Я дарую Вам презренье. История безымянного человека

После обеда Он нашел в себе силы подняться и немного пройтись. Курилка не прельщала, шататься двором по изменчивой погоде – вдруг резко пошёл дождь – не особо хотелось, потому ноги сами собой занесли его к Жеке.

Жека что-то варил в своих кастрюльках, помешивая зелье время от времени ручным пищевым миксером. Его появления Жека не заметил, потому Он имел возможность какое-тот время постоять, оперевшись о косяк двери, и понаблюдать за чудесами химика, явно увлеченного сверх меры своими изысками.

– Чё да как? – подловил Он Жеку в тот момент, когда тот отворачивался от своего варева. Жека подскочил на месте, миксер тут же грохнулся о пол, его передернуло.

– Варево готовишь? – усмехнулся Он.

– Сам ты варево, – взорвался Жека. – Зачем сюда пришёл? Нет у меня чем тебя похмелять, – толкнул Жека Его. – Больше нет. И для тебя больше не будет. Пошел в… – закончил он свою речь и отвернувшись, удалился по своим делам.

Что ж, бывало и такое, признался сам себе Он. И не раз. И даже не два…

«Побушует да образумится!» – ухмыльнулся Он. Почему-то ему казалось, что в прежнем состоянии мир был каким-то более ярким, что ли. Теперь же на Него наваливалась та серость, с которой Он жил долгие годы и которая делала из Него примерного члена общества. Но, похоже, иного пути не было, потому что полное противопоставление себя тому самому обществу в обязательном порядке привело бы к обструкции и вытеснению на обочину жизни.

«Да что там обочина? – вел разговор сам с собою Он. – Здесь…» – окончить Он не успел, Его перехватила Карина.

– Я тебя искала, – уже без иронии и ноток реванша произнесла она. – Хотела с тобой поговорить.

– Отчего же с прекрасной дамой не поддержать разговор, – меланхолично подтвердил своё согласие Он.

– Ну тогда…

Она закурила, глубоко затянулась и неспешно, но все же нервно, выпустила дым. В курилке было безлюдно и сыро.

«Должно быть с десяток голов сейчас пристально наблюдают украдкой изо всех окон», – пронеслось у Него в голове, и Он обернулся. Возможно это были головы, что тут же скрылись в сером пространстве офиса, возможно Ему показалось. «Не важно, – отмахнулся Он. – Пусть глядят» – и повернулся к Карине.

– Я весь в твоем распоряжении, Карина.

Она ещё сделала пару затяжек, все не решаясь начать разговор и тогда Он решил ей помочь.

– Знаешь, Карин, мне сегодня ночью приснился очень удивительный сон… – рассказывал Он.

– Я все думала, почему у нас не сложилось?! – она явно не слышала Его. – Не находила себе места, примеряя все на себя, ища причину в себе. Не знаю… – она потупила взор. – Так в чем же дело? Быть может мы разные люди? Может мы не подходим друг другу?!

– Сон был у меня, – почему-то разозлился Он. – Очень странный… Снилось мне, что Я сорвался в пропасть и достиг дна…

– Я даже ночами не спала, все перебирая в голове, вспоминая, ища причин… Я жутко злилась…

– Я угодил в объятия чего-то, что не отпускало Меня, держало и знаешь, Мне там было хорошо, – Он прекрасно слышал все, что произносилось ею. Она желала излить душу, исповедаться и, как часто в таких случаях бывает, ответная реакция уже не имела значения. Только сопричастность и не более.

– Знаешь, я даже отравить Тебя хотела! – призналась она. – Не так, чтобы до смерти, но чтобы Ты помучился…

– Что-то заставило меня подняться, оторваться от этой травы, или что там оно такое было, и погнало вверх, по отвесному склону. Я вот до сих пор места себе не нахожу, что это было? – тихо говорил Он, наблюдая за её поведением.

– Даже смесь из таблеток приготовила. Но Ты в тот день просто не пришёл, – говорила она в пустоту. – Запил где-то, видимо.

– А уже на самом верху, когда Я выбрался на открытую поверхность, то увидел дом. И показалось Мне, что стоило то все, ради чего убивался Я и карабкался вверх… Но вот последняя секунда… – как-то неуверенно окончил Он.

– Или с очередной девкой в простынях запутался. В тот день я жутко разозлилась на Тебя. И попадись в том состоянии Ты мне в руки, уж и не знаю, что бы сделала. Быть может даже придушила, – Он понимал, что о таком вот просто так не говорят. Это была исповедь, и Он бросил свою историю про сон, которую она, в прочем, и слыхать не хотела, и теперь очень внимательно её слушал.

На улице они простояли ещё минут сорок. Он отбросил любую попытку хотя бы вставить пару слов, лишь время от времени кивая и притрагиваясь рукой к плечу Карины, как бы говоря, мол, не грусти, все у тебя в жизни сложится. Было в ней в этот миг что-то такое, что сломило лед отчужденности, и Он поплыл, растаял, сделался податливым подобно воску или пластилину. Её слова, даже если их хозяйка того не понимала, лепили из Него то, чего Он всегда опасался. Она хотела – Он соглашался! Она предлагала – Он не возражал! Она ещё что-то говорила – Ему уже было все равно, потому что где-то в глубине души кто-то, так похожий на Него из прошлой жизни, принял решение и поставил Его перед фактом, с которым Он, в прочем, согласился даже не сопротивляясь. Или почти согласился, с парой легких оговорок.

– Давай сегодня к тебе, – предложил Он. – Чай, оладьи и все остальное, что было раньше!

Она кивнула, расплакалась и упала Ему на плечо. Жалюзи на окнах, что до того едва колыхались, вдруг превратились в неугомонное море, когда морские волны взметаются вверх под напором налетевшего ветра. Охочих приобщится к трогательному эпизоду мелодрамы оказалось более чем достаточно…

***

– Поздравляю! – встретила Его улыбка Игоря в коридоре. Карина юркнула в кабинет и в поступи её было море радости и гордости за себя.

Игорь, быть может, и был рад за них, но лучше бы смолчал. А ещё лучше, стер бы улыбку со своего идиотского лица, каковым его в тот миг счел Он, да убрался бы восвояси.

Адреналин вспенил кровь, залив красным светом Его взор, кулаки сами собой сложились в необходимое состояние и Игорю стоило бы поспешить заказывать поминки… Но тут в коридоре появился Сам! Увидел Его в компании Игоря. Жутко удивился, изобразил улыбку на своем лице и спас Игоря.

– Поздравляю! – видимо и он уже был в курсе. – У меня к Тебе пара вопросов. – уволок он Его в кабинет.

7

Карина тихо посапывала, уткнувшись носом в подушку. Часы давно перевалили стрелками за полночь, но Ему почему-то не спалось. Он лежал, мысленно пересчитывая завитки на обоях на потолке. Мысли клубились в Его голове, не позволяя сосредоточиться на чем-то одном. Прикосновение к обнаженным бедру барышни – Он ощутил тепло и упругость кожи.

«Класна баба! – как сказал бы его друг детства Виталик. – Только завелыкувата трохы…» Его всегда удивляло обилие стереотипов в общении полов. Например, почему барышня должна быть обязательно изящной и меньших размеров чем её партнер?! Объяснений находилось тому масса, некоторые даже восходили к подсознательному, сформировавшемуся ещё в бытность человека на первобытных стадиях. Но всё же – почему? Почему женщина не может быть крупной?

«Нет, в малявках и худосочных есть свой шарм, – рассуждал он. – Они, к примеру, удобны в постели. Удобны исключительно с эргономической точки зрения. С такой не нужно быть борцом или тяжелоатлетом, чтобы… Да и „степеней свободы“ с ними больше, выражаясь языком машиностроителей. Вроде удобно!»

«Но с иной стороны, – становился Он на позиции оппонента. – С иной стороны ты имеешь формы, с которыми не сравнится ни одна маленькая худышка! И если это все не подернуто излишком жировых тканей, то, безусловно, компенсирует все весовые неудобства и уменьшение «твоих степеней свободы»!

Когда-то случилось Ему ознакомится со статьей, именно ознакомиться, потому что Он из того прочтения мало что оставил в памяти – наверное был пьян или страдал с похмелья, говорилось в ней о иезуитах. Писали там о многом, видимо, Он так предполагал, но запомнился всего лишь один эпизод – как обучали иезуитов искусству спора. Ставилась проблема, которую одному из споривших следовало подтвердить, второму опровергнуть. Причем «по-взрослому», нужна была победа. И когда одна из сторон оказывалась в проигрыше, их меняли местами. Теперь тот, кто доказывал правоту, должен был её оспорить. Таким образом спорившие имели возможность смотреть на ситуацию с нескольких сторон и избегать предвзятого отношения. Ну, и естественно, учиться отстаивать свою точку зрения, даже если таковая была абсолютно не верна.

«Я как иезуит, – усмехнулся Он, созерцая спину спящей Карины. – Обосновываю, а потом опровергаю то, что в социуме является постулатом. Например, девушка должна быть в размерах меньше своего кавалера! А если наоборот? – летели мысли у Него в голове. Он давно не пил и чувство потребности в алкоголе уже начинало о себе напоминать. Организм ломало, он умирал и, как водится в такие минуты, требовал продолжения рода. – Ничего личного – лишь физиология! – мысленно рассмеялся Он, намереваясь воспользоваться случаем в очередной раз. – Так и бывает, либо алкоголь, либо женщина!» – продолжал Он переходя к действию.

«А лучше все сразу!» – откликнулся демон, затаившийся где-то глубоко внутри.

***

Спустя полтора часа Он уже сидел на кухне, её кухне, и горячий кофе обжигал Его горло. Ночник создавал ощущение камерности происходящего, полная луна и ослепительные звезды, распугивали прохожих, потому суета была повергнута и там.

Карина сладко спала в соседней комнате. Изможденная и счастливая. Именно таковой Он оставил её там, наконец осознав, что сон этой ночью Ему не грозит, да чтобы не мучить ни Себя, ни коллегу – почему-то Он сейчас, на кухне, подумал о ней как о коллеге – перебрался сюда.

Карина была яркой и обворожительной барышней. Её рост и пропорциональные тому формы были одновременно её достоинствами и её же проклятием. Её выделяли из общего ряда женского социума, хотя бы потому, что она, в общем-то, и сама выделялась благодаря своему росту, но вот к моделям уже не относили. А жаль. Она не была худышкой с весов в полцентнера, не выхаживала с пресным лицом и не травила себя изнуряющими диетами, отчего все модели выглядели хоть и изящно, но все же болезненно и неестественно.

Поклонников у неё было более чем достаточно, но их интерес был ограничен её физиологическими особенностями, чем они, собственно, и пользовались, создавая каждый на сколько мог очередную душевную рану.

Она уже несколько раз могла выйти замуж. Но что-то в избранниках было не то. То гасторбайтер с Кавказа, то приезжий алкоголик-селянин, то вычурный менеджер страховой компании, который любил исключительно себя и требовал объект для собственного созерцания. Все они травмировали её, выработали инстинкт стервы и мужененавистницы.

Он был, увы, не исключением. И Он это прекрасно понимал. Внутренние демоны в Его сознании водили хороводы, плясали вокруг стула, на который мог усесться только один, тот, который в данный момент и будет править балом.

Сейчас сидел этакий угрюмый сентиментальный чертёнок, который видел во всем лишь негатив, желал тепла и сострадания, потому-то Он тут же испытал теплые чувства к Карине. Хотел было сейчас же встать и присоединиться к ней в постели, но кофе, усталость… Который это будет раз за текущий вечер?!

«Нет! – остановил Он себя. – Не сейчас!»

***

Утро его застало на кухне. Крепкая женская рука легла на плечо, и Он тут же встрепенулся. Солнце только всходило, жутко хотелось спать, Карина стояла в пижаме на голое тело и её волос непослушными прядями спадал ей на лицо.

«Утром все женщины выглядят совсем по-иному! – вновь поймал на этой мысли себя Он. – Вечер на них накладывает шарм загадочности и их хочется… А вот утром они преображаются». Обвораживающие чары спадают сами собой, и они становятся теми существами, что, зачастую ненавидят утро, не любят работу и презирают того, кто вчера залез к ним в кровать. Он к этому давно привык и потому утренняя отрешенность большинства Его партнерш стала нормой. Но встречаются и такие, кто поутру превращается в мягкое плющевое создание, радующееся новому дню и встречающее Его своими розовыми щечками и улыбкой в сиянии глаз. Таких Он, в своем большинстве, не понимал и потому опасался, хотя, и среди них встречались исключения, например:

– Доброе утро, дорогой, – едва не пропела Карина. – Почему Ты здесь?

Он не нашелся что ответить. Промолчал, не отреагировал на её преображение. Она по утру всегда была такой и это обстоятельство, если честно, Его очень настораживало. Утренние мягкость и доброта, излучаемые каждый раз ею, диссонировали с тем образом, в который она погружалась уже через несколько часов, перемалывая в жерновах всех, кто пытался перейти ей дорогу.

Время ещё было, она излучала тепло и желание, а протянутая рука требовала ответа. И ответа предполагающего всего один вариант. Он не смел ей отказать, невзирая на сонливость и мольбы уставшего организма, который должен был проделать все это уже в четвертый раз.

***

«Интересная штука – человеческое сознание! – думал Он, преодолевая расстояние, что отделяло Его сейчас от места работы. – Если повнимательней приглядеться, то в каждом из нас сидит с дюжину самостоятельных личностей!»

Карина была рядом и одновременно она отсутствовала. Усталая отрешенность проступала сквозь маску приветливого радушия, и демонстративная походка «под руку» лишь усиливали эффект.

Карина была значительно выше Его. Её рост и стан воодушевляли не одно мужское существо на различные мысли, а то и проделки, но сейчас она была погружена исключительно в свои собственные размышления, шла рядом с Ним, прижавшись к Нему едва ли не всем телом, и это лишь подчёркивало то обстоятельство, что оба они сейчас мысленно находились совсем далеко от мест этих. Причем оба были не в одном месте. Их мысли, быстрее, двигались в диссонанс, чем в резонансе.

О чем думала Карина можно было бы, конечно же, догадаться, но Ему было совсем не до того. Два человека, демонстративно прижавшись один ко второму, при этом барышня, в нарушении принятых норм в обществе, возвышалась на пару голов над своим кавалером, грозя задавить того своим женским естеством, два человека были рядом, предельно близко телесно, но не менее предельно далеко в своих мыслях, уйдя в свои миры.

Он размышлял о том, как архетипы – Ему казалось, что именно так в свое время назвал их Юнг – Его архетипы, подобно костюмам театрального актера, вынимаются наружу, становятся Его второй личиной, а через какое-то время Он и сам уже начинает верить во все, что диктует Ему новая личина. Поведение, роль в обществе, в узких социумах, которые меняются в зависимости от того, где ты находишься – дома, на работе, в транспорте, вышел стрельнуть сигарету и подраться в скверике или же решил обворожить барышню… Архетипы проявляются сами собой, проявляются в зависимости от ситуации, в которой Он находится, а последнее время и в зависимости от настроения и решений, принимаемых Им.

Он ощущал Себя совсем иным человеком. Пока что в значительной мере искусственным, ставшим за день-полтора «стандартным» членом общества, принявшим решение порвать с прошлым, загнать поглубже, если не избавиться вообще, от второй (или сотой – сколько там их у него по Юнгу и Фрейду) личностей, стать среднестатистическим потребителем и, в перспективе, возможно, даже образовать ячейку общества. От последней мысли Его передернуло. Он ни когда не видел себя семьянином. Нет, общество того требовало, друзья и знакомые считали, что время пришло, а родня, с которой Он уже давно поддерживал исключительно формальные отношения, и того больше – сокрушалась отсутствием таковой. Он несколько раз был близок к тому, чтобы… Но каждый раз внутреннее естество восставало против такого решения. В браке Он видел исключительно что-то патриархальное, нечто такое, что убьёт в Нем всё то естество, которое ещё заставляло жить и наслаждаться жизнью. Наверное, потому где-то в глубине у Него выработалась та линия отношений с противоположными полом, которую переступать не стоило.

Вот, до сих пор она вожделенная любовница, для которой Он был готов на многое, но стоило той самой, яркой и неоднозначной особе, всего лишь на один шаг сдвинуть ситуацию в сторону узаконивания отношений путем штампа в паспорте и, как следствие, всех вытекающих отсюда последствий, как для Него эта особо теряла всю свою привлекательность, и Он уже более не мог и не хотел испытывать к ней ту феерию чувств, что ещё совсем недавно Его подымала на вершины эмоционального Олимпа. Барышня превращалась в нечто совсем иное, угрюмое, серое, не интересное – превращалась в Его сознании и то самое сознание тут же выбрасывало её образ во вне. А в след за образом уже и Он терял к барышне всякий интерес.

Его влекла влюбленность, то чувство, которое испытываешь от процесса «охоты», от первых встреч, от первых прикосновений в подъезде, от первого: «мама уезжает… квартира свободна!» И эти отношения могут (!!) длиться если не вечно, то продолжительное время уж точно, но при одном условии – они оставляют за собой право быть свободными… Хотя бы формальное право, потому что бывали случаи, когда Его отношения заходили столь далеко, что Он жил вместе с барышнями, нес бремя семейной ответственности, даже что-то планировал, но формально и Он и она были свободны. Порой ссорились, выгоняли друг друга, потом сходились. И Его не смущали бигуди, тапочки, отсутствие косметики и поношенный халат по утру. Это был лишь внешний антураж, всё же основное происходило в голове, в воображении и Он не терял ощущения свободы, не отказывал в таковой и ей, получал уколы ревности с её стороны, возмещал таковые и в её адрес… И только лишь желание урегулировать отношения, придав фактическому положению дел юридического подкрепления, всё тут же рушило…

Жизнь наша состоит из этапов. И каждый из них требует серьезных трансформаций, изменения мышления, а порой и вообще, смены образа жизни. Многим тяжело дается взросление, особенно когда их, после школьной скамьи, не подготовленных, бросают во взрослую жизнь. Кто-то к подобным изменениям относится просто – ситуация меняется, его же подход остается прежним, и в итоге в новых условиях появляется индивид, который к таковым приспособился, но новых навыков не выработал, перетащив их из прошлого, оставшись по сути инфантом. Кто-то же всеми силами пытается переделать себя, изучая новую реальность и ища своего места в ней. А кто-то упирается из последних сил, не желая что либо менять, но реальность приходит и за ним, относя его то ли к первым, то ли ко вторым.

Он, к примеру, не желал перемен как таковых вообще. Все условности социума для Него были исключительно оковами, которыми социум пытается загнать в определённые рамки каждого. И, похоже, социуму это удавалось. Удавалось настолько, что, к примеру, даже потеряв работу, что само по себе показательно, человек переживал по этому поводу больше, чем то стоило бы. Его вроде бы как беспокоило отсутствие средств к существованию, но, в реальности, основной причиной было иное – он выпадал из привычного круговорота дней, выпадал из заведенного кем-то для кого-то уклада дел, осознавал, что вне правил общества он себя просто не представляет. Для таких всё это, все эти правила, было спасением, для Него же и для таких как Он – наказанием.

Карина, пребывая в своих мыслях, потеряла бдительность, и яма, которыми изобиловал асфальт, едва не стала прочной их обоюдного падения. Карина вскрикнула и всей массой своего тела обвалилась на Него. Он вовремя сгруппировался и только это не позволило им обоим растянуться посреди тротуара.

– Я что-то задумалась… – извинилась она поправляя свои локоны, отчего чувства низменного характера тут же взяли над Ним верх. Он, было, хотел ей предложить тут же вернуться…

«О чем это я?! – одернул Он сам себя. – Мы же?!…»

А вот что именно «мы же…» Он сформулировать с ходу не смог. Мысли вертелись в голове, но формализоваться не спешили, что Его несколько насторожило. Новая личина, «новый костюм», новая маска, если уж будет так угодно, не обладали какими-то чертами и навыками, которые были присущи тому Ему, которым Он был до принятия решения выкарабкаться из ямы и стать новым человеком, влиться в общество.

Архетип брал над ним верх, становясь уже Им самим. Если честно, Его это ни сколько не беспокоило, так как Он и сам не знал, кто из множества архетипов, скрываемых в Его подсознании, является Им истинным.

«Наверное, все они – это я!» – мелькнула мысль.

«У Тебя слишком много мусора, – казалось произнес „порядочный гражданин“, – От всего этого Нам придётся избавиться!» – добавил он же.

«Наверное, так и придётся поступить!» – соглашался Он, меж тем ощущая изменения, которые привносит новая сущность в Его образ мышления и поведение.

– Тебе, наверное, холодно?! – в порыве попытался обнять Он Карину. – Ничего, сейчас в метро отогреемся…

***

Если говорить о работе, то день стоило бы признать таким, что удался. Удался он во всех аспектах.

Как оказалось, если на мир смотреть иными глазами и оценивать обстановку с позиции рядового обывателя, исполнительного и преданного своему месту в обществе и социуме, которым в данном случае является рабочий коллектив, то и дел появляется неисчислимое множество.

Он признавал, что часть из того, что вдруг этим утром свалилось на Него – является ни чем иным, как отложенными делами, которые Он ранее выполнять и не собирался.

Есть такая категория дел, от выполнения которых, в принципе, ничего не зависит и которые, скорее всего, даже не будут востребованы руководством. Можно, ведь, всегда сослаться на обстоятельства, на более важные дела и таким образом если не похоронить задачу, то отсрочить её выполнение до тех пор, пока о ней не забудут или же она не потеряет своей актуальности.

Но так мог поступить Он! Тот самый индивид, который на работу иначе как с глубокого похмелья не приходил, который мыслил категориями ночной жизни, похмелялся у Женьки и корреляционный анализ длинны юбок и связанных с тем намерений особ противоположного пола Его интересовал больше, чем, скажем, возможность размещения производства в Юго-Восточной Азии.

Он взглянул на Себя Самого же ещё недельной давности и удивился тому, как не осознавал своего падения. Той ямы, в которую Сам же и катился. Всей бесперспективности Своего существования и полного отсутствию всяческих перспектив и амбиций!!!

Например, исследование… Руководство любило «бросать идеи в массы»! Бросало, наблюдало, а потом решалоо, выйдет ли что-то из этого? Одной из таких идей и был тот самый запрос на оценку перспективности размещения или переноса, как кому угодно, производства в Юго-Восточную Азию. Он эту задачу футболил уже которую неделю и, скорее всего, так бы и продолжил поступать, если бы не решение изменить себя, раз уж мир не желает того делать ради Него. И коли уж кто-то должен был измениться, то, быстрее Он. Именно так сейчас Он размышлял. И Он не покривил бы душой, если бы сказал, что это Ему нравилось.

Отчет был поставлен в очередь задач, которая росла быстрее, чем Он успевал её даже оформлять. Оказалось, что таких вот, заброшенных, дел у Него накопилось множество. Да и коллеги, по какой-то причине ранее не спешившие обращаться к Нему по рабочим вопросам, вдруг тут же забросали Его стол своими запросами, задачами и просто мелкими просьбочками…

Оказалось, что работы у Него просто пруд пруди и Он даже удивлялся, как это ранее Ему удавалось по полдня ни чем не заниматься, а вторую – пить приготовленные Жекой коктейли «от сумасшедшего химика»!!!

– Слыхал у кого Ты сегодня ночью ночевал! – похлопал по плечу пробегавший мимо Игорь. – Так держать! – и убежал. На своё счастье, потому что изменилось многое, но не отношение к Игорю. Было в том что-то такое, что даже в новой ипостаси бесило Его не меньше, чем в состоянии алкогольного угара.

«Нет, в целом Игорь, как человек, не плох… – анализировал и успокаивал Он себя. – С ним даже можно иметь дело. Он, по крайней мере, надежный…» – но что-то ломало лед уверенности этих мыслей и вполне определённые чувства не покидали Его. Игоря он ненавидел не меньше, чем даже раньше. «Но, с иной стороны, и рядовой член общества не лишен человеческих слабостей!» – уверял Он себя.

– Можно с тобой поговорить? – как-то разок проскочила мимо Аля. Он было даже дал согласие, но тут кто-то подскочил со своим запросом, обрадованный тем, что в коем-то веке Он соизволил хоть что-то сделать для других, и пришлось отказать девушке.

– Обязательно поговорим, – улыбнулся Он ей. – Но сейчас завал, сама видишь! – улыбнулся Он ей повторно.

Аля ничего не сказала и так же, как и появилась, словно тень, исчезла в неизвестном направлении. Да Он не особо то и следил за её перемещениями. Дел было невпроворот.

– Дорогой, может мы бы пообедали?! – это была уже Кариан. Отказать ей Он не мог, тем более, что… Их отношения развивались как-то уж очень гладко. Он катился по идеально ровной плоскости, она корректировала Его путь и было то едва ли не идиллия.

В столовой их появление было воспринято сдержано, хотя каждый из десятка там присутствовавших, без всякого сомнения, был посвящен в суть происходящего. Публика всегда охоча до чужой жизни, тем более, если события развиваются в непосредственной близости, напоминают завороты латиноамериканских сериалов, и касаются кого-то иного, но не самого зрителя.

Как-то раньше внимание сторонних Его не особо тревожило. «Ну смотрят и смотрят! – отмахивался Он. – Не иначе, как завидуют!» – посмеивался вдогонку, будучи уверен, что каждый из посторонних хотел бы окунуться в тот мир, в котором пребывал тогда Он. Но так, чтобы окунуться, насладиться таковым, и так же, без потерь, вернуться назад. Побывать, так сказать, на экскурсии в «мире падших». В одно из едва ли не самых тяжёлых похмельных состояний, случившимся, как водится, не вовремя и не к стати, а именно – утром, Его даже посетила мысль заняться устройством подобных развлечений, экскурсий, с позволения сказать, для охочих… За их счет, естественно, и безо всяких обязательств с Его стороны. Мысль тогда Ему показалась хорошей, но состояние не позволяло даже головы поднять, потому как появилась, так и ушла она, в следствие бездействия получателя.

Сдержанные улыбки, не менее сдержанные эмоции, что-то сродни одобрению или даже восхищению. Всё то, что должно было пройти, как только настоящее положение вещей станет обыденностью, войдет в норму, но обязательно останется на уровне слухов или даже сплетен.

– Сегодня у нас каша, – хлопотала вокруг Него Карина, раскладывая на тарелки обед. – А на первое, похоже, суп харчо! – обеды были привозными, потому сотрудникам не приходилось нести еду с собой из дому, по пути постукивая стеклом или опасаясь вскрытия емкости в сумке.

– Спасибо, – ответил Он несколько смутившись. Новый архетип брал верх и Ему уже было неловко от избыточного внимания, но ни ответить, ни отстраниться Он не мог – условности не позволяли.

– Вот и прелестно! – присела рядом Карина.

В двух столиках далее сидела Аля и не сводила с Него взора. Застывшая в вертикальном положении вилка довершала собою картину.

Ему стало не по себе, вдруг Он ощутил неловкость, но поделать ничего не мог. Аля ещё какое-то время смотрела в Его сторону, доела свой обед и так же тенью, направилась в сторону выхода.

– Это не Ты! – прошептала она Ему на ухо, резко склонившись проходя мимо. – Тебя подменили…

– Что она сказала? – поинтересовалась Карина бросая стрелы в спину удалявшейся Али.

– Да так, – отмахнулся Он. – Глупость какую-то…

***

В делах прошел весь день. Он даже и не заметил, как часики отбили окончание рабочего дня и сотрудники, повинуясь рефлексу офисного планктона, тут же потянулись к выходу.

– Я тебя ожидаю, – тут же появилась Карина. – Сегодня…

– Я жутко устал! – признался Он, намекая на то, что хотел бы провести эту ночь один и у себя…

– Теплая ванная и уютная кровать тебя ждут! – улыбнулась она.

– Я о другом… – искал слова Он. – Словом, устал я сегодня жутко. И хотел бы отдохнуть… Ты уж не подумай, просто, на самом то деле… – оказалось, что быть порядочным не так уж и просто, удивлялся даже самому себе Он. В иной ситуации Ему вообще не пришлось бы ни в чем извиняться, что-либо объяснять, но коли уж решил отнести Себя к членам общества с претензией на порядочность и респектабельность, то будь уж добр…

Карина не сразу поняла. Потом надулась. Хотела было произнести речь. Но, видимо, не нашла слов и потому просто демонстративно развернулась и ушла, оставив ощущение вины у Него на душе.

Он прекрасно осознавал, что апелляция к вине – это излюбленный способ женских манипуляций, но ничего не мог с собою поделать и готов был уже бежать за нею, дабы… Но она ушла. Хлопнула дверью, оставив Его одного с чувствами создавшейся ситуации.

Что-то в глубине души рвалось наружу, пыталось донести до сознания мысль, напомнить о том, как Он ранее разрешал подобные вопросы, но так и не пробилась, не достучалась, не донесла…

***

Тот, кто изобрел метро, должно быть, должен быть удостоен памятника из золота! По крайней мере такие мысли порой приходили Ему в голову. И дело даже не в том, что метро, подобно кровеносной системе живого организма, связывает различные, порой неимоверно удаленные, части города в единое целое, и даже не то обстоятельство, что где-то на верху бушует стихия, палит солнце или все засыпано промерзшим снегом, а здесь, внизу, эти неудобства ни по чем. Метро было чем-то большим, местом времяпрепровождения, местом встреч и расставаний. Это было тем местом, куда заходишь с ощущением, сходным с тем, которое случается при посещении магазина или даже преддверия театра… Метро было чем-то значимым, и изобретатель его просто обязан быть запечатлен в золоте где-то в районе первой станции метро.

Аля Его, похоже, поджидала. Она не особо скрывалась, как, в прочем, не особо скрывала и своих намерений, но к своему счастью, её Он заметил ещё на подступах к заветному турникету, в переходе и то обстоятельство, что она на какое-то время отвернулась в сторону витрины ларька, позволило промелькнуть мимо неё, избежав ещё одной встречи, которой Он сейчас не желал.

«Кто из них лучше?!» – промелькнула мысль, когда Он уже сел в вагон метро. Речь шла, естественно о Карине и об Але. Каждая имела свои плюсы и свои минусы. У каждой имелся потенциал развития и свои ограничения. Каждая могла бы сватать Его спутницей… И вот тут-то Он осекся. Наверное, всё же не каждая… Или каждая? Он запутался, внутренне усмехаясь и жалея, что ограничен нормами однополого брака. Как легко бы решалась задача при возможности законного обладания несколькими женщинами одновременно!! А тут – дилемма и головная боль, однако!!