– Нет, Генри Маркович за такого рода дела берётся бесплатно. Уж очень он вас не любит. А потом, я – любовница Хордаковского.
– А ведь верно, – пробормотал Денис, как будто сражённый внезапным всесокрушающим аргументом. На его лбу прорезались две морщины. Вдруг улыбнувшись, он поглядел на Риту.
– Дай показания.
– Мы уже обсудили этот вопрос.
– Но ведь он – мокрушник! Он исполняет заказы. Он занимается этим уже шесть лет. Пока ему платят за то, чтобы он тебя охранял, я за миллиард не соглашусь шлёпнуть тебя по жопе. Но если ему велят тебя замочить, он тебя прихлопнет. Ткнёт пальцем в грудь, и причиной смерти будет инфаркт. Он такие штуки делать умеет. И ты не первая будешь.
– Я повторяю: он вам ничем не сможет помочь, – произнесла Рита, взяв сигареты, – ты можешь это понять? Или ты дебил?
Денис промолчал, не сводя глаз с Риты.
– А впрочем, этот вопрос вполне риторический, – продолжала та, щёлкнув зажигалкой, – инсценировка покушения на меня дорогого стоит.
– Прощайте, мадам Дроздова, – сказал Денис, – уверен, что вы войдёте в историю.
Открыв дверь, он вышел. У стула были колёсики, и он очень легко катался. Возможно, по документам он даже числился креслом. Отталкиваясь от пола высокими каблуками, Рита на этом стуле или на кресле объехала справа стол, по прямой достигла второго стула, который был без колёсиков, положила на него ноги и закурила. Тут же поморщилась. У неё неожиданно заныл зуб. Вернулась Арина. Ей пришлось сесть на стол. В большом, низком кресле она казалась бы, при своём невысоком росте и хрупком телосложении, совсем крошкой.
– Ну, что? – поинтересовалась она, болтая ногами.
– Да, ничего.
– Работаем?
– Да.
– А что они могут предъявить Игорю?
– Что угодно.
– Тогда зачем именно в тебя вцепились бульдожьей хваткой?
– Да не в меня одну! Почему в меня – понимаю. Они хотят, чтобы я начала жрать это дерьмо. Коготок увяз – всей птичке пропасть.
– Понятно, – проговорила Арина, также закуривая, – но мы ещё пощебечем. Завтра придёт новое пожарное руководство. Тебе желательно быть.
– Я буду, Ариночка.
Бросив взгляд на часы, Рита приложила ладонь к щеке.
– Что-то разболелся седьмой!
– Это тот, который тебе залечили осенью?
– Он! Видимо, оставили нерв. Одна здесь управишься?
– Да, езжай к стоматологу.
Рита встала и вышла в зал. Динамики источали самую душераздирающую музыкальную тему из фильма «Спрут». Тамары на сцене не было. Публика, судя по доносившимся разговорам, нетерпеливо ждала её. Проходя мимо барной стойки, возле которой была только одна Вика, Рита столкнулась почти нос к носу с Наташкой. Та, опустив глаза, взяла круто влево, но была схвачена за рукав. Её щёки густо залились краской.
– Ты понимаешь, что ты наделала, идиотка? – тихо спросила Рита, еле удерживая порыв влепить ей пощёчину, – эти двести пятьдесят тысяч я бы тебе дала! Дала бы и больше. А ты идёшь ради них в тюрьму! И тащишь туда меня! Тебе обещали, что ты отделаешься условным? Это исключено!
– Он мне угрожал!
Рита засмеялась.
– Угрожал? Чем же? Перепроверкой анализа на глистов?
– Он пообещал, что не даст врачам её вылечить!
– Это правда?
– Правда! Клянусь!
Отпустив Наташку, Рита бегом покинула бар. Но страшная музыка с ней осталась. Она вошла в подвздошье, как нож.
Глава тринадцатая
Дул ветер. Плыли огни. Патриция Хольман готовилась выпить ром. Рита озиралась по сторонам, как будто не понимая, где очутилась. Сутки назад она горько плакала. Теперь – нет. Ей было теперь легко, потому что музыка, сотни раз слышанная прежде, вошла в подвздошье, как нож. Кроме сладкой дрожи от межпланетного холода этой стали, у Риты не было ничего. Ей хотелось крикнуть – небу, луне и спящему при огнях, как при погребальных свечах, огромному городу вдалеке: «Меня звали Рита! Рита Дроздова!» Откуда вдруг взялось ощущение, что она умерла? Тут всё было ясно – зуб перестал болеть. И неудивительно. На таком расстоянии от всего, кроме полуголой туберкулёзницы, предлагающей всем нажраться, сдаёт позиции даже нерв под световой пломбой.
Дверь чёрного «БМВ», стоявшего рядом с её вишнёвой «девяткой», открылась. Рита не заострила на нём внимание сразу, так как оно было не единственным чёрным «Бумером» на парковке.
– Что ты здесь делаешь? – удивилась она, когда худощавый и горбоносый мужчина в сером пальто приблизился к ней.
– Решил сменить Родика, – был ответ.
– Разве всё так плохо?
– Да, ничего хорошего.
Рите вдруг захотелось ощутить страх. Такой, чтобы горло перехватило. Но музыка продолжала делать её бесстрашной. Да, голова кружилась, однако в этом был виноват Ремарк со своей Патрицией. Рита крепко прижалась к Игорю. Он, казалось, этого ждал. Он обнял её. Она задрожала, почувствовав нереальную силищу его рук.
– Игорь, Игорь!
– Что?
– Мы можем уехать?
– Можем.
Рита подняла голову, чтоб увидеть его лицо. Она в первый раз видела его так близко, почти вплотную. Горбатый нос, небритые щёки, серый ледяной взгляд, ленивые на улыбку губы. «Ведь он мокрушник!» – мысленно согласилась она с другим человеком в пальто, – «профессиональный и прирождённый убийца! Он меня грохнет, если ему велят. Это интересно!»
– У меня болел зуб, – сказала она, – я вышла на холод, и он прошёл! Должно быть, от холода. Я хочу с тобой в ресторан!
– Но ведь там тепло! Что, если он вдруг опять заболит?
– Ты мне его выбьешь. Ты сможешь сделать это небольно?
– Нет.
– Почему?
– Потому, что в зубе есть нервы. И у меня они есть.
– А вот это новость, – хмыкнула Рита, – но всё равно, я настаиваю! Поехали в ресторан!
– Хорошо. В какой?
– Пока ещё не решила. Езжай за мной, да не отставай!
Достав из куртки ключи, Рита побежала к своей машине. Игорь сел в «БМВ». Они устремились по ночным улицам к центру города. Рита, задавшись целью заставить Игоря нервничать, добивалась цели маниакально. Стрелка спидометра доскакивала до ста шестидесяти. Мотор надрывался, подшипники дребезжали. Рита сама себе удивлялась. Зачем ей всё это нужно? Стоит ли цель того, чтобы превратить «девятку» в металлолом, а себя саму – в беспомощное и жалкое существо, которое даже и умереть не сможет без посторонней помощи? Эти мысли вызвали смех. А разве сейчас – не так? Разве то, что первая может развивать скорость сто шестьдесят, а вторая – трахаться, как-нибудь отделяет их от убожества? Нет, конечно! И Рита делала всё, чтоб чёрное «БМВ» хоть на один миг исчезло из зеркала, слившись с ночью. Но нет – «девятке» до «БМВ» было далеко. А Рите – до Игоря. Она злилась. Она забыла про светофоры. Все повороты делались на четвёртой и оборачивались заносами. К счастью, улицы были почти пусты.
На Новом Арбате белый патрульный «Форд», мчавшийся навстречу, молниеносно выполнил разворот и с воем сирены бросился догонять удалую пару. Назвав себя идиоткой, Рита сбросила газ и затормозила рядом с бордюром. Это же сделал Игорь. Патрульный «Форд», поравнявшись с машиной Риты, остановился. Из него вышел рослый, плотный старлей, обтянутый светоотражающими ремнями. На нём висел автомат. Фуражка была ухарски заломлена на затылок. Рита нажала кнопку стеклоподъёмника.
– Документы, – буркнул старлей, подойдя. Он выглядел заспанным, раздражённым. Едва на него взглянув, Рита закурила.
– Вы не хотите представиться?
Офицер представился так, что нельзя было разобрать ни одного слова. Повысив голос, опять потребовал документы.
– Что я нарушила?
– Скоростной режим.
– Вам придётся это технически доказать.
– Из машины выйдите!
– Да пошёл ты.
Она сознательно нарывалась. Старлей был ей неприятен. Его лицо – широкое, наглое, со свирепо моргающими глазами, принадлежало не одному ему. Это было общее их, всех этих всосавшихся в её жизнь упырей, мурло. Именно таким она его представляла. Кроме того, её интересовало, как поведёт себя Игорь. Игорь повёл себя очень просто. Когда старлей поволок Риту из машины, чтоб уложить на асфальт, её горбоносый спутник вмиг оказался рядом и уложил самого старлея, сломав его квадратную челюсть коротким ударом справа. Потом достал пистолет. Рита завизжала. Второй милиционер, выскочив из «Форда», дал автоматную очередь. Но он нервничал, а вот Игорь стрелял спокойно. Выронив автомат, милиционер схватился левой рукой за запястье правой. Сквозь пальцы потекла кровь. Тут же донеслась другая сирена. Со стороны Садового вырисовывался ещё один экипаж ДПС под синими проблесками.
– За руль! – крикнул Игорь и без малейшей нежности втисну Риту в «девятку», – не вздумай ехать за мной!
Пока она обретала способность соображать и двигаться, он поднял пистолет и два раза выстрелил в сторону приближающейся машины. Та взяла вправо, резко замедлившись. Из неё был сразу открыт ответный огонь. Но он не имел успеха, и Игорь смог сесть за руль. Через две секунды чёрное «БМВ», сделав разворот, помчалось к Арбатской.
Рита не помнила, как она завела мотор, как тронулась с места, куда свернула с проспекта. Перед её глазами мелькали сквозь поток слёз какие-то улицы, переулки, площади. И, конечно же, фонари, от которых небо было багряным, как над пожарищем. Ноги Риты помимо её желания отпускали педали и вдавливали их в пол, руки управлялись с маленьким рычагом и рулём также машинально. Как двадцать минут назад Рита затруднялась понять, точно ли она умерла, вот так и теперь её беспокоил только один вопрос: а точно ли это – сон? Зуб, снова начав болеть, дал страшный ответ на оба этих вопроса. Это произошло на набережной, у храма Христа-Спасителя. Вслух сказав, что она не спит, Рита сняла ногу с педали газа.
Был второй час. Машина остановилась у парапета. Река была только кое-где затянута льдом. Её медленные воды под синими фонарями напоминали поток расплавленного свинца. Справа возвышалась громада храма. Он и река сонно перемигивались, как будто замыслив подлое и кровавое дело. Риту трясло. Музыка из «Спрута» теперь придавливала её к реальности, из подвздошья переместившись в голову, и пульсировала в висках. Достав телефон, Рита в первый раз набрала один из двухсот номеров, занесённых в базу.
– Серёжка!
– Что?
– Это Рита!
– Слышу.
– Ты где?
– Ты лучше скажи, чего тебе надо.
– Мне надо спрятаться! Я тут вляпалась, …, в такое дерьмо! Ты просто не представляешь! Рядом – река! Если бы ты знал, как мне сейчас хочется утопиться!
Серёжка долго молчал, слушая рыдания. Закурив, спросил:
– А где ты сейчас?
– Около Кремля!
– Что, кто-то опять пытается тебя грохнуть?
– Нет! Клянусь, нет! Всё гораздо хуже!
– Ну, хорошо, приезжай ко мне. Я на Белорусской сейчас живу.
– Так ведь это рядом! Говори адрес!
Серёжка продиктовал. Спустя несколько минут Рита, припарковав машину в тёмном дворе, бегом поднялась на первый этаж старого кирпичного дома и позвонила в дверь. Ей открыла девушка ростом чуть повыше её – красивая, смугленькая, босая. На ней было кимоно.
– Мне Сергея, – пробормотала Рита, зачем-то глядя на её волосы, влажные и торчащие во все стороны.
– А его сейчас нет. Но он скоро будет. Ты проходи. Только не ори во всю глотку, здесь коммуналка.
Сняв в коридоре куртку, шарф и ботинки, Рита проследовала за вымытой девкой в одну из четырёх комнат. Там было очень просторно и неприглядно, из мебели – только шкаф, два облезлых стула, зеркало и диван, накрытый сиреневым покрывалом. На нём лежала ничком, болтая ногами другая девушка – также смуглая, тощая, с длинным носом. Были на ней вельветовые штаны, кофта и носки с дырками на пятках. Она читала толстую книгу, очень старинную. Присмотревшись, Рита узнала Библию. Бросив взгляд на неё, на Риту, носатая улыбнулась, перелистнула страничку и придала лицу более серьёзное выражение.
– Тебя как зовут? – поинтересовалась первая девушка, указав Рите на стул и сев на диван, чтоб продолжить то, от чего её оторвали – стрижку ногтей на ногах. За левой стеной стонали. За правой громко скрипел диван. Рита опустилась на стул.
– Меня зовут Рита.
– Вдолбишься?
– Нет.
– Понюхаешь?
– Можно.
– Танька, насыпь!
Вторая девчонка, не отрываясь от книги, быстро достала из-под подушки пакетик с белым и пятидолларовую купюру. Из твёрдых, гладких, горизонтальных поверхностей в комнате был лишь дощатый пол. Рита опустилась на четвереньки. Накокаинившись, она села – но не на стул, а на пол, и зарыдала, опустив голову. Девушки наблюдали за ней с большим удивлением.
– Что такое? – спросила первая, убрав ножницы, – не накрыло?
– Меня ничто не берёт! Ничто! Даже смерть! Я сейчас хотела кинуться в прорубь, но тут из храма вдруг кто-то вышел, достал у меня из куртки мобильник и сунул его мне в руку!
Две твари переглянулись. Им было завидно. Тут мобильник Риты подал сигнал эсэмэски. Прочтя её, Рита встала с кружащейся головой. Её затошнило. «Рита, ты дома?» – спрашивал её Игорь. Она ответила: «Нет!» Написала адрес, громко его шепча. Потом бросилась в сортир. Он был кем-то занят. Ей пришлось скорчиться над ванной, напоминавшей внутри слякотный асфальт. Было очень больно. Её рвало, казалось, колючей проволокой. И кто-то пару секунд за ней наблюдал, чуть приоткрыв дверь.
Когда Рита, прополоскав хорошенько рот и окатив ванну из душа, вернулась к девкам, никаких звуков из других комнат не доносилось. Босая девка лежала рядом с религиозной и была зла.
– Как тебя зовут? – спросила у неё Рита, вытерев рот платочком.
– Алёна.
– Алёна, слушай! Сейчас сюда приедет мой друг. Сергей его знает. Он для него…
– Какой на … друг? – заорала Танька, захлопнув Библию и приняв сидячее положение, – мы клиентов ждём! Поняла? Клиентов!
Рита кивнула. Села.
– Я понимаю. Но речь идёт о жизни и смерти.
– А у нас речь идёт о трёхстах гринах! Кто нам возместит их потерю? Ты, что ли?
– Я.
Ответив так, Рита вынула из кармана требуемую сумму в банкнотах с портретом Франклина и швырнула их на диван. Они в тот же миг исчезли в кармане Таньки, после чего девчонки задумались.
– Хорошо, – сказала Алёна, – что ему нужно, твоему другу? Анальный секс?
– Я пока не знаю.
– Как так – не знаешь? – снова взорвалась Танька, – а вдруг он конченый извращенец? Или маньяк? Если так, то мы не согласны, шёл бы он на …!
– Вы ему не нужны, – заверила Рита, – ему нужна только комната до рассвета.
Танька, пожав плечами, вынула из штанов мобильник и набрала сообщение. Вскоре заулюлюкал дверной звонок. Открыла Алёна. Игорь вошёл. Упал. Он был весь в крови. Увидев её – на нём, на полу, на руках Алёны, судорожно пытавшейся что-то сделать, Рита зашлась припадочным хохотом. Успокоив её пощёчинами, Алёна и Таня втащили Игоря в комнату и, частично раздев, уложили навзничь на свой диван. Раненый хрипел. Он был уже без сознания.
– Ему лёгкое прострелили, – предположила Алёна, срывая с него рубашку, – ой, сколько крови! Пипец!
– А чем же он дышит? – спросила Таня.
– Вторым.
– Она так вся вытечет! Дай мне бинт! Придётся его перевернуть набок.
Рита следила за суетливой и, может быть, убийственной перевязкой, сидя на стуле. Ветер звенел оконным стеклом. Часы на стене показывали два сорок. Проклятый зуб опять не болел. А значит, опять всё было неясно. По коридору кто-то прошёл. Прошёл, не остановившись. Возникла мысль: ведь если бы этот кто-то увидел кровь, то остановился бы! Значит, он её не увидел. Но как же так? Она растеклась на весь коридор! Это было странно. Такие странности могут существовать разве что в иных измерениях.
Непроглядное, дребезжащее под напором ветра окно казалось иконой. Ему хотелось молиться: ночь, помоги! Девчонки ругались матом. Рита пыталась понять смысл произносимых фраз, но не понимала. А он уже смотрел на неё. Смотрел, не мигая. Это был твёрдый, живой, осмысленный взгляд. Рита встрепенулась.
– Он жив! Поглядите, девочки, он в сознании! Игорь, Игорь! Ты меня слышишь?
– Да отвяжись от него! – вскричала Алёна, рвя бинт на две полосы, чтоб завязать узел, – ему нельзя говорить! Он исходит кровью!
Потом она взглянула на Таню.
– Что ты стоишь, как … ранним утром? Вызывай Скорую!
Это протыкающее насквозь, ледяное слово вернуло Риту к реальности. Она встала, желая отчаянно возразить, но Таня опередила её:
– Алёна, ты что, больная? Какая Скорая? Тебе что, мало здесь проблем?
– Проблемы начнутся, если здесь будет труп с огнестрельной раной, – проговорила, выпрямившись, Алёна, – где телефон?
– Смотрите, смотрите, он хочет что-то сказать! – закричала Рита. Алёна с Таней взглянули на губы Игоря. Да, они шевелились, беззвучно произнося короткое слово – раз, другой, третий.
– Конечно, он хочет пить! – догадалась Таня, – я принесу!
Она убежала. Вернулась с литровой банкой воды.
– А ну, дай сюда!
Забрав банку, Алёна её приставила к губам Игоря. Наклонила. Раненый пил большими глотками. Таня, подсунув руки ему под голову, осторожно приподнимала её.
– Не надо вызывать Скорую, – попросила Рита, когда вода была выпита до последней капли и Игорь опять откинулся на подушку, закрыв глаза, – он знаете, какой крепкий? Он оклемается!
– Это вряд ли, – решительно заняла сторону напарницы Таня, – но подождём Серёжку. Он должен скоро приехать. Пусть разбирается сам. Нам в его дела не следует лезть.
Игорь продолжал терять кровь. Ему приносили воду ещё не раз. На его запавших, белых щеках то слабенько вспыхивал, то опять угасал румянец. Рита рыдала, стоя перед ним на коленях и прижав нос к бинту на его груди. Когда она поднимала голову, он смотрел ей прямо в глаза. А ночь продолжала что-то шептать ей голосом ветра. Отдельно звучала музыка. Да, всё эта же. И нетрудно было понять, понять окончательно, что реальность и нереальность – это одно и то же, как жизнь и смерть. И посему Рита в этот последний час обращалась только к бездонной трещине, расползавшейся под ногами: «Дай мне ещё хоть одну минуту! Только одну! Ведь я от тебя никуда не денусь!»
Сергей пришёл ранним утром, когда обитатели других комнат закопошились. Увидев Игоря, он безмолвно взглянул на Риту. Та всё ему рассказала.
– Как ты меня замучила, – сказал он, устало садясь. Рита улыбнулась. Она должна была улыбнуться. Ведь её звали Рита! Рита Дроздова.
– Серёжка, ты меня видишь второй раз в жизни!
– Надеюсь, третьему не бывать. Вызывайте Скорую.
Таня вызвала. Ждали молча. Но дождались не врачей. Заметив во дворе дома пробитое пулями «БМВ», на которое был объявлен план «Перехват», бойцы спецподразделения по кровавому следу дошли до двери квартиры.
Часть вторая
Глава первая
Восьмого марта Света сидела одна в фойе и читала книгу. За окнами таял снег. Солнце жгло совсем по-апрельски. Был перерыв в репетиции. Первая её часть, несмотря на праздник, отметилась грандиозной выволочкой. Корней Митрофанович, подаривший утром всем дамам по шоколадке, орал на них самым настоящим базарным матом. Тамара, которой досталось больше других, отправилась в перерыве к нему на второй этаж, чтобы до конца разобраться, чего он от неё хочет. Разговор шёл уже минут двадцать. Света, читая, ела невкусную шоколадку и игнорировала беззлобные, но затасканные дразнилки с поста охраны. Идя от Корнея Митрофановича в гримёрку, Тамара к ней подошла.
– Что ты здесь сидишь?
– А разве нельзя? – всполошилась Света, захлопнув книгу. Она действительно всполошилась и приготовилась встать. Это удивило Тамару.
– Да почему нельзя? Просто ты обычно с нами тусуешься! Странно видеть, что ты сидишь здесь одна.
– Хочу почитать.
– Шекспира опять читаешь?
– Ну, да.
– Ещё не тошнит?
– Как тебе не стыдно так говорить? Это ведь Шекспир!
Тамара вздохнула и повернулась с намерением продолжить свой путь в гримёрку. Света остановила её, спросив:
– Что тебе сказал Митрофаныч?
– Да ничего особенного, – махнула рукой Тамара, – В сущности, он признал, что погорячился.
– Вот это да! Видимо, медведь в лесу сдох! Что это он вдруг?
– Всё элементарно. Я ему пригрозила, что стресс сниму алкоголем. А на «Тартюф» сегодня придёт какой-то козёл из Мосдепартамента по культуре. Ты представляешь, что будет, если Эльмира выйдет на сцену пьяная в хлам?
– Она даст Тартюфу! – вскричала Света и рассмеялась. Тамара подняла бровь.
– Недурная мысль! Я её обдумаю. Впрочем, Малкин вряд ли воспользуется моей добротой – в том же Мосдепкульте сейчас решают, присваивать ему звание заслуженного артиста или повременить. Да пошли в гримёрку!
– Да нет, я уж тут посижу немножко. Хочу ещё почитать.
– Ну, читай, читай! Как там Ритка?
– Лучше.
– Большой привет ей передавай, – сказала Тамара, и, потрепав Свету по плечу, оставила её наедине с книгой.
Войдя в гримёрку, она застала там девочек далеко не в праздничном настроении, хоть в их кружках было шампанское вместо кофе. Фруктов и сладостей на большом столе не сильно уменьшилось по сравнению с тем, что было двадцать минут назад. Только небольшой ананас перекочевал на столик Волненко и был разрезан в пластиковой тарелочке.
– Пообщалась я с ним, – весело сказала Тамара, сев за свой столик, – всё хорошо.
Никто почему-то ей не поверил.
– Что – хорошо? – осведомилась Волненко тоном старой училки, заметившей макияж на лице у красивой девочки, – то, что мы – в сумасшедшем доме? Для тебя это, может быть, и неплохо, а я закончила ЛГИТМИК! Ты понимаешь? ЛГИТМИК, а не моторно-тракторное училище! Почему на меня орут? Это что – театр или колхозный клуб?
Тамара была настроена примирительно.
– А ты думаешь, в «Малом», в «Ленкоме», в «Вахтангова», в «Современнике» не орут? Ещё как орут! И не только.
– Так это ведь «Современник»!
– Да, и ты там до конца жизни пищала бы «Кушать подано!» А Корней Митрофанович дал тебе уже две главные роли, хотя ты здесь и года не проработала. Плюс к тому, вы с Дашкой реально жёстко косячили в менуэте.
– Это не повод на нас орать! Мы здесь не уборщицы!
– Соглашусь, – решила прекратить спор Тамара, – кстати, почему Светка сидит в фойе?
Никто на этот вопрос ответить не захотел. Но пять грустных дам пристально уставились на Волненко, решив, что раз уж она начала разговор с Тамарой, то ей его и заканчивать. Анька сразу же захотела спать и зевнула.
– Она читает, по-моему.
– Да, я знаю. Но ведь вчера она здесь читала. И ей никто не мешал. Позавчера – тоже.
– Она в фойе потому, что там – её место, – безрадостно и чрезмерно взбодрилась Анька, переглянувшись с Кариной и наколов на вилочку ананас, – разве посторонним входить в гримёрку не запрещается?
У Тамары раздулись ноздри. Рукой смахнув со лба волосы, она медленно обвела всех взглядом и сжала пальцами подлокотники своего вращающегося стула.
– Вы что, совсем идиотки?
Ей никто долго не отвечал. Эля напряжённо зевала. Даша пилила ногти. Соня вздыхала. Ася строчила длинное сообщение. Наконец, Карина воскликнула:
– А в чём дело? Анька права, по-моему. Разве нет?
– Вы что, идиотки? – тихим, но страшным голосом повторила Тамара, встав, – нет, вы что – уродины? Значит, Светка сидит в фойе потому, что к вам посторонним вход воспрещён? А может быть – потому, что её подруга поссорилась с Хордаковским и продала свой бар? Ну, скажите прямо!
– Говорю прямо: плевать мне было всегда на эту подругу и на её стрёмный бар! – вскричала Карина, – все это знают! И не ори, пожалуйста, на меня!
– И на меня тоже, пожалуйста, не ори, – вставила Волненко, – ори вот лучше на Соньку! Она была изначально против того, чтоб всякие Светки-пипетки, тем более полоумные, здесь у нас ошивались! Мы оставляем в столиках ноутбуки и телефоны.
– Сука, заткнись! – возмутилась Соня, – зачем ты это сказала?
Тамаре до смерти захотелось сделать что-нибудь страшное. Задыхаясь от ярости, она вышла. Через минуту вернулась, волоча за руку Свету с книгой. На лице Светы был очень сильный испуг. Она упиралась, но всё-таки была втащена и усажена на своё обычное место, то есть на табуреточку.
– Читай здесь! – вскричала Тамара, не позволяя Свете подняться, – а если хоть одна тварь будет возражать, я её прикончу! Мне терять нечего, я – бездетная.
– Слава богу, – не удержалась Волненко и приготовилась убежать. Бежать было ни к чему, но, так как никто, включая Карину, её за хамство не похвалил, она поспешила оговориться, что, мол, имела в виду данную конкретную выходку, от которой в первую очередь Светочке неудобно.
– Сука, заткнись! – всё равно прищучила её Соня, – зачем ты это сказала?
– Да нет, всё правильно, – возразила Тамара, – я ведь, действительно, с головой не сильно дружу! Очень хорошо, что это понятно даже Волненке.
Пять девушек из шести улыбнулись Свете, которая обводила их виноватым взглядом.
– Давайте выпьем шампанского, – предложила Даша, – Тамара, Света! Вы пьёте?
Обе кивнули. Им сразу подали вино, фрукты и круассаны. Тамара, снова усевшись, пересказала Светину шуточку об Эльмире, которая даст Тартюфу, если напьётся. Идея всем пришлась по душе. Карина и та присоединилась к общему ликованию, а затем рассказала Свете, как на последней «Фрекен Жюли», ещё в ноябре, Тамара реально переусердствовала с эротикой, в результате чего Андреев позабыл текст. Света улыбнулась, но осторожно, чтоб не обидеть Дашку Гайнулину, у которой с Лёшкой Андреевым второй день было всё отлично. Карина не успокоилась.
– Как Джульетта там поживает? – полюбопытствовала она, когда осушили кружки.
– Не знаю, – сказала Света, – она давно ко мне не приходит.
– Ты к ней сходи, проведай её! Быть может, она тяжело больна?
– Придётся сходить, – согласилась Света с такой естественной интонацией, что всем стало не по себе. Тут в дверь постучали.
– Можно! – крикнула Эля. Ввалились четверо молодых актёров – Кирилл Малютин, Дмитрий Капитонов, Лёшка Андреев и Николай Атабеков. Они внесли большую коробку сладостей и семь роз.
– А что ж ты, скотина, Светке цветочек не подарил? – строго обратилась к Кириллу Анька, когда коробка была поставлена на большой общий стол, каждая актриса с шутками-прибаутками получила по розе и молодые люди двинулись к двери, – решил, что если она – уборщица, её можно драть за «спасибо»?
– Волненко, пять! – взвизгнула Карина и залилась громким смехом. Соня открыла рот, чтоб произнести обычную свою реплику, но Малютин опередил её:
– Волненко, «спасибо» из моих уст дорогого стоит. Если б я драл тебя, ты бы по башке получала вместо «спасибо»!
– Очень приятно, – пробормотала Света под дружный хохот, – я тронута.
– А на самом деле, – вставил своим тонким голоском Капитонов, – Кирилл боится Ольгу Сергеевну. Ведь вы все помчались бы ей докладывать, что он Светке подарил розу!
Ольга Сергеевна была одной из трёх сравнительно пожилых актрис, которые пользовались своей отдельной гримёркой. Все знали, что у неё с Малютиным что-то есть.
Как только парни ушли, девушек позвали на репетицию. Света на неё не осталась. Ей нужно было ехать на семинар. Домой она возвратилась в семь часов вечера. Покормив Мюрата, который с января почти не подрос, что было причиной крайнего беспокойства его хозяек, она легла на диван вместе с ноутбуком и шоколадным батончиком и ушла в интернет. Спустя некоторое время её мобильник подал сигнал эсэмэски. Она прочла: «Немедленно приезжай!» Набрала: «Куда?» Был ответ: «Приезжай сюда! Немедленно! Срочно!»
– Совсем уже упилась, – проворчала Света, устроившись поудобней. Она лежала со своим «Асусом» почти голая, открыв форточку, потому что трубы были раскалены, как при сильной стуже. Мюрат, бесившийся с мячиком на полу, воспринял её слова как призыв играть и ловко запрыгнул к ней. Она его потрепала, не отрывая глаз от экрана. Вскоре пришло ещё одно сообщение. Света даже не стала его читать. Мюрат притворился, что прочитал. Он громко мяукнул, трогая Свету лапкой. Сразу же после этого телефон зазвонил.
– Что ты мне мешаешь? – вскричала Света, выйдя на связь, – я не хочу слушать твой пьяный бред! Не трепи мне нервы! Я занята! Я готовлюсь к сессии!
Телефон дребезжал от взрывных басов танцевальной музыки.
– Но я трезвая, – возразила Рита действительно трезвым голосом, – и что значит – ты занята? Ты до сих пор дома?
– А где я, по-твоему, должна быть? Отстань от меня!
– Светка, ты нормальная? Я что, шутки шучу с тобой? Русским языком написала: «Приезжай срочно!»
– Да куда? В жопу? Разве я знаю, где ты находишься?
– Твою мать! Я тебе сказала, где буду вечером! Повторила двадцать пять раз!
– Ты всё повторяешь двадцать пять раз, поэтому всем плевать на то, что ты говоришь!
– Ладно, не ори! Короче, я в «Праге». Знаешь, где это?
– Ну, на Арбатской. И дальше что?
– Быстро приезжай! Меня тут имеют во все места!
Света испугалась.
– Так и меня отымеют!
– С тобой не справятся, ты – историк! Короче, тут тебя ждут. Охранникам скажешь, что ты – на банкет к Верховцеву. Шевелись!
С этими словами Рита ушла со связи. Света, вздохнув, захлопнула ноутбук и спрыгнула на пол. Она дала себе слово Риту избить, если это всё окажется ерундой. Котёнок насупился, осознав, что его опять покидают. Дав ему ещё корма, Света приблизилась к гардеробу. Он содержал небогатый выбор нарядов. Поколебавшись, она достала розовое коктейльное платье, колготки с синим оттенком и ярко-красные туфли от «Кельвин Кляйн». На то, чтобы принять душ, наложить тональник, слегка подкрасить глаза и соорудить причёску, ушло всего полчаса. Ещё несколько минут – на то, чтоб одеться. Мюрат не ел. Сказав ему «извини», Света убежала.
На лестнице она повстречалась с отставным доктором из соседней квартиры.
– Здравствуйте, Света, – прогудел он в ответ на её приветствие, – поздравляю вас с Женским днём. Вы нынче роскошны, как никогда! Уж не на свидание ли намылились, извините за любопытство?
– Так точно, Андрей Ильич, – рассмеялась Света, спускаясь, – спасибо за поздравление!
Старичок ей в спину гудел:
– И как у вас на всё сил хватает, у такой худенькой? И работа, и институт, и личная жизнь!
– Да ваши таблеточки помогают! Спасибо вам.
– На здоровье, Светочка, на здоровье! Когда закончатся, обращайтесь.