Не успела Света вновь сесть за руль и выехать на дорогу, как телефон опять зазвонил. На дисплее высветилось «Тамара Харант».
– Алло, – ответила Света, затормозив у бордюра.
– Привет. Ты где?
– Я еду домой.
– И когда приедешь?
– Не знаю. Если не заблужусь – через полчаса. А что ты хотела-то?
– Где-нибудь переночевать. С Артуром мы поругались, в общаге пьют. Я зайду к тебе?
– Заходи. Но только не раньше, чем через час.
– Я раньше и не смогу.
Путь занял у Светы всего лишь сорок минут, благо от Таганки он был несложным, и с каждым стартом от светофора чувствовала она себя за рулём всё уверенней. Ни один гаишник на неё даже и не взглянул, ни один водитель ей не подрезал. Мобильник раз пять звонил. Но Света не отвечала, только смотрела на номера. Был девятый час.
Поставив машину перед подъездом, Света взяла бутылку вина и вышла. Едва она заблокировала центральный замок, к ней подошли двое. Спустя несколько секунд она уже находилась в салоне большого Джипа с запертыми дверьми, рядом со своим сортирным любовником. Его друг сидел за рулём.
– Вы что, охерели? – вскричала Света, пытаясь выломать дверь, – я вас уничтожу! Какое вы имеете право меня хватать и сюда запихивать?
– Ой, кисулечка! – восхитился водитель, – а как насчёт десятки гринов? Не хочешь её вернуть?
– А расписка есть? Предъяви расписку – поговорим! Только не с тобой, а с твоим хозяином! Вы – лакеи! А я с лакеями обсуждаю только меню!
Охранники засмеялись. Любовник больно дёрнул Свету за волосы, а водитель отнял у неё бутылку.
– Тупая, жалкая чернь! – пришла в ярость Света, – трусость и лицемерие безобразно лоснятся на ваших рожах! Девушку унижать не боитесь, а перед каждым ментом со страху готовы дерьма нажраться! Холопы!
– Это ты зря, – возразил водитель, – мне сейчас ехать через весь город, да с твоим трупом в багажнике, мимо сотен гаишников! Ну-ка, что это за вино? «Абрау Дюрсо»? Отлично. Сгодится.
И, большим пальцем продавив пробку вовнутрь бутылки, верзила двумя глотками вылакал половину красной кислятины. Рот утёр рукавом. Скучно улыбнулся.
– Ну, что? Боюсь я ментов?
– Второй за руль сядет, и все дела, – отозвалась Света. Водитель, пожав плечами, отдал бутылку напарнику. Тот её осушил до самого дна. Света промолчала.
– Теперь, звезда Голливуда, – снова заговорил водитель, приняв сочувственный вид, – мы эту бутылку вставим тебе в самое полезное твоё место.
– Это куда? – всполошилась Света, – в задницу, что ли?
– Ты так догадлива, будто думаешь головой, а не этим местом! Штаны снимай.
– Прямо здесь?
– А почему нет? Ты не постеснялась оголить задницу в ресторане, так здесь-то чего краснеть? Все свои.
– Я буду орать! Приедут менты!
– Ну, насчёт ментов мы с тобой уже объяснились. Так что, снимай штаны, ничего не бойся. Или помочь?
Света растерялась.
– Да что за бред? Какая бутылка? В какую жопу? У меня есть телефон вашего хозяина! И полковника ФСБ! И двух генералов! И режиссёра…
– Ты про всех них забудь, звезда Голливуда! Ты им вчера была интересна – от твоей бешеной кобелихи требовались какие-то показания. А сегодня они уже не нужны. Штанишки снимай! Иначе поможем, и в этом случае тебе будет ещё больнее.
– Послушайте, вы в уме? – заорала Света, – кто так решает вопросы? Ведь мы же взрослые люди, зачем устраивать детский сад? Я вам сейчас вынесу десять тысяч! Откройте дверь! Можете подняться со мной в квартиру.
– Нет, моя красавица, уже поздно. Надо платить и за оскорбления.
– Сколько?
– Много. Столько у тебя нет. Так что, раздевайся.
Света заплакала. Туалетный любовник взял её руки в одну свою, сжал их как тисками и стал вытягивать её брючный ремень из петелек.
– Пусти меня, я сама, – попросила Света. Он отпустил. Она медленно, очень медленно расстегнула джинсы и начала их снимать. Спустила до пяток. Спуская затем трусы, она вдруг заметила, что водитель как будто спит, уткнувшись головой в руль. Его компаньон привалился к двери плечом и агонизирующе хрипел, закатив глаза. От этого зрелища Свете стало ещё страшнее. Но нужно было действовать быстро. Снова надев штаны, она ухватила водителя за свисающий капюшон дублёнки и со всей силы рванула его к себе. Огромный детина медленно повалился в правую сторону. Дотянувшись до пульта, висевшего на ключе, который торчал в замке зажигания, Света разблокировала автомобиль, и, забрав бутылку, выскочила на улицу. Дверь осталась открытой. Также открыв и все остальные двери на полную ширину, Света подбежала к помойке и со всей силы швырнула загадочную бутылку на дно пустого контейнера. От бутылки остались одни осколки. Никто этой манипуляции не заметил – двор был безлюден. Только перед самым подъездом Света столкнулась с двумя собачницами, которые выходили.
– Здравствуйте, – пропищала она, – как вы поживаете?
Ей ответили лишь собаки. Они залаяли. А Мюрат встретил Свету молча. Заперев дверь на оба замка, засов и цепочку, она его хорошенько расцеловала. Он вырывался. Во-первых, он был обижен, а во-вторых – удивлён обилием непонятной солёной жидкости на её лице. Отпустив котёнка, она разделась. Затем нажала две кнопки на телефоне.
– Скорая помощь, – ответил стервозный голос.
– Тут у нас во дворе машина стоит с распахнутыми дверями, а в ней два парня хрипят, – сообщила Света.
– Хрипят? Они без сознания?
– Да, конечно! Наверное, наркоманы. Им очень плохо! И они могут замёрзнуть. Может, пришлёте сюда бригаду?
– Адрес, пожалуйста.
Назвав адрес, после чего в мобильнике раздались гудки, Света покормила Мюрата и пошла в душ. Её бил озноб. Сильная струя горячей воды ей не помогла. С тоскливыми мыслями простояв под ней минут десять, Света растёрлась до красноты, потом облачилась в длинный оранжевый халат Риты, который был очень тёплым, прошла на кухню и выпила сто грамм водки. В этот момент раздался звонок. Свету передёрнуло. Схватив нож для разделки мяса, она приблизилась к двери.
– Кто?
– Это я, Тамара!
Света открыла дверь. Тамара, войдя, вздрогнула при виде ножа, но спрашивать ни о чём не стала. Ей было вполне достаточно осознания того факта, что нож в неё не вонзится. По глазам Светы это нетрудно было понять. Глядя, как она запирает дверь, Тамара сказала:
– Там у вас Скорая во дворе! Каких-то двух мужиков вытаскивают из джипа.
– Да я сейчас тебе расскажу, что это за мужики! Пойдём-ка на кухню!
Поставив чайник, Света уселась за стол напротив Тамары и приступила к повествованию. Начала она с «Праги», «Бэверли-Хиллз» и ночного клуба, а завершила мусорным ящиком, в дно которого звезданула пустой бутылкой. Тамара слушала и курила. Чайник вскипел. Кончая рассказ, Света сполоснула две чашки.
– В милицию обращаться глупо, – проговорила Тамара, зевая так, что стул под нею скрипел, – тебя упакуют за клофелин. Квартиру смени. И номер мобильника.
– Я не буду менять квартиру!
– Ну, смени номер.
– А какой смысл? Всё равно достанут. Надо координально решить проблему!
– Да, это верно. А основная проблема – в том, что если ты даже отдашь им деньги, они на этом не успокоятся. Ты их очень сильно обидела.
– Так они по-другому не понимали!
Тамара снова зевнула и погасила окурок. Стали пить чай. Котёнок резвился, катая по полу мячик.
– Ритка сказала, Мюрат меня защитит, – произнесла Света, – ты представляешь?
– Да, Мюрат может.
Сдвинув оконную занавеску, Тамара выглянула во двор. «Скорая» уехала.
– Знаешь, Светка, на самом деле – не беспокойся. Это ведь правда лакеи! Хозяин даже не в курсе всех этих дел. Он в своей Госдуме ворочает миллионами, что ему какие-то десять тысяч? Эти два мудака тебя на понт брали. А кроме понта, у них и нет ничего.
– Да как это – нет? Ведь я ж тебе говорю – они собирались пьяные ехать через весь город! Значит, они не боятся даже гаишников!
– Ну, конечно – пьяные, с твоим трупом в багажнике, а менты бы им козыряли! Светка, это и есть понты. Они бы поехали на такси.
– На такси?
– Естественно. Я отлично знаю таких шестёрок. Никто бутылку в жопу тебе не стал бы совать, максимум оттрахали бы тебя да деньги забрали! На большее не решились бы.
– А зачем ты мне тогда посоветовала квартиру сменить и номер? Сказала, что если даже я отдам деньги, это меня не спасёт!
– Конечно, от мелких пакостей. Пока Ритки нет, подсели к себе какого-нибудь Малютина, да покрепче запирай дверь. И всё обойдётся.
– А ты уверена?
– Да.
Опять закурив, Тамара прибавила:
– Вот у Ритки – точно проблемы. Надеюсь, что Хордаковский каким-то образом их решит. Я поговорю с ним на эту тему через Аринку.
Света задумалась.
– Хочу есть, – сказала Тамара, – может, ты хоть яичницу мне пожаришь?
– Пожарь сама. Я сейчас ничего не соображаю. Хорошая сковородка лежит в духовке.
Тамара, встав, достала из холодильника колбасу, несколько яиц, сливочное масло и помидор. Возясь у плиты, она рассказывала о своей ссоре с Артуром. Ссора была банальная, из-за родственников. У Светы в эти мгновения начался лёгкий расслабон. Водка, наконец, добралась до клеток её головного мозга.
– Да я вполне понимаю его мамашу, – проговорила Тамара, ставя на стол шипящую сковородку, – мне – тридцать семь, ему – двадцать шесть. Ребёнок не получается. А ты будешь?
– Буду. Достань, пожалуйста, мою вилку! Самую маленькую. Спасибо.
Начали есть. Мюрат попрошайничал.
– Тебе нужен хороший врач, – сказала Тамаре Света, – как раз про это и стоит поговорить с Хордаковским. Возможно, он заграницу тебя отправит. Там проведут обследование.
– Дешевле будет сделать ЭКО. Гораздо дешевле. И заграницу мотаться необязательно.
– Ну, так сделай!
Тамара хмыкнула.
– А на что? Дешевле – не значит дёшево. У меня таких денег нет. Идти к Хордаковскому? С какой стати? Кто я ему? У него дела сейчас обстоят не настолько здорово, чтоб он взял да и отвалил триста тысяч какой-то бабе, которая, видите ли, когда-то работала стриптизёршей у его бывшей любовницы! Возможно, у него есть триста миллиардов, но я какое имею к ним отношение?
– Триста тысяч? – переспросила Света.
– Не меньше.
Света поддела вилкой желток.
– Я их тебе дам.
Тамара взглянула на неё дико. Игрой с её стороны это точно не было.
– Ты мне дашь триста тысяч?
– А почему бы и нет?
– Где ты их возьмёшь?
– Да я их уже взяла. Десять тысяч долларов – это триста тысяч рублей. Возможно, чуть меньше, но ты добавишь свои. Бери, не задумывайся! Мне их совершенно не жалко. Они – шальные.
Тамара всё же подумала. Но недолго.
– Ладно, уговорила. Я их возьму. Но с двумя условиями.
– Какими?
Актриса не торопилась давать ответ. Доев свою часть яичницы, она в третий раз закурила. Её красивые ноздри слегка раздулись. Она, казалось, испытывала досаду из-за того, что не может срразу найти нужные слова, и заговорила сухо:
– Во-первых, ты подождёшь два года. Быстрее мы тебе эти деньги не сможем отдать физически, даже если Артур найдёт вторую работу.
– Слушай, заткнись, – перебила Света, – я ведь тебе уже объяснила, что эти деньги случайно ко мне прилипли. Мне наплевать на них, понимаешь? Сможешь – отдай, не сможешь – забудь. И пусть у тебя родится красивый мальчик.
– А во-вторых, – жёстко продолжала Тамара, – ты мне дашь телефон этого лакея. Я ему объясню, что деньги теперь находятся у меня, так что все вопросы – ко мне.
– Ты сошла с ума! Не надо этого делать! Они тебя покалечат так, что ты вообще никаким путём не сможешь родить!
– Светка, не ори! Я как-нибудь разрулю эту ситуацию. Говори мне номер и неси деньги.
Света, убеждённая властным тоном Тамары, сделала то, что та от неё хотела. Мюрат помог ей отклеить пачку от шкафа. Убрав мобильник и деньги в сумку, Тамара поднялась на ноги, чтобы вымыть посуду. Когда она вернулась за стол, глаза у неё блестели от слёз.
– Ты не представляешь, Светочка, как мне нужен этот ребёнок! Если бы я совсем не надеялась, что рожу – жить было бы незачем. Но надежда с каждым днём тает. Да, я свой возраст не чувствую, но куда от него деваться?
– Ты в тридцать восемь родишь, – заверила Света, – я точно знаю. Главное – не тяни. Иди завтра в клинику.
– Ты смеёшься? Куда я завтра пойду? Со следующей недели пойдут прогоны! А это – каторга. Беспросветная двухнедельная каторга. Митрофаныч нас упахает до смерти. Я ж тебе забыла сказать про главную новость!
– Какую новость? – перепугалась Света, ибо Тамара вдруг осеклась от волнения.
– На премьере будет министр!
– Министр культуры?
– Да! Знаешь, в связи с чем? Оказывается, наш театр занимает второе место в Москве по объёмам бюджетного финансирования после Малого театра! Он – убыточный, и начальство сильно ворует. Неудивительно, что министр заинтересовался, в какую жопу проваливается такая огромная куча денег! Когда директору позвонили сегодня, чтоб сообщить эту новость, он чуть с ума не сошёл. Митрофаныч – тоже. А бухгалтерия – просто в ужасе.
– Значит, если министр сочтёт спектакль халтурным, будет ревизия?
– Да, и ещё какая! По её результатам могут не только всё руководство снять, но и обратиться в прокуратуру. А могут и закрыть театр! Он очень сильно мешает некоторым уродам. Короче, ты представляешь, как Митрофаныч нас будет дрючить? Нет, в клинику я смогу пойти только в середине апреля, не раньше.
– А завтра утром ты не успеешь заключить договор? Ведь цены растут!
Тамара зевнула.
– Нет, не успею. Я рано встать не смогу. Хотя, если сейчас выпью и лягу спать… У тебя есть водка?
– Ты что, с ума сошла? Ведь тебе нельзя! Ты будешь буянить.
– Не буду, Светка, не буду! Я безобразничаю лишь там, где меня что-то раздражает. А здесь я выпью и лягу спать. Даю тебе слово.
Света поверила. Налила. Тут ей позвонили. Она взяла телефон. Это был Малютин.
– Алло!
– Привет тебе, синежопая, – произнёс Кирилл, – как дела?
Света удивилась.
– Почему это я – синежопая?
– Я хотел сказать – синеглазая, но, поскольку думал о твоей жопе, оговорился.
– Ясно. Чего звонишь?
– Можно я приеду?
– А что случилось? Мысли про мою жопу замучили?
– Фу, как грубо! Но, если честно признаться, да.
– Малютин! У меня месячные.
– А жопа-то здесь при чём?
Света рассмеялась.
– Ах ты, придурок! Да ладно уж, приезжай. Только у меня – Тамара Харант.
Малютин вздохнул.
– Всё равно приеду.
– Давай!
Отложив мобильник, Света налила себе ещё чаю. Тамара, рюмка которой была пуста, закусывала конфетой.
– Сейчас Малютин приедет, – сказала Света.
– Я вам здесь точно не помешаю?
– Не помешаешь. Он всё равно обломается.
– А он что-то для тебя значит?
– Нет. Абсолютно. Мне его просто жалко.
Тамаре стало смешно.
– Короче, ты вляпалась.
– Почему?
– Потому, что жалеть здорового дурака, который сам никогда никого не жалеет – это, извини, либо глупость, либо влюблённость, либо и то и другое вместе.
– Очень возможно. Но я его не люблю. Выходит, я – дура. Мне жалко всех.
– Прямо-таки всех?
– Конечно. Каждого есть за что пожалеть. Например, Малютин считает, что он всегда во всём прав. Он искренне в это верит. Потом расплачивается, опять же не понимая, что происходит. Его вины в этом нет.
– Так он для тебя ничего не значит?
– Он для меня ничего не значит.
Тамара выпила ещё рюмку и пошла в душ. Пока она мылась, Света ей постелила в комнате Риты. Когда леди Капулетти улеглась спать, подруга Наполеона стала готовиться к семинару у себя в комнате. Маршал Наполеона мешался ей, желая играть. Приходилось делать два дела одновременно.
В дверь позвонили. Решив, что это пришёл Малютин, Света открыла. При виде двух милиционеров весьма молодого возраста, с интересом взглянувших на её голые ноги, она попятилась. Милиционеры вежливо поздоровались и спросили, является ли она хозяйкой квартиры.
– Нет, не являюсь, – призналась Света, краснея, – я здесь просто живу.
– Снимаете?
– Да, снимаю.
– По договору?
– Нет, не совсем. Видите ли, я…
– Так значит, и регистрации у вас нет?
– Я зарегистрирована в Крылатском, но живу пока здесь. Семейные обстоятельства.
– Понимаем. Можно ваш паспорт?
– Зачем?
– Формальность. На вас поступают жалобы от соседей.
Света принесла паспорт. Один из поздних гостей пролистал его и сказал:
– Оденьтесь, пожалуйста. Вам сейчас придётся проехать с нами.
– А на каком основании?
– Вы задержаны.
Глава восьмая
Света была водворена в камеру для предварительно задержанных. Проще говоря – в обезьянник два на три метра. Он располагался напротив дежурной части. Когда сержант, которому двое его коллег передали Свету, за ней запирал решётку, она – в смысле, не решётка, а Света, холодно задала вопрос, что всё это значит.
– Следователь с тобой будет разговаривать, – объяснил милиционер.
– Так пусть разговаривает! Зачем вы меня сажаете под замок?
– Его сейчас нет. Он утром придёт. Сиди, отдыхай.
– Так мне здесь придётся сидеть всю ночь?
– Можешь полежать.
– Отдайте мобильник! Я ведь имею право на телефонный звонок!
– Ты меньше смотри голливудских фильмов, – порекомендовал сержант, – здесь не Голливуд.
И ушёл. Сзади, вдоль стены, была лавочка. Света села. Она ничего не могла понять. Жалобы соседей на ночной шум? Но с этим, как правило, разбирается участковый, никак не следователь! У следователя работа совсем иная – разбор уголовных дел. Клофелин? Тогда почему милиционеры не объявили ей сразу, за что берут? Не исключено, что это их метод – держать преступника в непонятках вплоть до допроса. Очень логично. А может быть, всплыло что-то из позапрошлой ночи, когда мотались с Риткой по кабакам? Но что могло всплыть? Риткины дела? Или она, Света, в неадекватности грабанула кого-нибудь? Вполне вероятно, хоть и не очевидно. Не подлежащим сомнению оставалось только одно: она будет в камере до утра, а утром – допрос в кабинете следователя.
Свет, падавший с потолка, был зеленоватым и режущим. Лампы нудно гудели. На расстоянии десяти шагов, за толстым стеклом с окошечками, сидели два офицера. Один формально хамил кому-то по телефону, другой курил и листал журнал. Немножко понаблюдав за ними, что помогло, как ни странно, одной ногой выйти из потока бессмысленных размышлений, Света вдруг обнаружила, что находится в камере не одна. Рядом с ней на лавке сидела женщина с тёмными волосами. Она была очень недурна чертами лица, особенно формой носа, но вид при этом имела, прямо сказать, затасканный. Между её ногами была зажата гитара, стоявшая на полу. Под лавкой лежал чехол. На женщине были стоптанные ботинки, столь же не новые джинсы и кашемировое пальто. Света присмотрелась к её глазам. Они показались ей удивительными. Они, как темперная двухслойка между ресницами Богородицы на иконе четырнадцатого века, смотрели без выражения, но пугающе.
– Добрый вечер, – пробормотала Света, сжимая пальцами край скамейки от безотчётного страха сорваться в чёрную ледяную пропасть этого взгляда, – вы здесь давно?
Ответ её изумил.
– А меня здесь нет, – произнесла женщина, глядя мимо. Судя по голосу, у неё была лёгкая простуда и насморк.
– Но я вас вижу! – растерянно возразила Света.
– Ты постоянно видишь то, чего нет. Пора бы привыкнуть.
Света протёрла глаза. Женщина предстала ещё яснее. В её густых волосах проблёскивало штук пять серебряных нитей. Но ни они, ни складки у рта, прорезанные болезнью, которую выдавала крайняя худоба желтоватых рук, не ввели Свету в заблуждение относительно возраста незнакомки. Ей было около тридцати, плюс-минус два года.
– Как вас зовут?
– Меня звали Юля.
– Что значит – звали? А как сейчас вас зовут?
– Никак. Меня давно нет. С начала зимы девяносто восьмого года.
Света собиралась сказать, что быть этого не может – я, мол, вас вижу, но промолчала, предугадав ответ. И она решила понаблюдать за своей соседкой. Та проявила готовность быть наблюдаемой – положив гитару выемкой на бедро, длинными ногтями дернула струны. Прапорщик и сержант, как раз в то мгновение проходившие мимо клетки, остановились. Два офицера в дежурной части подняли головы.
– Это что? – поинтересовался прапорщик, когда отзвенел последний аккорд довольно большого произведения, состоявшего, в основном, из длинных пассажей, – что-то цыганское?
– Да, «Мар, дяндя», – сказала бывшая Юля, – цыганский танец.
– Классно играешь! Но только больше не надо. Здесь не положено.
Гитаристка безропотно убрала инструмент в чехол и легла на лавку лицом к стене, прижав к животу коленки. Сержант и прапорщик, обогнув дежурную часть, скрылись в коридоре.
– Я так же сплю, – вдруг сказала Света, глядя на желтоватую руку Юли, которой та саму себя обнимала.
– Ничего странного в этом нет. Ведь мы с тобой – сёстры.
Света на этот раз не очень-то удивилась.
– Всё может быть.
– Всего быть не может. Может быть только то, что есть и что будет.
– Теоретически всё возможно, – с готовностью согласиться не согласилась Света, зевая.
– Ты этот опасный бред выбрось из головы! У историка должна быть концепция, и притом не какая-нибудь, а правильная. Без концепции ты здесь ничего не добьёшься.
Вот это уж было слишком.
– Кто ты такая? – резко спросила Света. Она всё не отрывала глаз от руки более чем загадочной незнакомки, а своих собственных рук – от лавки, чтоб не упасть при очередной новости. Абсолютно правильно делала.
– Я – работник вокзального туалета и Генеральной прокуратуры Российской Федерации. И при этом – твоя родная сестра.
Света засопела.
– Послушай, Юленька! Это просто какой-то бред. У моих родителей нет других дочерей! Мы с тобой совсем не похожи. Я тебя раньше нигде никогда не видела. Как мы можем быть сёстрами?
– Очень просто. Нас выдумает один и тот же писатель.
– Один и тот же писатель?
– Да.
Света поняла, что сходит с ума. Но ей не хотелось с этим мириться.
– За каким чёртом нужно меня выдумывать? Я – реальность! Я существую!
– С чего ты это взяла?
– Я каждое утро в зеркале себя вижу!
– Ты постоянно видишь то, чего нет. Пора бы уже к этому привыкнуть.
– Со мной здороваются! Общаются! У меня есть мама!
– Это всё не имеет даже малюсенького значения. Как и всё остальное, что ты могла бы сейчас припомнить. Поверь мне, Светочка.
Свете стало очень тоскливо. Она заплакала и легла на лавочку, головой к голове таинственной гитаристки. Та продолжала:
– Нам с тобой повезло, мы встретились.
– Что ты видишь в этом хорошего?
– Ничего хорошего в этом нет. Ни тебе, ни мне теплее не стало. Но всё же нам повезло. Мы много узнали. Когда ты что-нибудь узнаёшь, ты делаешь шаг в сторону от счастья. Но это – правильный путь.
– Так я про тебя совсем ничего не знаю! Кто ты такая? Пожалуйста, расскажи!
Юлька приступила к рассказу. Этот рассказ длился до утра. В третьем часу ночи Света уснула. Во сне она продолжала слушать, глядя в окно из «Холодной комнаты».