Теория мультииллюзий

Олег уже чувствовал, как ему станет легче, хотя странно, до этого вроде бы и не ощущал никакой тяжести. Алиса все-таки была для него самым близким человеком на свете. Да, сейчас он все ей расскажет.

Но она ничего не спросила.

– Правильно решили, – спокойно сказала жена, – Только какая разница? Тебе же все равно насрать.

Она отвернулась и ушла вперед.

Олег не стал за ней идти. Он сел в машину и поехал медленно-медленно, синхронно с шагающей по тротуару Алисой. Она видела это, но никак не реагировала. Ему сигналили, его обгоняли – ему было все равно.

Он свернул вслед за ней в арку. Сопроводил до подъезда. Она достала ключи и, не обернувшись, скрылась за дверью.

Олег развернулся, втопил газ и с визгом выкатил из двора.

***

Когда он доехал до цели назначения, было уже поздно. Не темно, нет. Темень в июне – она для Твери или Сан-Франциско. В Санкт-Петербурге белые ночи совершенно лишают драматизма запоздалые возвращения.

Однако, вопреки смыслу и экономии, свет в окнах родительского дома, по обыкновению горел во всех окнах. Олег стоял перед воротами и, опершись локтями на руль, смотрел на эти веселые квадратики. Правое окошко, в кухне, было синим. Левее, коридора – зеленое. За ним следовало ярко-оранжевое, прихожей.

Он вспомнил, как восторгалась Алиса, оказавшись тут в первый раз. Восторгалась смелости. Покрасить стены каждой комнаты в свой цвет, совершенно несочетающийся с соседними – по ее мнению это было очень неординарно.

На подоконнике синей кухни стояли цветы и клетка с хомяком. Каждый раз, когда Олег приезжал, грызун по кличке Прохор крутил колесо, выгнув спину и уставившись вдаль. Это вызывало в мужчине чувства уюта и грусти одновременно. Ему нравился и хомяк, и то упорство, с которым он старается. Нравилось чувство «дома». Этот безалаберно включенный свет. Расползающиеся вдоль рам цветы. И разбросанные по двору игрушки собаки, которая, Олег знал, сейчас лежит в комнате, и нет никаких шансов выгнать ее наружу.

Он заглушил мотор и вышел из машины. Открыл калитку своим ключом, поднялся на крыльцо и бесшумно вошел в гостиную.

– О, – обрадовалась мама, вставая с кресла,– ну надо же!

Она крепко обняла его.

– А ты что вдруг приехал?

Олег с деланной укоризной покачал головой. Мама засмеялась.

– Я просто удивлена. Но очень рада!

Она снова обняла его, Олег воспользовался этим, чтоб чмокнуть ее в щеку.

– Здравствуй, мам.

Отец по обыкновению уже спал. Олег решил, что не станет его будить, а лучше устроит сюрприз завтра.

Мама отругала его за то, что он не предупредил о приезде и застал ее с пустым холодильником, попутно доставая из этого холодильника первое, второе и рябчиков на десерт. Она рассказала о надвигающемся корпоративе и ее попытках найти причины на него не ходить. Рассказала про знакомых, про фиалки. Про то, что она все не может найти время пойти лепить из глины. Олег ел и слушал.

– А где Алиса? – словно только что про нее вспомнив, спросила мама.

– Дома, – не стал вдаваться в подробности Олег. Мама внимательно на него посмотрела.

– Какой-то ты невеселый, – констатировала она.

Олег ухмыльнулся. Он часто думал, что доказательством существования Божественной милости вполне могла бы являться способность его родителей не лезть в их личную жизнь. И вдруг, неожиданно для самого себя выпалил:

– Мам? А почему ты никогда не спрашиваешь меня о том, когда у тебя будут внуки?

Регина Викторовна скрупулезно оценивала его эмоцию. Он знал этот взгляд – чуткий, острый. Безошибочно определяющий, что хочет услышать человек и меру необходимости ему это сказать.

– Мне казалось, ты не хочешь детей. Пока, по крайней мере, – пожала плечами она.

– Да, – согласился Олег, – но ты же мама! Тебе вообще-то должно быть плевать на мои желания, – Регина Викторовна улыбнулась, – ты же должна хотеть внуков! Как-то даже, знаешь, обидно! – решил Олег придать серьезному разговору смеха. Хотя, как говорится, в каждой шутке…

– Мало ли что я хочу? – просто ответила Регина Викторовна.

– А ты хочешь?

Регина Викторовна посмотрела на него растеряно. Олег ухмыльнулся. Этот период его жизни определенно войдет в историю под названием «неудобные вопросы всем, даром и путь никто не уйдет от ответа».

– Правда, ты хочешь внуков? – настаивал он.

Регина Викторовна вздохнула.

– Да. Если это сделает тебя счастливым.

Олег засмеялся. Он не знал, в курсе ли мама об их договоренности с Алисой, нарушить которую жена теперь его вынуждает. Но не сомневался, что его мама, опытный психотерапевт, знает больше, чем он говорит. Однако, опять же, как опытный психотерапевт, она никогда не станет искать подтверждения своим догадкам напрямик. «А может, просто как вежливый человек, – подумал Олег, вспомнив настырную дурынду Кэйт, – как нормальный человек, – поежившись, дополнил он».

Мама смотрела на него, ожидая продолжения разговора.

– А на какие жертвы можно пойти, чтоб сделать кого-то счастливым? – спросил Олег.

Мама отхлебнула чаю.

– Собой жертвовать никогда не надо. Но с другой стороны – если ты хочешь сделать что-то для другого, то делаешь. Ты сам должен это чувствовать. Тебе должно хотеться.

– Даже если это неправильно?

Мать странно на него посмотрела. Видимо, в этот момент, она немного потеряла нить из догадок о предмете разговора.

– А что вообще правильно? Вот мы с твоей сестрой – это что, правильно?

– Начинается, – подумал Олег. Регина Викторовна обладала удивительной способностью помочь всем, кроме себя. Ее ахиллесовой пятой были ее собственные отношения с дочерью.

Однако, мама почувствовала, что не стоит поднимать эту тему сейчас.

– Нет ничего правильного. Главное – искренность и чтоб всем было хорошо.

– А что вообще хорошо? – с риторической улыбкой отзеркалил ее слова Олег. Но вместо ответной улыбки мама серьезно кивнула.

– Тут ты прав. Люди не всегда понимают, что для них хорошо. Чего хотят на самом деле. Играют в игрища. Есть даже книга такая, я говорила?

– Говорила, – ответил Олег.

– Получив желаемое, можно обнаружить, что тебе это было совсем не нужно.

Олег застыл. Нечто правильное было в этой мысли. В его ушах зазвучал крик Сони: «ты мне нахер не нужен, мне нужно от тебя избавиться». Олег задумался.

– Тебе выдать белье? – спросила Регина Викторовна, приняв его задумчивость за окончание разговора. Олег бы с радостью посидел с мамой еще, но она, совершенно точно, искала возможность отойти ко сну.

– Мам, я знаю, где оно.

– Ну тогда, пойдем спать, – она поднялась, обошла стол и поцеловала его в макушку, – ты мальчик добрый. Ты обязательно разберешься.

Олег лежал в кровати и смотрел в потолок. Эта комната осталась за ним лишь формально – его родители переделали ее в библиотеку, как только он съехал. Все-таки нетипичные они у него, подумал он со смехом и благодарностью. В кино показывают все наоборот: герой возвращается в дом детства, и в его комнате за двадцать лет ничего не изменилось. Он рыдает от умиления, переставляя машинки полках, гладя плакаты на стенах. В редких случаях влезает в пижаму с медвежонком.

В комнате Олега теперь был шкаф с книгами, стол и торшер. Его вещи, поместившиеся в две коробки, стояли на подоконнике. Занавески вот уже год, как отправились на подшивку.

Занавески.

Олег набрал номер. После четвертого гудка Соня подняла трубку.

– Да, – сонным голосом спросила она.

– Извини, что так поздно.

– Ну что ты. Я ждала этого звонка шесть лет, – зевнула она.

– Все шутишь, – улыбнулся он.

– А что мне остается?

У Олега сжалось сердце. Ее фразы, их постоянная двусмысленность, намеренная или нет, огорчала его.

– Я думала, ты на меня злишься, – продолжила Соня. Олег проигнорировал.

– Скажи, как ты себе все это представляла?

– Ну, – она помедлила, – мы встретимся случайно, и ты влюбишься в меня с…хотя это не с первого взгляда, получается.

Олег чертыхнулся.

– Да нет. Что ты там говорила про занавески.

– А… – снова зевнула она. В их общении уже случилось столько несовпадений, что Соня, очевидно, перестала на них реагировать, – ну, мне представлялась комната с кроватью с балдахином. И этот балдахин из аксельсиора.

– Из чего? – не понял мужчина.

– Можно из шелка, – разрешила девушка, – и этот шелк вылетает в окно, открытое, потому что в комнате жарко. А в окне красивый вид. И еще играет романтичная музыка. И еда изящная.

– Как это, изящная? – ухмыльнулся Олег.

– Ну, трюфели там, креветки. То, что вкусно и ешь редко.

– Я никогда не ел трюфели, – признался Олег.

– Вот видишь! Понимаешь, о чем я?

Олег не понимал.

– И шампанское в ведерке? – съязвил он, – и лепестки на кровати?

– Нет, лепестки – это пошло, – оценила она.

– А все остальное нет?

– Все остальное красиво. Ну, на грани.

Олег молчал.

– Думаешь, все остальное тоже пошло? Да? – уже другим, деловитым тоном поинтересовалась она.

– Ну…немного. Хотя, почему, – действительно стал рассуждать он, – просто ты не похожа на того, кто на подобное ведется.

– У меня просто никогда такого не было, – нараспев произнесла она.

Олег понял, что услышал именно то, что хотел. Да. Все-таки Регина Викторовна была очень мудрым психотерапевтом!

– А для чего ты спрашиваешь?

Олег помолчал.

– Я пытаюсь понять, Соня. Я правда пытаюсь понять, – вздохнул он.

Соня не ответила. Но он откуда-то знал, что ее взгляд сейчас наверняка потеплел.

– А для чего ТЫ это рассказываешь? – изумился он, – это же такое личное. После всего, что случилось.

– Вот именно, – подтвердила она после паузы, – После всего, что случилось как-то нелепо увиливать. Принимай земля обломки!

Он рассмеялся этому выражению.

– Загадочная ты, конечно, – сказал он, и тут же поправил себя, – в хорошем смысле. Загадка. Как в женщине.

– Во мне не загадка, – ухмыльнулась она, – во мне загвоздка. И об нее все рвется.

– Ладно, спокойной ночи, – решил Олег прервать диалог, пока чудное, светлое настроение его не покинуло.

Он чувствовал, что она в замешательстве от резкого окончания разговора, но спорить не намерена.

– Ну, спокойной, – ответила она и повесила трубку.

Олегу вдруг стало так хорошо от того, что она ничего не спрашивает. От этой правды. Соня странная, но она не пытается его переделать или манипулировать. Говорит, как есть, когда любой другой в ее ситуации пытался бы задекорировать слова решительностью или, напротив, жалостью. Странно, что это в принципе была единственная возможность для них разговаривать – эта нелепая, абсурдная, тупая юмореска о страшных вещах.

Надо же, даже еду предусмотрела. Хотя что уж, он тоже очень тщательно подходит к выбору пищи.

За окном начинало нерешительно смеркаться. Время на часах давно обозначило новый день. Чувствуя себя ужасно глупо и в то же время беспечно, Олег открыл браузер на смартфоне и ввел в поисковике запрос: «отели кровать с балдахином».

Только через пятнадцать минут интернет-ковыляния (деревенскому провайдеру слово «серфинг» только снилось) он нашел несколько вариантов гостиничных номеров, подходящих по главному параметру. Ложе с балдахином! Подумать только! Конечно, ни одна из кроватей не стояла возле окна, так что в объективном смысле, он был прав – так не бывает. Но какая уж тут теперь объективность. Он усмехнулся.

Олег и сам не верил, что все это происходит на самом деле. С бьющимся сердцем он нажал на кнопку вызова первого хостела.

– Здравствуйте, я хотел бы подтвердить, что у вас свободен номер и туда можно заказать еду. Расскажите мне про еду.

В два часа ночи отель, подходивший по всем критериям, был выбран.

Олег довольно откинулся на подушку и набрал смс с тремя словами:

«Завтра. Спросить Олега»

Следом он отправил скрин экрана, содержащий адрес отеля и подтверждение брони.

«Ну вот, – подумал Олег и тут же отредактировал мысль, – вот и все»

Он закрыл глаза и, вопреки кучи клише, тут же уснул.

***

Раздался неуверенный стук.

Олег не вздрогнул и даже не пошевелился. Пришла.

Есть такие моменты, в которые ты отчетливо понимаешь, что путь назад еще существует. Прекрасные моменты. Олег наслаждался как раз одним из таких ровно секунду, затем встал и подошел к двери.

«Сейчас открою, а она там в костюме из латекса», – успел подумать он, прежде чем дверь с легким щелчком распахнулась.

На ней была кофточка с прозрачными широкими рукавами, объемная юбка, струящаяся от талии до колен, и кеды. Выглядела Соня хорошо. И на семнадцать. Плюс один к списку «спать с ней – гребанное извращение».

– Привет, – хрипло сказала она.

– Привет, – ответил он и отошел, пропуская ее внутрь.

Соня огляделась.

– Ого. Балдахин! – констатировала она, однако, спешно прошла мимо кровати и села на стул у стола, – ты знаешь, я не была уверена, зачем ты меня позвал. Но ноги я, конечно, побрила. На всякий случай.

Олег не сдержал улыбку.

– А теперь вот, вижу это и… – она кивнула на кровать, – как они называются? Занавески? Короче, вот они все проясняют, – она с восторгом покачала головой, – смотри-ка, прям как я мечтала! У окна. А ты говорил, не бывает!

Олег сел на кровать. Что ж, это было приятно. Ее восторг компенсировал боль в надорванной спине. Дурацкая кровать весила не меньше тонны!

Немного прищурясь, он посмотрел в окно. За стеклом было светлее, чем в комнате. Белая, волшебная ночь вырисовывала на тюли балдахина волнистые узоры. Олег не помнил, как этот эффект полукруглых полосочек называется, но они вдруг сделали его счастливым. Он почувствовал какую-то призрачную магию, взаимосвязь во всем, что происходит, неведомую красоту и бесстрашие. Ему сделалось просто.

– Вид за ними тоже ничего, – ответил он, и, неожиданно честно добавил, – я подумал, тебе должно понравится.

Соня, словно нехотя, встала и принялась пересекать комнату. Он наблюдал за ее движениями и понял, она не просто волнуется. Она боится.

Соня прошла мимо него, захватив крайнюю занавеску балдахина, открыла настежь раму и выпустила штору за карниз.

– Красиво, – подтвердила она, оглянув безлюдный проспект.

А потом…Потом Соня обернулась и запрыгнула на подоконник, параллельно встряхнув головой и прикрыв глаза. Она сделала это медленно, наверное, из-за боязни свалиться в окно. И все ее тело, от кончиков волос до смешных рисунков на носочках, вытянулось, чтоб сохранить равновесие. Получилось у него бесконечно красиво.

Это было как в лучших слоу-мо, когда все прекрасные, никогда больше не способные повториться вещи происходят медленно и одновременно. У Олега захватило дыхание от каждого ее полудвижения. В следующую секунду Соня уже сидела, некрасиво согнув руку в запястье и по-дурацки нервно разгибая пальцы ног. Но вот эти две секунды ее прыжка – их хватило, чтоб увидеть в ней женщину в самом прекрасном смысле.

Откуда-то налетел ветер. Занавески незакрепленным парусом развивались за спиной девушки. Она выпрямилась, почувствовав себя увереннее, и в тот же миг вдалеке раздались звуки вальса. Да, да, какой-то мудак ехал с открытыми окнами, но слушал не репчик, а Прокофьева.

Олег никогда раньше не встречал среди любителей посвятить в свои музыкальные вкусы поклонников классики. И справедливо охреневал от всех этих совпадений, соединяющихся в одну волшебную картину. Впрочем, судя по ухмылке Сони, она охреневала не меньше него.

Когда машина промчалась мимо, и тишина снова воцарилась, Соня внимательно огляделась. Остановив взгляд на бисквитах и канапешках, которые занимали всю поверхность стола, она покачала головой.

– Мы забыли шампанское.

– Шампанского не будет, – отрезал Олег, – есть морс.

Соня поморщилась, но спорить не стала. Она подошла к столу и взяла со стола бисквит. Сердце Олега забилось сильнее.

– А своя музыка у нас есть? – снова заговорила девушка, доев.

Олег покачал головой.

– К счастью для тебя, – она картинно его оглядела, и он считал этот взгляд– совершенно ситкомовский, – я все предусмотрела.

Соня достала из сумки старый потертый плеер. Подошла к нему мягкой походкой. Происходящее напоминало глупейший ромком и, замечая азартные искорки в ее глазах, Олег понимал – в своих ощущениях они солидарны.

Но вопреки жанру, вместо того, чтоб бережно коснутся его уха, оставляя в нем наушник, она резко протянула ему девайс.

– Вставляй, – скомандовала Соня, и Олег едва удержался, чтоб не пошутить как самый последний школьник. Впрочем, девушке на ум явно пришло что-то аналогичное и они, переглянувшись, прыснули со смеху.

Она включила плеер и принялась выискивать в плей-листе музыку. Олег ей не мешал. Соня взяла его за руку, вывела в центр комнаты и, нажав кнопку воспроизведения, спрятала плеер в невидимом кармане юбки.

Заиграла лиричная композиция. Олег безошибочно узнал ее с первых нот и растеряно посмотрел на Соню. Она же с улыбкой тянулась к его плечам.

– Это что Элтон Джон?!

– Да, – мягко сказала она.

– Это уже перебор, – выдернул Олег наушник и отстранился, – ты прости, но это правда перебор.

Она остановила музыку.

– Это потому, что он гей? – недоверчиво спросила она.

Олег так опешил, что замялся с ответом.

– Хорошо, прости, – продолжила Соня, – я как-то не подумала, что он гей и… – она машинально спустилась взглядом вниз до его ширинки и, тут же, ужасно застеснявшись, поспешно подняла взгляд.

– Ох, поверь, у него куда больше причин не встать помимо этого маловажного факта! – выпалил Олег.

Смысл сказанного прошелся ознобом по всему его телу.

– В смысле…, – он хотел объяснить, что не имел в виду ничего ужасного, но вместо этого от всей души выругался.

Соня захохотала. Так весело захохотала. Олег с облегчением улыбнулся.

– Ну это же чересчур. Элтон Джон, что может быть картинней! Как в самой тупой мелодраме. Как будто мне тринадцать и ты…ты вот вообще не ассоциируешься со всем подобным! – Кинулся обвинять он девушку, – ты должна любить эмбиент. Постпанк?

– Что за нелепые стереотипы, – съехидничала она.

– Нет, ну, конечно, если ты настаиваешь, – в целом, он не решался взять ответственность расстроить ее планы.

– Слушай, – снова подошла Соня, – ты просто расслабься. Мне кажется, все должно быть так…Чтоб сохранить градус. У нас и так нет алкоголя.

– Ладно. Я попробую.

Он вставил наушник. Она снова нажала на «play».

– What I've got to do, to make you love me, – запел голос.

Соня положила руки ему на плечи. Нет, ну не может же она, рассказав ему о всех своих мытарствах, всерьез включать песню с такими словами! Какой-то троллинг, не иначе, думал Олег. Он мельком глянул на нее. Ее лицо было взволнованно, но явно по другим причинам.

– What I got to do, to make you care, – стонал певец.

– Ты в курсе, о чем он поет? – осенило Олега.

– О любви, конечно, – уверенно ответила она. И, чуть подумав, добавила, – хотя я в школе немецкий учила. Но ведь о любви?

Ему сделалось паршиво.

– Выключи это, – попросил он.

– Что, опять? – попятилась она, – ну ты капризуля!

Олег не знал, как объяснить внезапно навалившуюся на него грусть.

– It's sad, so sad – попытался помочь певец.

– Это все…Это все очень театрально. У меня все-таки не встанет! – констатировал он.

– And it's getting more and more absurd, – мелодично констатировал Элтон Джон.

«Это уж точно» – подумал Олег и снова вытащил наушник.

Соня вздохнула и последовала его примеру.

– Ладно, знаешь… Я думала, будет забавно, но, кажется, ничего не получается.

Олег понял, что она сейчас уйдет. «Соберись и покончим с этим» – приказал он себе.

– Я понял. Ладно. Просто включи любую другую композицию.

Она с сомнением на него посмотрела. Олег воспользовался ее замешательством, подошел к столу, запихал в рот два бисквита и выпил залпом стакан морса.

– Есть же там еще какие-нибудь песни? – спросил он с набитым ртом.

Соня принялась копаться в списке композиций. Он решительно подошел, вставил в ухо наушник и обнял ее за талию. Она, не ожидая такого напора, чуть заметно подалась вперед и несмело на него взглянула. Заиграли бодрые аккорды.

– There was a time, I was everything and nothing all in one, – Олег, как мог бодро, улыбнулся.

– Ну вот. Другое дело.

– Эта моя любимая, – расплылась в улыбке Соня.

Она осторожно прижалась к нему. Он начал двигаться, и Соня, чуть запоздав, последовала его примеру. Они стали медленно кружится. Со стороны, наверное, выглядело нелепо – двое танцуют под тишину.

– When you found me, I was feeling like a cloud across the sun…

Он чувствовал ее дыхание возле своей шеи.

– Не знаю, как ты, а я точно напишу об этой ночи в мемуарах, – проворчала она.

Олег усмехнулся. Он подумал, она неспроста делает все максимально пошло. Даже говорит. Все эти стереотипные слова, фразочки, как в кино. При этом единственное, в чем ее нельзя было обвинить, так это в банальности. Даже сраные занавески с балдахина – это весьма неординарно, хотя в ее понимании, наверняка казалось чем-то стандартным. Она изо всех сил стремилась сделать ситуацию (подобно песне) как можно абсурдней.

Олег, что называется, поймал ее волну. От радости он прижал Соню к себе сильнее.

– Ты не хочешь знать, почему я передумал? – спросил он.

– Нет.

– Почему? – покачал головой он. У него, вообще-то был заготовлен ответ.

– Потому что ты скажешь какую-нибудь глупость, – прошептала Соня.

Он засмеялся.

– Кто тут еще говорит глупости, – тоже перешел на шепот он.

Их щеки соприкоснулись. Едва заметное головокружение заставило Олега прерывисто вздохнуть.

– Ладно, буду молчать, – согласился он, – еще какие-нибудь пожелания?

Соня потянулась к его уху.

– Да, – прошептала она. Олег почувствовал, как ее губы расплылись в улыбке. Он откуда-то уже знал, что сейчас она заставит его рассмеяться, – постарайся оплошать, – кокетливо выдохнула она.

Олег рассмеялся. До него, наконец, дошло, насколько грамотным было все, на что он ругался. Напускной романтизм, клише, театральщина. Они повысили градус условности настолько, что затмили неправильность происходящего. Оно стало немножечко не взаправду. Они – герои фильма, а в фильме предписанное – случится. И точка. Снято. Никакой ответственности, никакого страха, все можно. В кино все возможно.

Олег почувствовал в животе странное чувство. Вибрации, волнение. Соня неожиданно отклонилась и посмотрела на него, улыбаясь нежно и скромно. Затем, закрыв глаза, снова прижалась к его щеке.

Чувство в животе Олега выходило из-под контроля. Он закрыл глаза. Соня ненарочно коснулась его виска губами, и его губы машинально разомкнулись в ответ. Она провела ладонью по его плечу, вздохнула и кажется, снова собиралась что-то прошептать.

В этот самый момент его вырвало прямо на ее кеды.

***

Первым, что Олег увидел, оказался красный тазик. Затем он понял, что кто-то гладит его по голове. Соня провела ладонью по его волосам и с сочувствием поинтересовалась:

– Ну вот. Получше, да?

Олег гадал, что хуже – картина в тазике или осознание того, кто ее автор.

– Что? – прохрипел он, поднимаясь и стараясь не смотреть в ее сторону, – что произошло?

Соня усмехнулась.

– Ты так не хотел со мной спать, что тебя вырвало. Ты потерял сознание, потом стал приходить в себя и… – она кивнула на несчастный таз, – все началось по новой.

Олег обессиленно облокотился на кровать. Соня продолжала гладить его по голове.

– Не переживай, я тебя изнасиловала, как только ты отключился.

Олег видимо не совсем пришел в себя, потому что всерьез опустил взгляд оценить нетронутость своих штанов.

– Ты серьезно? – c укоризной покачала головой девушка.

Он высвободился из ее рук и Соня, кажется, тоже изо всех сил стремясь помочь ему в этом, отстранилась. Встать оказалось сложнее.

– Я…я сейчас.

Нетвердой походкой он отправился в душ. Ему было очень, очень плохо.

Олег выдавил пасту из одноразового тюбика на одноразовую щетку. Он впервые в жизни использовал отельные принадлежности. Из зеркала на него смотрел осунувшийся несчастный человек. Он попытался смыть ледяной водой эту серо-зеленую физиономию, но вышло не очень.

Пора было выходить. Сказать что-то. Объясниться. От этих мыслей тошнота снова подступала к горлу.

Соня сидела на краю кровати, держа спину неестественно прямо, и с волнением смотрела на него.

– Все нормально?

Олег молчал.

– Ну, жить-то будешь? – игриво поинтересовалась она.

– Соня. Я не понимаю, что случилось, – развел руками Олег.

– Да ничего, – горько усмехнулась девушка, – ничего. Это даже забавно.

– Со мной такого не бывает обычно.

– Ну так у нас необычный случай намечался, – снова усмехнулась она, – Знаешь, возможно, это даже самое лучшее, что могло произойти. Правда, не вздумай себя корить. Самое лучшее из всех возможных вариантов. Не то, чтобы мне не жаль кеды…

– Господи…– он закатил глаза. Она засмеялась.

Олег попытался измерить объем искренности ее слов. Она смотрела прямо на него со спокойствием и улыбкой.

– Я сейчас приду в себя, и мы продолжим, – сказал он. – Это все Элтон Джон, точно! – она хихикнула. – Чего ты молчишь?

Соня смотрела на него.

– Ты серьезно? – с той же укоризной спросила она.

– Соня. Я тебе клянусь, я никогда ничего подобного не испытывал. У меня никогда и не было подобного, да. Но я… – он повысил голос, – да почему я оправдываюсь-то?

Соня улыбнулась честности его возмущения. Огляделась, словно в попытках найти, что сказать.

– Может у тебя аллергия на измены?

Кровь быстро-быстро потекла по капиллярам прочь от головы. Олег выдохнул, как надеялся, спокойно, и сел в кресло.

– Нет. У меня только непереносимость алкоголя, – безразлично пожал плечами он.

Она резко повернула голову.

– О…так вот почему ты не стал…

– Да. Мне нельзя пить. Вообще. Ни грамма.

Она помедлила.

– Ну тогда тебе и бисквиты не стоило есть. В них же виски или что-то такое.

– Какой виски? – удивлено спросил он.

Соня внимательно на него посмотрела.

– Какое. Виски. Пропитка, ты что, не почувствовал?

– Я пил алкоголь один раз в жизни, когда мне было девять. Дядя Слава решил сделать из меня мужика, пока мама отвернулась.

Она медленно кивала.

– А потом мама сделала из дяди Славы труп.

Олег смотрел на нее, не зная, что сказать. Она засмеялась.

– Вот почему опасно спать с первыми встречными! Смертельно опасно. Запомни на будущее, – пыталась неловко шутить Соня. – А ты мог умереть?

– Мог, – просто ответил он.

– Как драматично! – развела руками она, – и ты на знал, что в них алкоголь? Ты же еду заказывал?

– Как я мог знать? – воскликнул Олег, – я ткнул в бисквиты, мне показалось это очень подходящее блюдо…как ты и хотела.

– Да, вот вам и изящная еда. А я уж подумала, что и правда настолько противная, – улыбнулась Соня, – а я просто дура и снова все испортила, – закончила она уже совершенно будничным тоном.

– Нет, – бросился он отрицать, – ты замечательная! Ты тут вообще не при чем!

Так и было. Но ее это, судя по взгляду, не убедило.

– Нет, – тихо сказала она.

Олег не понимал, совершено не понимал, что скрывается за этими словами. Но что-то подсказывало ему – ни в коем случае нельзя прекращать говорить с ней.

– Я сейчас же позвоню в кафе, где делал заказ и устрою…устрою разнос…

– Они не при чем, – с внезапной грустью продолжила Соня.

Олег встал с кресла, подошел к ней, неловко опустился и, через тысячи «не хочу» взял ее руку в свою.

– Соня. Ты, конечно…необычная, – она хмыкнула, – но почему бы и нет? Вернее, это круто! Правда, круто. Тебе когда-нибудь говорили, что ты необычная? – зачем-то использовал он шаблонный прием.

Соня приподняла бровь.

– Тебе ответить честно или скромно?

Олег покачал головой.

– Ясно.

Она улыбнулась.

– Нет, ну не всегда это было именно «необычная». Чаще, например, «странная». Или чокнутая. Гораздо чаще.

Олег запрокинул голову на кровать и уставился в окно. Он только сейчас заметил, что в комнате сумрачно и лилово. Атмосферно, как говорят. Олег до сих пор уверен, именно он придумал это слово, «атмосферно», которое каким-то магическим образом тут же поселилось в диалогах всех вокруг. Он даже помнил момент своего лингвистического озарения. Две тысячи пятый. Васильевский остров, такой же сумрак. Он идет, свободный и окрыленный несчастьем. Когда тебе двадцать, несчастье – это так красиво. Атмосферно. Именно эта характеристика пришла ему в голову в одной из арок четвертой линии.

О Васька, о молодость! Первая любовь, первое вино, первые мысли о суициде.

– Ты, наверное, очень этим гордишься? – спросил он, почувствовав, как этот атмосферный сумрак перевел их разговор на новый уровень.

Она удивленно на него посмотрела.

– Тем, что мне это говорят?

– Да. Тем, что ты такая вот…необычная.

Она всерьез задумалась. Уголки губ ее опустились.

– А чем тут гордится? – совершенно не играя спросила она.

– Ну не все могут…Вот так. Я не знаю, как это объяснить, но…Ты необычная и все. Это и так понятно.

– Так я же не специально, – Соня искренне недоумевала, – я же ничего для этого не делаю. Я просто делаю, а потом мне говорят, что это необычно. И я отвечаю: ну ладно.

Она немного помолчала, потом тихо продолжила:

– Вот тебе можно гордится. Ты делаешь, что нравится. Да еще и в свободном графике, – она грустно пожала плечами и добавила совсем тихо, – и жена красавица. Жене твоей можно гордится. Она…она совсем молодец.

Упоминание его жены намекало, что со стороны Сони ни о каком романтическом продолжении, вернее, возобновлении, не может быть и речи. Олег вспомнил отвратительное расставание с Алисой. Оно перевело его из состояния историй по душам к грустным реалиям, в которых он является несчастьем двух женщин и ничего по этому поводу не чувствует, кроме раздражения.

– Почему ты постоянно делаешь акцент на том, что она красивая?

– Но это же правда.

– Ты тоже красивая, и это тоже правда.

Соня никак не отреагировала. Очевидно, восприняла его слова как дежурный комплимент.

– Спасибо.

Он решительно хлопнул ладонью по коленке.

– Врубай нашего друга Элтона.

Она засмеялась и встала.

– Не.

– Да прекрати, я почистил зубы!

– Молодец. Зубы надо чистить два раза в день. Можешь схалтурить вечером.

Она стала надевать кардиган.

– Соня. Теперь все будет по-другому, – попытался Олег.

– Нет, не будет, – чересчур просто не согласилась она, и пока он подбирал слова, снова заговорила, – Олег. Спасибо тебе за все. Спасибо, правда. Не всякий пойдет на подобное безумие. Да еще и с кучей тупых условий, – она кивнула в сторону занавесок. – Ты хороший человек. И еще раз, прости. Но больше не нужно. Ты сделал все, я больше не буду. Я больше не хочу, это бессмысленно. Ты и так чуть не умер из-за меня, я не смею просить больше.

Последняя фраза заставила его насторожится, в ней вроде слышалась издевка. Соня резко замерла.

– Мне пришлось бы расчленять тебя. Боже, я только сейчас поняла, какое счастье, что мы всего избежали!

Нет, показалось.

– Я сам хочу! – Олег направился к ней.

– Это неправда, – мягко прервала она. Он не стал спорить.

– И мне стало легче. Если ты переживаешь вдруг, – она недоверчиво на него посмотрела, – мне стало легче. Честное походное! Теперь надо разобраться с остальным. И еще раз. Прости меня.