Коньяк Монфокон
Пьеса в двух действиях
Действующие лица:
Виктор Васильевич Гамаюнов, врач, заведующий хирургическим отделением в городской больнице
Елена Антоновна, его жена
Наташа, их двадцатитрёхлетняя дочь.
Дуня, её шестнадцатилетняя сестра.
Петя, друг Дуни.
Димикс, товарищ Пети.
Лариса, тридцатилетняя врач-хирург.
Прялкина, то же самое.
ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ
Кухня в квартире Гамаюновых. Елена Антоновна сидит за столом, пьёт чай. Мобильник, лежащий перед ней на столе, подаёт сигнал.
ЕЛЕНА АНТОНОВНА. (взяв его и выйдя на связь) Алло! Здравствуй, мама. Да ничего, потихонечку. С телефоном? Дунька его уронила, и он разбился. Нет, пока ещё на работе. Тоже не приходила. Боюсь. Наташка? Не знаю, сейчас спрошу … (громко) Наташа, ты спишь?
НАТАША. (из своей комнаты) Да!
ЕЛЕНА АНТОНОВНА. Говорит, что спит. Не знаю, сейчас спрошу … Наташа, а ты не хочешь бабушке что-нибудь сказать?
НАТАША. Нет!
ЕЛЕНА АНТОНОВНА. Она говорит, что завтра к тебе придёт, так что готовь пряники и варенье! Не знаю, сейчас спрошу … Наташа, бабушка спрашивает, какие пряники покупать – квадратные с мёдом или кругленькие с ванилью?
НАТАША. Продолговатые с вазелином!
ЕЛЕНА АНТОНОВНА. Да купи и те, и другие. Сгущёнку не покупай – опять обожрётся до заворота кишок! Откуда ж я знаю, где она пропадала? Не говорит. Купи вафельный. Да зачем сейчас-то бежать? Завтра утром купишь. Да? Ну, как знаешь. (кладёт мобильник на стол, встаёт, делает шаг к комнате и прислушивается) Наташа! Ты хорошо себя чувствуешь?
НАТАША. Да!
ЕЛЕНА АНТОНОВНА. Принести тебе чаю?
НАТАША. Нет!
ЕЛЕНА АНТОНОВНА. Ты будешь спать дальше?
НАТАША. Да!
ЕЛЕНА АНТОНОВНА. Бабушка обещала завтра тебе отдать прабабушкины рубиновые серёжки.
НАТАША. Да?
ЕЛЕНА АНТОНОВНА. Если, конечно, ты ей пообещаешь вести себя хорошо!
Садится за стол, допивает чай и берёт газету. В этот момент доносится лязг наружной двери квартиры. Елена Антоновна, оторвав глаза от газеты, прислушивается к шагам в коридоре. Входит Виктор Васильевич в чуть помятом костюме, с пакетом. Вытащив из него большую бутылку водки, ставит её на стол.
ЕЛЕНА АНТОНОВНА. (отложив газету) Ты что, придурок?
ВИКТОР ВАСИЛЬЕВИЧ. Если бы ты мне этого не сказала, я бы её на твоих глазах в окно вышвырнул! А теперь – сиди и любуйся, дура! (Выкладывает на стол две дюжины мандаринов. Отбросив сумку, садится)
ЕЛЕНА АНТОНОВНА. (поднявшись) Как ты посмел нажраться? Ведь у тебя – два инфаркта! Что ты уставился на меня глазами бесстыжими? Отвечай мне, как ты посмел нажраться?
ВИКТОР ВАСИЛЬЕВИЧ. (взяв бутылку) Да, два инфаркта. Но кроме них – две жены, две дочери-потаскухи и две страны! Одна – в новостях, другая – перед глазами бесстыжими! И уж если в моих глазах даже и без водки двоится всякая мерзость – я, чёрт возьми, имею право нажраться! (Откупоривает бутылку, пододвигает к себе стакан, наливает. Сдирает кожуру с мандарина)
ЕЛЕНА АНТОНОВНА. (сев и прижав ладони к лицу) Ты не человек!
ВИКТОР ВАСИЛЬЕВИЧ. А кто ж я?
ЕЛЕНА АНТОНОВНА. Тварь! Скотина!
ВИКТОР ВАСИЛЬЕВИЧ. (с грустным вздохом) Ну да, конечно. Интеллигенту трудно не быть скотиной – по меркам женщины, так как он исторически обречён на самоотдачу! Ни одна женщина не способна взять столько, сколько он ей даёт. Две – могут, если не дуры. Но двух не дур на одном полушарии найти сложно – потому вы, Елена Антоновна, взяли больше всех остальных, вместе взятых! (пьёт, съедает часть мандарина)
ЕЛЕНА АНТОНОВНА. (заплакав) Что я взяла у тебя? Это ты уже тридцать лет сосёшь из меня все соки! Посмотри, кем я стала!
ВИКТОР ВАСИЛЬЕВИЧ. Вижу! Но, тем не менее – обещаю, любимая, что моя последняя мысль будет о тебе. О тебе одной! (наливает)
ЕЛЕНА АНТОНОВНА. (хлопнув ладонью по столу) Хватит бредить!
ВИКТОР ВАСИЛЬЕВИЧ. (усиливая декламацию жестами)
В головах – свечами смертными
Спаржа толстоногая!
Полосатая, десертная
Скатерть вам дорогою!
Табачку пыхнём гаванского,
Слева вам и справа – вам.
Полотняная, голландская
Скатерть вам – да саваном!
Пьёт, съедает часть мандарина и утирает рот рукавом.
ЕЛЕНА АНТОНОВНА. Как ты смеешь в нетрезвом виде читать такие стихи? Ведь это Цветаева!
ВИКТОР ВАСИЛЬЕВИЧ. Ты меня не любишь. Не жалеешь… (рыгает)
ЕЛЕНА АНТОНОВНА. Мерзкая рожа!
ВИКТОР ВАСИЛЬЕВИЧ. Разве я немного некрасив?
ЕЛЕНА АНТОНОВНА. О своих дочерях подумал бы хоть чуть-чуть! Как тебе не совестно? На кого ты похож? Видели бы сейчас тебя твои пациенты, которые месяцами ждут очереди к тебе! Кандидат наук, хирург высшей категории! Знаменитость! Гамаюнов Виктор Васильевич! Дуньке весь институт завидует! Знали бы, что ей тут приходится слышать! Бессовестный человек… Совсем опустился!
ВИКТОР ВАСИЛЬЕВИЧ. Ты меня не любишь? Не жалеешь? (встаёт, качаясь)
ЕЛЕНА АНТОНОВНА. Сядь, дурак! Грохнешься!
Раздаётся хлопок наружной двери квартиры.
ВИКТОР ВАСИЛЬЕВИЧ. Если ты мне сейчас же не скажешь, жена моя, любишь ты меня или нет, клянусь – умру к чёрту! Третий инфаркт! Сию же секунду – смерть!
ЕЛЕНА АНТОНОВНА. Вот придурок!
Виктор Васильевич закатывает глаза, и, схватившись за грудь, начинает валиться навзничь. Елена Антоновна вскакивает, чтобы оказать ему помощь. Вбегает Дуня в брючном костюме, с сумочкой на плече. Подхватив отца, усаживает его на место.
ВИКТОР ВАСИЛЬЕВИЧ. Дунюшка! Ты спасла мне жизнь, моя дорогая…
ДУНЯ. А ты мне честь до сих пор не спас! Учти: если завтра утром двадцать пять тысяч не будут лежать вот здесь, на этом столе – вечером пойду на Тверскую!
ЕЛЕНА АНТОНОВНА. Как? Уже двадцать пять?
ДУНЯ. Я предупреждала – цены на внеочередные туры растут. Таиланд идёт нарасхват!
ВИКТОР ВАСИЛЬЕВИЧ. Так ты в Таиланд собралась? Ну, нет! Иди на Тверскую. Там уж, по крайней мере, заплатят. И заразят чем-нибудь попроще.
ЕЛЕНА АНТОНОВНА. (всплеснув руками) Совсем дурак! Что это за шутки?
ВИКТОР ВАСИЛЬЕВИЧ. Ну а если без шуток – тебе, Дуняша, не на Тверской, а где-нибудь в Бирюлёве надо маячить, между пивным ларьком и бензоколонкой. Там ваше место, Авдотья Викторовна, если наука вам никакой кувалдой в голову не вбивается! На Тверскую она намылилась с таким рылом! Нечего сказать, шустрая! На Тверской-то знаешь какие девки стоят? Покруче Наташки! С ногами во весь твой рост!
ДУНЯ. Ладушки! Если ночью квартирка заполыхает – не удивляйся, папочка! (удаляется в свою комнату)
ЕЛЕНА АНТОНОВНА. (сев) Молодец! Сведёшь меня в гроб – под забором сдохнешь!
ВИКТОР ВАСИЛЬЕВИЧ. Так я мечтаю об этом, Леночка! Напугала козла капустой! Как ты не понимаешь элементарных вещей? Сдохнуть под забором – долг интеллигентного человека! По крайней мере, в этой стране…
ЕЛЕНА АНТОНОВНА. Не в этой, а в нашей!
ВИКТОР ВАСИЛЬЕВИЧ. Представляешь, этот подонок сегодня так же сказал – не в этой, а в нашей! Вы сговорились, да? (Наливает, пьет. Чистит мандарин)
ЕЛЕНА АНТОНОВНА. Кому он это сказал?
ВИКТОР ВАСИЛЬЕВИЧ. Кому, кому! Мне! На пятиминутке. (съедает полмандарина)
ЕЛЕНА АНТОНОВНА. А в связи с чем?
ВИКТОР ВАСИЛЬЕВИЧ. Я не помню! Какая разница?
ЕЛЕНА АНТОНОВНА. Странно! Как при таком наплыве больных он на конференции нашёл время поговорить о патриотизме?
ВИКТОР ВАСИЛЬЕВИЧ. Дорогая моя! Для тех, у кого руки растут из задницы, невозможного мало! Кому ещё рассуждать о патриотизме, как не дебилам и сволочам?
ЕЛЕНА АНТОНОВНА. Но не мог он без повода обратится к тебе с такими словами!
ВИКТОР ВАСИЛЬЕВИЧ. Значит, был повод. Я ж тебе говорил – стукачей развелось в больнице, как тараканов!
ЕЛЕНА АНТОНОВНА. Он тебе работать не даст. Не будь дураком, пиши по собственному желанию!
ВИКТОР ВАСИЛЬЕВИЧ. (наливая) Лена, мы с тобой прожили двадцать семь с половиной лет. Тебе ли не знать, как я реагирую на угрозы, какие бы они ни были, кто бы их ни произносил! Ты слышала, как мне Дунька сейчас грозила. Родная дочь! И чего добилась? А там – подонки! Так неужели ты думаешь, что я с дочерью буду крут, а с ними – податлив? (пьёт)
ЕЛЕНА АНТОНОВНА. Если так – накрылась твоя мечта.
ВИКТОР ВАСИЛЬЕВИЧ. Какая мечта?
ЕЛЕНА АНТОНОВНА. Под забором сдохнуть! Тебя убьют, вот и всё.
ВИКТОР ВАСИЛЬЕВИЧ. Убьют?
ЕЛЕНА АНТОНОВНА. Да. Конечно, убьют! Я не понимаю, чего ты так удивляешься, Витя? Ради того, чтоб освободить твою должность для своего однокурсника, эта сволочь точно перешагнёт через труп! И не через один. Чего ему это стоит, если у него – связи в Кремле?
ВИКТОР ВАСИЛЬЕВИЧ. Да хоть в преисподней! Я его не боюсь. Чего мне бояться? Меня сто раз убивали!
ЕЛЕНА АНТОНОВНА. Это что ещё за рассказы Агаты Кристи? Ты поплыл, что ли?
ВИКТОР ВАСИЛЬЕВИЧ. Я никуда не поплыл! Мои паруса повисли на реях, а палуба вросла в грунт.
ЕЛЕНА АНТОНОВНА. Когда тебя убивали?
ВИКТОР ВАСИЛЬЕВИЧ. Когда?
ЕЛЕНА АНТОНОВНА. Да! Когда?
ВИКТОР ВАСИЛЬЕВИЧ. (встав) В сороковом году!
ЕЛЕНА АНТОНОВНА. Твою мать!
ВИКТОР ВАСИЛЬЕВИЧ. В Финляндии, на льду!
ЕЛЕНА АНТОНОВНА. Я сейчас нарколога вызову! А ну, сядь! Наташа!
ВИКТОР ВАСИЛЬЕВИЧ. (сев и закрыв руками лицо) По-детски маленькое тело… лежало как-то неумело… далёко шапка отлетела… (плачет) Далёко шапка отлетела…
ЕЛЕНА АНТОНОВНА. Вот идиот!
ВИКТОР ВАСИЛЬЕВИЧ. (утирая слёзы) Далёко шапка отлетела! (тянет руку к бутылке)
ЕЛЕНА АНТОНОВНА. (схватив её) Пить ты больше не будешь!
ВИКТОР ВАСИЛЬЕВИЧ. (гневно) А ну, отдай!
ЕЛЕНА АНТОНОВНА. Не отдам!
ВИКТОР ВАСИЛЬЕВИЧ. (встав) Отдай, я сказал!
ЕЛЕНА АНТОНОВНА. (вскочив) Здесь ты пить не будешь!
ВИКТОР ВАСИЛЬЕВИЧ. (грозно) Это мой дом!
ЕЛЕНА АНТОНОВНА. Он не только твой!
ВИКТОР ВАСИЛЬЕВИЧ. Хорошо. Отдай мне бутылку, и я уйду. Навсегда!
ЕЛЕНА АНТОНОВНА. Нет уж, хватит! Я в прошлый раз отдала – ты с ней в туалете закрылся и там уснул! Пришлось дверь ломать!
ВИКТОР ВАСИЛЬЕВИЧ. Чёрт возьми! Я пришёл домой! Меня ждали в тысяче мест! Тысячи окошек горели! Но я туда не пошёл! Я плюнул на всех и пришёл домой! И кто меня дома встретил, кроме собаки?
ЕЛЕНА АНТОНОВНА. Что ты бредишь? Собаки нет уже восьмой год! Пластинку смени!
ВИКТОР ВАСИЛЬЕВИЧ. (топнув ногой) Пошла ты! Больше ноги моей здесь не будет! (стремительно удаляется в третью комнату, из которой через секунду доносится жуткий грохот и звук баяна)
ЕЛЕНА АНТОНОВНА. (поставив бутылку на стол) О боже, только не это!
Виктор Васильевич возвращается с баяном на груди, дёргая плечами, чтоб лямки легли хорошо.
ЕЛЕНА АНТОНОВНА. Витенька, ты куда собрался?
ВИКТОР ВАСИЛЬЕВИЧ. Под забор! (уходит)
ЕЛЕНА АНТОНОВНА (схватив мобильник и кинувшись вслед за мужем) Нет! Витя, вернись!
Раздаётся грохот наружной двери квартиры и воцаряется тишина. Вскоре ей на смену приходят звуки баяна и крики с улицы, но они быстро затихают и исчезают совсем. В кухню входит Дуня. Хихикнув, берёт бутылку, нюхает содержимое, наполняет стакан на четверть, одним глотком осушает его и ставит. Входит Наташа в халате.
ДУНЯ. Привет, сеструха!
НАТАША. Привет, Дуняшка!
Целуются.
НАТАША. (отстранив Дуню) Что-то от тебя водкой пахнет! С папочки, что ли, пример берёшь?
ДУНЯ. Разумеется! Мне декан сказал неделю назад: «Дуняша! Бери пример не с сестры, а с папы!» Я и беру.
НАТАША. (сев) У него к тебе есть претензии? Я имею в виду декана. Он на тебя ругается?
ДУНЯ. Разумеется! Какой из меня юрист? Я – творческий человек, актриса! Меня из балетной школы выгнали по ошибки, ты сама знаешь!
НАТАША. Я уж забыла, что там произошло. По ошибке, да?
ДУНЯ. Разумеется! Посмотри сама – разве я не профессионалка? (делает несколько танцевальных движений, шлёпается на попу)
НАТАША. (встав) С тобой всё в порядке?
ДУНЯ. (вскочив) Разумеется! Я же специально упала, чтоб показать тебе, как профессионал может шлёпнуться и при этом ничего не почувствовать!
НАТАША. Шлёпнувшись на такую жопу и дилетант бы ничего не почувствовал!
ДУНЯ. Разумеется! У него бы сразу произошел открытый перелом мозга от сотрясения позвоночника! А я мозг расслабила – и он цел, как видишь!
НАТАША. Да, вижу, цел. Ты – специалистка по расслаблению мозга!
ДУНЯ. Смотри – теперь без падений! (делает па)
НАТАША. (схватив её) Дунька, я не могу на это смотреть! Давай посидим.
Садятся.
ДУНЯ. (взяв бутылку) Ты будешь?
НАТАША. Нет.
Дуня наливает и пьёт, не морщась. Ест мандарин.
НАТАША. Я в шестнадцать лет не пила!
ДУНЯ. Разумеется! В психиатрической клинике хрен попьёшь! Ты пила в пятнадцать.
НАТАША. Ты тоже в клинику хочешь?
ДУНЯ. Разумеется! Я – больной человек. Мне все говорят об этом, и я поверила! Меня срочно нужно лечить! Я очень хочу…
НАТАША. Забрать документы из института, это понятно! Но непонятно, зачем для этого дуру из себя корчить? Другого способа нет?
ДУНЯ. Разумеется…
Наташа с грохотом опускает кулак на стол.
ДУНЯ. Ну не отчисляют меня, потому что папа проконсультировал там всех баб и лично прооперировал ректора! Что я только не вытворяла – и пьяная приходила на семинары, и по неделям прогуливала, и преподам говорила, чтоб они зубы чистили, и хамила! Осталось разве что в деканате на стол насрать, да и то едва ли поможет! Мне по моему собственному желанию документы не отдадут, потому что я, видите ли, ещё несовершеннолетняя!
НАТАША. Поговори с родителями! Только по-хорошему, без угроз.
ДУНЯ. Ты одурела?? О чём говорить с людьми, которые меня так назвали? Это ж какие надо иметь мозги, чтоб до такой степени искалечить жизнь человеку? Я знаю, это отец! Это ведь его покойную бабушку звали Дуней, чтоб она сдохла! Я ему что – корова, чтоб так меня называть? И я точно знаю, что с институтом он замутил! Да это же просто мрак – запихнуть актрису на юридический факультет! И прооперировать ректора – эту тварь, которую сразу надо было зарезать к чертовой матери!
НАТАША. Дунька, знаешь – когда ты не косишь под идиотку, ты на неё гораздо больше похожа.
ДУНЯ. Наташка, а ты сама на кого похожа? Несёшь какую-то хрень! Родители! Тебя не было только год! За год невозможно пройти этап эволюции между каменным веком и … не помню, какой там после него…Это невозможно даже для кандидата наук, врача высшей категории! Блин!
НАТАША. Зато, судя по тебе, возможен обратный ход… Кстати, как там наши соседки буйные поживают? Ну, Ирка с Женькой?
ДУНЯ. Нормально. Я не понимаю, Наташка, чего ты так его защищаешь? Ты что, спала пятнадцать минут назад? Ничего не слышала?
НАТАША. Всё я слышала! И не только пятнадцать минут назад, но и двадцать лет.
В кармане у Дуни звонит мобильник.
ДУНЯ. (приняв звонок) Да. Привет. Дома я! Приезжай. Я тебя с сестрой познакомлю! (кладёт мобильник на стол и берет бутылку)
НАТАША. Кто это был?
ДУНЯ. Петька! (наливает) Мой новый друг. Сейчас он приедет со своим другом. (пьёт, нюхает мандарин)
НАТАША. Кто он такой?
ДУНЯ. Петька-то? Политик.
НАТАША. Политик?
ДУНЯ. Да.
НАТАША. Сколько ж ему лет?
ДУНЯ. Двадцать.
НАТАША. И каким образом он политикой занимается?
ДУНЯ. Я не знаю. Но он успешный политик. У него – «Мерседес», «Лэндровер» и три трёхкомнатные квартиры!
НАТАША. Возможно, ему родители дают деньги?
ДУНЯ. Нет, у него родители – инвалиды! Они живут в коммуналке. У них нет денег даже на колбасу.
НАТАША. Он – самостоятельная политическая фигура?
ДУНЯ. Нет, не совсем. Их много.
НАТАША. Двадцатилетних политиков?
ДУНЯ. Да.
НАТАША. Дунька, а ты уверена, что они – не бандиты?
ДУНЯ. Уверена! Я отлично знаю бандитов! Бандиты только и думают, как бы кого ограбить. А эти парни думают о другом!
НАТАША. Они точно думают?
ДУНЯ. Разумеется! А как можно говорить о чём-то, не думая?
НАТАША. Да, действительно. Мама с ними общалась?
ДУНЯ. Да. Они ей понравились.
НАТАША. Лучше бы это были бандиты…
Дуня, взяв телефон, пишет сообщение.
НАТАША. А вдруг родители прибегут обратно в идиотическом состоянии?
ДУНЯ. Только утром. Он побежал топиться. Она его два часа из пруда будет вытаскивать. После этого они два часа по улицам будут бегать, ругаться. Потом – мириться. Короче, это надолго.
НАТАША. Раньше он не давал ей за собой бегать по улицам! (очищает два мандарина, дает один из них Дуне)
ДУНЯ. (отложив телефон) Теперь ему не до баб. Ты слышала, что творится у него на работе?
НАТАША. Мама пыталась мне рассказать, но я спать ужасно хотела и мало что поняла.
ДУНЯ. В больнице сменился главный. Новый – из Петербурга, с большими связями. Он протаскивает в больницу свою команду. Прежних врачей увольняет. Точнее – вынуждает уволиться. Почти всех уже выжил! Тех, кто упёрся, он унижает, травит комиссиями, работать им не даёт. Отца он долго не трогал. Только позавчера его вызвал и предложил ему написать по собственному желанию.
НАТАША. А отец?
ДУНЯ. А отец сказал: «если есть за что меня увольнять – увольняйте, сам не уволюсь!»
НАТАША. А главный врач?
ДУНЯ. Пригрозил устроить ему весёлую жизнь.
НАТАША. А ты?
ДУНЯ. А что- я?
НАТАША. Ты ему башку отпилила или отрезала?
ДУНЯ. Главврачу?
НАТАША. Ага.
ДУНЯ. Ну, да, я хотела пойти набить ему морду, но потом вдруг подумала …
НАТАША. Ты вдруг подумала, что у папы трясутся руки и главный врач из-за этого хочет его уволить, а остальное – враньё?
ДУНЯ. Почему враньё? Не враньё! Почти все врачи уволены, это правда. Новые врачи – отморозки с купленными дипломами, это правда! И я подумала, зачем папе работать с этими отморозками? Пусть уходит! Его в любую больницу возьмут, на любую должность! Легко!
НАТАША. Он этой больнице отдал двадцать шесть лет! Половину жизни! Тебе совсем не обидно, что ему хамски указывают на дверь?
ДУНЯ. Конечно, обидно! Но что поделаешь-то, Наташка? Что тут поделаешь? (допивает из горлышка)
НАТАША (взяв у неё бутылку и кинув её под стол) Ох, сестра моя! Даже водка не делает тебя человеком! Ни на одну минуту!
ДУНЯ. (заплакав) Тебе легко рассуждать! Целый год ошивалась где-то, и вот явилась, не запылилась – всё тут у вас не так, все сволочи, все уроды, все идиоты! А мне тут нервы трепали! То Ирка с Женькой сцепляются, ставят на уши весь район, то у тёти Нины все её сорок кошек на лестницу разом выскочат, то запой, то скандал, то баян, то драка! Где мне взять жалость к этому человеку, из-за которого мама каждый день плачет?
НАТАША. (вскочив и забегав из угла в угол) Где хочешь, там и бери! Зараза такая! Почему он для тебя всегда неизменно всё находил, ни в чём тебе не отказывал? Расшибался в лепёшку, чтоб самые дорогие шмотки тебе достать, самые крутые игрушки! Вся улица Молдагуловой все шестнадцать лет твоей жизни только и обсуждает, в каких штанах ты вышла во двор! А мама… да, мама плачет, потому что он болен! Но она счастлива, так как знает – он её любит, хоть и гуляет от неё часто! И пациенты рвутся к нему, потому что знают – хоть у него иногда руки и трясутся, скальпель ни на микрон не уйдёт в ненужную сторону! Он – талантливый человек! Вся его вина заключается только в том, что он хочет умереть под забором! Талантливый человек хочет умереть под забором! А всякие дураки и дуры вроде тебя хотят завоевать мир!
ДУНЯ. (заплакав громче) Наташка мне плохо! Меня тошнит… Водка слишком крепкая! Бедный папочка, как он пьёт такую отраву? Мне его очень жалко!
НАТАША. (остановившись перед сестрой и топнув ногой) Я же тебя просила передо мной не кривляться! По глазам вижу, что в тебя литр еще войдёт! А ну, отвечай: твой политик в курсе этой истории?
ДУНЯ. Да, он знает!
НАТАША. Что говорит?
ДУНЯ. Говорит: «Одно твоё слово – и я этой гадине кишки вырву!»
НАТАША. Главврачу?
ДУНЯ. Да!
Наташа вновь начинает мерить шагами кухню.
ДУНЯ. Я сказала маме. Мама сказала – нет!
НАТАША. Ну ещё бы мама сказала – да! Я тоже говорю – нет! Впрочем, твой мальчишка мне начинает нравиться.
ДУНЯ. И ты ему тоже нравишься очень сильно.
НАТАША. (остановившись) Вот как? И что его во мне восхитило?
ДУНЯ. То, что ты любишь анальный секс.
НАТАША. Ты что, идиотка?
ДУНЯ. При чём здесь я?
НАТАША. А от кого ж ещё он мог вдруг услышать такую прелесть?? От мамы, что ли?
ДУНЯ. От мамы! Она сказала ему, что ты ещё девственница, а папа сказал, что ты потаскуха.
НАТАША. А ты, конечно, молчала? Ты, разумеется, упустила случай немедленно расписать в красочных деталях, что я – такая же девственница, как папина ассистентка?
ДУНЯ. Да, ничего я такого не говорила! Повода не было.
НАТАША. Ну а почему он не сделал вывод, что я любительница орального секса? Не потому ли, что твой поганый язык всё-таки нашёл повод из жопы вылезти?
ДУНЯ. Я сказала, что…
НАТАША. (топнув ногой) Что?!
ДУНЯ. Ну, что ты даже во время секса любишь поговорить про историю европейской цивилизации…
НАТАША. (затопав пятками) Дура! Дура!
В это мгновение раздаётся сигнал дверного звонка. Дуня, встав, бежит открывать. Наташа садится и барабанит по столу пальцами. Гремит дверь.
ДУНЯ. Привет, уроды!
ПЕТЯ. Здорово, Дунька! Хорошо пахнешь.
ДУНЯ. Шанель номер пять за двести пятьдесят баксов!
ДИМИКС. «Русский стандарт» за двести рублей. Запивала фантой.
ДУНЯ. Я мандарины ела, придурок!
Входит с двумя бутылками коньяка. Следом входят Петя и Димикс.
ДУНЯ. (поставив бутылки на стол) Знакомьтесь. Это моя сестра, Наташа. Наташа, это…
НАТАША. Не надо, я всё равно не запомню! Ты скажи сразу, кто из них твой жених. Надеюсь, не оба?
ПЕТЯ. Жених? Дунька, что ты ей наврала? Какой я тебе жених? Мы просто друзья!
ДИМИКС. А я просто его подвёз.
ДУНЯ. Ну, что, угадала?
НАТАША. Не угадала. Я между ними не вижу никакой разницы – один рост, один цвет, один интеллектуальный уровень. Они оба тебе подходят.
ДУНЯ. По цвету – оба, а по размеру – только один. Вот этот!
Хватает Петю. Тот обнимает её. Целуются, а затем укладываются на пол и начинают расстёгивать друг на друге одежду.
НАТАША. (Димиксу) Как тебя зовут?
ДИМИКС. Димикс.
НАТАША. Ты кто?
ДИМИКС. В смысле?
НАТАША. Чем занимаешься?
ДИМИКС. В институте учусь. А ты?
НАТАША. Пистолет ищу.
ДИМИКС.В смысле?
НАТАША. Угу.
ДИМИКС. А какая марка нужна?
НАТАША. Мне нужен такой, чтоб имел не меньше пяти зарядов и с двадцати шагов пробивал любую башку навылет.
ДИМИКС. А попадёшь в башку с двадцати шагов?
НАТАША. Пять раз не промажу.
ДИМИКС. Боюсь, что твоим условиям никакая марка не соответствует. Впрочем, я не знаток.
НАТАША. (пнув ногой Дуню, расстёгивающую Пете штаны) Господа! А мы вам тут не мешаем?
ДУНЯ. Нет!
НАТАША. (поднявшись) Нет? Слушай, ты, животное! Малолетка паршивая! А ну, кыш отсюда!
Хватает Дуню за шиворот, стаскивает её с Пети и поднимает. Петя встаёт, застёгивается.
ДУНЯ. Что ты меня жить учишь? Я не ребёнок!
Хватает одну бутылку и убегает с ней в свою комнату. Остальные садятся.
ДИМИКС. (откупоривая вторую бутылку) Может, её вернуть?
НАТАША. А как ты её вернёшь? Ты что, не заметил – она бутылку стащила!
ПЕТЯ. Вы с ней родные сёстры?
НАТАША. Думаю, да. А что?
ПЕТЯ. Совсем не похожи.
НАТАША. Приятно слышать.
Димикс наливает коньяк в три стакана. Пьют. Чистят и едят мандарины.
НАТАША. Вы где-то рядом были?
ПЕТЯ. Нет, в другом конце города. Димикс просто решил испытать свой новый «Мустанг».
НАТАША. (Димиксу) У тебя «Мустанг»? Настоящий, подлинный «Форд-Мустанг»?
ДИМИКС. Угу.
НАТАША. Ой! Дашь покататься?
ДИМИКС. На! (достаёт из кармана связку ключей, бросает её на стол)
НАТАША. (схватив ключи, встав и сев) Я совсем забыла, что у меня нет водительских прав!
ДИМИКС. Права не нужны. «Мустанг» движется с такой скоростью, что гаишники его просто не замечают. Пятьсот лошадок!
НАТАША. (вскочив и сев) Нет, видимо, не судьба! Мать заперла в сейф все мои кроссовки и тапки.
ПЕТЯ. Возьми у Дуньки!
НАТАША. У Дуньки размер другой.
ДИМИКС. Хочешь, я донесу тебя до машины?
НАТАША. Не донесёшь! Я хоть и худая, но вешу много.
ДИМИКС. А почему?
НАТАША. Характер тяжёлый.
ПЕТЯ. Вдвоём дотащим! Димикс возьмёт за руки, а я – за ноги.
ДИМИКС. За ноги возьму я!
НАТАША. (смеясь) Если вы вдвоём меня понесёте, это уж будет кромешный сюрреализм! Консьержка в обморок грохнется.
ДИМИКС. Она что, сторонница классицизма?
НАТАША. Боюсь, что да. Но больше боюсь, что она доложит обо всём маме! Если бы ей сперва отнести бутылку, чтобы она отрубилась…
ПЕТЯ. Но у нас у самих осталось меньше бутылки! А время – десять. Крепкие спиртные напитки не продают уже.
НАТАША. Ух, чёрт! Пойду попытаюсь отобрать кость у тигра.
Уходит в комнату Дуни. Через секунду доносится Дунин визг, звон сильных пощёчин и Дунин плач.
НАТАША. (вернувшись с полупустой бутылкой) Блин! Эта тварь половину успела вылакать! «Формула-Один» отменяется.
ПЕТЯ. Предлагаю заняться греблей!
Дунин плач нарастает.
НАТАША. (поставив бутылку) Иди заткни её!
ПЕТЯ. Да ничем ее теперь не заткнёшь!
НАТАША. Если тебе нечем ее заткнуть – сам заткнись! Тоже мне, спортсмен!
Петя, встав, идёт к Дуне.
ДУНЯ. Отстань от меня! Иди с этой сукой трахайся! Тоже мне, патриот! Ты не патриот, ты урод! Гад, негодяй, сволочь! (продолжает плакать, но тише)
НАТАША. (сев и налив коньяк в два стакана) Плевать, пойду босиком на «Форде» кататься! Пьяная не замёрзну.
ДИМИКС. (пряча ключи в карман) Ну у вас и семейка!
НАТАША. Старинный дворянский род.
Пьют, ставят стаканы. Наташа ест мандарин, Димикс кашляет.
НАТАША. Туберкулёз?
ДИМИКС. Нет, на стадионе продуло.
НАТАША. Лучше бы у тебя был туберкулёз!
ДИМИКС. Спасибо.
НАТАША. Фанатизм хуже туберкулёза!
ДИМИКС. Я не фанат. Я просто люблю футбол. А кроме того, не всякий фанатизм…
НАТАША. Всякий!
ДИМИКС. Ну а если, допустим, я фанатично люблю Россию?
Дуня, перестав плакать, начинает громко стонать.
НАТАША. Ты мог бы не говорить – допустим! Всё вполне ясно. Если бы мне за любовь к кому-то или к чему-то платили столько, что я смогла бы купить себе «Форд-Мустанг», я бы обдавалась и обкончалась!
ДИМИКС. В Библии говорится, что вера без дел мертва. От себя добавлю: любовь без дел в десять раз мертвее! Спортивный автомобиль мне необходим как раз потому, что дел слишком много.
НАТАША. Дел и у Гитлера было много! Идеология где? Почему она из тебя не прёт? Стесняешься человека с высшим образованием?
ДИМИКС. Да я сам получаю второе высшее! А идеология – вот: Никто кроме нас, нравственно здоровых парней и девушек, не очистит Родину от ублюдков! Я говорю, конечно, не про физическую, а про политическую очистку. Если электорат не будет объединён нормальной идеей – страна развалится на куски! А ублюдки против объединения.
НАТАША. Мой отец почти тридцать лет отпахал в районной больнице. Хирургом. За издевательскую зарплату он честно и эффективно спасал людей. Не Родину, а людей! А сейчас ведёт себя, как ублюдок. Знаешь, зачем? Чтоб не быть похожим на вас, спасители Родины от ублюдков! Только для этого, исключительно!
ДИМИКС. (взяв бутылку и наливая) Мы говорим о принципиально разных вещах. Я тебе выкладываю политическую реальность, ты мне рассказываешь про то, как сходит с ума твой папа. Хочешь об этом? Ладно. Ситуация сложная. Твой отец на принцип идёт. А жаль! Он – реально классный специалист. И мужик хороший. (ставит бутылку на пол)
НАТАША. Говори прямо!
ДИМИКС. Куда прямее? И вообще, чего ты от меня хочешь? Дунька просила навести справки – я их навёл. Если ты попросишь принять конкретные меры – я позвоню в Минздрав, и вопрос, скорее всего, решится.
НАТАША. Нет.
ДИМИКС. Почему?
НАТАША. Я сказала – нет!
ДУНЯ. (истошным голосом) Нет! Не смей! Не вздумай! Только попробуй!
Наташа с Димиксом осушают стаканы.
ДУНЯ. Петька! Что ты наделал?
ПЕТЯ. Замолчи, дура! В стране – беда с демографией. Мы на грани исчезновения, потому что в проклятые девяностые люди мало рожали! Эту проблему надо решать.
НАТАША. (встав) Димикс, давай ключи! Я поехала. Задолбал! (качнувшись, берётся за голову)
ДИМИКС. (вскочив и схватив её) Что с тобой?
НАТАША. Ты мне надоел! Отцепись, придурок! Урод…
Целуются.
НАТАША. (мотнув головой) Послушай, мне нужна удочка! Понимаешь?
ДИМИКС. Да! (пытается снять с Наташи халат)
НАТАША. (освободившись) Удочку дай!
ДИМИКС. У меня нет удочки!
НАТАША. Ах! Что ты говоришь! У тебя нет удочки? Ой ты, лапочка! А без удочки мне не нужен твой поплавок. Засунь его в Петеньку! (вновь садится, ест мандарин)
ДИМИКС. (встав перед ней на колени) Скажи, зачем тебе удочка?
НАТАША. (положив ноги ему на плечи) Удочка?
ДИМИКС. Да! (целует бёдра Наташи)
НАТАША. Затем, что я – либертарианка и европейка. Я хочу жить по Римскому праву! Европа, которой правило гордое и заносчивое дворянство, завоевало мир. Сегодняшняя Европа, которой правят левые глобалисты – это корова. Когда у этой коровы кончится молоко, её моментально пустят на мясо! Так что же всё-таки лучше – чудовищный Монфокон или толерантность? И то, и другое – гнусно, но Монфокон всё же лучше. Когда он был символом Европейской цивилизации, дворянин все свои проблемы решал с помощью оружия и плевал в лицо палачам, потому что честь была выше жизни! А нынешний европеец с обеих сторон Атлантики даже не возмущается, когда в жопу ему вставляют большую чёрную штуку и говорят при этом: «Потомок рабовладельцев, отдай нам всё!» Я – из той Европы, а не из этой. Поэтому мне нужна не рыбка, а удочка. Дай мне удочку!
ДИМИКС. (раздвинув ноги Наташи) А ты действительно любишь анальный секс?
НАТАША. Удочка найдётся?
ДИМИКС. Найдётся!
Входят Петя и Дуня. Димикс встаёт.
НАТАША. (одёргивая халатик) Тогда люблю. Но с презервативом.
ДИМИКС. Договорились.
Дуня садится, ест мандарин.
ПЕТЯ. Димикс, пойдём покурим!
Вдвоём выходят, хлопнув наружной дверью.
НАТАША. Дунька!
ДУНЯ. Чего тебе?
НАТАША. Как дела?
ДУНЯ. Нормально!
НАТАША. У меня СПИД.
Дуня кашляет, подавившись.
НАТАША. Не вздумай сказать родителям!
ДУНЯ. Как же это, Наташка?
НАТАША. Я с чужим паспортом легла в клинику, чтоб они не узнали…
ДУНЯ. Так ты весь год в больнице лежала?
НАТАША. Да. Неделю – в реанимации. Запустила вирус. С доктором повезло. Он со мной носился, как с родной дочерью, хотя знал, что денег у меня нету. Велел вернуться через полгода.
Дуня закрывает лицо руками и плачет.
НАТАША. Хватит реветь! Всё будет нормально, если родители не узнают.
ДУНЯ. Нет! Ты умрёшь! (Рыдает. Схватив бутылку, прикладывается к ней)
НАТАША. Умру, но не скоро.
ДУНЯ. (рыдая) Скоро!
НАТАША. Иди ты в жопу!
ДУНЯ. Кто тебя заразил?
НАТАША. Не знаю. Наверное, в институте кто-то.
ДУНЯ. (ошеломлённо) Как? В институте? Надо сказать родителям, обязательно! Пусть меня забирают из института! Срочно!
НАТАША. Но ты в другом институте!
ДУНЯ. (вытерев слёзы) Какая разница? Все они одинаковые, институты эти! Сама подумай, Наташка – нормальный парень разве пойдёт в институт учиться? Одни придурки туда идут, одни мудаки! Их в армию не берут, так они со скуки в институт прутся! А я – талантливый человек! Чего мне там делать? Мне в хореографическое училище надо! Или, по крайней мере, на … как его … на вокальный факультет Гнесинки! Ты хоть знаешь, как я пою? Ты только послушай… (встаёт, качаясь, и начинает петь во всю глотку)
Выйду на улицу – солнца нема!
Девки молодые свели меня с ума!
Раньше гулял я в зелёном саду,
Думал – на улицу век не пойду!
НАТАША. (ударив по столу кулаком) Заткнись, идиотка!