– В каком смысле, кто? – не поняла Рита.
– В смысле – телёнок, цыплёнок или утёнок?
– Я в затруднении, если честно. Трахается как кролик, а в остальном ведёт себя как свинья!
– Сама ты свинья, – вдруг подал голос Серёжка, гася окурок, – так я у вас до утра останусь?
– А ты разве не спешил по срочному делу?
– А я его уже сделал.
– Так ты к девчонке спешил?
– Ну, да.
– Тогда оставайся. Я живу слева от туалета.
Время близилось к двум часам пополуночи. Допив кофе, Серёжка в одних трусах с небольшой дырой поплёлся в указанном направлении. Пока плёлся, Рита и Света не отрывали глаз от этой дыры. Потом, когда дверь закрылась и кровать скрипнула, засмеялись. Рита, не обращая внимания на Мюрата, который начал сражение с её левой ногой, сказала:
– Прости, что я тебя не предупредила! Внезапно как-то случилось всё.
– Что случилось?
– Нет, сперва ты рассказывай! Что с Малютиным? Он живой?
Ответом был жест, который давал понять, что Малютин жив, но радуются по этому поводу пускай те, кого он ещё не трахнул. Рите опять сделалось смешно.
– Так ты с ним встречаться уже не будешь?
– Да почему не буду? Может быть, буду, может быть – нет. А ты где была?
– Каталась.
– А этот парень в рваных трусах спас тебя от смерти?
Рита внимательно поглядела Свете в глаза и допила кофе.
– С чего ты это взяла?
– Да очень уж ты ему шикарно давала раком!
– Я, вообще, всё делаю шикарно, за что берусь, – пожала плечами Рита.
– Но ты взялась за очень странное дело.
– Почему странное? Он вполне симпатичный мальчик.
– У него очень несимпатичный взгляд. Ты бы просто так не приволокла домой мужика с такими глазами! Зависеть ты от него не можешь – слишком у него трусы рваные. Значит, ты ему благодарна.
– Ну, хорошо, Шерлок Холмс, – усмехнулась Рита, – он спас мне жизнь, это правда. Ты хочешь знать что-нибудь ещё?
– Боже упаси! – ответила Света и поднялась, – я пойду.
– Нет, сядь.
Света опять села. Закурив, Рита ей рассказала всё. Она ждала слёз, истерики, причитаний. Но появились одни лишь слёзы.
– Прости, пожалуйста, если можешь, – вздохнула Рита, гася окурок так тщательно, словно он был соединён шнуром с бочкой пороха, – Ты должна была это знать.
– Зачем? Зачем мне всё это знать?
– Ты должна решить, остаться тебе со мной или переехать. Со мной стало жить опасно, как видишь. Очень опасно.
– А ты хоть знаешь, кто за тобой охотится?
– Нет, не знаю. Вряд ли спецслужбы. Во-первых, я им нужна. Точнее, они так думают. Во-вторых, они бы два раза не лажанулись. Это уж точно.
– Может быть, конкуренты?
– Да, может быть. Очень вероятно. Что ты решила?
Света, не отвечая, утёрла слёзы. Её мобильник подал сигнал.
– Это опять Рома, – произнесла она, взглянув на дисплей.
– Спроси, что он хочет. Возможно, это и есть решение.
Света выключила мобильник, надавив пальцем на него так, что он затрещал. Рита улыбнулась.
– Да не ломай телефон! Подумай ещё.
Мюрат вдруг запрыгнул к ней на колени. Она его почесала за ухом. Он уснул. За окном царило безмолвие дна морского. Фонарь белел над «девяткой» и над другими машинами будто в раме масляного пейзажа. Свету одолевало странное ощущение. Ей казалось – кто-то удерживает ход времени, чтоб она подумала ещё раз. Она нанесла несколько ударов ребром ладони по телефону, лежавшему на столе. Он не пострадал – рука у неё была очень мягкая. Но Мюрат спрыгнул на пол и зашипел. Шерсть у него вздыбилась.
– Тихо вы! – воскликнула Рита, приложив к уху свой телефон, который заиграл вальс, – алло!
– Маргарита Викторовна, прошу извинить за поздний звонок, – сказал Светенков без тени своей обычной весёлости, – впрочем, вы, я слышу, не спите. Говорить можете?
– Могу слушать. Что вам угодно?
– Я всё-таки попросил соответствующие ведомства проявить активность по поводу человека с кровоточащим глазом. Так, ненавязчиво – ведь у вас претензий-то к нему нет.
– Что дальше?
– Мне только что сообщили, что экипаж ГАИ обнаружил в Измайлово «Ниссан Максима», потерпевший аварию. Внутри – двое. Оба сильно травмированы, и у одного разрезано веко. Эта травма к аварии отношения не имеет.
– Где он сейчас?
– В больнице, но под присмотром. Можете с ним переговорить – хоть сейчас, хоть завтра.
Рита задумалась.
– Что молчите?
– Зеваю.
– Ясно. Вы, как я вижу, убеждены, что это паскудство организовано нами, с целью внушить вам некую мысль? Риточка, попробуйте рассуждать хотя бы на самом низком уровне логики! Если бы не мобильник в вашем кармане, вас бы проткнули ножом насквозь. Убийца, по-вашему, о нём знал и бил именно в него? Если так, то это – не человек, а сверхточный робот с двумя рентгенами вместо глаз.
– Ах, Денис Антонович! Мне смешно. Вы очень смешной. Я пойду, посплю. Хорошо?
– Я почти уверен, что вы проснётесь, – сказал Денис и положил трубку. Света глубокомысленно засопела. Мюрат, стоявший поблизости, разделил её озадаченность. Они оба слышали всё. Рита, между тем, набрала какое-то сообщение, и, отправив его, опять водрузила на табуретку ноги. Её лицо было злым.
– «Эриксон» я пальцем проткну, – заявила Света, – Он очень хлипкий.
– Ты это знаешь наверняка?
– Да, на все сто процентов. У Ромы был в точности такой же, как у тебя. Однажды я его швырнула об стену, и он рассыпался на молекулы.
Рита стала часто моргать. Решив, что она борется со сном, Света её дёрнула за ногу, потому что нужно было дождаться ответного сообщения. Тут оно как раз и пришло.
– «Если бы не «Эриксон», ты в больнице бы пролежала пару недель», – прочла Рита вслух, – «не больше. Бил профессионал, точно рассчитавший удар.»
– Чья это оценка? – спросила Света.
– Специалиста.
– Из службы безопасности Хордаковского?
Рита сделала отрицательный жест. Опять закурила.
– А Хордаковский знает, что на тебя покушались?
– Да.
– Он тебе звонил?
– Пока ещё нет. Он занят.
– Нормально!
– Да, это вполне нормально – не делать то, что не принесёт ни малейшей пользы.
– Он меры хотя бы принял?
– Наверняка.
– Какие?
– Не знаю. Я не специалист. Но думаю, что подъезд взят под наблюдение.
Света встала и подошла к окну. Блестящая темнота уставилась на неё глазами гадюки, слившейся с зарослями. Во дворе не было ни души. Так, по крайней мере, казалось.
– А может быть, и не взят, – произнесла Рита, вставая, – всё может быть. Я пойду, посплю.
Света и Мюрат остались на кухне. Она взяла его на руки. Он был чем-то обижен. Пришлось его покормить. Кукушка из комнаты сообщила, что уже два сорок пять.
– Ты прав, – заметила Света, следя, как рыжий охотник за этой самой кукушкой и занавесками уплетает сыр и сосиску, – проблемы надо решать по мере их поступления. И тогда не будешь страдать отсутствием аппетита.
Глава двенадцатая
Света встала в восемь пятнадцать, преодолев искушение раздолбить будильник об пол. К своему большому недоумению, она вдруг обнаружила по пути в санузел, что Рита в одном белье жрёт на кухне кашу. Недоумение объяснялось тем, что хозяйка бара никогда прежде раньше полудня не пробуждалась.
– Привет, – просопела Света, открыв дверь ванной, – а твой дружок ещё спит?
– Ушёл он, – с набитым овсянкой ртом ответила Рита. Она казалась задумчивой.
– Как ушёл? Так рано? Он что, работает?
– Вероятно.
Ополоснувшись, Света сварила кофе. Рита, тем временем, одевалась. Обе молчали. Мюрат скакал от одной к другой. Надевая куртку, Рита спросила свою подругу, не подвезти ли её до театра.
– Было бы хорошо! – отозвалась та, – но тебе придётся ждать меня минут двадцать.
– Ладно, я подожду в машине. Котёнку в миску что-нибудь положи.
– Да подожди здесь! Одной выходить опасно.
Но Рита вышла, изобразив на лице тошнотную скуку. Сев к ней в машину минут через двадцать пять, Света пожалела о том, что не задержалась ещё, Потому что Рите пришлось прервать телефонный ор на госпожу Вронскую. Сделав это, она не скрыла досады. Ни слова не говоря, дала такой старт, что две передних покрышки сильно приблизились к сроку утилизации.
За «девяткой» тронулся чёрный «Лексус». Он за ней следовал и по улице. Света обратила на него внимание Риты.
– Свои, – отозвалась та, включая четвёртую передачу.
– Типа, охрана?
– Типа того.
– Ты сейчас куда?
– По делам.
Движение было плотным, однако Рита гнала машину под девяносто, пересекая сплошные линии и рискованно маневрируя. «Лексус» не отставал.
– А хочешь, я отпрошусь и с тобой поеду? – спросила Света.
– Зачем?
– Ты неадекватна. Прости, что я тебе это говорю, но…
– Прощаю в последний раз, – оборвала Рита, резко затормозив у ограды театра, – привет Малютину.
Света вышла, не попрощавшись, и зашагала к зданию, не оглядываясь. Увидев её лицо, охранники поздоровались с нею сдержанно. Попросили предъявить пропуск. У них был строгий приказ директора не впускать без пропуска никого, включая даже его любимую секретаршу.
Быстро переодевшись, Света начала мыть полы. Ей до смерти не хотелось, чтоб с ней здоровались, спрашивали о чём-то. Но все, конечно же, это делали, а иные, в том числе сам Корней Митрофанович, дружелюбно хлопали и трепали. Малютин, не в пример им, приветствовал её холодно.
– Прости, что я вчера убежала, – сказала Света, опустив тряпку в ведро, – я очень трусливая. Боюсь крови.
– Да у этих козлов вместо крови – водка, – проговорил Ромео, почёсывая ногтями лоб в напрасной попытке скрыть синеву под глазом, – а чтоб мою кровь увидеть, таких не двое надо, а шестеро!
– Ах, Кирилл! Ты – весь в своей роли. Только Джульетта бегает не к тебе, а ко мне. Не знаешь, с чем это связано?
– С трясущимися руками у акушерки, – сказал Кирилл и ушёл в гримёрку.
Кончив работу, Света осталась на репетицию. Она села рядом с Маринкой, раскрыла томик Шекспира. Никто на это не среагировал. Все привыкли. Виктор Эмильевич был в отъезде, и в связи с этим на репетиции отрабатывался ряд сцен, не связанных с танцами. В их число входил плач леди Капулетти над телом дочери. Режиссёр остался очень доволен Тамарой. Она, действительно, раздирала себе лицо и каталась по полу достоверно, но секретарша директора, Вероника, сидевшая перед сценой с вытянутыми ногами в чёрных колготках, громко не поняла, почему леди Капулетти воет вполглотки – гораздо тише, чем над Тибальдом, который был всего лишь её племянником.
– Здесь должна быть и моя реплика, – объяснил Кремнёв, игравший отца, – для того, чтоб переорать Тамару, орущую во всю мощь, нужен стадионный динамик. А на него директор денег не выделит, даже если ты попросишь его об этом столь же громкими звуками.
– Пусть она от горя лишится чувств на одну минуту, – не унялась секретарша, – и ты спокойно произнесёшь свою реплику.
– Вероника, Шекспир в соавторах не нуждается, как и я – в советчиках, – осадил фантазию обладательницы роскошных ног Корней Митрофанович, – Продолжаем!
Не тут-то было. Тело Джульетты, не поднимаясь из гроба с белыми рюшками, изъявило желание высказаться по сути, против чего режиссёр обычно не возражал. Чёрт дёрнул его кивнуть и на этот раз, и мадемуазель Капулетти стала высказываться. Карина сочла идею своей лучшей подруженции, Вероники, оригинальной и гениальной. Немедленно разгорелся спор. Тамара, считавшая Веронику конченой дурой, лишаться чувств не желала. Кремнёв её убеждал, что это, действительно, неплохая мысль. Олег Журов, игравший брата Лоренцо, был с ним согласен. Тибальд, Ромео, Бенволио и Меркуцио, соответственно – Янушевский, Малютин, Горин и Атабеков, были Маринкой отпущены покурить. Даша и Эльвира, к всеобщему удивлению, оказались по разные стороны баррикад и были готовы к драке. Ася и Соня также сцепились между собой. Какой точки зрения придерживалась Волненко, понять было невозможно, хотя она орала громче всех остальных. Почти столь же громким был крик Маринки, державшей сторону режиссёра. Сам он молчал несколько минут. Потом вдруг поднялся и объявил:
– Перерыв! Через три минуты ни одного постороннего в зале быть не должно.
– Вы это меня имели в виду, Корней Митрофанович? – изогнула бровь Вероника, – так вы уж прямо скажите, если меня!
Корней Митрофанович молча вышел. Света осталась и попыталась как-нибудь спрятаться за раскрытой книжкой, но наблюдательная Маринка шепнула ей, что сегодня лучше не нарываться. Из груди Светы вырвался вздох, который услышал только Шекспир. Благодушный князь, Юрий Серафимович, бормоча неловкие извинения и ещё менее удачные комплименты, под руку проводил её до фойе. Там она легла на диванчик, сунув Шекспира под голову, и мгновенно крепко уснула.
Спустя четыре часа девочки позвали её пить кофе в свою гримёрку. Все они были вымотаны физически и морально. Сидели бледные, неподвижные. Соня плакала. Но никто, включая Карину, над ней не иронизировал, потому что слёзы просились из глаз у всех.
– Мне ещё сегодня работать, – хрипло проговорила Тамара, стиснув руками голову, – это что, вообще, такое?
– И мне ещё сегодня работать, – ныла Волненко, – всю ночь! С продюсером! Ему семьдесят!
– Ну, и радуйся, – раздражённо вымолвила Карина, – он в любом случае будет счастлив.
– Вот уж не думаю, что он будет счастлив, если я блевану ему прямо в рожу его поганую! Для того, чтоб этого не случилось, мне нужно будет напрячь все силы. А где их взять? Их у меня нет! Корней Митрофанович вывернул меня наизнанку! И наплевал мне в душу! Он просто мразь! И скотина!
– Так пусть же эта скотина отдрючит ту, семидесятилетнюю, – предложила Эля, – та возражать не будет. В семьдесят лет приятнее наклониться, чем наклонить.
Шутка никого не развеселила. Света включила чайник и приготовила кофе всем. Эля и Тамара её поблагодарили.
– Что, нашла Ритка для нас какие-нибудь варианты? – осведомилась Волненко, взяв у неё огромную свою кружку.
– Вряд ли, я думаю. Ей сейчас не до этого.
Лицо Аньки отобразило крайнее удивление.
– Я не въехала! Что значит – не до этого? Мы ведь ей русским языком объяснили, что дело срочное! Ей так сложно взять свой мобильник и набрать номер?
– Анька, заткнись, – утирая нос, прохлюпала Соня, – она тебе ничего не пообещала!
– Она меня приняла! – взревела Волненко, – ей что, была непонятна цель моего визита? Как бы не так! Она ведь не идиотка! Тамаре быстренько нашлось место! А мы с тобой, которые её младше на десять лет, можем идти на …?
Тамара даже и не взглянула на говорившую, но сказала, что да, пора, продюсер наверняка уже жрёт виагру. Эля, откинув голову, засмеялась с явным усилием. Даша вторила ей. Тут же к ним примкнули Карина с Асей, которым Анькины крики были сейчас хуже зубной боли. Анька их всех окинула страшным взглядом. Когда никто особо не испугался, она втянула в себя достаточный объём воздуха для словесного урагана, который мог привести к большой катастрофе.
– Её хотели убить! – воскликнула Света, – ударили ножом в грудь! Потом чуть не застрелили в лесу!
После этих слов даже слёзы Сони остановились, что было менее представимо, чем моментальная остановка скорого поезда. Воцарилась мёртвая тишина. Она продолжалась почти целую минуту.
– Ударили ножом в грудь? – повторила Анька, поставив кружку, – ты шутишь?
– Какие шутки? Мобильник пробит насквозь! Он был у неё в кармане! Потом за ней гонялся чёрный «Ниссан» по Главной аллее!
– И не догнал?
– Ещё как догнал! Поэтому от него хер чего осталось! Ведь на её «девятке» – фаркоп! Ну, эта штуковина для прицепа…
– Знаю, не дура! Давай, рассказывай по порядку.
Света в пяти-шести предложениях рассказала всё, умолчав только о Светенкове. Впрочем, о нём она знала мало. Можно сказать, что и ничего. Маленький пробел пришлось восполнять придумками.
– Как-то это слишком всё драматично, – надула губы Карина, – лес, темнота, дорога совсем пустая, чёрный «Ниссан»! Ведь и у меня – чёрный «Ниссан Максима». Он «девятку» легко обходит. А этот, видите ли, за ней полчаса гонялся! Такого просто не может быть.
– О, Господи, Ритку чуть не зарезали! Трудно выбрать более подходящий повод, чтоб в сотый раз рассказать, какую крутую тачку папа нам подарил! – блеснула Волненко слезами негодования, – шла бы ты уже на … со своим папой!
Карина медленно встала. Её немедленно усадили и принялись успокаивать. Разгорелся спор о ходовых качествах двух машин. Одна лишь Тамара не приняла в нём участия. Допив кофе и покурив, она торопливо переоделась и потихоньку ушла.
На улице было уже темно. Сыпал редкий снег. Подойдя к бордюру, Тамара подняла руку. Остановились белые «Жигули». Водитель помог открыть перекособоченную, помятую дверь, толкнув её изнутри.
– Семёновская.
– Садитесь.
Последовав приглашению и захлопнув дверь, Тамара достала свой телефон. Водитель, не исключавший, кажется, некий альтернативный способ оплаты, с разочарованным вздохом привёл помойку в движение и свернул через круг направо, к проспекту. Всё-таки краем глаза он наблюдал за Тамарой.
Наташа сразу вышла на связь. Сперва Тамара услышала нарастающий вой подземного поезда, затем – голос:
– Говори громче! Я в метро еду.
– А что ты так рано вышла?
– Хочу заехать в «Рив Гош», помаду купить.
– Он где?
– На Таганке.
– Ты подожди меня там, я буду минут через двадцать пять!
Наташа сказала, что обязательно подождёт. Убрав телефон, Тамара обратилась к водителю:
– У меня изменились планы. Можете отвезти меня на Таганку?
– Я всё могу, – тоном короля ответил помоешник, пролетая на жёлтый свет. Помолчав, прибавил:
– На следующем перекрёстке – очень хорошая «Шоколадница». Не хотите кофе попить?
– Иди на …, детка, – проговорила Тамара, хоть собеседник годился ей скорее в папаши, чем в сыновья. Она была слишком сосредоточена, чтобы замечать такие нюансы.
– Триста рублей, – озлобился ловелас.
– Угу.
Дорога заняла полчаса. Выйдя из машины, Тамара сразу столкнулась с очень довольной Наташкой, которая выходила из магазина.
– Привет. Купила помаду?
– Да.
– Покажи!
Они закурили, идя к метро. Когда минут через пять спускались на станцию радиальной линии, разговор про помаду всё ещё продолжался. В толпе перед эскалатором он был прерван, так как толкали со всех сторон. Тамара, которой нужно было немедленно сменить тему, этим воспользовалась.
– На Ритку сегодня ночью было два покушения, – сообщила она, стоя на одной ступеньке с Наташей. Та округлила глаза.
– На Ритку? На нашу Ритку?
Тамара коротко повторила весь рассказ Светы. Наташка только моргала.
– Это ужасно, – пробормотала она, когда вошли, точнее – вломились в поезд, – ночь, пистолет, чёрная машина! С ума сойти! Их должны поймать!
Тамара взялась за поручень.
– Ты больная? Они, по-твоему, будут сами себя ловить?
– В каком смысле – сами себя?
– А то ты не знаешь… Слушай, куда этот козёл лезет? Что ты толкаешься, идиот? Мы сейчас выходим!
На Арбатско-Покровской линии двум работницам бара удалось сесть. Тамара под вой и грохот влепилась ртом в розовое ухо официантки.
– Ты ей должна сегодня всё рассказать! Абсолютно всё! Иначе, ей – смерть! Она должна знать реальный расклад, чтоб не ошибиться с решением. Понимаешь?
– Что рассказать?
– Ты дуру не корчи! Рассказать то, что мне рассказала, когда мы выпили в «Шоколаднице»! Светенков тебя трахнул. Правильно?
– Нет! – взвизгнула Наташа, залившись краской.
– Что значит – нет? Ты это сказала?
– Да.
– Так да или нет?
– Я точно не помню. Всё может быть. Но мне не понравилось!
– И поэтому ты ему отказала, когда он тебе велел внести в бар наркотики, посулив за это московскую регистрацию и диплом престижного ВУЗа?
– Он не сказал мне, что это были наркотики!
Поезд подкатил к Бауманской. Тамара, не собиравшаяся давать своей собеседнице слишком много времени на раздумья, была готова поубивать пассажиров, неторопливо входивших и выходивших. Когда состав опять вгрохотал в тоннель, она прокричала:
– А что, по-твоему, это было? Приправа к супу? Ты так и скажешь Ритке, что он тебе поручил впаривать клиентам наркотики, предложив за это диплом, прописку и безопасность!
– Да Ритка сразу уволит меня за то, что я двадцать дней молчала! А мне нельзя сейчас без работы остаться, никак нельзя! Мне надо платить за комнату.
– Да за что тебя увольнять? Совершенно ясно, что ты боялась. И ты имеешь на это полное право, как беззащитное и безмозглое существо! А вот если с Риткой что-то произойдёт, ты и в самом деле останешься без работы!
Официантка задумалась, потирая пальцами лоб. Поезд миновал Электрозаводскую. Когда он вновь начал замедляться, Тамара встала.
– Сейчас уже будет наша. Или ты дальше собралась ехать?
– Похоже, мне уже ехать некуда, – прошептала Наташка и поднялась. Лицо её было бледным. На эскалаторе она, слушая Тамару, которая продолжала с жаром долдонить ей свои доводы, набирала длинное сообщение.
Уличные часы показывали двадцать один двадцать.
– Короче, я ей всё написала подробным образом, – сообщила Наташа, когда шли к бару, – пусть реагирует так, как считает нужным.
– Отлично.
Дошли за десять минут, переодевались и марафетились куда дольше. Народу в зале было ещё немного. Тамара, только отчасти восстановив энергию чашкой кофе и перебранкой с Викой, работала вполноги. Тем не менее, после «Старого танго» Армстронга её проводили со сцены долгой овацией. Вторым номером значилась «Хабанера» – только оркестр, без вокальной партии. Покурив со стилисткой и при её участии облачившись в костюм Кармен поверх эротического белья, Тамара сказала звуковику, что ещё покурит с Викторией.
Посетителей за пятнадцать минут прибавилось раза в два. Тихо играл джаз. Увидев Тамару в длинной голубой юбке, белом жакете и ярко-красных чулках, да ещё с цветком в волосах, зрители захлопали. Одарив их улыбкой, Кармен уселась на табуретку около барной стойки и закурила. Вика – более сдержанная, чем час назад, налила ей соку. Она была занята разговором ни с кем иным, как с юным Наташкиным лаборантом, расположившимся на другой табуретке. Он приходил уже второй раз. Его пропускали по распоряжению Риты – он был уже совершеннолетний, однако стилю не соответствовал. Звали студента Миша. Официантки ему приветливо улыбались. Щёлкнув его по длинному носу и сделав пару глотков, Тамара ему велела сказать, находит ли он её сексуальной в таком наряде.
– Да, нахожу, – сказал медработник, бросая взгляд на её чулочки.
– Но с голой задницей я, наверное, сексуальнее?
– Вы и так, и так хороши.
– А Вика?
– И Вика.
Названная особа, сиявшая белизной крахмальной рубашки под галстуком и жилеткой, не улыбнулась. К ней подошли купить сигарет. Она обслужила. Её бледное лицо казалось ещё более шотландским, чем в предыдущие дни, так как в голубых глазах мерцал необычный, тревожащий холодок. Студент, судя по всему, вполне разделял её настроение.
– У какой из нас писька сзади выглядит интереснее? – вновь пристала к нему Тамара, пуская дым изо рта, – у меня, у твоей Наташки или у Вики?
– Да я не очень-то и присматривался, – с досадой ответил Миша, сделав глоток красного вина.
– А как ты считаешь, мне от головной боли какие-нибудь таблетки помогут?
– Розги тебе от неё помогут, – дала ответ за студента Вика, раздув свой красивый нос, – отстань от него! Ты, вообще, знаешь, что происходит?
– Что?
Вика не успела ответить, так как включили музыку, и Тамаре пришлось идти выступать. Номер был несложным, но долгим. Под конец у Тамары вдруг началось головокружение, и она, оступившись, грохнулась во весь рост в белье и в одном чулке. Это был, мягко говоря, всем ужасам ужас. Донёсся смех пьяной женщины и два-три сочувственных возгласа. Встав, Тамара с присущим ей хладнокровием доработала до трусов и очень изящно сгинула.
В коридоре, у раздевалки, её вдруг встретил мужчина в кожаной куртке. Он был небрит, хамоват, но официален. Как-то небрежно, но подавляюще, непреклонно официален.
– Тамара Викторовна Харант?
– С кем имею честь? – спросила Тамара с такой же официальностью, тяжело дыша во всю обнажённую грудь третьего размера. Перед её глазами возникло какое-то удостоверение. Как возникло, так и исчезло через секунду.
– ФСКН.
С этими словами, точнее – с буквами, странный тип взял Тамару за руку выше локтя и поволок к кабинету администратора. У Тамары не было сил на сопротивление. Впрочем, если б они и были, вряд ли она сумела бы вырваться из руки угрюмого мужика. Оставалось только перебирать голыми ногами, чтоб не упасть, и думать-гадать, что всё это значит. Возле дверей кабинета стоял второй странный тип – кажется, в костюме. К этому типу Тамара уже приглядываться не стала, поскольку именно в данный конкретный миг в её голове начала вдруг складываться картинка. Она была безотрадна. И оскорбительна до безумия.
Что-то тихо сказав своему напарнику, хамоватый втолкнул танцовщицу в кабинет. Оставшись снаружи, захлопнул за нею дверь. От толчка Тамара чуть не упала. Невольно сделав шесть или семь шагов, она повернула голову, собираясь высказать грубияну всё, чего он заслуживал. Но раздумала. Зачем тратить силы и время зря? Гораздо важнее было сосредоточиться на происходящем здесь, в кабинете.
Кроме обычных двух его обитательниц – Арины и Риты, располагавшихся на обычных своих местах – за столом и в кресле, в нём находились ещё три дамы. Официантка Наташа стояла носом к стене, абсолютно голая. Её вещи были разложены на столе, с правой стороны от клавиатуры и монитора, сдвинутых к краю. Ещё правее, около телефонного аппарата, лежали пять небольших пакетиков с чем-то белым. Двух других женщин, одетых полностью и неплохо, Тамара видела в первый раз. Им обеим было около тридцати. Одна – смуглая, худая, стояла с видеокамерой, опустив её, а вторая – беленькая и плотненькая, сидела на стуле. Когда Тамара вошла и остановилась, плотненькая блондинка, искоса на неё взглянув, обратилась к Рите:
– Ну, Маргарита Викторовна, теперь-то мы с вами точно сможем поговорить! Ведь правда?
– А что до этого нам мешало поговорить? – усмехнулась Рита, слегка дрожащими пальцами вынимая из пачки «Мальборо» сигарету, – вы полагаете, стриптизёрша знает прямой телефон Хордаковского? Если так – я сдам его с потрохами, не сомневайтесь! Было бы ей восемнадцать лет, я бы поняла. Но ей – почти сорок. Этого я простить не смогу. Но мне, тем не менее, бесконечно приятно видеть, как вы трепещете перед ним.
– К стене, – волчицей взглянула смуглая на Тамару. Та без особенной торопливости встала рядом с официанткой и назвала её плохим словом.
– А вот не надо было так на меня давить! – взорвалась Наташка, – ты мне другого выхода не оставила! У меня – ужасная ситуация! Ты ещё вообще ничего не знаешь!
– Одно я знаю наверняка – ты сядешь надолго.
– Заткнулись обе! – овчаркой тявкнула смуглая. Белобрысая, продолжая глядеть на Риту, проворковала:
– Вы, Маргарита Викторовна, полнейшую ерунду изволите говорить. Если мы перед кем-нибудь и трепещем, то исключительно перед нашим законно избранным президентом. А он нам дал установочку не кошмарить бизнес. Мы тут могли бы поставить на уши всех, включая клиентов, которые у вас сплошь одни депутаты, бандиты и прокуроры. Именно прокурору ваша сотрудница при свидетелях порывалась продать наркотики. И они у неё под видеокамеру обнаружены.
– Да, но только без понятых, – вставила Арина.
– Конечно, чтоб избежать опасного для вас шума. Нам, повторяю, запрещено будоражить бизнес без крайней необходимости. Но уж ежели таковая возникнет, будьте уверены – с доказательной базой всё хорошо. Во-первых, Наталья признает свою вину. И наверняка не только свою. Во-вторых, она совала наркотики прокурору, при четырёх свидетелях. Он, как вы понимаете, весьма пристально будет следить за тем, чтобы это дело шло как по маслу, иначе к его мундиру прилипнет грязь. И, наконец, в-третьих – видеозапись досмотра.
– Без понятых, – с ослиным упрямством гнула своё Арина. Смуглая усмехнулась. Блондинка фыркнула.
– Ну, и что, что без понятых? Я вас уверяю…
– А я тебя уверяю, что за такие фокусы Генри Маркович Резник тебя саму с блеском упакует на восемь лет! Ты нам не даёшь вызвать адвоката, что, кстати, будет инкриминировано тебе как грубое превышение полномочий, но через час Генри Маркович всё равно тебя просветит по поводу УПК, а также УК, где много написано про фальсифицирование улик! А ну пошла вон отсюда, пока я добрая!
Но никто добротой Арины воспользоваться не поспешил. По зову блондинки вломились два странных типа. Арину с Ритой подняли, велели им расстегнуть всё то, что расстёгивалось. Затем, поставив их рядом, уткнули лицами в стол.
– У меня есть право на телефонный звонок, – напомнила Рита, – что вы себе позволяете? Предъявите ордер на обыск!
– Постановление, – уточнила блондинка, задрав ей на спину юбку, – это досмотор, а не обыск. А про звонок всё правильно. И поэтому мы должны быть уверены, что ты вытащишь из кармана сотовый телефон, а не пистолет.
– Я это вам гарантирую, – раздалось с порога. Все повернулись. В дверях стоял Светенков. Он был очень мрачен. По его знаку четвёрка наркоборцов мгновенно покинула кабинет, прихватив пакетики с белым.
– И вы идите работать, – распорядился Денис, обращаясь к голой Наташке и полуголой Тамаре, – про выяснение отношений пока забудьте. Вам всё равно ничего не выяснить без меня.
Взяв со стола вещи, Наташка выбежала. За нею вышла Тамара.
– И мне прикажете удалиться? – осведомилась Арина, натянув джинсы.
– Вас, уважаемая Арина Юрьевна, я могу только попросить.
Арина два раза просить себя не заставила. Выглянув в коридор, Денис запер дверь и начал мотаться по кабинету. Рита за ним внимательно наблюдала, сидя вместо Арины на её офисном стуле с высокой спинкой. Ей было очень смешно глядеть на весельчака, с которым происходило что-то неладное. Он не знал, куда девать руки. Наконец, сунул их в клапанные карманы пальто и остановился. Глядя на стену позади Риты, проговорил едва шевелящимися губами:
– У её мамы очень серьёзная онкология. Курс лечения обойдётся в двести пятьдесят тысяч. И это – только начало. Можешь себе такое представить?
– Ты про Наташку?
Ответом было молчание. Правая рука Риты зачем-то стала набирать текст на клавиатуре выключенного компьютера. Это было стихотворение в дактеле.
– Сволочь, – сказала Рита, кончив строфу и не начиная другую, – Арина ей выделяла деньги. Кажется, по десятке к каждой получке. Про двести пятьдесят тысяч речи не шло никогда. Так вот на какой крючок ты её подсёк!
– Так другого не было.
– И она реально получит деньги?
– Она уже получила их.
– Но ведь она сядет!
– Да, если делу будет дан ход. А это зависит лишь от тебя.
Рита улыбнулась.
– Денис, она мне – никто. И мамы у меня нет.
– У тебя есть ты.
– У меня есть я. Поэтому Игорь в тюрьму не сядет. Сядет она. Я вытащу её маму.
– Тебе одной это будет тяжеловато. Твой бар закроют. В этом ты даже не сомневайся. Все твои деньги уйдут на Резника. Он тебя от тюрьмы спасёт, но боюсь – ты влезешь в долги, чтоб с ним расплатиться.