Сцена вторая.
Комната в квартире Александра. Александр сидит на стуле и нажимает клавиши ноутбука, лежащего у него на коленях. Звучит сигнал дверного звонка.
Александр. Открыто!
Входит Ирина с заплаканными глазами. Остановившись, с волнением наблюдает за Александром. Он, окинув ее рассеянным взглядом, возобновляет своё занятие.
Ирина. Я только вчера приехала! Извини, что не пришла сразу.
Александр. Всё хорошо.
Ирина. (чуть помолчав) На улице – солнце. Оттепель. Погуляем?
Александр. Я не могу.
Ирина. Почему? Ты занят?
Александр кивает.
Ирина. И что ты делаешь?
Александр. Я работаю. На меня свалилось много работы.
Ирина делает шаг назад и садится в кресло. Растерянно озирается.
Александр. Ты хорошо загорела.
Ирина. Против желания. Как обычно. Такая у меня кожа – на ярком солнце за полчаса негритянкой делаюсь! Помнишь, как меня называли в пионерлагере?
Александр. Нет, не помню.
Ирина. Да помнишь ты! Шоколадкой все меня звали. А у тебя было прозвище Апельсин! Ты был тогда рыжий. Помню, что я тебя ужасно жалела. А ты за это на меня злился.
Александр. Дурак я был.
Ирина. Неужели тебе хватило каких-то тридцати пяти лет, чтоб это понять?
Александр. Да в том-то и дело, что не хватило! Просто недавно один человек сказал мне: «Злиться на жалость глупо. Если ты никому не внушаешь жалость – тебя никто не полюбит!» А я всю жизнь убегал от жалости.
Ирина. И никак не можешь остановиться.
Александр. Остановился.
Ирина. Тогда закрой ноутбук! Я вижу, что ты играешь.
Александр, поколебавшись, нехотя исполняет просьбу Ирины. Переложив ноутбук на стол, смотрит ей в глаза. Она закрывает лицо руками и плачет.
Александр. Тебе опять написали, что я не выживу?
Ирина. Саша, хватит! Я сорвалась, как только узнала!
Александр. Ты сорвалась, как только узнала? А тебя понял хоть кто-нибудь? Ты сама себя поняла?
Ирина, рыдая, делает отрицательный жест.
Александр. Так за каким чёртом ты притащилась сюда? Чего ты здесь потеряла? Годы, когда трава была зеленее? Их больше нет! Ушли! Навсегда! Неделю назад! В Николо-Архангельский! Иди к мужу!
Ирина, опустив руки, встаёт и быстро идёт к двери.
Александр. Ира!
Ирина. (остановившись, всхлипывая) Чего?
Александр. Я хочу тебя попросить… (достаёт из кармана сложенный лист бумаги) Она никогда не фотографировалась. Стеснялась. Осталось только вот это. Возьми, пожалуйста, и оставь у себя.
Ирина. (приняв протянутый ей листок) Что это такое?
Александр. Письмо. У неё в кармане лежало. Храни его. Не знаю, зачем. Не знаю! Если и ты не знаешь, то выбрось. Кроме тебя, никто это знать не может!
Ирина. Но почему? Я не понимаю…
Александр. У неё не было никого роднее и ближе чем ты, хоть она ни разу тебя не видела. Я пытался сделать её тобой.
Ирина. Неужели тебе это удалось?
Александр. Почти удалось. Если бы ни это «почти», она бы осталась жить.
Ирина уходит. Александр берёт ноутбук, и, раскрыв его, снова продолжает играть.
Письмо Жени.
Папа, если тебе передали эту записку – значит, я умерла. Мы сейчас с Маринкой живём на даче. Боимся, что нагрянут хозяева. А до этого где мы только не жили и от кого мы только не бегали – у Маринки мания хватать то, что плохо лежит, а не то, что нужно! Я третий день болею. Температура. Трудно дышать. И трудно даже сидеть. Пишу в темноте. Маринка шляется где-то. Я её умоляла бросить меня, но она не бросит. Вчера мне снился Брелок. Когда я проснулась, мне было больно дышать. У меня началась истерика. Если бы не Маринка, я бы, наверное, что-нибудь с собой сделала. Он меня к себе тащит, она – к себе. Он был грустный. Плакал. Видимо, там не очень-то хорошо. За Маринку страшно. Я её обучила кое-каким ударам, но она слишком добрая. Как Брелок. Он не мог кусаться, а она драться не может. Позавчера она притащила столько конфет, что Брелок, если бы он взаправду пришёл, не смог бы их сразу съесть! Представляешь? Брелок мне вылизал всё лицо. Потом оказалось – это Маринка мне вытирала слёзы салфеткой. Я помню, как ты сказал, что тоска бывает двух видов – с видом на звёзды и с видом на потолок. Когда у меня за сорок температура, я вижу звёзды сквозь потолок. Ещё я… Ой, уже край бумаги! Папочка…
Конец
начало – в романе «Улус Джучи»
Господин Лобачевский
(или «Урок геометрии»)
пьеса в двух действиях
Действующие лица:
Анфиса, слепая девушка
Андрей Данилович, отец Анфисы
Николай, брат Анфисы
Ольга, жена Николая
Слесарь
Маша, симпатичная девушка
Гюльчихра, красивая девушка
Тётка в чёрных перчатках
ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ
Комната Анфисы. Шкаф, диван, столик, стул. На столике – трубка радиотелефона, упаковка таблеток, чашка. Анфиса сидит на стуле, перебирая струны гитары. Радиотелефон звонит.
АНФИСА. (приняв звонок) Я вас слушаю. Здравствуйте. Да, он дома, но подойти не сможет. Я его дочь. Анфиса. А это вас не касается. До свидания! (Оборвав связь, несколько секунд размышляет, потом набирает номер и прижимает телефон к уху) Алло! Здравствуйте. Это общество слепых? Ой, Наталья Сергеевна, я не узнала вас! Извините. Это Анфиса Веникова. Да, взносы я уплатила. Скажите, могу ли я получить собаку–поводыря? На выборы? Не ходила. Ну, потому что не с кем было пойти! Так долго? А если я заплачу? Хорошо, позвоню во вторник. Спасибо вам, Наталья Сергеевна. До свидания.
Положив телефон на столик, возобновляет игру. Раздаётся хлопок наружной двери квартиры. Анфиса, вздохнув, кладёт гитару на диван.
ОЛЬГА. (войдя и остановившись перед Анфисой) Тебе пенсию принесли?
АНФИСА. Принесли.
ОЛЬГА. Давай!
АНФИСА. (достав из кармана несколько купюр и отдав две из них Ольге) Спасибо. Сдачи не надо.
ОЛЬГА. Ты что, очумела? Какая сдача? Ты мне две пятисотки дала!
АНФИСА. Две тысячи!
ОЛЬГА. Твою мать! Тысячные – сверху!
АНФИСА. Нет! Почтальонка сперва дала мне пятитысячную купюру, и я её не могла запихнуть вовнутрь! Сверху – она, под нею – две тысячные, под ними – три пятисотки! Потом – пять сотенных.
ОЛЬГА. Твою мать! Ну какого хрена я должна постоянно чувствовать себя мразью из-за своей доброты! Думаешь, приятно доказывать инвалидке по зрению, что её опять облапошили? А ну, дай сюда! (берёт у Анфисы деньги, считает их) Здесь нет пятитысячных! Только тысячи, пятисотки и сотки! Беру две тысячи.
Взяв две верхних купюры, отдаёт остальные Анфисе.
АНФИСА. Как же так?
ОЛЬГА. Вот так! Обманула она тебя. Чего пялишься-то? Не веришь? Ей, значит, веришь, а мне, жене своего родного брата, не веришь? Тогда сама ходи в магазин, мне осточертело тебя обслуживать! Сколько лет я с тобой ношусь, как с писаной торбой, а что вместо благодарности? Одно хамство! Пошла ты знаешь куда?
АНФИСА. (пряча деньги в карман) Да ладно, бери…
ОЛЬГА. Ты мне одолжение-то не делай! Что значит – ладно? Свои взяла, не твои! Вот сволочь! Заботишься о ней, как о родной дочке, а она волком смотрит! Да на хрен мне это надо? Тоже мне, удовольствие! Телефон зачем здесь лежит?
АНФИСА. Не трогай! Я жду звонка.
ОЛЬГА. (идя к двери) Звонка она ждёт! Деловая какая! Ишь, ты!
Выходит. Анфиса хлюпает носом.
ОЛЬГА. (из коридора) Андрей Данилыч! Анфиска пенсию получила!
АНДРЕЙ ДАНИЛОВИЧ. (из другой комнаты) Что?
ОЛЬГА. Анфиска, говорю, пенсию получила!
АНДРЕЙ ДАНИЛОВИЧ. Анфиска? Пенсию получила? Это меня не касается! Я скорее подохну, чем попрошу у дочки хоть рубль! Анфиса, доченька! Твой отец – неудачник, но не подлец и не кровосос! Твой отец всегда ходит с гордо поднятой головой, качаясь от голода! Твой отец – настоящий интеллигент! Потомственный!
ОЛЬГА. Если вы полагаете, что у вас полбутылки водки осталось, то я вас разочарую. Колька её нашёл под бочком и вылил.
Из другой комнаты доносится гневный возглас, грохот и топот.
АНДРЕЙ ДАНИЛОВИЧ. (из коридора) Вылил? Да я его сучью кровь вслед за нею вылью! Глотку перегрызу! Паскуда! Козёл! Где он?
ОЛЬГА. Около школы! Следит, чтоб учителя не мешали наркоторговцам играть с детишками. А Анфиска – дома.
АНДРЕЙ ДАНИЛОВИЧ. (ворвавшись к Анфисе) Двести рублей!
АНФИСА. Сначала пятьсот отдай! И выкупи из ломбарда колечко мамы.
АНДРЕЙ ДАНИЛОВИЧ. (схватив гитару и замахнувшись ею) Двести рублей! Не то от твоей бандуры щепки останутся!
АНФИСА. (тронув рукой диван) Идиот! Положи гитару!
АНДРЕЙ ДАНИЛОВИЧ. Деньги на бочку, тварь! Я с тобой не шутки шучу! Ты меня опять довела до нервного срыва!
АНФИСА. (доставая деньги) На, подавись!
Протягивает отцу две купюры. Андрей Данилович берёт их и, бросив гитару на диван, стремительно покидает комнату. Раздаётся хлопок наружной двери. Анфиса, спрятав деньги в карман, закрывает лицо руками.
ОЛЬГА. (войдя) Чего ты эту мразь терпишь? Взяла бы нож да пырнула! Тебе ни хрена не будет, ты инвалидка!
АНФИСА. (опуская руки) Оля!
ОЛЬГА. Что?
АНФИСА. Пожалуйста, не говори Кольке, что я отцу двести рублей дала. Скажи – сто!
ОЛЬГА. Но это будет неправда!
АНФИСА. Оля, пожалуйста!
ОЛЬГА. А зачем?
АНФИСА. Ты прекрасно знаешь – он хочет, чтобы отец пил одну палёную водку!
ОЛЬГА. Ты чего, Кольку стала бояться?
АНФИСА. Не в этом дело! Ну, то есть, не совсем в этом… Ты знаешь, ко мне… ко мне уже второй раз приходила женщина! Ночью!
ОЛЬГА. А Колька-то здесь при чём? Она его голосом говорила? А потом оказалась, что у неё есть усы и член? Твою мать! Семейка придурков!
АНФИСА. Оля, мне не до шуток! Я до сих пор вся дрожу, когда вспоминаю об этой тётке! Я ведь сначала решила, что это мама пришла! Но когда она положила на меня руки в чёрных перчатках, мне всё стало понятно! Если бы во дворе машина не заорала, или если бы она заорала секундой позже – я бы, наверное, не проснулась… Оля, пожалуйста, ради Бога, не говори ты ему про двести рублей, иначе он мне крысиного яда в кашу подсыплет! Тогда она придёт ко мне наяву…
Ольга. Ну так наяву-то ты её не увидишь! Сразу увидишь Бога.
АНФИСА. Если он есть! А вдруг есть только она? И никого больше?
ОЛЬГА. Перестань бредить! Веди себя по-человечески, и никто тебя не отравит крысиным ядом. Почему я должна из-за твоей тупости мужу врать?
Анфиса вздыхает.
ОЛЬГА. Ну, ладно, уговорила! Я тебя выручу. Скажу Кольке, что ты дала этому ханурику сто рублей. Но с одним условием. Ко мне завтра придёт мужчина. Я замок заблокирую, потому что кто знает – вдруг Колька раньше притащится? Если это случится, ты ему дверь откроешь. Но только медленно! Так, как будто замок заклинило. Понимаешь?
АНФИСА. Да.
ОЛЬГА. (кивнув, сделав шаг к двери и остановившись) А она тебе что-нибудь говорила?
АНФИСА. Нет.
ОЛЬГА. Интересно! Ладно, я пошла мыться.
Уходит. Анфиса, взяв упаковку таблеток, проглатывает одну, пьёт воду из чашки. Радиотелефон звонит.
АНФИСА. (выйдя на связь) Алло! Заказывала. Анфиса. Семь, триста шестьдесят восемь. Восьмой этаж. Открываю.
Положив телефон, встаёт. Поправляет плед на диване, подняв гитару. Потом выходит из комнаты, отпирает наружную дверь квартиры.
СЛЕСАРЬ. Здравствуйте.
АНФИСА. Здравствуйте, проходите.
Дверь хлопает, замок щёлкает.
АНФИСА. Вот моя комната.
Слесарь с чемоданчиком и Анфиса входят.
АНФИСА. Не удивляйтесь, что я так странно себя веду. Просто я не вижу.
СЛЕСАРЬ. Совсем не видите?
АНФИСА. Да.
СЛЕСАРЬ. С рождения?
АНФИСА. Нет, три года. Простите, я пригласила вас, а потом подумала – вдруг нельзя приделать замок к такой хлипкой двери? Посмотрите, пожалуйста!
СЛЕСАРЬ. (зайдя за шкаф и осмотрев дверь) Нет, вы знаете, дверь у вас неплохая. Ногой её с одного удара не выбьешь. Рекомендую накладной финский замок, простой и надёжный.
АНФИСА. Сколько он стоит?
СЛЕСАРЬ. Четыреста пятьдесят рублей.
АНФИСА. Хорошо, врезайте.
Садится на стул.
СЛЕСАРЬ. (начав работу) Вы играете на гитаре?
АНФИСА. Учусь играть.
СЛЕСАРЬ. Каким образом?
АНФИСА. Меня учит моя подруга, Машка Стрельцова. Правда, она приходит не очень часто. За целый год я выучила всего семь аккордов.
СЛЕСАРЬ. От кого замок, если не секрет?
АНФИСА. От папы. Он алкоголик. Буйный.
СЛЕСАРЬ. И вы вдвоём с ним живёте?
АНФИСА. Если бы! В третьей комнате живёт брат со своей женой.
СЛЕСАРЬ. Вы с ними не ладите?
АНФИСА. Когда как! Нам иногда трудно понять друг друга. Николай старше меня на двенадцать лет, а Ольга – на десять. Им в одной комнате тесновато.
СЛЕСАРЬ. По магазинам ходите сами?
АНФИСА. Нет. Ольга мне продукты приносит, когда не злится. Раньше-то у метро был рынок, и я справлялась. Шла вдоль рядов и определяла по запаху, где крупу продают, где хлеб, где рыбу, где фрукты, где овощи, где кондитерские изделия. Продавцы меня знали. Но год назад рынок ликвидировали, отгрохали супермаркет. А там и зрячий заблудится, где уж мне соваться туда!
СЛЕСАРЬ. А из-за чего вы зрение потеряли?
АНФИСА. У меня диабет.
СЛЕСАРЬ. Давно?
АНФИСА. С года. Сейчас мне двадцать четыре. Если б не бабушка, я бы в детстве уже ослепла! Она обо мне заботилась.
СЛЕСАРЬ. Неужели нет шансов?
АНФИСА. Нет. Оба глаза признали бесперспективными. Я сама виновата. Мне надо было, когда начались проблемы, сразу бежать к врачу. Но наш окулист, который всем говорит, что здесь – не Швейцария, без талона не принимает. А за талонами – очередь с трёх утра. После четырёх её занимать бессмысленно. Представляете?
СЛЕСАРЬ. Это было несколько лет назад. Сейчас уже принимают по электронной записи, как в Швейцарии.
АНФИСА. Да, я слышала, что везде всё стало очень цивилизованно. Вот и вы никак не решитесь задать мне главный вопрос! Отвечу вам на него. Она умерла, когда я рождалась. Но я её чётко помню. Да, я её увидела и запомнила! Вы, наверное, думаете, что я сочиняю, что этого быть не может? Нет, нет, клянусь, это так! Я её увидела и запомнила! Иногда мне кажется, что как раз поэтому начались у меня проблемы. Потеря зрения – самая маленькая из них. Да это и не проблема! Без зрения даже лучше… Чего не скажешь о почках.
СЛЕСАРЬ. Простите, не понимаю.
АНФИСА. Как вам сказать? Никто от меня ничего не требует, да и я сама от себя ничего не требую. Самые неприятные действия – догонять и ждать. Я от них избавлена. Счастье – не в удовольствиях, а в отсутствии неприятностей. Следовательно, я счастлива.
СЛЕСАРЬ. Инсулин вам Ольга тоже приносит только тогда, когда у неё хорошее настроение?
АНФИСА. Нет, к врачу я сама хожу. Поликлиника совсем рядом.
СЛЕСАРЬ. Знаете, кто вам нужен? Собака. Специально обученная собака. С ней вы могли бы куда угодно ходить.
АНФИСА. Собака? Ну да, собака – это, конечно, классно! Впрочем, в метро она не работает, а по улицам, по дворам, по паркам ходить с ней можно. Но мне её, наверное, не дадут, потому что я не пошла на выборы.
СЛЕСАРЬ. Интересно!
АНФИСА. Тем, кто не исполняет долг перед Родиной, Родина ничего не должна! Цитата дословная.
СЛЕСАРЬ. Я бы ещё добавил: «кроме презрения!» Это благо для вас, поверьте мне на слово! Миллионы людей прожили бы дольше, если бы Родина ограничивалась презрением.
АНФИСА. Вы смешной! Вы очень смешной. Но вас самого трудно рассмешить.
СЛЕСАРЬ. Я не сумасшедший, я – санитар. Знаете такой анекдот?
АНФИСА. Да, слыхала я этот анекдот! Хочу вам сказать, не очень-то вы похожи на слесаря!
СЛЕСАРЬ. Я не слесарь, я – инженер.
АНФИСА. Инженер? И замки врезаете? Вы меня заинтриговали!
СЛЕСАРЬ. Как вас легко заинтриговать!
АНФИСА. А что вы оканчивали?
СЛЕСАРЬ. Мехмат МГУ.
АНФИСА. Мехмат? А Машка Стрельцова на факультете госуправления учится.
СЛЕСАРЬ. Умная девочка.
АНФИСА. У неё отец – генерал.
СЛЕСАРЬ. Она на него похожа?
АНФИСА. Нет, она больше в маму.
СЛЕСАРЬ. Значит, возможно, я не ошибся.
АНФИСА. А мой отец – инженер. Как и вы.
СЛЕСАРЬ. А брат ваш чем занимается?
АНФИСА. Он работает в министерстве внутренних дел.
СЛЕСАРЬ. Ничего себе! Кем?
АНФИСА. Сержантом.
СЛЕСАРЬ. Знаете, что? Давайте я вам поставлю стальную дверь. Это будет стоить недорого, мой начальник – неплохой парень. Я объясню ему ситуацию, и он сделает вам приличную скидку. Хотите?
АНФИСА. Очень хочу! Но тогда получится, что дверь будет крепче стены? Папа тут же вспомнит о том, что он инженер-технолог, и начнёт умничать!
СЛЕСАРЬ. Ну и что?
АНФИСА. Нет, ничего страшного, если дверь действительно будет прочная.
СЛЕСАРЬ. Гарантирую.
АНФИСА. (помолчав) Мне сегодня ночью приснилась Смерть.
СЛЕСАРЬ. Страшная? С косой?
АНФИСА. Нет, очень даже красивая. На ней были чёрные шёлковые перчатки. Я даже их увидела, хотя было очень темно! Во сне я отлично вижу.
СЛЕСАРЬ. А почему вы решили, что это – Смерть?
АНФИСА. Потому, что вечером у меня ужасно болели почки, и я звала её. Но когда она подошла ко мне и положила на меня руки в чёрных перчатках, я поняла, что любая жизнь лучше смерти.
СЛЕСАРЬ. Любая?
АНФИСА. Да.
СЛЕСАРЬ. Какие лекарства вы принимаете, чтобы не было проблем с почками?
АНФИСА. Мне бесплатно выписывают какие-то уросептики.
Входит Ольга в халатике, голова у неё обмотана полотенцем. Смотрит на слесаря, на Анфису.
АНФИСА. Оля, я…
ОЛЬГА. Что здесь происходит?
СЛЕСАРЬ. Врезка замка.
ОЛЬГА. Анфиса, я к тебе обращаюсь! Кто это?
АНФИСА. Это? Слесарь, инженер, санитар.
ОЛЬГА. Понятно. Замочек, значит, решила вставить?
АНФИСА. Решила. А что, нельзя? У меня пропадают деньги! Ко мне врываются, угрожают. Ты сама знаешь!
ОЛЬГА. (слесарю) Вы не имеете права вставлять замок в эту дверь, понятно?
СЛЕСАРЬ. Кто это вам сказал-то такую чушь? У меня заказ. Заказчик является совладельцем данной квартиры и абсолютным владельцем комнаты, так как лицевой счёт у вас разделён.
ОЛЬГА. Откуда такие сведения?
СЛЕСАРЬ. Прежде чем взять заказ, мы навели справки у участкового.
ОЛЬГА. А вы знаете, что она сумасшедшая?
СЛЕСАРЬ. А зачем мне об этом знать? Я на ней жениться не собираюсь.
ОЛЬГА. Слушай, ты, быдло! У меня муж – полицейский!
СЛЕСАРЬ. Я в этом не виноват. Зачем на меня кричать?
АНФИСА. Я не понимаю, Оля, чего ты бесишься? Чем тебе помешает этот замок?
ОЛЬГА. Да ничем, Анфиса, ничем! И тётку в чёрных перчатках он тоже не остановит. Ты от неё закрываться будешь, я правильно поняла?
Рассмеявшись, делает шаг к столу, и, взяв телефон, уходит.
СЛЕСАРЬ. Какая лапочка!
АНФИСА. Сколько стоит стальная дверь?
СЛЕСАРЬ. Я сегодня узнаю и позвоню вам. В принципе, всё. Проверьте.
АНФИСА. (вставая) Так быстро?
Слесарь даёт ей ключи, она проверяет замок.
СЛЕСАРЬ. Попросите врача назначить вам какие-нибудь хорошие препараты. Моя жена их достанет по себестоимости, она – фармацевт.
АНФИСА. Спасибо. Сколько я вам должна?
СЛЕСАРЬ. Триста.
АНФИСА. Как? Ведь вы же сказали, что замок стоит четыреста пятьдесят!
СЛЕСАРЬ. Я случайно вставил уценённый замок, с небольшой царапиной на внутренней стороне. Её, конечно, не видно, но, тем не менее, брак есть брак!
АНФИСА. А работа?
СЛЕСАРЬ. (убирая инструменты в чемоданчик) Работу я посчитал.
АНФИСА. (доставая деньги) Большое спасибо.
Вручает слесарю требуемую сумму.
СЛЕСАРЬ. Как вы различаете деньги?
АНФИСА. Интуитивно. Каждая купюра ассоциируется у меня с каким-нибудь человеком. Десятка, например, с Ольгой. Поэтому, когда я прикасаюсь к десятке, меня трясти начинает. Только не говорите об этом Ольге, а то она две недели будет орать, что я полоумная!
СЛЕСАРЬ. Так и быть, не скажу. Вы сможете подмести?
Анфиса кивает. Слесарь, взяв чемоданчик, выходит. Анфиса провожает его. Щёлкает замок наружной двери.
СЛЕСАРЬ. Я позвоню.
АНФИСА. До свиданья!
Дверь хлопает, замок щёлкает. Анфиса возвращается в свою комнату, запирает дверь. Подойдя к столу, проглатывает таблетку, трогает поясницу и начинает метаться из угла в угол, водя руками перед собою. Удостоверившись в том, что она одна в комнате, падает на диван, поджимает ноги и замирает, обняв гитару. Раздается хлопок наружной двери.
ОЛЬГА. (из коридора) Вот, полюбуйся!
НИКОЛАЙ. Чёрт! Я думал, ты пошутила.
ОЛЬГА. Какие шутки, дубина ты идиотская! Вызывай психиатра! Моё терпение лопнуло!
Этот грёбанный зоопарк меня задолбал! Вызывай психиатра, иначе я подам на развод! Другую овцу найдёшь, которая согласится терпеть всё это дерьмо за твои гроши!
НИКОЛАЙ. На что ты подашь?
ОЛЬГА. Опять нанюхался, падла?
Слышится звон пощёчины, жалобный возглас Ольги и её быстро удаляющийся топот. Сразу после этого раздаётся страшный удар в комнатную дверь. За ним следует второй, а за вторым – третий, от которого дверь с грохотом и треском распахивается. Анфиса не реагирует.
НИКОЛАЙ. (войдя и остановившись перед диваном) Ты, мразь, реально в Кащенко захотела? Или, быть может, предпочитаешь сразу на кладбище?
Анфиса не реагирует.
НИКОЛАЙ. Если ты ещё раз что-нибудь подобное вытворишь, идиотка – твои мозги размажутся по асфальту, я это тебе гарантирую! И никто не докажет, никто даже не подумает, что ты вылетела из этого вот окна не по своему собственному желанию! У меня – пятнадцатилетний оперативный стаж, я не подкачаю. Даю гарантию! Поняла?
Анфиса не реагирует.
НИКОЛАЙ. (схватив ее за плечо) Поняла? К тебе обращаюсь, гадина! Отвечай, иначе я собственными руками шею тебе сверну и ноги переломаю! Потом на асфальт всё спишется!
Анфиса, с криком рванувшись, выхватывает из-под подушки нож. Вскакивает на ноги.
НИКОЛАЙ. (отпрыгнув) Ты что, сдурела? Брось нож! На восемь лет сядешь!
Анфиса молча бросается на обидчика, и тот стремительно покидает комнату. Закрыв дверь, Анфиса идёт к столу. Приняв две таблетки, опять ложится и прячет нож под подушку.
ОЛЬГА. (из коридора, смеясь) Козёл!
НИКОЛАЙ. Убью, сука!
Слышится звон пощёчины, жалобный возглас Ольги и её быстрый удаляющийся топот.
Воцаряется тишина, которую прерывает хлопок наружной двери, затем – негромкий стук в комнатную. Анфиса не реагирует.
АНДРЕЙ ДАНИЛОВИЧ. (войдя с литровой бутылкой водки) Анфиса, доченька! Я – плохой отец и злой человек. Что кривить душой, это так! но зато я правду люблю. Другие хитрят, юлят – на уме одно, а на языке другое, а я – человек прямой и открытый. Что на уме, то на языке! Поэтому скажу прямо, Анфисочка: не могу я тебе простить смерть моей Наташки. Нет, не могу, хоть убей! Она – между нами.
Анфиса, не поворачиваясь, достаёт из кармана все оставшиеся у неё деньги и бросает их на пол.
АНДРЕЙ ДАНИЛОВИЧ. (подобрав деньги): Спасибо, дочка! Спасибо!
Идёт к двери.
АНФИСА. (не шевелясь) Папа!
АНДРЕЙ ДАНИЛОВИЧ. (остановившись) Да, дочка?
АНФИСА. Ты инженер?
АНДРЕЙ ДАНИЛОВИЧ. Инженер.
АНФИСА. Поверь, папа – мне очень плохо из-за того, что я ненавижу тебя так сильно!
Андрей Данилович выходит и закрывает за собой дверь. Анфиса чуть слышно плачет, не изменяя позы. Из коридора доносятся голоса и смех Ольги. Дверь открывается. Входит тётка в чёрных перчатках. Анфиса не реагирует.
ТЁТКА В ЧЁРНЫХ ПЕРЧАТКАХ. (остановившись перед диваном) Здравствуй!
Анфиса не реагирует.
ТЁТКА В ЧЁРНЫХ ПЕРЧАТКАХ. Болят?
АНФИСА. Болят.
ТЁТКА В ЧЁРНЫХ ПЕРЧАТКАХ. Тебе всё равно, кто я?
АНФИСА. (сев и утерев слезы) Извините, пожалуйста! Я задумалась. Вы из общества слепых, да?
ТЁТКА В ЧЁРНЫХ ПЕРЧАТКАХ. Да.
АНФИСА. Мне так неудобно! Секретарша сказала, чтобы я во вторник к вам подошла – вот я и не ожидала, что вы придёте. Хотя, конечно, я ей сказала, что могу заплатить, но, видите ли, в чём дело… Я …
ТЁТКА В ЧЁРНЫХ ПЕРЧАТКАХ. У тебя нет денег?
АНФИСА. Во вторник будут! Просто я не рассчитывала…
ТЁТКА В ЧЁРНЫХ ПЕРЧАТКАХ. На что?
АНФИСА. На то, что вопрос решится так быстро!
ТЁТКА В ЧЁРНЫХ ПЕРЧАТКАХ. Какой вопрос?
АНФИСА. Как какой? Мне нужна собака! Вы, наверное, пришли посмотреть, сумею ли я обеспечить ей приемлемые условия?
ТЁТКА В ЧЁРНЫХ ПЕРЧАТКАХ. (взяв упаковку таблеток, осмотрев её и бросив на столик) Да, собака – дело серьёзное. Прежде чем заводить собаку, нужно крепко подумать, что с нею будет, когда не станет тебя!
АНФИСА. (волнуясь) Я вас понимаю! Да, у меня неважные почки, но они не откажут, если я буду сильно не хотеть этого!
ТЁТКА В ЧЁРНЫХ ПЕРЧАТКАХ. Что за вздор?
АНФИСА. Ну как вы не понимаете? Если Бог есть любовь, значит, тот кто любит – подобен Богу! Следовательно, он обладает силой для борьбы с любым злом, включая болезни. Я никого не люблю, поэтому жизнь из меня уходит, и у меня нет сил ее удержать. А если бы я любила кого-то, если бы знала, что этот кто-то любит меня, что он без меня не сможет…
ТЁТКА В ЧЁРНЫХ ПЕРЧАТКАХ. Ты слишком хитрая, как я вижу! Ишь, какой простой путь себе избрала – собаку любить! Для этого совершенно необязательно становиться божьим подобием. Полюбить собаку сможет любой подонок! Полюби тех, кого ненавидишь. Тогда толк будет.
АНФИСА. Я смогу полюбить их только на расстоянии! А для этого мне собака-то и нужна! Если вы мне дадите собаку-поводыря, я уйду из дома. А без собаки, одна, уйти не смогу!
ТЁТКА В ЧЁРНЫХ ПЕРЧАТКАХ. Куда ты хочешь уйти?
АНФИСА. Не знаю. Какая разница? Буду просто бродить по свету.
ТЁТКА В ЧЁРНЫХ ПЕРЧАТКАХ. С собакой?
АНФИСА. Да.
ТЁТКА В ЧЁРНЫХ ПЕРЧАТКАХ. Что за вздор? Ты на инсулине!
АНФИСА. За инсулином я каждый месяц буду ходить к своему врачу, а пенсию я смогу получать на почте!
ТЁТКА В ЧЁРНЫХ ПЕРЧАТКАХ. А спать ты где собираешься? На вокзалах?
АНФИСА. С собакой можно спать где угодно! Прижмёшься к ней – и тепло.
ТЁТКА В ЧЁРНЫХ ПЕРЧАТКАХ. Гитару с собой возьмёшь?
АНФИСА. Нет, конечно! Она мне будет мешаться. Гитара дома нужна.
ТЁТКА В ЧЁРНЫХ ПЕРЧАТКАХ. Зачем?
АНФИСА. Когда её не было, эти суки всё время крутились здесь, в моей комнате, и нарочно не закрывали за собой дверь! Теперь они не так часто сюда заходят, гитара их раздражает.
ТЁТКА В ЧЁРНЫХ ПЕРЧАТКАХ. Дорогая моя, а не лучше ли разменять квартиру, чем уходить из дома?
АНФИСА. Колька с Ольгой откажутся. Они ждут, когда я умру. А действовать через суд как-то не особенно хочется. Ольга там такого наговорит, что всем станет стыдно! Зачем мне всё это надо? Жизнь у меня одна, и то, что уже испорчено, не исправишь.
ТЁТКА В ЧЁРНЫХ ПЕРЧАТКАХ. Мой Бог! Куда я пришла?
АНФИСА. Я вижу, вы не хотите дать мне собаку?
ТЁТКА В ЧЁРНЫХ ПЕРЧАТКАХ. Ты ни черта не видишь! Поверь мне, девочка – жизнь из тебя уходит не потому, что ты никого не любишь, а потому, что она тебе не нужна. Ты жить не умеешь!
АНФИСА. Что вы хотите этим сказать?
ТЁТКА В ЧЁРНЫХ ПЕРЧАТКАХ. То, что ты достала саму себя! И меня достала! Ну объясни, зачем тебе жить?
АНФИСА. Я не понимаю, какое вы имеете право так со мной разговаривать?
ТЁТКА В ЧЁРНЫХ ПЕРЧАТКАХ. Ты скажи спасибо, что я вообще разговариваю с тобой! Я не удостоила разговором ни Жанну д’Арк, ни Екатерину Вторую, ни Канта, ни Бонапарта, ни Александра Македонского! А с тобой я заговорила, и ты ещё недовольна? Какова наглость! Знаешь, на кого ты похожа? Да на ту же собаку, которая, схватив длинную палку посередине, прётся с ней в дом, и не может переступить порог, и злится на эту палку, но не берёт её по-другому и не бросает! А ведь не может она не знать, что её хозяин, когда ему надоест смеяться, палку отнимет и выкинет, потому что палке в доме не место! Ты меня понимаешь? Или ты бестолочь?
АНФИСА. Помогите! (Вскакивает, бежит к двери. Спотыкается, падает, поднимается.) Спасите, она пришла, она здесь! На помощь!
ОЛЬГА. (войдя и схватив Анфису) Ты что орёшь, идиотка?
АНФИСА. Оля, не приближайся к ней! Позови священника! Спрячь меня, ради Бога! Это она!
ОЛЬГА. Кто?
АНФИСА. Смерть!
Ольга, расхохотавшись, отпускает Анфису и даёт ей пощёчину.
НИКОЛАЙ. (войдя) Что случилось?
ОЛЬГА. Представь себе – ровно то, о чём я предупреждала! У этой сучки припадок! Что ты стоишь, как баран, вези её в Кащенко!
АНФИСА. Коля, не приближайся к ней! Это Смерть! Бегите отсюда! Смотрите, на ней – перчатки, а под перчатками…
НИКОЛАЙ. Вот тварь!
Даёт Анфисе пощёчину, достаёт из кармана сотовый телефон.
АНФИСА. заплакав) Я не хочу умирать! Спасите меня, пожалуйста!
АНДРЕЙ ДАНИЛОВИЧ. (вбежав в комнату) Кто орал?
ОЛЬГА. Анфиса.
АНДРЕЙ ДАНИЛОВИЧ. (схватив Анфису за горло) Подлая гадина!
АНФИСА. (хрипло) Защити меня, папа! Это она, это Смерть!
АНДРЕЙ ДАНИЛОВИЧ. Я из-за тебя стакан уронил, паскуда! Полный стакан водяры! Деньги на бочку!
АНФИСА. Папа …
ОЛЬГА. Она нарочно крик подняла, чтобы вы стакан уронили! Чего вы с ней церемонитесь? Придушите её, и дело с концом! А мы с Колькой скажем, что она с ножом на вас бросилась!
НИКОЛАЙ. Скажем, скажем! У неё нож под подушкой! На нём – её отпечатки!
АНДРЕЙ ДАНИЛОВИЧ. (тряся Анфису) Деньги даёшь? Гони деньги, сука! За сто грамм водки!
АНФИСА. У меня нет денег!
ОЛЬГА. Нету у неё денег? Да у неё их полно! Подохнет – все ваши! Водкой зальётесь, Андрей Данилович! Что вы сиськи мнёте? Душите её смелее! Кстати – я видела, как она неделю назад стащила у вас полтинник.
НИКОЛАЙ. И я тоже видел! Стащила! Души её! Тебе ничего не будет, я обещаю!
АНФИСА. Нет, ради Бога, не убивайте меня! Пожалуйста! Я уйду!
ОЛЬГА. С украденными деньгами? Андрей Данилович, послушайте, неужели вы, умный человек, позволите так себя облапошить? Я уж не говорю о том, что она убила вашу жену и пролила вашу водку! Как настоящий русский интеллигент, вы просто обязаны задушить её! Если вы этого не сделаете, то это сделаю я! Пусть вам будет стыдно!
АНДРЕЙ ДАНИЛОВИЧ. Убийца! Сдохни!
ТЁТКА В ЧЁРНЫХ ПЕРЧАТКАХ. Интоксикация!
Андрей Данилович отпускает Анфису, и, хрипя, падает.
Анфиса, ловя ртом воздух, делает шаг назад. Наткнувшись на стул, садится.
ТЁТКА В ЧЁРНЫХ ПЕРЧАТКАХ. Мелочный деспотизм!
НИКОЛАЙ. Сколько раз я тебя просил, умолял – перестань сосать на детских площадках! Какой пример ты подаёшь детям?
Достаёт пистолет, убивает Ольгу.
ТЁТКА В ЧЁРНЫХ ПЕРЧАТКАХ. Бессилие перед вечностью!
НИКОЛАЙ. У врагов России – длинные руки!
Стреляет себе в висок.
Затемнение.
Конец первого действия