Read the book: «Ты – моя тайна»

Глава 1

Признания Корины

Я считаю, что мизинец плохо одет, если вокруг него не обернут мужчина, и я всегда стараюсь одеваться безупречно.

Я посмотрела на мужчину, влетевшего в кофейный магазин. Он не только чуть не разлил мой карамельный мокачино на мое лучшее платье в горошек, но даже не удосужился придержать для меня дверь.

Но я не собиралась признавать, что теряю свой шарм. Возможно, он просто не заметил меня, потому что хотел скорее спрятаться от непогоды.

Я попыталась не уронить два картонных стакана с кофе и одновременно открыть дверь локтем. Не получилось. Других вариантов не было. Я вздохнула, повернулась на сто восемьдесят градусов и толкнула дверь своей пятой точкой.

Я быстро добралась до своего магазина – «Сундучок Корины» – магазина винтажной одежды, который по достоинству можно было считать одним из лучших в Лондоне.

Мое настроение стало еще хуже, когда я открыла дверь и перевернула табличку на «Закрыто».

Мне вслед ни разу не посигналили и не свистнули! Я не собиралась паниковать раньше времени, но это не предвещало ничего хорошего.

– Что случилось? – спросила Элис, когда я поставила ее латте без кофеина на прилавок.

Моя бизнес-партнер выглядела божественно – огненно-рыжие волосы, бледная кожа, стройная фигура. Ну, сейчас не такая стройная. Она была на седьмом месяце беременности и выглядела так, словно она проглотила мой «фольксваген-жук» на завтрак.

Я сняла пластиковую крышку со своего мокачино и подула на него:

– Что-то не так с мужским населением Лондона сегодня.

Элис хмыкнула. Она слишком хорошо меня знала.

Несмотря на все мои попытки надуть губы, краешки рта все равно приподнялись. Я сделала глоток кофе и улыбнулась ей в ответ. Она стояла, облокотившись на прилавок, и потирала распухшие лодыжки.

– Боже мой, Элис! Ты выглядишь как труп с такими лодыжками.

Она устало посмотрела на меня:

– Ну спасибо.

Я поставила свой стакан на прилавок и ушла в дальнюю комнату. Вернувшись, я протянула Элис ее зонт и сумку:

– Тебе надо пойти домой. Позвони Кэмерону. Я сама справлюсь с инвентаризацией.

Она начала протестовать, но я не отступила. Я вытащила сотовый из ее сумочки и нажала кнопку быстрого набора номера ее мужа и протянула ей телефон, когда услышала гудки. Через пятнадцать минут ее невероятно заботливый муж забрал ее домой, чтобы наполнить для нее ванну, а потом суетиться вокруг нее и выполнять каждый ее гормональный каприз.

Ведь мужчины существуют именно для этого, так?

Нет, я не имела в виду гормоны и утреннюю тошноту. К этому я пока не готова. В обозримом будущем. Потакание моим капризам? Вот к этому я готова.

Как только за Элис закрылась дверь, я отправилась в кабинет в задней части магазина, взяла свой фиолетовый планшет и принялась за работу. Это была несложная работа. Я любила свои сокровища – винтажную одежду и аксессуары. Иногда мне казалось ужасным, что надо открывать дверь магазина и позволять людям уносить отсюда ту красоту, которую я хранила в этом небольшом помещении.

Я вздохнула. Этим вечером я не получала привычного удовольствия от бархата и атласа, от белья из нежного шелка. Что со мной? Я добилась всего, ради чего трудилась последние несколько лет. Мне больше не надо стоять на сквозняке за прилавком на рынке, переминаясь с ноги на ногу и проклиная английскую погоду. «Сундучок Корины» теперь из кирпича и цемента, и, благодаря совместному предприятию с мужем Элис, мы стали новым популярным винтажным магазином на юге Лондона.

Клиенты, которые были у меня еще со времени работы на рынке, пришли вслед за мной в мой магазин, и я смогла привлечь молодых светских львиц, считавших, что винтаж – это больше чем просто круто, и готовых выкладывать круглые суммы за что-то, что было сделано классическим дизайнером. Я собрала лучшее из двух миров. Все, что я планировала, на что копила. Тогда почему же я не скачу вдоль вешалок с радостным улюлюканьем, а сижу на полу, пересчитывая одни и те же пары обуви?

Может, потому что я обычно делала это вместе с Элис. Здесь слишком тихо без нее. Мне не с кем было посплетничать и не с кем было разделить радость, если я найду какую-нибудь юбку или блузку, о которой мы совсем забыли. Но отсутствие Элис сегодня вечером означало еще одну плохую перемену в моей жизни.

Когда-то я была в центре группы незамужних девушек, и все были независимыми и свободными, а теперь я оказалась белой вороной. У всех у них теперь мужчины, и им гораздо интереснее красить стены детской, чем переворачивать город с ног на голову. И от этих мыслей я чувствовала себя… одинокой. Брошенной. И мне было некомфортно в этом состоянии. Я видела, что происходит с такими людьми.

Хотя я не завидовала. Правда.

Я проверяла себя. Представляла, что у меня есть маленький кирпичный домик, и я каждым вечером возвращаюсь к одному и тому же человеку, готовлю ужин, оплачиваю счета… Нет, это не по мне. Слишком степенно. Слишком обычно. Люди застревают во всем этом, и остается всего два выхода: либо оба в конце концов смиряются друг с другом, либо кто-то один просыпается однажды утром и замечает, что вторая половина кровати пуста, а к спинке прикреплена записка со спутанными извинениями, и он понимает, что часть его существа исчезла, словно в спешке ее случайно упаковала сбежавшая вторая половинка, вместе с зубной щеткой и носком.

Итак, я не завидовала. Даже чуть-чуть.

Высокомерно, не так ли? Как будто я умаляла то, что смогли найти мои подруги. Но это не так. Я просто хотела…

Я не знала, чего я хотела. Я не понимала, что означала эта ноющая боль внутри, но каждый раз, появляясь, она напоминала мне о походе в мою любимую кофейню, когда я была голодна и мне хотелось чего-то сладкого, но я смотрела на витрину, заставленную выпечкой и кексами, и понимала, что ничего из этого не хочу. Все было каким-то не таким.

Я проводила инвентаризацию шляп и аксессуаров для волос, когда раздался стук по стеклу. Сначала я почти не заметила его, подумав, что это всего лишь дождь, но потом поняла, что даже лондонский дождь не может быть так настойчив.

Я все равно не обратила на него внимания. Честно! Было уже больше семи. И табличка «Закрыто» на двери тоже не была шуткой. Но, зная наше поколение, которое привыкло к Интернету и возможности получить все по одному клику, я понимала – этого явно недостаточно для потенциальных покупателей.

Я постаралась не покачивать бедрами, идя к двери. Это сейчас не поможет.

Прямо над табличкой «Закрыто» я увидела пару глаз и неряшливые каштановые волосы, но я не могла понять, кто это, потому что мужчина приложил руку ко лбу, закрывая глаза от дождя и пытаясь заглянуть внутрь магазина. Отлично. Один из моих несчастных воздыхателей, как их называла Дженни, снова начал меня преследовать.

Но тут он заметил, что я иду к нему, убрал руку от лица и сделал шаг назад. Даже в полумраке искусственного света я узнала его широкую улыбку. И даже увидела ямочки на его щеках.

– Адам! – воскликнула я и бросилась открывать дверь.

Да, это был Адам. Он стоял под дождем, его глаза блестели, в вытянутой руке он держал белый пакет.

– Что ты здесь делаешь? – спросила я, затаскивая его внутрь. – Я думала, ты где-то далеко в джунглях.

– Я там был, – сказал он, отстраняясь от меня. – Но я вернулся.

Улыбка стала еще шире, отражаясь в его темно-карих глазах. Именно такая улыбка заставляла половину моих незамужних подруг умолять меня организовать им свидание с ним, а вторая половина просто теряла самообладание и бормотала что-то вроде «растаявший шоколад» и «иди к мамочке».

Я провела Адама в офис «Сундучка Корины», и, когда он вошел, я почувствовала восхитительный аромат теплых специй.

– Ты принес китайскую еду!

Он кивнул и поставил пакет на середину стола.

– Я позвонил Элис, и она сказала мне, что ты здесь, занимаешься инвентаризацией. Я подумал, сейчас ты уже, наверное, умираешь от голода.

Адам Конрад был одним из моих самых любимых людей во всем мире. И не только потому, что у него, казалось, есть какой-то встроенный радар, благодаря которому он появлялся с готовой едой в тот момент, когда я больше всего в ней нуждалась. Более того, это всегда была именно та еда, которую я хотела. Он никогда не приносил индийскую еду, когда я хотела пиццу, или кебаб, когда мне больше всего хотелось чего-нибудь тайского. Интересно, как ему это удается? Это дар. Настоящий.

Глаза Адама расширились, когда я достала с полки ярко-розовую плетеную корзинку для пикника.

– Маргаритки или розы? – спросила я, показывая на тарелки с узором.

Адам сморщил нос. Улыбка не сходила с его лица с тех самых пор, как он заметил меня в глубине магазина, но сейчас она на мгновение превратилась в гримасу, а потом снова вернулась на свое место. Иногда мне казалось, что его лицо сделано из резины. Нормальный человек не может так много улыбаться.

– Мы не можем просто поесть из картонной коробки? – с надеждой спросил он.

Я покачала головой, и он плюхнулся на старый диван, стоящий у противоположной стены нашей служебки-офиса, и в шутку закрыл глаза руками в знак отчаяния:

– Выбирай сама. Мне ту, которая, по твоему мнению, в меньшей степени повредит моей мужественности.

Я фыркнула.

– Я дам тебе маргаритки, – сказала я с озорным блеском в глазах.

Он лишь приподнял брови и улыбнулся еще шире. И так всегда с Адамом – его невозможно разозлить. Не важно, как далеко я могу зайти, он всегда остается спокойным и невозмутимым. Сначала меня это очень раздражало, и я несколько лет пыталась зажечь его фитиль – поверьте мне, я несколько лет только и пыталась, что сделать это, – но сейчас я очень благодарна ему за его добродушие. Я понимаю, со мной бывает очень трудно, и знаю, что друг, который готов терпеть меня двадцать четыре часа в сутки и семь дней в неделю, – это подарок свыше.

Мы разложили еду на тарелки с помощью розовых ложек и стали есть розовыми вилками, рассказывая друг другу новости последних двух месяцев. Обычно у нас не бывает таких долгих перерывов во встречах, но он уезжал по делам. Я думала, это скорее было приключение для мальчика, оплаченное по кредитной карте компании. Ну кто может назвать лазание по деревьям законными деловыми тратами? Хотя Адам так и делает. И он даже со спокойным выражением лица заполняет форму для налогов.

– Ты в порядке?

Я подняла глаза. Моя вилка лежала на тарелке, на ней все еще была королевская креветка. Я не помню, чтобы накалывала ее.

– Я в порядке.

Адам немного нахмурился:

– Просто… ты странно тихая. Для тебя. Мне удается говорить целые предложения, и ты меня не перебиваешь. И ты без конца вздыхаешь.

– Да? – Собственный голос показался мне отчужденным. Я решила немного отвлечь Адама, потому что не была готова говорить с ним о том, что волновало меня. – Бабушка сказала мне кое-что на днях… – Я взяла свою розовую вилку и обмакнула креветку в соус. – Она сказала, ей кажется, что мои биологические часы тикают.

Адам отреагировал именно так, как я и надеялась. Он громко рассмеялся.

Я скрестила руки.

– Ну, это ерунда, – сказала я, довольно успешно притворяясь раздраженной и надеясь, что Адам проглотит мою отвлекающую приманку. – Даже если у меня и есть часы, в чем я очень сомневаюсь, я их не слышу.

Адам схватил бумажный пакет с кисло-сладкими свиными шариками со стола и заглянул внутрь.

– Это наушники, – пробормотал он, не поднимая глаз.

Думаю, он считал, сколько шариков сможет стащить, чтобы я не заметила.

Я нахмурилась и оглядела офис. О чем он вообще говорил? Наверное, я должна быть ему благодарна. По крайней мере, он переменил тему разговора.

А потом я их заметила – в порванной картонной коробке под столом, забитым зимними вещами, которые я еще не успела разобрать. Я наклонилась и вытащила их одним пальцем.

– Что? Эти наушники? – спросила я, поднимая вверх пару очаровательных детских синих наушников.

Адам поднял глаза, во рту у него был золотистый шарик. Он откусил половину и стал медленно жевать, ни в малейшей степени не смущенный флюидами «давай уже быстрее глотай», которые я посылала ему. Он облизал губы.

– Не совсем, – сказал он, глядя мне в глаза, в то время как его рука снова полезла в картонный пакет. – Я говорил скорее о метафорических наушниках, которые помогают тебе не слышать того, чего ты не хочешь.

Мои пальцы сжались вокруг пластмассового обода, соединяющего два меховых шара.

Адам лениво улыбнулся мне:

– Уверен, у тебя есть и подходящая пара наглазников в горошек. Шелковых, разумеется…

Он замолчал и увернулся от летящих в него наушников. Я быстро наклонилась вперед и схватила свиной шарик из пакета.

Через несколько секунд он сузил глаза. Я подумала, он реагировал на то, что я украла у него еду в ответ, но все оказалось гораздо хуже.

– То, что ты их не слышишь, еще не значит, что часов там нет… и что они не тикают, – сказал он.

Я загнала себя в угол: пора было заканчивать этот глупый разговор раз и навсегда.

– Бабушка ошиблась. Мои биологические часы не тикают, – сказала я настойчиво.

– Как скажешь… – Адам просто невозмутимо улыбнулся мне, поднял наушники, которые приземлились рядом с диваном, и надел их на голову.

Я попыталась объяснить ему, как сильно он заблуждался, и привести много причин, почему я все та же независимая, никогда не скучающая и всегда непредсказуемая Корина, которую он всегда знал, но он просто продолжал кивать головой, улыбаться и повторять «Я не слышу тебя!», показывая на наушники. Я отчаянно хотела сорвать наушники с его головы и засунуть их ему в горло, но мне не следовало портить хороший товар, поэтому я просто стянула его еду. Это послужит для него хорошим уроком.

В конце концов он снял наушники с головы и кинул их мне назад. Его проказливая улыбка поблекла.

– Нет, я на это не куплюсь, – сказал он. – С тобой что-то происходит, и дело тут не в тиканье часов.

Я молча смотрела на свою тарелку.

Когда Адам снова заговорил, его голос звучал наигранно небрежно:

– Если бы это был кто-то другой, я бы решил, что дело в мужчине. Но мне известно из достоверных источников, что в Лондоне полно мужчин, которые таскаются за тобой, как влюбленные щенки, и готовы подраться друг с другом по одному твоему щелчку пальцами.

Я посмотрела на Адама испепеляющим взглядом:

– Достоверный источник?

Я не хотела даже думать, откуда он брал информацию обо мне. Может, какая-нибудь завистница распускает слухи. Я часто сталкиваюсь с подобным.

– Вообще-то это ты. Ты с огромной гордостью заявила мне об этом… года два назад. В ту ночь машина Дейва сломалась по дороге с одного из твоих винтажных показов, и нам пришлось несколько часов ждать эвакуатор.

Ладно, это и правда было похоже на то, что я могла сказать, переполняемая гордостью за себя после успешного модного показа. Я просто не ожидала, что Адам перескажет мне это слово в слово два года спустя.

Хотя правда, мне всего лишь надо щелкнуть пальцами, и вся свора «щенков» тут же прибежит на зов. Это очень приятно. Иногда я делаю так просто для того, чтобы увидеть все эти счастливые лица, а не потому, что мне что-то нужно.

Адам откинулся назад на диване, положил голову на руки и испытующе посмотрел на меня, его глаза блестели.

– Что? – раздраженно спросила я. Мне нужно было остановиться на этом, но у меня слишком длинный нос. Я скрестила руки на груди. – Не сиди так просто и не пялься на меня!

– Мне все понятно… – тихо сказал он. – Ты наконец-то встретила щенка, который не хочет идти по пути изощренных издевательств, которые ты для него приготовила.

Глава 2

Признания Корины

Можно было бы подумать, что к настоящему моменту я устала от того эффекта, который произвожу на мужчин, но, должна сказать, мне все так же весело. В тот день, когда он угаснет, я надену пару велюровых спортивных штанов, и мне будет плевать.

Никто не смел называть Николаса Чаттертона-Джонса щенком. Он был холеный и величавый, словно охотничья собака, с шелковистой серой шерстью и родословной в несколько поколений.

Я вздохнула. Я таяла даже при одной мысли о его имени. Он был таким мужчиной, о котором мечтает каждая женщина, – богатым, красивым, обходительным. И я страдала от безответного чего-то к нему. Не уверена насчет слова на букву «л». Это немного слишком драматично. Но симптомы были таковы, что я постоянно думала о нем и часами искала информацию о нем в Гугле, так что, думаю, я на полпути.

– Ты снова это делаешь!

– Что? – Я ничего не делала.

Но потом я поняла, что моя грудная клетка все еще опущена после выдоха. Я махнула плененной креветкой в сторону Адама.

– Давай просто забудем? Тебя это не касается. – Я положила креветку в рот и сердито посмотрела на него.

Адам тоже не был щенком, он был дворнягой. Взрослой. Да, косматой и очаровательной, но, если подойти к нему слишком близко, можно подцепить блох.

И он задел меня за живое своим глупым комментарием.

Сестра Николаса, Изабелла, или Иззи, как она настаивала, чтобы ее звали, была одной из молодых светских львиц, которые решили, что «Сундучок Корины» – это новая сенсация, и она постоянно заходила сюда. У Иззи Чаттертон-Джонс был плотный график мероприятий, и ей всегда нужно было новое платье для чего-то. А сейчас она еще отправляла своих друзей в «Сундучок Корины». Для бизнеса это было превосходно, и мы с Иззи подружились. В некотором роде.

Пораженная винтажным коктейльным платьем из изумрудного и черного шелка, которое я нашла для нее однажды, Иззи приглашала меня на пару своих легендарных вечеринок, и там я впервые встретилась взглядом с Николасом.

Он был высокий, выше шести футов, с волосами цвета воронова крыла и скулами, от которых девушки готовы кричать. Словно высокий Джонни Депп без пиратского акцента кокни. Нет, Николас говорил четкими слогами и длинными словами. Я могла слушать его целый день. Под покровом своей спальни я пыталась повторить такие интонации и такой голос, но я родилась и выросла на юге Лондона, и мои гласные просто отказывались звучать так же глад ко и идеально.

Мы встречались три раза. Первые два раза я держалась холодно. Я ходила по комнате важно и грациозно, чтобы он смог издалека восхищаться мной и спросить у Иззи, кто эта сногсшибательная брюнетка. А в прошлые выходные я решила, что пора сделать шаг вперед.

Я услышала шуршание и поняла, что Адам снова вытащил свиной шарик из пакета, пока я не смотрела. Я сощурила глаза, но он просто сидел подложив руку под голову, ухмыляясь, потому что стащил остатки моей половины еды.

Ну ладно, может, в нашей вселенной двое мужчин, которые не собирались пасть к моим ногам и боготворить меня.

Но Адам не в счет. Я познакомилась с ним, когда мне было восемь, а ему двенадцать, а его мама играла в бадминтон с моей бабушкой.

Я наклонилась и забрала у него пакетик со свиными шариками до того, как он их все не съел, не обращая внимания на его недовольный стон. Я взяла теплый сочный шарик из пакета – последний! – и обмакнула его в прилагающуюся баночку с соусом, потом слизала немного оранжевой жидкости и откусила. Однако Адам этого не заметил, потому что он переключился на тост с креветками и кунжутом.

Видите? Непробиваемый.

Губы – это следующая часть моего тела, на которую таращатся чаще всего. Они обладают практически гипнотизирующим эффектом на большинство представителей мужского пола. И я всегда делаю на них акцент. Крашу красной помадой, для наибольшей видимости и эффекта. Но не тем гадким оранжево-красным. Темно-красным! Как королевы старых фильмов. Я видела, как мужчины пускают слюни при виде того, как я ем, и дело было совсем не в их собственной еде.

Но Адам не был впечатлен.

Ладно, не был очень впечатлен. Скорее мой жест не оказал на него никакого действия. Может, это как-то связано с фактом, что он знал меня до того, как я раскрыла в себе кокетку, когда у меня еще была плоская грудь и никакой талии. Возможно, я должна злиться из-за отсутствия щенячьего обожания с его стороны, но нет. И хотя сейчас мы не могли видеться так часто, как раньше, но он по-прежнему оставался моим Лучшим другом. Каждой девушке нужен Лучший друг.

Он отгонял от меня задир, которые дразнили меня из-за того, что я жила с бабушкой. У него на плече я плакала, когда распалась моя любимая мальчиковая группа и когда в пятнадцать лет я случайно отрезала челку слишком коротко. Ему первому я позвонила в тот день, когда мы с Элис получили ключи от нашего нового магазина, и он примчался с бутылкой шампанского, и мы сидели на полу здания, которое вскоре стало «Сундучком Корины», и поднимали тосты бумажными стаканчиками. Адам был моей группой поддержки, моим старшим братом, моим телохранителем, и, видимо, за это я готова была простить ему отсутствие «щенячности».

Но мысли о щенках заставили меня снова вспомнить о Николасе, и теплота, появившаяся при мыслях о моем Лучшем друге, снова исчезла.

Почему я ему не нравлюсь? Ну почему?

Возможно, я бы смирилась с ударом по моему эго, если бы он не был настолько красив и настолько совершенен. Адам бы сказал, так мне и надо, но это несправедливо. Никто не заслуживал такого несчастья. И я чувствовала себя так уже целых три недели. Если в ближайшее время Николас не изменит своего мнения, я буду готова надеть эти велюровые спортивные штаны!

– Итак…

Адам наклонился и протянул мне утешительный креветочный тост из контейнера, который лежал у него на коленях, и посмотрел мне в глаза. Я проигнорировала креветочный тост и сконцентрировалась на теплых карих глазах.

– Кто этот образец мужественности, который заставил тебя так нервничать?

Я узнала этот взгляд. Адам пытался казаться веселым, но его глаза оставались серьезными. Возможно, он беспокоился за меня. Проявлялась эта его сторона телохранителя и старшего брата. Может, это и к лучшему. Плечи Адама, не такие широкие, как у Николаса, идеальны для того, чтобы на них плакать.

Единственная проблема заключалась в том, что сейчас, по-моему, Адам не очень хотел вытирать мои слезы своей рубашкой. Он опять был сосредоточен, его глаза, казалось, сверлили дырки у меня во лбу. У меня в запасе не было больше никаких остроумных ответов, мой сундучок потрясающих комментариев был пугающе пуст.

Глаза Адама не стали мягче, но он встал и погладил меня по плечу.

– Он идиот, кем бы он ни был, – сказал он грубо.

Потом он взял меня за руку и повел к дивану.

Адам даже позволил мне сесть с той стороны, где не так сильно торчали пружины. Когда я аккуратно расправила юбку и подъюбник, он опустился рядом и посмотрел на меня.

Я медленно вздохнула:

– Идиот, о котором идет речь, – Николас Чаттертон-Джонс. Он брат одной из моих лучших клиенток.

Адам нахмурился:

– Чаттертон-Джонс? Это не… не он владеет инвестиционной компанией? «Орел какой-то» или как-то так?

– Это он.

Адам присвистнул:

– Тот, который практически сыграл в регби за сборную Англии, но ему помешала травма?

Я еще больше ослабела и лишь кивнула головой в знак согласия. Я знала каждую дату и каждое событие из личной биографии Николаса, и довольно много о предыдущих трех поколениях семьи Чаттертон-Джонс. Иногда доступ к Интернету может стать злейшим врагом девушки.

Я посмотрела на Адама и глубоко вздохнула. Мы оба знали игру, в которую собирались играть. Мы всегда делали это друг для друга, когда одному из нас было плохо. Друг А излагает суть проблемы, а друг Б кивает в нужных местах и вставляет подходящие комментарии, даже если эти комментарии а) чрезмерно оптимистичны, б) явно ложные.

– Я ему ни капельки не нравлюсь, – скорбно сообщила я.

Адам покачал головой:

– Что? Этот парень, наверное, слепой!

При этих словах он улыбнулся, и холодное чувство у меня в животе стало исчезать. На самом деле Адам был гораздо лучшим другом Б, чем я. Он всегда точно знал, что сказать, чтобы подбодрить меня, и он всегда говорил это с дьявольским взглядом – надежный способ заставить меня улыбнуться. Но я знала, что эти глаза скрывают его серьезность, а еще знала, что, несмотря на наши шутливые уколы в адрес друг друга, он верит в меня.

Я же говорила, он мой Лучший друг.

– Все становится хуже, – добавила я, почти начиная наслаждаться своим зрелищным провалом в прошлую субботу. – Я выставила себя полной дурой.

– В это трудно поверить.

Саркастический блеск в глазах Адама заставил меня захотеть его ударить. А еще мне захотелось рассмеяться.

Мы продолжали так еще некоторое время. Я рассказывала об одном провале на вечеринке за другим, а Адам сочувствовал и сочувствовал с точностью и отличным выбором времени для шуток. Только временное веселье от уколов Адама на этот раз не улучшило моего настроения. Чем больше мы говорили, тем угрюмей я становилась. И казалось, даже Адам вздрагивает с каждой новой ужасающей деталью, и я была уверена – друг Б старается изо всех сил, чтобы сохранить улыбку. Мы оба замолчали, зная, что наша игра подошла к концу и продолжение не спасет ситуацию.

– Что я делаю неправильно? – прошептала я.

Адам был мужчиной. И хотя они с Николасом принадлежали к совершенно разным типам, у них должно быть больше общего, чем просто биология. Вот оно! Вот что общего у Адама и Николаса. Я села прямо и посмотрела на Адама:

– Почему ты не считаешь меня привлекательной?

Если я смогу понять это, может, я смогу найти способ достучаться до Николаса.

Адам выглядел ошеломленным. Думаю, это неудивительно. Мы никогда не говорили о том, что он мальчик, а я девочка. Я знала, он с радостью бы избежал этой темы для разговора, но я хлопнула ресницами и посмотрела на него взглядом «пожалуйста»…

Несколько секунд он просто шевелил челюстью.

– Я никогда не говорил, что не считаю тебя привлекательной, Корина. Парень должен быть без сознания, чтобы не счесть тебя привлекательной.

Пришла моя очередь удивиться.

Адам пожал одним плечом. Его ленивая манера вернулась, и казалось, его совсем не волновало то, что он только что сказал.

– Тогда почему ты не… Почему мы никогда…

– Не встречались? – предположил он. – Я видел, как ты обращаешься с мужчинами, помнишь? Я никогда не прыгал через обручи для тебя, и никогда не буду.

Я прерывисто вдохнула. Не было никогда никаких обручей! Ну… не для Адама!

Он прочитал мои мысли и понимающе посмотрел на меня:

– Как там было? Ах да. Я помню…

Он довольно неплохо изобразил мое хлопанье ресницами и добавил низких, более мягких ноток в свой голос. Должна признать, получилось очень похоже на меня.

– «Адам, дорогой, ты не мог бы пойти со мной на вечеринку сегодня вечером? Знаю, что я поздно предупреждаю, но мне очень нужна моральная поддержка».

И он смахнул воображаемые волосы с плеча, и я, забыв про свой шок, захихикала. Странно, но Адам не смеялся.

– А когда мы пришли на вечеринку, я понял, что моя роль была скорее «подсадная утка», чем моральная поддержка.

Я перестала смеяться.

– Это неправда! – Я закусила губу – сделала это по привычке, но знала, что так я выгляжу очень привлекательно. – Это было очень давно. Мы еще были подростками. Подростки делают много глупостей.

– Как, например, поцеловать своего лучшего друга на глазах у всех, потому что новый Ромео оказался довольно крепким орешком?

Черт. Я и правда это сделала? Я просто слишком увлеклась.

После вечеринки у Шэрон Адам не разговаривал со мной целый месяц, хотя я подмазывалась, ныла и использовала каждую уловку из книги, чтобы заставить его простить меня. В конце концов однажды я просто пришла к нему домой – у меня не было заготовлено никаких хитростей, я даже не была накрашена – и умоляла его дать мне еще один шанс, сказать, что мы снова друзья. В моей жизни была огромная дыра размером с Адама. И я не могла продолжать жить с ней. Она разрывала мое сердце.

Адам простил меня. В конце концов. Но с тех пор мы молчаливо согласились не обращать внимания на элемент мальчик-девочка в наших отношениях, и я явно хорошо постаралась, если смогла забыть, как отвратительно я себя повела.

– Прости меня, – тихо сказала я. – Я ужасный человек. Неудивительно, что Николас Чаттертон-Джонс не хочет иметь со мной ничего общего.

И на этот раз я не напрашивалась на комплимент. Я правда так думала.

Адам снова притянул меня к себе и вздохнул:

– Не глупи. Ты потрясающая. И знаешь это. Просто я понял, что ты не позволишь мужчинам в твоей жизни стать больше чем просто щенками, а я отказываюсь носить ошейник и поводок ради кого бы то ни было, даже тебя. И по этой причине, и еще нескольким, я решил, что нам лучше быть друзьями.

И он поцеловал меня в макушку.

Уголок моего рта попытался улыбнуться.

Адам продолжал говорить, и я чувствовала его теплое дыхание у себя в волосах.

– Я должен тебя предупредить… ну… прости, что говорю это, но я думаю, здесь у тебя нет шансов. Тебе лучше найти себе другой объект для дрессировки.

Прошу прощения? По его интонациям трудно было поверить, что ему на самом деле жаль.

Я села ровно и посмотрела на него:

– Что ты имеешь в виду?

Он колебался, и я стала надеяться, что он закончит этот разговор. Но вместо того, чтобы посмотреть на свои потертые старые кроссовки, он взглянул мне прямо в глаза. Я замерла.

– Парни вроде Чаттертона-Как-Его… Ну, иногда меньше – это больше. Вот и все, что я хочу сказать.

– Ты считаешь, я слишком… – Я замолчала, не зная, как назвать себя.

– Может быть.

Я нахмурилась:

– Но я такая, какая есть! Николас Чаттертон-Джонс может быть хоть Господом Богом, но я не собираюсь меняться ни для кого.

Адам покачал головой:

– Я не это хочу сказать. Просто под всем этим… – Он махнул рукой, указывая на мои волосы, покрытые слоем лака, помаду, платье. – Есть девушка. Не забывай об этом.

– Что делает тебя таким экспертом в отношениях? – спросила я угрюмо, скрещивая руки и прислоняясь к другому краю дивана. – У тебя не было серьезных отношений с девушкой после Ханны, а с тех пор прошло целых два года.

Адам принял такую же позу, как и я, скрестив руки.

– Я много работал, чтобы начать бизнес. У меня не было времени для отношений. В отличие от некоторых я не считаю, что играть людьми и бросать их, когда мне удобно, – это справедливо.

Видите? Вот почему мне не следовало никогда входить на эту территорию. Все становилось ужасно запутано, и милый, улыбающийся, веселый Адам совсем исчез. Я предполагала, что и я не так очаровательна, как обычно, но не собиралась отступать и позволять своему лучшему другу продолжать анализировать мое поведение.

– Ты никогда не рассказывал мне, почему вы с Ханной расстались. Она устала от того, что ты все время возишься в сарае на заднем дворе?

Это удар ниже пояса, я знаю. Но роль Адама заключалась в том, чтобы заставить меня почувствовать себя лучше, а не пинать меня, когда я уже и так на полу.

Он отвернулся.

– Я не любил ее. Хотел бы, но не любил. И несправедливо было по отношению к Ханне притворяться.