СОНЯ. (исполнив просьбу) Учтите – касса пустая.
КИРИЛЛ. (приблизившись к Соне) С ума сойти! Вот это оттенок! Цвет контрастирует с глубиной так резко, что создаётся эффект луны!
СОНЯ. (пристально посмотрев Кириллу в глаза) Это оттого, что ты не запил феназепам водкой. Градусы не бодрят, но соединяют с реальностью. Гуд бай, мальчик! Скажи Серёже, что участковый подарил мне свой шпалер!
КИРИЛЛ. (отступив) Простите, забыл представиться. Я художник. Меня зовут Кирилл Шелехов. В позапрошлом году я занял второе место на Всероссийском конкурсе портретистов, пишущих маслом.
СОНЯ. (ошеломлённо) Вы из Москвы приехали?
КИРИЛЛ. Да, к своей однокурснице. У неё здесь студия.
СОНЯ. Извините… Мне жутко стыдно, что я на вас сорвалась! Просто у меня есть знакомый псих, который сегодня украл для меня луну и на остановке её забыл. Представляете?
КИРИЛЛ. Представляю. Я объясню, что такое эффект луны. Это сочетание отражённого света и бесконечности. Отражённый свет ощутимее и плотнее, чем первородный, а бесконечность дает ему ещё и характер. Глубина ваших глаз сногсшибательна, как глубина неба, и отражённый свет падает из неё с пугающей нереальностью, как…
СОНЯ. Как топор.
КИРИЛЛ. Топор?
СОНЯ. Да. Любой свет падает, как топор, отточенный шквалом противоречий! Сатана кто у нас? Ангел света.
КИРИЛЛ. Он, насколько я знаю, был им до бунта.
СОНЯ. Если был, но не есть – объясните, почему совесть ночью терзает, а днём всего лишь щекочет?
КИРИЛЛ. Я не считаю, что совесть – служанка Бога. Уж слишком она сговорчива.
СОНЯ. (помолчав) Вы хотите мне предложить позировать вам, Кирилл?
КИРИЛЛ. Да, вы угадали. Два-три сеанса, не больше. Работать мы сможем здесь. Гонорар – пять тысяч.
СОНЯ. (вздохнув) Боюсь, что мне придётся вам отказать, мой мальчик.
КИРИЛЛ. (помолчав) А можно узнать причину?
СОНЯ. Пожалуйста. Я ни разу в жизни не раздевалась перед мужчиной. и никогда этого не сделаю до замужества, освящённого церковью.
Кирилл смотрит на собеседницу с любопытством.
СОНЯ. Вы ошеломлены, как я вижу? Естественно! Двадцатидвухлетняя девушка вызывает сегодня большее изумление, чем двенадцатилетняя женщина. Но мои родители воспитали меня иначе. А так как мои родители для меня являют собой источники света – не отражённого, а духовного, сбережённого двадцатью поколениями дворянского рода, я …
КИРИЛЛ. Простите, что прерываю. Просто я вижу, что вынудил вас коснуться глубоко личного и болезненного аспекта. Но почему вы решили, что я хочу рисовать вас голой?
СОНЯ. Мой мальчик, я – не Джоконда! Это её глазами любуются пять столетий, а на мои, как правило, тратят две-три минуты, после чего начинают тыкать и хватать за руки!
КИРИЛЛ. Я стою перед вами десять минут, и мы до сих пор на "Вы". Поверьте, у меня много натурщиц с модельной внешностью, да и тему эту я исчерпал. С вашей помощью я хочу попытаться изобразить метафизику отражения света от женских глаз, и более ничего!
СОНЯ. (поразмышляв) Вы мне обещаете это?
КИРИЛЛ. Да!
СОНЯ. (помолчав) Я вижу одно препятствие, и оно может стать непреодолимым! У меня нет приличной одежды.
КИРИЛЛ. То, что на вас сейчас, подойдёт. Вам придётся только умыться. Синяк не нужно запудривать.
Раздаётся стук в дверь.
СОНЯ. (громко) Извините, туалет временно не работает по причине ремонта!
ТАНЯ. (колотя в дверь кулаками) Сонька! Паскуда, сука, свинья, открой! я щас обоссусь от холода!
Соня, соскочив на пол, подходит к двери. Та содрогается от ударов Таниных кулаков.
КИРИЛЛ. Итак, мы договорились?
СОНЯ. Ладно, приходи завтра! Часов в одиннадцать.
Открывает. Кирилл выходит. Вбегает Таня в порванных сзади джинсах и лифчике, босиком. Ойкая, хватает стоящую на полу бутылку и закрывается с ней в одной из кабинок.
СОНЯ. (запирая дверь) Танька! За тобой черти, что ли, гнались? Что это за вид?
ТАНЯ. Какие, блин, черти? Если бы черти… Питбультерьеры! (кашляет)
СОНЯ. А ты почему босиком? Где твои ботинки, подаренные тебе Жанной Агузаровой?
ТАНЯ. Соскочили! Я их зашнуровать не успела!
СОНЯ. А кофта где?
ТАНЯ. Какая, блин, кофта, дура! Ты бы оттуда без трусов выскочила!
СОНЯ. Откуда?
ТАНЯ. От этих долбаных лесбиянок, чтоб они сдохли! Чёрт… (кашляет)
СОНЯ. А ну, хватит там водку жрать! Извращенка!
Таня выходит с бутылкой, слегка прихрамывая.
СОНЯ. (глянув на неё сзади) Джинсам – кирдык!
ТАНЯ. Хорошо, что жопа цела! (садится на стол, сосёт из бутылки) Сонька, это такие мрази обкуренные!
СОНЯ. А что у тебя с ногой, чего ты её волочишь?
ТАНЯ. Да, ерунда! Перелом лодыжки.
СОНЯ. А может, вывих?
ТАНЯ. (поставив водку на стол) Сонька, что ты гонишь? Если бы это был вывих, питбультерьер меня не догнал бы!
СОНЯ. Возможно, его прапрадед был русской псовой борзой. А ну, дай пощупаю!
ТАНЯ. (вытянув ногу) Если сделаешь больно, я тебе стол обоссу!
Соня, взяв ногу Тани, прощупывает голеностопный сустав.
ТАНЯ. Ну, что?
СОНЯ. Да, вывих! Вправляю.
Дёргает с такой силой, что Таня с визгом слетает со стола на пол. С яростью вырвав ногу из рук подруги, тяжело дышит от боли.
СОНЯ. (смеясь) Извини, Танюха! Я не учла, что стол – полированный.
ТАНЯ. (вставая и потирая зад) Хорошо.
Садится на стол, присасывается к бутылке.
СОНЯ. (сев на стул) А теперь скажи мне, как ты дошла до такого скотства?
ТАНЯ. Это тебя не касается!
СОНЯ. А ну, дай-ка сюда бутылку.
ТАНЯ. Ночевать было негде! К хозяйке родственники припёрлись! А ты меня задолбала своим цинизмом! Иду по рынку, гляжу – две девки сосутся, чёрненькая и беленькая. Я к ним подошла, по окорочкам их хлопнула и поехала с ними на какую-то дачу. Утром встаю, гляжу – ещё спят! Ну, я набиваю пакет их юбками и колготками…
СОНЯ. А трусы не понравились?
ТАНЯ. На трусах-то я и спалилась! Стала искать их под одеялом, эти две сучки проснулись и оказались такими суками! Жесть! Когда я об них все ногти сломала и за каминную кочергу взялась, они отцепили двух этих долбанных крокосвинов. (прикладывается к бутылке) А ночь прошла ничего! Они кое-что умеют. Чёрненькая меня с катушек сняла без шмали!
СОНЯ. А как? Покажешь?
ТАНЯ. (опять расставшись с бутылкой) Задницу подставляй.
Соня с любопытством встаёт, поворачивается к Тане спиной, задирает юбку и наклоняется. Раньше, чем она успевает взяться за трусики, Таня изо всей силы бьёт ей по заду пятками. Результат приводит её в восторг. А результат – в том, что Соня, визжа, пропахивает пол носом до самой двери.
ТАНЯ. (смеясь) Извини, Сонюха! Я не учла, что пол лакированный!
СОНЯ. (встав и распахнув дверь) Пошла вон отсюда!
ТАНЯ. Ты что, с ума сошла? Куда я пойду – босиком, раздетая? Там плюс пять!
СОНЯ. Барбос!
ТАНЯ. (соскочив со стола) Пожалуйста, Сонька, не прогоняй меня! Умоляю! Я пол здесь вымою. Посмотри, какой грязный!
Соня, заперев дверь, садится на стол, и тремя глотками приканчивает бутылку. Таня подходит к ведру. Взяв из него тряпку и хорошенько её отжав, встаёт на колени. Белея трусиками в дыре сзади на штанах, старательно моет пол. Соня наблюдает. Барбос, примчавшись на её зов, поскуливает за дверью.
ТАНЯ. (красиво передвигаясь на четвереньках) Чего ты бесишься, Сонька? Почему я не ору на тебя за то, что ты тут закрылась с мальчиком?
СОНЯ. Не бешусь я! А этот мальчик – художник.
ТАНЯ. Он тебе платит? Или опять высокие отношения?
СОНЯ. Выше некуда! Он портрет мой будет писать.
ТАНЯ. Портрет? Зачем ему твой портрет? У тебя – прыщавая задница! Ты ему её показала?
СОНЯ. Ну вот ещё! Он её увидит лишь после свадьбы.
ТАНЯ. Ах, у вас свадьба будет? Ура! Салатику поедим.
СОНЯ. Только после заключения брачного договора.
ТАНЯ. Вот это верно. Брачный договор нужен. Без него этот Рафаэль, увидев твою прекрасную попу, так по ней даст коленом, что ты досюда будешь катиться. Я представляю, что это будет за договор! Соня обязуется брить подмышки, не воровать картины, от алкашей и от мужа не залетать – дебилов и так полно, блевать исключительно в унитаз…
СОНЯ. Если не заткнёшься – я у тебя клофелин отберу на свадьбе. Из трусов выну!
ТАНЯ. Вставить три зуба!
СОНЯ. Сама вставь два.
ТАНЯ. (прервав работу) Ленка, что ли, языком чешет?
СОНЯ. По всему городу.
ТАНЯ. Вот скотина! И что она тебе рассказала?
СОНЯ. Что ты троих мудаков под стол уложила, сняла с них золото с кэшем и нарвалась на какой-то мутный замок.
ТАНЯ. А дальше?
СОНЯ. Пришлось тебе клиентосов своих откачивать. И в табло от них получать.
ТАНЯ. (возобновив работу) Вот бред! Сама прикинь, Сонька – как я могла откачать их от клофелина? Я что, ношу с собой фельдшерский саквояж? Сказать, что реально было? Я из окна полезла, да зацепилась за карниз поясом и повисла, как идиотка! Через пятнадцать минут пожарники меня сняли, а мусора приложили мордой об свой УАЗик.
СОНЯ. Так ты под следствием, что ли?
ТАНЯ. Какое следствие? Знаешь, кем оказались те три козла? Убийцами в розыске! Прокурор мне руку пожал.
СОНЯ. (вздохнув) Тебе повезло, что Ленка физически не способна говорить правду!
ТАНЯ. Да почему?
СОНЯ. Потому что лучше ползать на брюхе перед козлами, чем кверху жопой висеть! Первое забудут, второе – нет.
ТАНЯ. Да почему? Это было просто смешно!
СОНЯ. Люди не умеют просто смеяться над такими, как ты.
ТАНЯ. (шумно вздохнув) Когда я свалю из этой деревни?
СОНЯ. Ты про Коломну? Или про всю страну?
ТАНЯ. Да про всю вселенную!
Соня достаёт из ящика стола зеркальце и подносит его к лицу.
ТАНЯ. (ползая и работая тряпкой с дикой энергией) Весь последний год меня гложет мысль, что я занимаюсь не своим делом!
СОНЯ. Я думаю, что в конкретный данный момент эта мысль абсурдна. (помолчав) Впрочем, надо отдать тебе должное – ведьму ты развела красиво!
ТАНЯ. А где Серёжка?
СОНЯ. Я это имя слышу впервые.
ТАНЯ. Опять тут было смертоубийство?
СОНЯ. (рассматривая своё лицо то справа, то слева) Как ты считаешь, что во мне самое некрасивое?
ТАНЯ. Самое?
СОНЯ. Да! (кладёт зеркальце)
ТАНЯ. Желчный пузырь.
СОНЯ. А снаружи?
ТАНЯ. Снаружи ты – совершенство. Кое-кто говорит, что нос слишком длинный, но у моей двоюродной сестры он почти такой же, и её взяли на радио! Неужели там хуже знают, какой длины должен быть безупречный нос?
СОНЯ. (вытянув ноги) А ноги не слишком длинные?
ТАНЯ. Нет, в самый раз.
СОНЯ. А глаза не слишком большие?
ТАНЯ. Нет. И зубы не слишком белые. И морщины для двадцати трёх лет – вполне идеальные. Не сорвётся твой Тициан с крючка, не волнуйся!
СОНЯ. Это уж точно. Цыганка мне поклялась, что я до Нового года выскочу замуж. Сейчас – конец сентября. Если этот мальчик, который двадцать минут раздевал меня сумасшедшим взглядом – не мой жених, то где мой жених? Осталось три месяца!
ТАНЯ. Когда он придёт тебя рисовать-то?
СОНЯ. Завтра. Передай Ленке, Женьке, Маринке и всем-всем-всем, чтоб строго с одиннадцати до трёх не лезли сюда! Ни под каким видом!
ТАНЯ. (прервав работу) С одиннадцати до трёх? Но я сплю до часу!
СОНЯ. И что?
ТАНЯ. Что значит – что? Как я буду спать в такой обстановке? Ведь я у тебя ночую!
СОНЯ. Кто это тебе сказал-то такую глупость?
ТАНЯ. (поднявшись и бросив тряпку) Я пол здесь вылизала!
СОНЯ. Ты водки выжрала больше, чем израсходовала воды! На шлёпки и дуй отсюда. (снимает шлёпанцы и бросает их к ногам Тани)
ТАНЯ. Это нечестно! Я не уйду! Можешь звать Барбоса, я его не боюсь! Чего мне его бояться, если я двух питбулей не испугалась?
Соня вынимает из ящика стола пистолет, берёт Таню на прицел и делает взгляд убийцы.
ТАНЯ. (с испугом) Что это?
СОНЯ. Переводчик. С русского на ослиный.
Стреляет вверх. Таня, взвизгнув, хватает шлёпанцы, открывает дверь и с быстротой молнии исчезает. Дверь – нараспашку. Голоса. Ветер. Отблески фонарей. Соня убирает пистолет в стол, спрыгивает на пол и запирает дверь. Ложится на стол. Ей нехорошо. Доносится шум набирающего ход поезда. Отдалённо лает собака.
СОНЯ. Барбос, охраняй!
Плачет, погружается в сон. Кто-то стучит в дверь. Барбос лает близко. Стук прекращается.
Затемнение.
Конец первого действия
ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ
Там же. Соня спит на столе под утренний шум вокзала. Лает собака.
ЛЕНА. (с улицы) Сонечка, успокой этого придурка! Он нас сожрёт!
СОНЯ. (тотчас приняв сидячее положение) Кто пришёл?
ТАНЯ. Это мы!
СОНЯ. (строго) Барбос, не гоняй скотину!
Барбос перестаёт лаять. Соня зевает и протирает глаза. Раздаётся стук.
СОНЯ. (свесив ноги) Что надо?
ЛЕНА. Сонька, открой! Мы тебе еду принесли! И выпить.
Соня поспешно спрыгивает, бежит босиком к двери. Открывает. Лена и Таня входят. На Лене – юбка, туфли и куртка, на Тане – новые джинсы, свитер и мокасины.
СОНЯ. (запирая дверь) Сколько времени?
ЛЕНА. Половина одиннадцатого.
СОНЯ. Утра?
ЛЕНА. (смеясь) Ты чего, за водкой ночью ходила?
Соня, не отвечая, плюхается на стул и трёт виски пальцами.
ТАНЯ. (присев на корточки и подняв сначала одну ногу Сони, потом – другую) Нет, не похоже! Ноги немного чище, чем улица. (выпрямившись, садится на стол)
ЛЕНА. Серёжка, значит, здесь был!
ТАНЯ. Нет, это вряд ли – крови на полу не видать. Осеннее отупение! Видишь, как башку щупает? Очень хочет понять, что это такое и зачем нужно.
СОНЯ. Танька, в отличие от тебя я неплохо знаю, зачем нужна голова, и этот предмет у меня работает! (опускает руки, смотрит по сторонам) Интересно, куда это я спросонок шлёпанцы зашвырнула?
ТАНЯ. Сонечка, ты их мне вчера отдала! А я в них и полпути до Ленки не пробежала, они от дождя расклеились. Дрянь китайская!
СОНЯ. Ой… А как я буду позировать? Эти шлёпанцы подходили к моим глазам!
ТАНЯ. (рассмеявшись) А, про художника она помнит! Вот сучка хитрая!
ЛЕНА. (расстёгивая карманы) Я тебя выручу, Сонька! Отдам тебе свои туфли. А сама спрячусь и буду ржать в унитаз.
Достав из карманов три упаковки чипсов, даёт одну из них Соне,
Другую – Тане. Располагается на столе бок о бок с последней, и, таким образом, оказывается прямо напротив Сони, которая с молчаливой скорбью осознаёт, что подло обманута – чипсы будут единственным угощением. Вскрыв пакетики, жрут.
ТАНЯ. А он реально художник? Не аферист?
ЛЕНА. Да ты чего гонишь? На что её разводить-то? На ведро с тряпкой?
ТАНЯ. На извращённый секс, дура! Он же не знает, что у неё прыщавая задница!
СОНЯ. Он художник. Это бесспорно. Конечно, он мне приврал, сказав, что занял второе место на Всероссийском конкурсе, потому что теорией он владеет где-то на уровне предпоследнего курса Суриковского училища, но для жулика это слишком высокий уровень!
ТАНЯ. (закатывая глаза) Держите меня, я падаю!
ЛЕНА. А я с тобой не согласна! Сонька – реально грамотный человек. Она столько книг прочитала, сколько ты – строчек!
ТАНЯ. «Три мушкетёра»! Тридцать пять раз! А гонора – на Сорбонну! Какой вопрос ни
затронь – тут же прозвучит экспертный доклад! Профессорша! Кислых щей. Представляю, какое тут вчера было шоу! (изображает голосом Соню) Ах, я такая неловкая! Вот, извольте полюбоваться: не далее как вчера стукнулась лицом о самую интересную часть Давида в музее, и точно так же позавчера своей интересной частью наткнулась на штурвал яхты! Зубы я десять лет не чистила потому, что папочка мой, филолог, при мне засунул маме-искусствоведу зубную щётку не в ротовое отверстие, и с тех пор не могу я видеть этот предмет! Почему я здесь? Пришлось взять кредит, чтоб купить билет в Большой театр, и мой коттедж ушёл с молотка…
СОНЯ. (улыбнувшись) А вы попить ничего не взяли? Сушняк замучил.
Лена вытаскивает из самых глубин кармана баночку пепси и отдаёт её Соне. Та, положив пакет с чипсами прямо на пол, вскрывает баночку. В тот же миг пристально наблюдающая за нею Таня вдруг поднимает ноги, делает скоростной разворот на попе, спрыгивает с другой стороны стола, ныряет в ближайшую из кабинок и закрывается.
СОНЯ. (встав) Танюшка! Прячься куда угодно, хоть в унитаз залезь – всё равно умоешься пепси-колой.
ТАНЯ. Сперва умойся сама! Я бы сейчас морду тебе набила, если бы не боялась испачкать об неё руки.
ЛЕНА. Танюха, ты идиотка? Скоро одиннадцать, а мы даже ещё не начали разговор!
СОНЯ. Разговор? Какой разговор?
ЛЕНА. У нас к тебе разговор. Чрезвычайно важный.
СОНЯ. О чём?
ЛЕНА. Узнаешь!
СОНЯ. (сев) Очень интересно! Послушаем. (доедает чипсы, пьёт пепси)
ЛЕНА. Я Теймуразу сказала, чтоб он пришёл к тебе за шпалером не днём, а …
СОНЯ. Мне надоело слушать эту херню. Идите отсюда! (сминает банку, бросает её на пол под умывальником)
ЛЕНА. Ты плохо выспалась?
СОНЯ. Хорошо. У меня хорошее настроение. И ты, тварь, его не испортишь!
ЛЕНА. Танька!
ТАНЯ. (вернувшись и сев на прежнее место) Сонька, ты знаешь, как у меня голова работает.
СОНЯ. Знаю. Поэтому повторяю: вон! Сию же минуту!
ЛЕНА. Послушай ты полминуты!
СОНЯ. Ни полсекунды! У меня нет пистолета! Я его отдала! Отдала, понятно?
ТАНЯ. Не ври. Теймураз придёт за ним поздно вечером. Но тебя здесь уже не будет. После того как ты попозируешь, мы отдрючим Марью Хуановну и прокрутим одно небольшое дельце.
СОНЯ. Вы что, совсем идиотки?
ЛЕНА. Ну как ты не понимаешь, что такой шанс выпадает только раз в жизни!
СОНЯ. Шанс загреметь на пятнадцать лет?
ТАНЯ. Да никто не будет сопротивляться! Пальнём разок – и обменный пункт, считай, наш!
СОНЯ. (прижав ладони к вискам) Вы всё-таки мне испортили настроение… Почему вы такие суки? Скажите мне, почему вы такие суки? Ну почему вы такие конченые уродины? Что мне сделать, чтобы вы сдохли?
ТАНЯ. Я знаю бабу, которая там кассиром работала! И она мне сказала, что вечером там бывает до миллиона долларов! Слышишь, Сонька? До миллиона!
СОНЯ. Ну и что дальше?
ТАНЯ. А дальше – берём такси до Москвы, снимаем там хату, делаем ксивы – я знаю где, и летим на другую сторону большой лужи!
СОНЯ. (опустив руки) Коза ты драная! На хер мне твоя лужа сраная? У меня скоро свадьба! Я выхожу за художника из Москвы! Понятно вам это?
Лена громко смеётся.
ТАНЯ. (соскочив на пол) Говоришь, свадьба?
СОНЯ. Да! А то ты не знаешь!
ТАНЯ. Я очень хорошо знаю, что если Ленка не даст тебе свои туфли – свадьбы не будет! Ты можешь смело о ней забыть. Этот Рембрандт присмотрится к твоим пяткам, которые ты неделю не мыла, и не поверит в историю про музей. Тем более, про штурвал. Кстати, эти туфли – от Кристиан Диор. Не подделка. Она их из ГУМа спёрла в Москве. Из самого ГУМа! (присев на корточки перед Ленкой, снимает туфлю с её ноги, которую та услужливо протянула, и подаёт эту туфлю Соне) Ну-ка, надень! Посмотрим.
Соня, осмотрев туфельку, надевает её.
ТАНЯ. Что скажешь, Ленка?
ЛЕНА. (вынув конфету и положив её в рот) Смотрится достаточно дорого. И к глазам подходит неплохо.
ТАНЯ. (поднявшись) Да не то слово! Сонька, клянусь – от вида твоей ноги даже у меня соски каменеют! А этот Гойя с его художественным чутьем сразу на руках тебя в ЗАГС потащит. Ленка, скажи ей, что я права! Нет, лучше молчи, у нас не осталось времени тебя слушать.
СОНЯ. (любуясь туфелькой на своей вытянутой ножке). Дайте-ка мне вторую.
ЛЕНА. (смеясь) Э, нет! Сперва шпалер дай. А вечером мы за тобой зайдём – если ты, конечно, из ЗАГСа уже вернёшься к нужному часу.
СОНЯ. Да вы что, девчонки, рехнулись? Скажите мне, вы рехнулись?
ТАНЯ. (забегав по туалету) Да, я рехнулась! Вот я взяла и рехнулась! Знаете, как? Сказать вам? Я полюбила общественный туалет. Не шучу! Я хочу всю жизнь сидеть на этом столе, наблюдая, как Сонька трёт тряпкой пол, задрав прыщавую задницу, и ждать Ленку с бутылкой водки! Я не могла полюбить общественный туалет, потому что мечтала стать предводительницей пиратов. Но полюбила! За что? Вот чего не знаю, того не знаю. И не желаю знать. Может быть – за то, что здесь была Юлька. Вы ещё помните Юльку? На этом самом столе лежала она, под её ногами скрипели вот эти самые доски, в это окно глядели её глаза и именно в этих стенах звенела её гитара. Общественный туалет – мой дом! И моя душа! Я его люблю! Обожаю!
Встав на колени, ползает и целует пол.
ЛЕНА. Как удивительно, Сонька, что Танька съехала раньше, чем мы с тобой! Ведь она детдомовская.
ТАНЯ. (встав) Думаете, вы не съехали, Лена, Сонечка? На себя посмотрите! Вам ведь по двадцать три года, а выглядите на тридцать! Зубы крошатся, глаза – стекляшки! Вас в дурку примут без направления участкового психиатра! Я точно вам говорю: если мы отсюда не уберёмся как можно дальше – к примеру, на Золотые пески Майами, нам от психушки не отвертеться!
Соня пристально смотрит на свои ноги.
ЛЕНА. Сонька, ты не согласна?
СОНЯ. С чем я должна согласиться? Она тут вчера орала как потерпевшая, что её достала деревня! Зачем же переезжать в соседнюю? Нет уж – если переезжать, то в город! Психушка – город.
ТАНЯ. (закатывая глаза) Держите меня, я падаю!
ЛЕНА. Знаешь, а мне близка её логика.
ТАНЯ. Да? Ты тоже собралась замуж? Надеюсь, после Нового года?
ЛЕНА. Нет, я вспомнила, как во втором классе не захотела пойти с ребятами в зоопарк, решив вместо этого сходить в гости к одному дяде, который пообещал купить мне слона.
ТАНЯ. Купил?
ЛЕНА. Не купил. Когда мы с ним пили кофе, припёрлась его жена и сказала мне, что слоны конфетки едят. Я сразу ушла домой.
Раздаётся стук.
СОНЯ. (встав) Кто там?
КИРИЛЛ. Соня, доброе утро! Это Кирилл.
СОНЯ. Одну минуточку! (падает на колени) Ленка, пожалуйста! Ради Бога!
ЛЕНА. Но …
ТАНЯ. Отдай! Отдай, пусть подавится! Ей уже ни Майами, ни Кащенко не поможет …
Лена, вздохнув, скидывает туфельку. Торопливо её напялив и кое-как отряхнув измятую юбку, Соня с торчащими во все стороны волосами и неумытым лицом подиумной поступью идёт к двери. К этой секунде Лена, воспользовавшись большой быстротой своих длинных ног, уже добегает до самой дальней кабинки и запирается в ней. Таня никуда не спешит. Она наблюдает.
СОНЯ. (открыв Кириллу) Привет!
ТАНЯ. (внезапно решив уйти и делая это) Здрасьте!
КИРИЛЛ. Доброе утро! (входит с мольбертом и сумкой, смотрит на Соню) Хорошо выглядишь! Извини, что раньше примчался – просто всё небо тучами затянуло, и я боялся, что дождь польёт.
СОНЯ. (запирая дверь на засов) Отличный мольберт!
КИРИЛЛ. (повесив сумку на стул) Нет, средний. Отличный мне однокурсница отказалась дать, хоть я ей всю ночь рассказывал про твои глаза и складки у рта! (устанавливает мольберт, придвигает стул к его левой стойке)
СОНЯ. Так может, не надо было рассказывать?
КИРИЛЛ. Я решил, что лучше мне с ней это обсудить. Она хорошо обсасывает нюансы. (достав из сумки банан, даёт его Соне)
СОНЯ. Это нюанс? Или угощение?
КИРИЛЛ. До конца сеанса – нюанс, потом угощение. (выкладывает из сумки на стул палитру, краски, кисти и прочие принадлежности)
СОНЯ. А твоя однокурсница даст тебе завтра мольберт, если ты меня угостишь бананом?
КИРИЛЛ. Наверное. (смотрит по сторонам и вверх) Свет отличный! Ну что, приступим, мадемуазель?
СОНЯ. А холст загрунтован?
КИРИЛЛ. Не беспокойся – твои глаза не померкнут, пронзая вечность, а щёчки не пожелтеют от духоты Эрмитажа, Пушкинского музея и Лувра. Садись на стол! Банан держи крепко, но элегантно – примерно так, как родители в детстве тебя учили держать серебряный нож для рыбных филе.
Ещё разок осмотревшись, берёт палитру. Соня с бананом запрыгивает на стол. Болтает ногами.
КИРИЛЛ. (смешивая краски) Сонечка, а зачем ты надела эти ужасные туфли?
СОНЯ. Разве они ужасные?
КИРИЛЛ. Извини, я неточно выразился. Они, конечно, красивые, но пойми, что было бы странно писать портрет княжны Таракановой в заточении, обрядив её в кружевное платье и бриллианты! Такой портрет бы не произвёл впечатления.
СОНЯ. Надо снять?
КИРИЛЛ. Пока не снимай. Набросаю фон – поглядим.
СОНЯ. (облокотившись о стол) Ты фон будешь делать?
КИРИЛЛ. Сонечка, сиди смирно! Каждый твой жест рождает во мне идею, а я совсем не хочу изменять свой замысел.
Соня принимает прежнюю позу. Кирилл, взяв кисть, приступает к изображению. Раздаётся стук.
СОНЯ. Извините, туалет временно не работает по причине ремонта!
Лена хихикает. Соня кашляет.
КИРИЛЛ. Хочешь, я напишу на двери «РЕМОНТ»? А потом закрашу.
СОНЯ. Но это будет неправда! Кирилл, опомнись! Как можно кистью грешить?
КИРИЛЛ. Почему же кистью нельзя, а языком можно?
СОНЯ. Я грешу языком только под влиянием страсти, когда она сильнее меня.
КИРИЛЛ. И что же за страсть тебя обуяла, прости за грубое любопытство?
СОНЯ. Сама не знаю. Думаю, что восторг…
КИРИЛЛ. Восторг?
СОНЯ. Что-то вроде этого. Мне приятно быть твоей музой.
КИРИЛЛ. Ты, как я вижу, неравнодушна к искусству?
СОНЯ. (со вздохом) Есть у меня такой недостаток!
КИРИЛЛ. Почему – недостаток?
СОНЯ. Да потому, что я трачу все свои деньги на галереи, музеи, выставки! Это глупо, я понимаю, но – ничего не могу поделать с собой. Генетика!
КИРИЛЛ. Вот как?
СОНЯ. Мои родители …
Раздаётся стук.
СОНЯ. Прошу прощения, туалет временно не работает по причине ремонта! (громко вздыхает) Мои родители всю свою жизнь отдали искусству! Папа был хореографом в Большом театре, мама играла на контрабасе в Российском национальном оркестре. И они часто мне говорили: «Сонечка! Ты красива, а в наши дни телесная красота являет собой угрозу красоте внутренней, и поэтому ты должна всю жизнь отдавать все силы развитию нравственных и духовных основ своего характера…»
Раздаётся стук.
СОНЯ. В кусты иди срать, козёл! Вот тупая жопа!
Палитра соскальзывает с руки Кирилла. Он едва успевает её поймать, однако при этом роняет кисть. Подняв её с пола, возобновляет работу.
СОНЯ. (смеясь) Ну вот, опять вошла в роль! Понимаешь – Таня… Ну, эта девушка, которая сейчас тут была…
КИРИЛЛ. Кажется, она вчера прибежала в порванных джинсах?
СОНЯ. Да. Она учится в Театральном ВУЗе, но хранит девственность, следуя моему примеру, и педагоги никак не могут её настроить на дипломный спектакль! Проблема в том, что в этом спектакле ей предстоит играть проститутку. Вот мне приходится репетировать с нею!
КИРИЛЛ. Так ты режиссёр по образованию?
СОНЯ. По второму. То есть, по третьему! У меня ещё лингвистическое. Я знаю пять языков, и два из них помню. А начала я с актёрского факультета.
КИРИЛЛ. Я даже не сомневаюсь, что ты окончила его с Красным дипломом!
СОНЯ. Ты угадал. Но этот диплом сыграл со мной злую шутку. Я стала ездить на кинопробы и заключила контракт с известным продюсером. Ты о нём безусловно слышал. Но вскоре выяснилось, что роль, для которой он меня выбрал, предполагает сцены весьма особенного характера. Обойдусь без подробностей. Я мгновенно разорвала контракт. Чтоб выплатить неустойку, мне пришлось продать всё, что у меня было. Я продала и дом, и квартиру, и обручальные кольца моих покойных родителей, и кота, который душил не только мышей, но и больших крыс. Вот вкратце моя история. Не суди обо мне сурово.
КИРИЛЛ. Так ты, получается, здесь живёшь?
СОНЯ. Тебе это кажется неестественным? Ты не думаешь, что с моим воспитанием и характером мне здесь – самое место?
КИРИЛЛ. Не знаю, Соня, не знаю. Сходу указать место можно лишь примитивному человеку. А ты наполнена тайнами.
СОНЯ. Как Джоконда?
КИРИЛЛ. Скорее, как "Незнакомка" Крамского. В Джоконде – тайны Леонардо да Винчи, а не Джоконды.
СОНЯ. (чуть помолчав) Кирилл!
КИРИЛЛ. Да?
СОНЯ. А тебе не кажется, что мой нос слишком длинный, а уши чуть оттопыренные?
КИРИЛЛ. Пожалуй. И что?
СОНЯ. Ты не мог бы это немножко подкорректировать на холсте?
КИРИЛЛ. Соня, если я это сделаю – твой портрет дальше ЦДХ не пойдёт.
СОНЯ. Ты думаешь?
КИРИЛЛ. Это азбука. Если бы у Джоконды была модельная внешность, ты бы и не услышала это имя. Решили бы, что она снисходительно улыбается потому, что очень довольна собой, а вовсе не потому, что видит другую сторону вечности.
СОНЯ. (помолчав) Объясни мне свой замысел!
КИРИЛЛ. Сонечка, я восемь часов вдалбливал его профессиональной художнице!
СОНЯ. Поздравляю. И сколько раз до неё дошло?
КИРИЛЛ. Для невинной девочки у тебя отличное чувство юмора!
СОНЯ. Чувство юмора – это наследственная болезнь, а не венерическая!
КИРИЛЛ. А чувство такта?
СОНЯ. Это психическое расстройство, возникающее от частых ударов по голове и другим местам. Достоевский писал, что самые прекрасные манеры – у тех, которые биты бывали.
КИРИЛЛ. Ты знаешь, меня вообще никогда не били, но я за всю свою жизнь ещё никому ни разу не задал ни одного пошлого вопроса.
СОНЯ. Да это не чувство такта!
КИРИЛЛ. А что же это такое?
СОНЯ. Мягкость характера. Ты ужасно мягкий мужчина. Поэтому твоя однокурсница так ничего и не поняла за восемь часов!
Кирилл улыбается.
СОНЯ. Впрочем, язычок у тебя достаточно бойкий! Я слышала, что за это женщины иногда прощают мужчинам мягкость. Не все, но некоторые.
КИРИЛЛ. Давай чуть-чуть помолчим. Иначе я не ручаюсь за точное число волосков.
СОНЯ. Ты мои брови сейчас рисуешь?
КИРИЛЛ. Ноги.
СОНЯ. (с ужасом) Ноги? Кирилл! Я всё понимаю, но почему нельзя нарисовать ноги без волосков?
КИРИЛЛ. Потому что с выбритыми ногами ты будешь еще нелепее, чем Джоконда – с усами.
СОНЯ. Ты меня обезьяной, что ли, считаешь?
Кирилл молчит.
СОНЯ. Может, мне лучше взять банан в зубы?
КИРИЛЛ. Ты никогда не задумывалась, почему фотография до сих пор не вытеснила классическую портретную живопись?
СОНЯ. Папа однажды что-то говорил маме на эту тему, но я готовила курсовую работу и не прислушивалась.
КИРИЛЛ. Тебе это интересно?
СОНЯ. Конечно!
КИРИЛЛ. Фотограф снимает то, на что смотрит. А живописец рисует то, что он видит.
СОНЯ. И ты увидел вокзальную проститутку с мечтательными глазами, прикидывающуюся девственницей?
КИРИЛЛ. (внимательно поглядев на Соню и вновь начав рисовать) Я вчера тебе не поверил.
СОНЯ. Как интересно! А вот сегодня, значит, ты мне поверил?
Кирилл кивает.
СОНЯ. Так я могу съесть банан?
Тот же жест Кирилла.
СОНЯ. (очистив и съев банан) Это был космический образ! Чем ты его заменишь?
КИРИЛЛ. Пока не знаю. Ты не могла бы позадавать мне вопросы?
СОНЯ. Вопросы?
КИРИЛЛ. Да, какие угодно. Спрашивай, спрашивай! Что тебе интересно обо мне знать?
СОНЯ. Ты меня поставил в тупик… Впрочем, как угодно. Скажи-ка мне, сколько комнат в твоей квартире?
КИРИЛЛ. В одной – четыре, а в другой – три.
СОНЯ. Так у тебя две квартиры?
КИРИЛЛ. Да. Одна – на Таганке, другая – на Китай-городе… Хорошо!
СОНЯ. Так дело налаживается?
КИРИЛЛ. Не знаю… Ещё, ещё!
СОНЯ. Машина у тебя есть?
Раздаётся стук.
СОНЯ. Извините…
ТАНЯ. (колотя в дверь ногами и кулаками) Сонька, открой! А то утоплюсь!
СОНЯ. Ты что, ёб… ты что, обезумела? Я позирую!
КИРИЛЛ. Отвлечёмся, порепетируйте. (открывает)
ТАНЯ. (влетев и подбежав к Соне) Сонька, пятьсот рублей! Умоляю! Не дашь – зарежусь! Прямо сейчас, прямо здесь! Клянусь – жить не буду! Или пятьсот рублей давай, или нож!
СОНЯ. Тихо, тихо! Эмоции прибери! Это что за наигрыш? Я тебе сто раз говорила: проще всего на сцене орать! Учись доносить без визга.
ТАНЯ. Ты издеваешься надо мной? Уродина, тварь!
Бьёт Соню по голове наотмашь. Соня, избавившись от банановой кожуры, спрыгивает на пол и отвечает двумя тяжёлыми оплеухами. Таня с рёвом вцепляется Соне в волосы, получает ряд жестоких ударов всеми конечностями и падает, увлекая противницу за собой. На полу борьба продолжается с ещё большим остервенением и пронзительным визгом.