– Будет приглашать к себе домой – не соглашайся ни в коем случае, – дал мне последние напутствия Сашка. Он остановил машину в конце параллельной улицы, не желая рисковать и подъезжать близко к галерее. – Назначай встречу на нейтральной территории, но так, чтобы там было поменьше людей.
– Это где? – скривилась я, не ощущая особо восторга от возложенной на меня миссии. – В общественном туалете?
– В гостинице, – рыкнул на меня напарник. – Или на крайний случай в VIP-кабинете в ресторане.
– Ты думаешь, он расщедрится на такие изыски? – засомневалась я. – Все-таки, я лишь очередная девица, вешающаяся ему на шею. Скорее всего, у него таких, как я – вагон и три тележки.
В ответ на мои слова Сашка резким движением повернул в мою сторону зеркало заднего вида.
– Что ты видишь?
Я недовольно покосилась на свою отразившуюся в зеркале недовольную мордаху и пожала плечами:
– Себя.
– Чаще в него смотри, может увидишь кое-что больше, – Сашка вернул зеркало в изначальное положение и отвернулся. Когда он заговорил вновь, голос его звучал глухо. – Не думаю, что тебе придется вешаться ему на шею.
– Почему? – заморгала я.
– Он сам на тебя повесится.
Я громко расхохоталась, представив себе эту картину, но тут Сашка повернулся ко мне лицом. Увидев его сведенные у переносицы брови и напряженные скулы веселиться тут же перехотелось.
Я резко оборвала смех, мгновенно почувствовав себя крайне неуютно. Моя интуиция очнулась ото сна, протерла заспанные глаза, оценила обстановку и тут же начала махать у меня перед носом красным флажком, настойчиво сигналя об опасности.
– Ладно, – заторопилась я, – мне пора.
И быстренько сбежала от парня, чей неустойчивый эмоциональный фон ввергал меня в недоумение и начинал потихоньку нервировать.
Позже, уже стоя посреди зала, залитого ярким холодным светом и не менее холодным презрением, я осознала, что общество Сашки не так уж и плохо. Да, у меня от него мурашки по коже, но он ощущался своим, близким по духу. В отличии от так и не представившегося собеседника, чье размышление над моими последними словами порядком затянулось. Как результат – мы просто стояли друг напротив друга, нацепив на лица приветливые выражения. Я из последних сил удерживала эту маску, в которой сочеталась сдержанная грусть, легкая придурь и капелька любопытства. Стараясь произвести впечатление девочки-незабудки – милой, безобидной, игривой и немного недалекой. Которая по чистой случайности заполучила билет на закрытое мероприятие, стащив его у какой-нибудь знакомой, и теперь стремилась узнать побольше об этом богатом и скрытом от посторонних глаз мире богачей.
– Конечно, – наконец соизволил ответить незнакомец и вновь предложил мне свой локоть, в который я тут же благодарно вцепилась. Он не вызывал у меня светлых чувств, зато на него можно было облокотиться, снизив нагрузку на несчастные, убитые каблуками ноги. И это безмерно радовало, и даже вызывало прилив благодарности. Небольшой такой прилив. Я бы даже сказала, совсем маленький.
Мы вновь величественно и не торопясь прошествовали по залу, но уже в обратную сторону, туда, где за углом скрывалась шахта лифта.
Мой спутник ткнул в белоснежную кнопку и послышался шум отправившейся к нам кабины. А я позволила себе расслабить лицо и перестать улыбаться. Мышцы лица уже начали ныть, так как я в жизни столько не улыбалась, как за этот вечер.
Шум усилился и тут же затих. Двери лифта с легким шипением разошлись в стороны. И мы с моим спутником чинно и синхронно ступили в кабину. Ехали в полном молчании, даже не глядя друг на друга. Я следила за сменяющимися на табло красными цифрами и когда мы миновали десятый этаж, напряглась.
Выставка проходила на первом этаже бизнес-центра. Но я знала, что в этом здании двадцать этажей, и начиная с десятого располагались частные апартаменты. Скорее всего, загадочный художник проживал в том же здании, где и организовал выставку. И в данный конкретный момент меня вели в его квартиру.
Мысли лихорадочно заметались в поисках решения, ведь ситуация развивалась совсем не по тому сценарию, который мы запланировали. Но отступать уже было некуда. И когда лифт прибыл по месту назначения, а именно на пятнадцатый этаж, без колебаний шагнула в холл. А вот мой новый знакомый примеру не последовал. Натянуто улыбнувшись, он пожелал:
– Приятного вечера, – и буквально сделал ручкой. Не успела я открыть рот, как лифт уже стартанул в обратный путь.
Я растерянно оглянулась по сторонам. Вправо и влево от лифта уходили длинные коридоры. Просторные, освещенные мягким, чуть приглушенным светом немногочисленных ламп, и судя по всему, очень длинные, так как конца коридоров видно не было. Возможно они обрывались тупиком, а возможно заворачивали за угол.
Я нерешительно потопталась на месте, а после решила плюнуть на все и вызвать лифт, чтобы спуститься обратно в галерею. Нажав на кнопку, я ожидала услышать характерный гул оживших механизмов грузоподъемной машины, но оглушительная тишина, нарушаемая лишь моим чуть участившимся дыханием, осталась ненарушенной. Я вновь ткнула в кнопку, а после начала жать снова и снова, понимая, что еще немного и я сорвусь на истерику. Паника подкатывала к горлу и с каждой секундой все настойчивее хотелось вырваться на свободу, так как осознание того, что я попалась в клетку становилось все очевиднее.
Отдернув руку, я прекратила беспорядочно бить по несчастной кнопке и, опершись рукой о стену, закрыла глаза. Дыхание сбилось окончательно, ноги мелко тряслись, в висках застучали молоточки, на шее выступил холодный пот, а ладони начало печь. Это состояние было мне уже знакомо, более того, я знала, что обычно следовало за ним – срыв.
Срываться я не хотела, тем более, в месте, созданном из стекла, бетона и пластика. Ведь если я не сдержусь, беды не избежать. А потому, я постаралась успокоиться и плавно вздохнуть. Получилось плохо. Попробовала еще раз, а после снова и снова, набирая полную грудь воздуха и тут же до конца выдыхая. Я целиком сосредоточилась на данном занятии. Вдох-выдох. Вдох-выдох. Вдох-выдох. Не знаю, сколько на это ушло времени – может быть пятнадцать минут, а может быть и час. Но в конце концов, мне стало легче. Боль в голове перестала нарастать, а после и вовсе утихла. Руки и спина были мокрыми от пота, а ладони болели от того, что я впивалась в них собственными ногтями. Но я справилась. Немножко даже загордилась собой и улыбнулась.
– У вас неплохо получается, – прозвучало за спиной.
Вскрикнув, я в ужасе распахнула глаза и тут же развернулась на звук, выставив перед ладони.
Передо мной широко расставив ноги и сложив руки за спиной стоял высокий парень, одетый в облегающую стройное тело майку и черные спортивные штаны. В лице его угадывались восточные черты. Темные волосы, стянутые в тугой хвост на затылке, подчеркивали остроту скул и подбородка. Полные губы изгибались в легкой ироничной улыбке.
– Вам не кажется, – вновь заговорил он глубоким грудным голосом, который, казалось, проникал сквозь грудь к самому сердцу, – что пытаться убить хозяина, заявляясь в гости без приглашения, немного невоспитанно?
– Что? – оторопела я.
– Ваши руки, – указал парень глазами на мои выставленные в оборонительно жесте ладони. – Вы не могли бы их убрать?
И только в этот момент я поняла, что над моими пальцами потрескивают огоньки желто-оранжевого пламени.
Я тут же опустила руки вниз и попыталась стряхнуть огонь. И вновь неудача – огонь лишь разгорелся сильнее, угрожающе шипя. Я начала неистово трясти руками, пытаясь остановить это.
– Постойте, не стоит так делать, – в один шаг парень оказался рядышком и обхватил мои запястья. Его приятно прохладные пальцы легли на кожу, словно мягкая вуаль. Я замерла, как оленёнок в свете фар, никогда прежде не ощущая настолько бережного и успокаивающего касания. – Вы нанесете себе травму. Позвольте мне.
Я, совершенно обескураженная, подняла голову. В этот же момент его правая рука скользнула вверх по моему животу, достигла грудной клетки и уверенно легла поверх того места, где неистово билось сердце.
Удар, еще один удар, и еще один.
И быстрый стук начал замедлятся. Моя душа успокаивалась, словно дикое животное, которое удалось приручить. Я с удивлением расширила глаза отдаленным уголком сознания поняв, что не могу оторвать взгляд от его лица. И что мои ладони перестали гореть и болеть. И что на самом деле я вообще больше ничего не чувствую. Словно кто-то задернул шторку, отгородив меня от всего остального мира. Или весь остальной мир отгородили от меня. Не знаю, мне было все равно. Небо могло упасть на землю, мог наступить конец света, могло потухнуть солнце – ни что из этого не заставило бы меня даже вздрогнуть. Потому что мою душу, мой ум, моё сознание охватило такое упоительное и всеобъемлющее спокойствие, что хотелось просто замереть и остаться в этом состоянии навсегда. Я бы отдала все, чтобы это состояние никогда меня не покидало. Чтобы шторка никогда больше не отодвигалась, и чтобы мир никогда более не возвращался.
Как никогда ясно я ощущала саму себя, словно смотрела на все происходящее со стороны. Я видела маленькую напуганную девочку, которая изо всех сил старалась быть сильной и смелой. Которая хотела выглядеть как взрослая, но её душа безмолвно вопила, как вопит младенец, требуя материнской ласки и тепла. Она не понимала себя, она отвергала себя, она не любила себя и не верила, что кто-то другой мог полюбить её. Больше всего на свете она боялась людей, боялась боли, которую они м, боялась быть отвергнутой. А потому всеми силами избегала того, что несло в себе потенциальную опасность – привязанностей, любви, доверия.
– Какая ты сильная, – прошептал мужчина, легонько прикоснулся большим пальцем к щеке и от этого почему-то заныло внизу живота. – И при этом такая хрупкая, такая…беззащитная.
Он склонился надо мной и, зарывшись лицом в мои волосы, шумно втянул в себя воздух.
– Господи, как же ты восхитительно пахнешь, – практически простонал он. – Твой аромат будоражит, заставляет кровь бурлить.
Его пальцы коснулись моей шеи. Сначала легонько, ласково, а после он усилил нажим. Еще чуть-чуть и я бы уже не могла вздохнуть. Но он не перешел эту черту, не посягнул на мою возможность дышать. Лишь практически полностью обхватил раскрытой ладонью мою шею, словно примеряясь, насколько удобно она лежит в его руке. Его большой палец нащупал яремную вену и лег поверх точки, где ощущался пульс.
В нормальном состоянии я бы отдернула его руку, оттолкнула его, попыталась бы сопротивляться или закричать. На крайний случай, применить свою силу, хоть и старалась всеми силами избегать этого. Но каким-то загадочным, невероятным, непостижимым образом этот мужчина умудрился лишить меня воли, стремления к сопротивлению и даже инстинкта выживания. И где-то там, в самом темном и далеком уголке мозга билась в панических судорогах моя интуиция, требуя немедленно сбросить с себя эти теплые мягкие руки, и бежать так быстро и далеко, как только можно.
Но я продолжила стоять с буддийским спокойствием понимая, что убежать не смогу, да и не хочу. Этот штиль, наступивший внутри под чужим воздействием, мне нравился. Мне нравилось ничего не чувствовать.
– Ты прекрасна, – я кожей ощутила его улыбку. – А твоя сила – она восхитительна.
Он чуть отстранился от меня, а после взял в свои ладони моё лицо и заглянул в него.
– Почему ты ею не пользуешься? – он казался удивленным и даже возмущенным.
– Я пользуюсь, – шевелиться не хотелось, но все же я указала кивком головы на свои руки.
– Нет, я не про эту силу, – покачал он головой. – А про другую, та, что на вкус как цветочный нектар. Как запах розы в солнечный день. Почему ты так истово её отвергаешь?
– Я боюсь, – свой ровный голос я слышала так, как будто говорил кто-то другой.
– Чего? – его красивое лицо исказило легкое презрение.
– Её, – едва слышно прошептала я.
– Сладкая моя, – он убрал прядки волос, выбившиеся из прически. – Ты уникальна. Как редкий цветок, распустившийся посреди пустыни.
Заглянув в моё застывшее лицо, он удрученно покачал головой, а после быстро нагнулся и подхватил меня на руки. Я даже не вздрогнула, а лишь теснее прижалась к его твердому телу и закрыла глаза, уложив голову ему на плечо.
Видимо, какие-то остатки моей порванной на клочки силы воли еще остались, потому что я, ощущая навалившееся и усиливающееся с каждым вдохом желание спать, спросила:
– Куда мы идем?
– Домой.
Я зевнула.
– Зачем?
Его губы коснулись моего виска в легком поцелуе.
– Я уложу тебя спать.
– А потом?
– А потом, моя сладкая, я узнаю, так ли ты хороша на вкус, как и на запах.
Его ответ мне не понравился, очень сильно не понравился. Я хотела было вырваться, освободиться из его рук, но желание спать было сильнее. И я нырнула в благословенную тьму. Последнее, что я услышала, было:
– Спи, моя сладость, у нас будет еще много времени впереди. А сейчас, спи. Ты устала.
Глава 33
Юстас вытащил сигарету изо рта, аккуратно её потушил, а после не торопясь поднялся со своего места, приблизился ко мне вплотную и тихо спросил:
– Что?
– Для меня это тоже новая информация, – мне было тяжело говорить, но я постаралась все объяснить. – Я не знаю, как это произошло. И вообще не знаю, что происходило в этом городе в мое отсутствие. А от того, что происходит сейчас вообще голова кругом. Но что я знаю точно – Хасан жив, а нас всех очень умело водят за нос.
– Откуда информация? – Юстас не отрывал взгляда от моего лица, словно очень старательно пытался что-то на нем рассмотреть.
– Рассказывать долго, потому что цепочка длинная и не совсем понятная.
– А мы никуда не торопимся, – демонстративно сложил руки на груди Юстас с таким видом, словно готов маячить столбом перед моим носом ближайшие лет сорок.
– Я понимаю, что ты никуда не торопишься, – на меня стала накатывать злоба, – но мне все это не нравится. Есть отчетливое ощущение, что меня кто-то использует. И мне это не нравится.
Юстас молчал, а я решила поразмышлять вслух.
– Очевидно, что такой человек, как Хасан мог существовать в таком мире, как этот, только если кому-то это было очень выгодно. Если честно, когда Сашка сообщил мне, что босс отправился в лучший из миров, я решила, что билетик ему туда оформил кто-то из влиятельных друзей. Как в классике: «он слишком много знал».
– Намекаешь на власть имущую верхушку? – догадался Юстас и уверенно добавил. – Они бы не стали убивать Хасана. Хасан и был основной причиной, почему там, – он выразительно указал глазами на потолок, – десятилетиями не происходит смена власти.
Видимо моё лицо вытянулось от удивления, потому что Юстас посмотрел на меня как на ребенка, копошащегося в песочнице и пытающегося вылепить куличик, а после вернулся на свое место и вновь потянулся к сигаретам.
В течении следующим нескольких минут он молча курил, а я молча отмахивалась от едкого дыма, так как Юстас предпочитал все крепкое – крепкие сигареты, крепкий алкоголь, крепких женщин. Он хоть и был бывшим спортсменом, но тот образ, который он для себя выбрал обязывал выбирать – либо получать от жизни все и сейчас, либо не получать ничего. Юстас предпочитал все и сейчас.
– Что ты хочешь знать?
Я почувствовала себя ребенком, которого родители привели в кондитерский магазин и разрешили взять все, что захочется. Ведь эти слова Юстаса фактически были обещанием ответить на любой вопрос.
Нервно поерзав, я решила начать сначала:
– Что ты знаешь про Хасана?
– Сколько у тебя есть времени? – подумав, спросил Юстас.
– А сколько понадобится? – в свою очередь поинтересовалась я.
– Много, – странно усмехнулся бывший и предложил: – Устраивайся поудобнее.
И едва он это произнес, как ко мне с жутким грохотом подлетело кресло, до этого мирно стоявшее у стенки напротив, и замерло рядом. Прямая жесткая спинка, короткие изогнутые ножки, потертая обивка, явно знавшая лучшие времена – это кресло напоминало элемент меблировки викторианской эпохи. Присмотревшись внимательнее, я едва не закричала.
– Юстас!
Бывший лишь вопросительно развел руками.
– Оно зачарованное! – не унималась я.
– Да, магически настроено на создание максимального комфорта для сидящего, – спокойно пояснил Юстас. Но меня его слова не успокоили, о чем я сообщила откровенно злым взглядом. – Да садись уже, не съест оно тебя!
Вот в этом я откровенно сомневалась. Нет, Юстасу я доверяла. Меньше, чем Сашке, но больше, чем всем остальным. А вот в его способности считывать магическую ауру с предметов я не верила. Он – человек, а потому в магии смыслит не больше младенца. И этот младенец приволок в свой дом множество магических вещей, о возможностях которых он и не подозревает. А потому его уверенность в том, что кресло не сожрет мое бестолковое тельце подействовала на меня совершенно обратным образом. Я еще пристальнее присмотрела к креслу и через пару мгновений мрачно сообщила:
– А ты в курсе, что у него под обивкой находятся ядовитые шипы?
Юстас широко улыбнулся с самым довольным видом.
– Ага.
– Чему ты радуешься?
– Хотел проверить, – продолжал демонстрировать мне свои коренные зубы Юстас.
– Меня или кресло?
– Обоих, – хмыкнул он. – Кресло старинное, а шипы заговорены ведьмой, которая родилась еще во времена Инквизиции. Крепкая была старушка. Мне эту табуретку один знакомый перепродал. Убеждал, что внутри специальный механизм, который срабатывает, когда на кресло усаживается человек, имеющий злые намерения против хозяина. Шипы отравленные, смерть наступает практически мгновенно.
– Я что-то упустила? – старая обида, которую я считала уже благополучно пережеванной и забытой, начала подниматься из глубины души. – Когда это мы успели стать врагами?
– Я знал, что ты заметишь, – перестал улыбаться Юстас.
Я вздохнула, провела рукой по волосам, а после легко спрыгнула с рояля и с размаху плюхнулась на кресло, которое лишь заскрипело подо мной, но плеваться ядом не спешило.
– А и правда, очень удобно, – согласилась я и провела ладонями по подлокотникам, которые, как выяснилось при ближайшем рассмотрении, были обтянуты бархатом. Впитавшим килограмм пыли, с проплешинами, но все-таки бархатом. – А теперь, когда ты выяснил, что у меня отсутствует кирпич за пазухой, ты мне поможешь.
– Да, – отрывисто произнес Юстас, отводя взгляд и закуривая новую сигарету. – Итак, Хасан. Он у нас «золотой» мальчик, который потерял все. Родился в Венгрии, в очень непростой семье. Его отец был высокопоставленным военным командиром. Мать – управленцем из госаппарата. В семье имелось еще двое младших сестер. Одна из них пропала, еще будучи школьницей. С этого все и началось.
– Что именно? – не поняла я.
– Превращение избалованного мальчика-мажора в одного из самых опасных людей не только в этой стране. Он прокладывал себе дорогу на вершину самыми разными методами. Кровью, чаще всего, чужой. Деньгами, заработанными на криминале. И страхом, который он научился наводить на людей одним только своим именем.
– У меня такое ощущение, как будто мы говорим о чудовище из сказки, – не впечатлили меня слова Юстаса. – Что за туманные словесные выверты?
– Ты можешь мне поверить. И дослушать до конца, – жестко произнес Юстас и лицо его исказилось от гнева. – Или не слушать, а встать и свалить отсюда. В конце концов, это ты пришла ко мне с вопросами, а не я к тебе. Не забывай об этом.
Я подняла руки вверх в примирительном жесте, демонстрируя капитуляцию моих сарказма и иронии.
– Мне рассказывали, что Хасан был одержим поиском своей пропавшей сестры. Искал её не один год. Но так и не нашел. Исчезновение Элизы изменило жизнь всех членов семьи. Отец запил, а после его поймали на крупном коррупционном сговоре и отправили в тюрьму. Мать сняли с должности в связи с громким скандалом, которым сопровождалось рассмотрением дела в суде. В стране тогда активно менялась власть и те, кто ранее стоял у руля, новой политической элите были не нужны. Семья лишилась практически всех своих денег из-за конфискации имущества. Старшему сыну пришлось покинуть престижное учебное заведение, до окончания которого ему оставалось семь месяцев. Обязанности кормильца семьи внезапно легли на плечи двадцатилетнего парня, который не умел ничего, кроме как устраивать вечеринки и заливаться по уши коктейлями. Но подсевшая на сильнейшие обезболивающие мать и малолетняя сестра не могли отправиться зарабатывать деньги, а потому это пришлось делать Хасану. В первое время он попытался воспользоваться имевшимися когда-то у семьи связями. Однако с сыном опального генерала никто не хотел связываться. Фамилия, которая когда-то открывала перед ним все двери, после посадки родителя стала срабатывать наоборот – болезненно щелкать по носу и захлопываться с оглушительной силой.
– И что он сделал? – закусила я губу с такой силой, что во рту появился привкус крови.
– То, что от него требовалось, – равнодушно ответил Юстас. – Отправился в армию, а после вступил в частное военное формирование. Слышала про Фобос?
Я отрицательно покачала головой.
– Кто такие?
– Изначально группа создавалась для охраны торговых судов. Позже их отправили охранять нефтяные месторождения на Ближнем Востоке. Вскоре там развернулась широкомасштабная гражданская война, в которой пришлось поучаствовать наемникам. Знаешь, чем дело кончилось?
Мне опять пришлось качать головой с видом полного непонимания.
– Четыре ближневосточных государства перестали существовать. Часть их бывших территорий превратились в безлюдные мертвые зоны. Другие контролировались сомнительными организациями с не менее сомнительными целями. Еще часть оказалась захвачена многочисленными бандитскими формированиями, постоянно конфликтующими друг с другом. И лишь на малой части удалось сформировать некое шаткое подобие нового государства, объединившего то, что осталось от четырех прежних. Там собрались те, кому не хотелось бегать наперевес с автоматом, жить в земляной норе и умирать за чужие денежные интересы в этой части земного шара. Те, кто устал от войны и просто хотел просыпаться по утрам от звона будильника, а не от содрогания стекол в результате обстрела. Хасан был одним из немногих, кто дожил до этого момента. Группа была большой, из почти трехсот наемников выжило всего одиннадцать. Среди этих одиннадцати трое остались инвалидами. Еще четверо сошли с ума, не сумев справиться с тем, что пришлось пережить. Один пропал без вести по пути домой.
– По итогу, трое, – сделала я вывод после нехитрых математических вычислений. – Только трое вернулись домой?
– Да. Трое человек, которые уехали из дома наивными ребятами, а вернулись поломанными и пережеванными войной мужчинами. За годы войны успевшими забыть, что это такое – мирная жизнь. Как это – работать пять дней в неделю с девяти до шести, встречаться с друзьями вечером в пятницу, ходить в магазины за продуктами, выгуливать собаку. Все те простые вещи, которые сотни миллионов людей делают ежедневно по всему миру практически не задумываясь. А для них, вернувшихся из ада, это было как заново учиться ходить после трехлетней комы.
– Они не справились, – догадалась я.
– Да, так часто бывает. Человек возвращается с войны, но война его не отпускает. И в то время, как другие видят спокойную мирную жизнь, они видят поле боя, где необходимо сражаться, чтобы выжить. Каждый бывший боец поступает по-разному. Кто-то учится мимикрировать, притворятся, что все хорошо. И со временем эта маска буквально врастает в их лицо, в их душу. Кто-то находит островок безопасности, за который можно ухватиться – оборудуют тайное убежище на чердаке, заводят экстремальные увлечения, селятся в отдаленных местах. Но Хасан и его друзья решили пойти по другому пути. Они решили не бежать от войны, а превратить весь мир – в войну. Потому что только в битве они ощущали себя живыми, настоящими, нужными.
Юстас замолчал. Молчала и я, пытаясь как-то уложить в голове новую информацию. То, что Хасан прошел суровую школу жизни меня не удивило. Его повадки, его образ мышления ярко свидетельствовал о том, что стрелять он учился не в тире по пластмассовым мишеням, а по живым.
– Не буду утомлять тебя деталями, тем более, что все подробности мне не известны. Но описываемая троица имела амбициозные планы и не менее амбициозно взялась претворять их в жизнь. Прошло восемь лет. За это время им удалось не только создать широкомасштабную структуру, но и взять под свой контроль несколько организаций, способных влиять на крупные денежные потоки.
– Законные потоки? – решила уточнить я.
– Относительно, – уклончиво ответил Юстас. – Один из моих клиентов, на которого я работал, был партнером Хасана и его сотоварищей.
Я наморщила лоб.
– Это случайно не тот, который владел наркокартелями в Мексике?
– Нет, – криво усмехнулся Юстас, закидывая ногу на ногу. – Это случайно тот, который работал в министерстве обороны США. Он был двойным агентом, работал и на них, и на нас. А после решил, что продаваться двоим не выгодно, и начал сливать информацию еще и Хасану. За это и поплатился. Парня едва не поймали, успел удрать в самый последний момент, прихватив лишь пару носков и зубную щетку. На родине его заочно приговорили к смертной казни. У нас его тоже не особенно желали видеть, чтобы не скомпрометировать репутацию страны в глазах мировой общественности. А Хасану он перестал быть нужен, как только покинул здание национальной разведки через окно вентиляционной шахты в архиве. Но надо отдать Хасану должное – тех, кого считает своими он никогда не бросал. А потому нанял меня, чтобы я помог незадачливому шпиону выбраться из страны и укрыться в безопасном месте.
– И как? – заинтересовалась я, потому что это был первый случай, когда Юстас решил поделиться подробностями своей работы. – Получилось?
– Да, – вздохнул Юстас, уставившись взглядом куда-то мимо меня, – сидит сейчас в соломенной хижине в одной тропической стране где-то на задворках вселенной с перспективой никогда больше оттуда не выбраться. У нет ни компьютера, ни телефона. Он не общается с родными и скорее всего, никогда их не увидит и не услышит.
– Серьезно? Чем же он занимается?
– Пялится в маленький старый телевизор, рыбачит, читает книги. И, судя по всему, скоро свихнется.
Кое-что в словах Юстаса мне не понравилось.
– А они с Хасаном были лично знакомы?
– Это мне неизвестно, – пожал он плечами. – А что?
– Я так поняла, что парень живет один, вдали от цивилизации, контактов ни с кем не поддерживает и при этом он очень обязан Хасану, так?
– Ммм, – неопределенно промычал Юстас. – И что?
– А то, что если Хасан не умер от сердечного приступа, а имитировал свою смерть, то он вполне мог на время затаиться у своего бывшего информатора. А что? Это идеальное убежище! И это значит, что парень может знать, где наш бывший босс.
– В твоих словах есть смысл, – медленно согласился Юстас, – но…с чего ты решила, что Хасан скончался от сердечного приступа?
Я растерянно моргнула. Раз. Другой. Третий.
– Мне сказал Сашка, – наконец, выдавила из себя я. И по удрученному взгляду Юстаса поняла – что-то не так.
– Сердечного приступа не было, Фима. Хасан попал в аварию. Это произошло поздно вечером. Днем прошел дождь, а после обеда температура резко опустилась до нуля. Трасса была мокрой и скользкой. Его «Вольво» занесло на повороте. Машина слетела с трассы, перевернулась и упала в канаву. Бензобак повредился и произошел взрыв.
– А что с телом?
– На водительском сидении нашли человеческие останки, но они были в ужасном состоянии. И это не удивительно. Машина выгорела так, что остался лишь металлический остов. Труп опознавали по стоматологический карте.
– И она подтвердила, что это Хасан, – я не спрашивала, утверждала.
Юстас кивнул.
– Через неделю прошли похороны, но в землю зарыли пустой гроб. То, что осталось от водителя «Вольво» поместилось бы в коробку из-под обуви. Но теперь мы знаем, что Хасан жив. Следовательно, в машине был не он.
– Но…, – я поежилась, – почему Сашка мне соврал?
– Он пытался тебя защитить, – сдержанно пояснил Юстас и наши глаза встретились. – Тебя пытались подставить, малышка.
Я отвела взгляд и потерла переносицу.
– Кто?
– Не знаю, – коротко ответил Юстас и потянулся снова наполнить свой стакан. – Но у той аварии нашлись свидетели. Сразу несколько человек заявили, что видели машину на шоссе. И что якобы ДТП произошло не случайно. За серебристым «Вольво» Хасана настойчиво следовал мотоцикл ярко-красного цвета. Водитель пытался оторваться от преследования, прибавив скорости. И на некоторое время ему это удалось. Но на повороте мотоциклист догнал и жестко подрезал машину. Из-за чего та и слетела в кювет. Кроме того, те же свидетели смогли описать того, кто управлял мотоциклом. По их словам, это сто процентов была девушка. Об этом свидетельствовала тонкость и хрупкость маленькой, одетой во все черное фигурки. Лицо её рассмотреть не удалось, голову закрывал черный шлем с рисунком в виде пламени.
Я рывком поднялась с кресла и лихорадочно забегала из угла в угол, спотыкаясь о собственные ноги и натыкаясь на мебель. Каждое мое движение сопровождалось грохотом и стуком, но я отмечала это лишь краем сознания. Ведь моем в мозгу болезненно пульсировала одна единственная мысль. Мысль о том, что именно у меня был красный байк и точь-в-точь такой шлем, как описал Юстас.
Не добежав в очередной раз до противоположной стенки, я замерла на полпути и медленно обернулась к бывшему любовнику.
– Набегалась? – иронично поинтересовался он.
– Я этого не делала, Юстас, – прошептала я.
– Конечно, нет, – легко согласился он.
Я облегченно выдохнула и вернулась обратно в кресло. Даже сама не ожидала, насколько для меня было важно, чтобы мне хоть кто-то поверил.
– Куда дела свой байк помнишь?
– Я его как-то разбила по пьяной лавочке. В столб влетела. Да так, что колеса в разные стороны выгнулись. Отдала в сервис, но так и не забрала. Где байк сейчас – понятия не имею. Скорее всего, продали как вторичку на авторынке, – предположила я. – Кроме того, мотоцикл хоть и дорогой, но не эксклюзивный. Найти такую модель – не проблема.
– А шлем? – напомнил Юстас. – Такой был только у тебя.
– Рисунок обычный – просто пламя, – пояснила я. – Нанести его на черный мотошлем проще простого.
– Получается, что изобразить тебя на трассе могла любая девчонка похожей комплекции, – безрадостно подытожил Юстас.
– Выходит, что так, – согласилась я. – Но зачем? В то время я уже ушла от Хасана и находилась далеко отсюда.
– Может быть, именно поэтому? – задался вопросом Юстас. – В городе тебя не было, о случившемся ты не знала, связей с прежними знакомыми не поддерживала. А о том, что у вас с Хасаном были сложности в общении знали все, кому надо и не надо. Так что, ты являлась идеальной кандидатурой, чтобы свалить на тебя смерть бывшего нелюбимого босса.