Ей приснилось, будто она тоже едет в поезде, но за окном осень, а она почему-то одета в тельняшку. В руках у неё книга советского издания в ледериновом переплёте. От неё поему-то пахнет сигаретами. Она сидит спиной к голове поезда, а перед ней, тоже на боковой нижней полке, едет мужчина. Не сказать, что молодой, но точно не старый. Точно не худой, но и не чрезмерно толстый. Не красавец, однако же и не дурной наружности. Приятный, но почему-то очень грустный, потерянный какой-то. Варваре почему-то очень хочется ему помочь, посоветовать нечто очень важное, что могло бы изменить судьбу…
Варе точно что-то снилось дальше. Что-то про залитый светом фонаря ночной перрон, но она не смогла ничего вспомнить. Поезд тряхнуло и Варю бесцеремонно выдернуло из объятий сна. За окном расправил освещённые закатным солнцем могучие плечи Полярный Урал. Он поднимался над привычными елями, пустынными полями, асфальтовыми дорогами и неспешно текущими реками, превращая обыденный российский железнодорожный пейзаж во что-то эпохальное. Как пришедшая в жизнь сказка, как сон наяву, как исполнение самого сокровенного.
«Быть может, за стеной Урала
Укроюсь…» – прошептала Варя и подумала, что здесь, под сенью древних и великих гор, она сможет не только укрыться, но ещё и разделить жизнь на «до» и «после». Как и Урал делит материк на Европу и Азию. Варя снова уснула и решила спать до самого Харпа. Отоспаться впрок, с запасом перед двумя месяцами ежедневной вахты.
21.12.201… года. Харп.
Выйдя из поезда на морозный и промозглый перрон станции, Варя сразу увидела идущего к ней навстречу среднего роста крепкого мужчину лет сорока с огненно-рыжей бородой и усами. Голова его была коротко стрижена. Мужчина был одет в чёрное пальто, прихрамывал на левую ногу и широко улыбался:
– Варвара Романовна?
– Да, здравствуйте.
– А я Вас уже заждался! Меня зовут Григорий, я из «Северного сияния». Пойдёмте в машину, а то прохладно.
Григорий угодливо взял у Вари большую сумку и пошёл вперёд, к японской машине, которая стояла метрах в ста от вокзала. Наверное, хотел продемонстрировать свою лихость.
– Я сейчас отвезу Вас в хостел, там вы переночуете и познакомитесь с Сергеем Александровичем – он будет работать с Вами на кухне, опытный повар. А завтра с утра я отвезу вас уже непосредственно в туристический комплекс, в ресторане которого вам предстоит поставить высокую кухню!
Он улыбнулся, глядя на Варю добрыми глазами.
– А вы там тоже будете работать?
– Да.
– А кем?
– Пока что этот вопрос решается, поэтому не хочу забегать вперёд – собрание бенефициаров этой негоции как раз теперь происходит для вынесения окончательного вердикта, – было видно, что в таком тоне Григорию вести беседу неудобно, но он старался изо всех сил. – Я буду кем-то вроде привратника. Не то, что дворецкий или придверник… Пожалуй, лучше всего считать меня завхозом, – и он снова улыбнулся Варе широкой улыбкой.
Он помог занести Варе вещи до её номера в хостеле, в гостинице, которая была больше похожа на переоборудованную из библиотеки большую коммунальную квартиру. Тут была и большая общая кухня с телевизором, и два туалета в концах коридора, и душевая. Варя решила, что сразу пойдёт туда, как только выпьет чаю и познакомиться с Сергеем Александровичем.
Тот сидел на кухне за столом и пил кофе. Среднего роста, за пятьдесят, плотного телосложения, с залысиной на голове, похожей на ту, какие бывают у католических священники. Его лицо было гладко выбрито, губы сжаты под крупным носом. С густыми бровями и глазами, полными усталой тоски, которые при виде Варвары блеснули озорным огоньком:
– Здравствуй! Это ты Варвара, да?
– Да, – Варваре не понравилось это «ты» с первой минуты знакомств, она решила отплатить этой же монетой. – А ты Сергей Саныч?
Неизвестно почему, может быть именно из-за этого «ты», Саныч довольно зажмурился:
– Да, меня так зовут. Я буду горячим цехом заниматься. Слушай, может быть ты в курсе, сколько у нас гостей за день будет?
– Мне в офисе объяснили, что мы с тобой будем кормить постояльцев отеля – шведский стол «завтрак-обед-ужин» и обеды для персонала. Предполагают, что персон на тридцать – тридцать пять. Но в детали не посвятили.
– Понятно. Значит, сами пока этих деталей не знают, всё заседают. Я тут, кстати, уже третий день кукую, а они там что-то всё решают. При этом говорят, что кастелянша и инженер-техник приедут только на следующей неделе. Что мы там с тобой вдвоём будем делать? По пустой кухне слонов слонять?
– У меня вахта со вчерашнего дня считается, так что пусть солдат спит, а служба идёт. В принципе, я не против.
– Тоже верно, – Саныч собрал руки в замок на животе. – Ты ведь тут по договору? Там вся сумма прописана?
– Да. Прописано всё, что обещали.
– Это хорошо, это правильно, – Саныч убрал руки с живота и одной облокотился о стол, а другую упёр в подлокотник стула. – Пару лет назад дело было, я тогда в Сабетте работал. Там рабочим просто объявили, что зарплаты не будет. За оба месяца, которые мужики полностью отпахали, им выплатят только то, что в договоре, а в договоре минималка плюс северная надбавка. Всё. А они вахтовики опытные и по дороге в поезде больше пропивать привыкли.
Варвара налила себе кофе, села на стул напротив Саныча. Размешивала сахар, слушала.
– Так вот. Один сварщик, у которого два кредита и ипотека, сказал, что ему деваться некуда и без денег он домой всё равно вернуться не может. Он утром залез на буровую вышку, повесил транспарант «верните деньги!» и заперся. Погода стояла хорошая, оттепель как по заказу, так что он там бог знает сколько просидеть может. Месторождение большое, много разных контор работает, посторонних людей уйма, поэтому испугалось руководство, уж не знаю как, но договорилось с этим сварщиком и он слез. Из всей бригады с полноценной зарплатой он один домой уехал, остальные остались с минималкой. Вот, – Саныч отхлебнул из чашки. – Зато после этого к вышкам подходить имеют право только монтажники и только вместе с мастером. Так что если кто в другой раз туда полезет, то ему сразу штраф в сто пятьдесят кособоких, как раз обычная ставка за двухмесячную вахту.
И это не только на том участке было – тогда многих на деньги кинули. Иуда продал Христа за тридцать серебренников, а эти паразиты выручили миллиона три. Ладно хоть меня пронесло, я работал на другую организацию и с нами нормально рассчитались.
В телевизоре показали машины с включенными мигалками, какие-то люди в костюмах со светоотражающими полосками деловито и споро тащили непонятный шланг из одного канализационного колодца в другой. Корпулентный мужчина в серой шапке-ушанке с кокардой и кожаной куртке с погонами полковника размахивали руками и что-то разъяснял столпившейся у ограждений толпе озабоченных граждан. По телевизору ведущая тревожным голосом зачитывала:
«На юго-западе Москвы произошло крупное ЧП – прорвало трубы водоснабжения. Вода затопила проезжую часть, в результате чего на дороге и прилегающей парковке образовалась наледь площадью около шестидесяти метров. Подача воды была перекрыта, сотрудники ГИБДД остановили движение транспорта, в результате чего многие не смогли попасть на работу. Некоторые автовладельцы не смогли даже завести двигатели. По предварительной информации, прорыв трубы произошел в связи с изношенностью коммуникаций. Коммунальные службы уже приступили к ремонтным работам… »
– Нет, видела? Про то, как у них там трубу прорвало, показывают на всю страну, а что пол-Ямала с зарплатой наебали…
Варя допила свой кофе и вышла с кухни, оставив Саныча наедине с телевизором.
Гостиничный душ был похож на душевую в бассейне – поразительной глубины бирюзовая плитка на стенах и матово жемчужная на полу. Только кабинки тут были с дверками и закрывались, потому что душевая комната была общей. Унисекс. Внутри кабинки было просторно, поэтому Варя заперлась внутри, положила принадлежности для мытья на полочку и повесила бельё на крючок. Поверх белья накинула синее мохнатое полотенце.
Душевые лейки были вмонтированы в стену и сразу было сложно подобрать нужную температуру – сначала Варю облило ледяной водой, а когда она чуть-чуть повернула вентиль, сверху полился чуть ли не чистый кипяток. Она ещё раз повернула вентиль, боязливо вжалась в угол кабинки, где на неё попали бы только единичные капли, вытянула руку и на цыпочках включила душ. Из лейки душа полилась вода комфортной температуры. Варя встала по струю воды, чтобы вымокнуть полностью – от макушки и до пяток. Потом она налила в ладошку шампуня и нанесла на волосы, помассировала и тот удивительно хорошо вспенился нежным облаком. Пришлось даже смахнуть немного пены, чтобы та не попадала в глаза. Затем Варя намочила мочалку с гелем для душа водой – тот тоже на удивление пышно вспенился и Варя подумала, что, наверное, дело тут в том, что текущая по трубам ямальская вода очень мягкая, не такая жёсткая, как в Кирове.
Вода текла по Вариной шее, плечам, между изящными лопатками и задерживалась в надключичных впадинах, как многочисленные озёра Ямала, которые из своих протоков образовывали разветвлённую систему рек, питавших Обскую губу – самый большой залив Карского моря. Ввиду активной человеческой деятельности, все водоёмы так или иначе способствуют миграции загрязнений в Обь, которая в конечном счёте выносит их в Обскую губу, питая беспокойную поверхность залива.
Линия водораздела Оби и Печоры проходит по Полярному Уралу. Немного ниже верхнего течения находятся две вершины, стремящиеся своими восторженными острыми пиками вверх, радующие своей идеально формой взгляд счастливца, которому довелось их видеть в первозданном виде. Они будят в душе страждущего надежду, восторг и трепет от созерцания этого чуда поистине русской природы.
Но путник опустит голову с заломленной на затылок шапкой и продолжит путь по лежащей у подножья равнинной долине. Её упругий, но нежный рельеф из-за сурового климатом, имеет термокарстовое происхождение и обусловлен мелким залеганием вечной мерзлоты. Поэтому Варя долго тёрла мочалкой живот – не потому, что он был каким-то особенно грязным, просто он замёрз.
Если посмотреть на Полярный Урал из космоса, то можно поразиться технически безупречным пропорциям и элегантностью силуэта. Там, где река Обь образует Обскую Губу, на крутых берегах ярко выражены зоны с меняющейся скудной, но волнующей растительностью. В местах, разделённых заманчивыми устьями, человеческая деятельность исторически более тщательная и полнокровная, обусловленная особенностями и спецификой уникального ландшафта со всеми томительными неровностями, удивительными бугорками и вожделенными впадинами. Неожиданно на правом бедре Варя обнаружила непонятно откуда взявшийся синяк – наверное, ударилась в поезде о полку, когда тащила чемодан по узкому проходу.
Долина реки Соби делит Полярный Урал на две гармоничные и грациозные части. Протяжённость Уральского хребта в целом составляет более двух тысяч шестисот километров, тем больше сужаются шелковистые отроги, чтобы перейти в оренбургские степи. Разного рода знатоки утверждают, что за океаном можно найти более протяжённые горные системы. Тут мы не возьмёмся утверждать, но с полной ответственностью заявляем, что в Европе ни французские Альпы, ни испанские Пиренеи, ни итальянские Апеннины, ни немецкие Арденны, ни братские Карпаты с Балканами рядом не стоят с грандиозными склонами нашего Урала. Южный Урал представляет интерес для многих альпинистов, уделявших в своих тренировках особое внимание растяжке мышц, суставов и сухожилий, потому что неподготовленными ногами, с узкими и изящными, фарфоровыми ступнями этих маршрутов не одолеть. Варя пожалела, что не взяла с собой пемзу и нечем было поскоблить распаренные пяточки.
Пена, почти полностью покрывшая поверхность Вариного тела, своею загадочностью только подчеркивала его прелесть. Варя стала смывать с себя пену. Та уходила нехотя и смывать её пришлось намного дольше, чем обычно, но до того было приятно нежиться в ласковых объятиях и ощущать пальцами эту бархатистую гладкость, что воды было не жалко. Крупные капли застыли на шёлковых склонах упруго согнутой спины. Она расправила плечи и капли медленно скатились вниз.
Варя насухо вытерлась полотенцем, замотала им волосы, оделась и пошла в свой номер.
Подходило время обеда и Варя снова пошла на общую для постояльцев гостиницы кухню. За столом снова сидел Сергей Саныч и деловито чистил варёные яйца.
– Вот ты, наверное, думаешь – этакий балабол тут перед тобой сидит, что сперва про Север страшные истории рассказывает, а потом сам же тут рестораны открывает.
– Ничего такого я не подумала. Всякое бывает. Нужда научит есть калачи и лежать на холодной печи.
– Это ты верно говоришь, не поспоришь. Но после того случая я зарёкся и решил, что в Средней полосе зарплаты, в принципе, не сильно ниже, зато под условным Ярославлем не так страшно без рубля в кармане остаться, как на Паюте. Пошукал, посмотрел и попал в контору, которая трубопроводами занималась. В обязанности там входило не только работяг кормить, но и покупать продукты. Сперва меня это напрягло, но потом я понял, с какого боку подходить надо.
Вот, к примеру, на Севере с пьяницами борются и в открытую особо не запьёшь, то там у меня вся бригада – сплошные алкоголики. Даже напарник мой, второй повар, непьющего меня терпеть не смог, и через неделю ушёл жить в вагончик к алкашам, а ещё через неделю вообще сбежал куда-то, – Сергей макнул варёное яйцо в солонку и целиком положил себе в рот. Почти не жуя, проглотил и хлопнул руками, чтобы стряхнуть на пол крошки.
– Ох, и напарнички там были – только держись! И наркоманы, и психопаты… Зато начальство через это меня только больше ценило. Но дело не в этом, – он налил кипятка в кружку, где уже лежал чайный пакетик. – Понимаешь, алкашей кормить – самое лучшее дело! Алкаш на завтрак не пойдёт, потому что он утром с бодуна и ему бы похмелиться, а твоя каша с омлетом ему не нужна: он с утра из бочки дождевой воды напился, потом проблевался, обосрался и у него в брюхе так бурлит, что он и в обед ничего жрать не станет. Разве что на ужин придёт чего-нибудь на закусь утащить. Но на ужин приходили только те, кто ещё на ногах стоять может. И вся бригада такая поголовно, кроме мастеров.
– Как же они работали, если пили беспробудно? – Варя подула на ложку с горячим супом, потом понюхала и снова подула.
– В том и дело, что мастерам с такими упырями и вурдалаками работать даже удобнее: трезвого и путного ты не заставишь иное что делать, а алкаша можно припугнуть, что за пьянство уволят – тогда он тебе в любое болото вверх ногами без сапог полезет! И никаких производственных травм, потому что если алкоголь в крови – значит, сам режим нарушил, а с начальства взятки гладки. При этом алкаши сами рады работать там, где им пить разрешают! Взаимовыгодное сотрудничество получается, симбиоз – две пиявки друг из друга сосут! – Саныч радостно хлопнул в ладоши.
– А моя выгода была в том, что я карман клал втрое больше, чем зарабатывал. То есть я сначала им, как путёвым, готовил всё по карточкам, по раскладкам и порциям. Но выкинул половину обеда один раз, потом другой, потом третий и понял, что так много готовить вовсе не нужно! А деньги на продукты брал, само собою, те, что и были положены. Потом опять же у меня опыт: тогда ещё всех этих стейк-хаусов не было и я говяжьи щёки покупал как субпродукт по бросовой цене. Просто варил всю ночь, за электричество ведь не мне платить! И получалось очень вкусно. Бульон я им понятно, что не на бёдрах куриных варил, но брал-то как за бёдра! В итоге за три вахты себе Октавию купил и ипотеку закрыл, а ещё через две вахты в свободное плавание двинул – мы с дружком открыли производство колбасы. Правда, месяц назад дружок меня киданул… Ну и вот, я здесь! За первую соломинку ухватился – уж не до жира было. И договор я смотрел, чтоб грамотный был.
Варвара доела суп, пожелала Сергею Санычу спокойной ночи и пошла в свой номер. Засыпая, Варя радовалась, что теперь-то она тут, на Севере, отдохнёт от всех своих кировских паразитов, что все они от неё отвалятся, как клещи от лошади, и, вернувшись, она всех пошлёт и будет жить так, как захочет. Но перед этим надо пройти через два месяца сумрака, холода, пронзительного ветра…
22. 12. 201… года. Харп – Микунь.
Утром, когда Варвара и Сергей Александрович завтракали, приехал Григорий. Он сел на свободный стул и с самым благожелательным и умиротворённым видом сказал:
– Варвара Романовна, Сергей Саныч! От себя лично и от общества с ограниченной ответственностью «Северное Сияние-Собь» вынужден принести Вам самые искренние извинения – в последний момент у нашего руководства в связи с международной конъюнктурой кардинально изменились планы. Проект горнолыжного комплекса с рестораном замораживается на неопределённое время. Разумеется, вам будет выплачена компенсация и дорога домой. Всё решилось буквально пару часов назад. Компенсация поступит на ваши счета в течении трёх суток. Вот вам деньги на дорогу, впрочем, ими вы вольны распоряжаться по своему усмотрению. Ещё раз прошу принять наши самые искренние извинения и заверение в том, что мы будем рады увидеть вас тогда, когда проекту всё же будет дан зелёный свет. Не зря ведь мы строили этот комплекс в уникальном месте, где горнолыжным спортом можно заниматься почти что круглый год! Уверяю, что этот Куршевель всё равно будет наш! Я верю, что рано или поздно, но тут будет туристский рай! Кстати, давайте я подвезу вас в Лабытнанги на вокзал – удачно, что до поезда как раз всего несколько часов. Заодно и проведу экскурсию, чтобы вы потом захотели сюда вернуться.
Вещи Варвары были ещё толком не распакованы, так что к переезду она была готова. Сергей Саныч тоже был готов сняться с места, но от новых обстоятельств опешил, растерялся и тогда, когда он наконец вышел из гостиницы, Варя уже давно сидела в машине и слушала лекцию Григория:
– …это если говорить о добыче полезных ископаемых. Образовавшее Харп предприятие вы видите вот там – он указал рукой куда-то в сторону, пока Саныч грузил в багажник японского седана свои вещи. – Исправительная колония «Полярная сова»! Там сейчас отбывают свои пожизненные сроки самые отъявленные преступники – маньяки, убийцы, террористы. Просто Дантов ад, но без кругов – тут в кучу и предатели всех мастей, и зачинщики раздоров, и насильники всех родов и свойств. А раз уж они тут все вместе, то и наказание им одно на всех – до конца жизни вмерзать в полярный лёд, – Григорий самозабвенно крутил руль и было видно, что его мысли сейчас точно не о курорте и не о страшных узниках сурового острога.
– Получается, первоначально появилась тут именно тюрьма, а потом уже всё остальное?
Слова Вари вернули рыжебородого придверника к реальности:
– Да, именно так. Сначала были зеки, которые строили сталинскую Полярную дорогу. Они обосновались и тут вырос обнесённый колючей проволокой посёлок вместе с железной дорогой, где, как говорят некоторые, каждая шпала стоила человеческой жизни.
Варвара посмотрела под бегущие параллельным курсом рельсы, в её глазах зарябило и она невольно сглотнула. Григорий продолжал:
– То, что люди тут умирали тысячами, отнюдь не выдумка – недавно случилось очень жаркое лето и вечная мерзлота оттаяла на тридцать сантиметров. Этого хватило, чтобы вспыхнула сибирская язва. Официальные источники утверждали, что это из-за скотомогильников. Кто-то винил в произошедшем хальмеры, древние ненецкие кладбища – ненцы ведь своих покойников не закапывают в землю, а в такой надземный ящик кладут… Когда приедем, я лучше покажу картинку, так будет сложно объяснить. Но в разговорах по душам местные винят именно нашедших здесь свой конец зеков, с погребением которых не церемонились. Тем более, что с ними могли что угодно делать после того, как строительство закончилось и они стали не нужны – разные там прививки, опыты… Есть, конечно, совсем уж фантастические теории. Горячие головы уверяют, что если мерзлота будет таять дальше, то нам грозят болезни, которые в каменном веке выкашивали мамонтов, саблезубых тигров и гигантских оленей. Мол, мы пилим ветку, на которой сидим и, раскапывая недра земли, прошлое нашей планеты, чтобы обеспечить своё настоящее, человечество стучит молотком по ядерной бомбе и может лишить себя будущего. Вместо того, чтобы колонизировать Марс или изобрести телепортацию, мы дружно ляжем в такую же мерзлоту из-за откопанного древнего вируса.
Тридцать километров в сумраке полярной ночи Варя вполуха слушала рассказ Григория, удобно расположившись на заднем сиденье. Ей было немного жалко, что она не пройдёт того пути, который уже себе наметила – она не станет готовить для улыбчивых, подтянутых горнолыжников роллы и сашими из настоящей северной рыбой, а не из перемороженной чилийской лабуды, с которой она имела дело в городе. Она не будет коротать за книгой долгие вечера, когда за окном бушует буран. Ей не покормить северного оленя свежим мякишем с раскрытой ладони. Поэтому как же она теперь вернётся в Киров суровой, могучей и радостной женщиной, которой все тревоги и переживания прошлого покажутся мелкими недоразумениями? Как без этого двухмесячного покаяния ко спасению маятник наконец качнётся в правильную сторону? Только снег иногда искрился за окном, отражая своей поверхностью какую-то тихую северную надежду, которой нет нигде снаружи, но которая всегда есть где-то внутри.
Въехали в Лабытнанги. Автомобиль петлял пустыми мглистым улицами мимо бараков, привычных Варе по родным кировским окраинам, но только в Кирове окна иных бараков украшали наличники, а тут таких не было ни одного, зато стены домов казались втрое толще. Ехали мимо каких-то серых страшных стен с колючей проволокой – с другой стороны дороги раскинулась равнина, которая была скованной льдом и закрытой снегом Обью.
Как будто ото сна очнулся Саныч:
– Григорий Лукьяныч, при всём к вам уважении, но здесь, в вечной мерзлоте по соседству с террористами и людоедами перспективы курорта мне кажутся…
– Нет, вы не сомневайтесь – в конце концов, Санкт-Петербург тоже начался с крепости, которая потом два века была тюрьмой для самых отпетых… – Григорий махнул свободной рукой в сторону серых стен: – Это исправительная колония «Полярный медведь»! – гордо произнёс он, кивая головой в сторону стен. – Список её узников не такой впечатляющий, как у «Совы», но зато о ней пишут таблоиды по всему миру. Вот ещё совсем недавно… Их ослепил встречный свет дальних фар. Григорий схватился обеими руками за руль, машина ушла в занос и резко затормозила, остановившись в считанных сантиметрах от занесённой сугробом обочины.
– Киркук тебе в Жанажол, горгон бангузийский! – рассвирепевший Григорий пытался одновременно расстегнуть ремень безопасности и открыть дверь, но ни то, ни другое сходу не удалось. Он запутался, запыхался от ярости, а когда наконец выскочил из машины, водителя красной трёхдверной Нивы, неизвестно откуда появившейся на перекрёстке, уже и след простыл.
– Привыкли тут на своих зимниках носиться, как олени дикие… Никакой культуры вождения! – Григорий вздохнул, сел обратно за руль и дальше машина спокойно доехала до здания вокзала, которое выделялось на фоне остальной застройки, как океанский лайнер среди лесосплавных барж. Маяк гордой цивилизации со всем её пафосом, лицемерием и самоуверенностью в этом угрюмом, укромном, но откровенном месте.
Тепло распрощались с Григорием, купили в кассе билеты – места оказались в разных вагонах и это заметно огорчило Сергея Саныча. До прихода «Полярной стрелы» оставалось двадцать минут.
Добровольная епитимья закончилась, так и не успев начаться. Варваре очень нравилось, что с каждым часом, каждой станцией за окном природа сгущалась, становилась сильнее и могучей, превращаясь из редких чахлых лабытнангских лиственниц в непролазные сысольские ельники.
Проходившие мимо мужчины о чём-то спорили:
– …выкинули. Вот он денег украл, себя во всём правым считает и думает, что теперь он сильный?
– Ничего подобного! Я вас уверяю, что наши внуки будут смеяться над нами, как мы сейчас смеемся над печенегами, ведь…
23. 12. 201… года. Микунь – Киров.
Выйдя с поезда ранним утром в Микуне, Сергей Саныч довольно догнал Варю и воскликнул:
– Варюшка! Нам с тобой деньги пришли!
Из Микуня на такси доехали до Сыктывкара, а там без заминки пересели в машину до Кирова. Довольный Саныч всю дорогу травил байки. Рассказал о напарнике-наркомане, и о пятидесятилетней мойщице посуды, у которой не было отбоя от ухажёров, и про заведующую, которая чуть не отравила весь посёлок, и про алкаша экскаваторщика, угнавшего свою машину в тундру на двести километров и чудом там не замёрзшего. Больше всего Варе понравилась история, которую Саныч рассказал тогда, когда они уже проехали Юрью и за окном прямо чувствовался родной вятский дух:
«На Бованенкова дело было. Заканчивалась у меня вахта, в одиннадцать утра вертолёт. Я проснулся, значит, на улицу по делу собрался, а дверь открыть не могу! Ни в какую – ни плечом, ни ногой! Я решил, что замок заело – до того плотно встала, но глянул в окно и просто обомлел. За ночь бураном сугроб до середины окна намело. И вот кто придумал, чтобы у балка двери наружу открывались, а? Не в Калифорнии ж работаем! Пришлось через окно вылезать с лопатой и самому себя снаружи откапывать – еле протиснулся в этой дубленке лешачей. В этой же, в которой сейчас! – Саныч хлопнул внешней стороной ладони по отвороту дублёнки, которая ему была велика и смотрелась свободно.
– Сам я выбрался, откопался, отдышался, и вспомнил, что в соседнем балке девчонки заперты! Повариха с двумя кухонками. Чуть не бегом бросился их выручать. Думал, они там уже с ума сошли. Рассчитывал, что они меня как героя встретят в кокошниках и с караваем. Откопал дверь, дёргаю за ручку – заперто! Они ещё дрыхли и не вставали!»
У кировского автовокзала Сергей Саныч очень нехотя простился с Варей:
– Жаль, что нам не удалось вместе поработать – по всему видать, что ты в деле ладная… Если что, вдруг какая помощь понадобится, так ты имей в виду, – и он протянул Варе сложенную вчетверо бумажку. Та пожала ему руку, посмотрела в глаза и улыбнулась.
Когда Варвара вернулась домой, то записка для квартирной хозяйки всё ещё была воткнута в дверь. Никто её не трогал, только что на дверной ручке появилась рекламная брошюрка: «Шаурма – это роллы! Бургер – это пицца! Цезарь – это Наполеон! 2 + 2 = 5!» На брошюрке был изображён чёрно-белый мужчина с волосами дыбом, узкой полоской усов над верхней губой и насмешливо-добродушной улыбкой. Бредятина какая-то. Варя перевесила брошюрку на ручку соседней двери.
Телефон лежал на столе, даже не успел запылиться. Включила его и он завибрировал уведомлениями о сообщениях:
«Поступление средств в размере…» и
– Анна 13:37
«Привет! Я в инфекционке, у меня сальмонеллёз. Роспотреб закрыл кафе, завтра на работу не ходи – некуда!»
– Анна 17-41
«Я уже дома, так что напишу всё по порядку. Судя по тому, что мне Митька по телефону наговорил, дело было так. После того, как у меня подтвердился сальмонеллёз, врачи из Роспотреба поехали в кафе и от наших условий обалдели. Предъявили, что доски деревянные, мойка неправильная и потолки низкие. От того, что у нас нету ни мясного, ни рыбного, ни горячего, ни холодного цехов, они обалдели, а от нашей морозилки они вовсе выпали – вместе и чизкейки, и картошка, и рыба, и курица, и сыр. Так что до решения суда они просто помещение опечатали – сейчас бог знает, как будем вещи забирать!
Димка наш от этого всего поехал – звонил, писал, чуть телефон не взорвался. Он сперва вопил, что во всём виновата я и требовал, чтобы всё взяла на себя. Потом написал, что это ты подложила свинью, когда не сказала, что мойка не соответствует стандартам. Заявил, что обеих нас оштрафует за несоблюдение субординации и что зря он нас послушал, когда Максима увольнял (Что?!). В итоге позвонил и елейным голосом сказал, что точно знает, кто мне его заказал и что он этого просто так не оставит. Вот.»
– Анна 22-35
«Варя, ты где? Куда пропала?»
Больше никто за четыре дня никто не писал. Ну, ничего. Спасибо. Слава Богу.
Варвара набрала номер Дмитрия Витальевича – тот бросил трубку. Варя набрала снова, но телефон начальника был уже выключен. Значит, после праздников можно подумать о поиске новой работы.
Варя достала с полки запылившийся учебник академического рисунка. Стряхнула пыль с обложки и углубилась в чтение. Пока можно было только читать и смотреть, потому что карандаши она осенью отдала Свете, которая Юля. Ничего, утром откроются магазины.