат, а затем заправить солью и маслом. Неплохо было бы туда еще добавить редьку, но её запасы были на исходе.

С чувством выполненного долга Мир поднялся к себе в комнату. Его ждала книга, повествующая об истории Золотого Города, придуманного замечательным автором по имени Скела Ираас. Удивительное совпадение: выдуманный книжный мир рушился под действиями Новы и ее идеологии, совсем как реальный когда-то погрузился в пучину невежества… Мир открыл книгу и вновь погрузился в неё.

***

За десять лет Золотой Город и его провинции покинуло порядка полумиллиона человек. В основном, молодых. Никто не запрещал им уезжать. Они просто уходили на юг, в новое поселение. Жаркие степи преобразовывались, неплодородные земли обогащались с помощью машин. Эти паровые монстры пропахивали землю, загребая её гигантскими ковшами, и выплевывали уже богатую минералами почву. Однако еды всё равно не хватало. Некоторые жители возвращались в более обустроенные северные районы. Обратно их принимали с сочувствием, но без энтузиазма. Большинство таких жителей выделяло в психосферу ядовитые испарения недоверия. Нова создавала иную жизнь. Старые взаимоотношения рушились.

– Что туда влечет людей? – спросил Фагода Лога, глядя на удаляющиеся транспортные диски, пышущие угольным дымом.

– Значит, что-то влечет, – безразлично ответил брат.

– Ты – ученый, ты – историк. Вот ты и скажи: в чем прелесть новой жизни? Кроме того, что она новая. Я понимаю, молодость, желание перевернуть всё вверх дном, но что заставляет этих людей бросать всё, срываться с места?

– Они называют это свободой.

– От кого?

– От нас, – Меркил почесал белую бороду. – Они не хотят жить в психосфере. Их гнетет ощущение того, что кто-то другой может услышать их чувства, их намерения.

– Всегда можно остаться наедине с собой.

– Можно, но им того мало.

– Не нравится мне это. Как я смогу относиться к человеку, если не знаю его намерений? И вообще, зачем скрывать, разве что ты не замыслил ничего хорошего. Верно?

– Я думаю, что они что-то замышляют. Они просто верят, что будут жить лучше, чем мы сейчас.

– Но разве Председатель Канте не объяснил, почему им отказали?

– Объяснил, но ответ их не устроил. По большому счету, им и не требовалось разрешения. Ясно было, что им откажут. Никто не станет устраивать переворот из-за недовольного меньшинства. Они просто хотели убедиться, что им с нами не по пути.

– Думаешь, им удастся построить новое общество?

– Не знаю. Любое общество должно куда-то двигаться. Наше – не исключение. Я не уверен, что их путь лучший. По мне, пусть всё остается, как есть. Но мы ничего не можем сделать, это их выбор…

– Так пусть делают выбор, не забирая наши машины.

– Совет постановил, – пожал плечами Меркил. – Я лично знаю председателя Канте – правильный человек, мудрый. Не зря находится на своём месте. Вряд ли он принял такое решение, не обдумав.