А Мамаська тоненькая, худенькая, словно девчонка, хотя уже давно в материнский возраст вошла.
– А еще я институтскую программу посмотрела, что меня ждет в будущем, про жизнь с подростками… После этого вовсе сон потеряла! – в отчаянии призналась Мамаська. – Это значит: не спишь, не ешь, подгузники с утра до ночи меняешь, колыбельные до хрипоты поешь, массажики до изнеможения делаешь. А они в пятнадцать лет обзываться начинают и из дома уходить собираются, потому как им свобода свободная нужна? А если сынок родится, так это вообще отрезанный ломоть… – кричала, чуть не плача, Мамаська. – Это и есть благодарность за все труды? Если это и есть материнство, не хочу я такого счастья! В мире есть столько всего интересного! – наконец, выдала Мамаська. А большая добрая психолог тихо улыбнулась на это, прижала взбудораженную худенькую фигурку к большой теплой груди и сказала:
– Езжай, дочка, домой. Не мучай себя. Мамой надо становиться только тогда, когда созреешь. К счастью надо быть готовой.
И собрав свои вещички, уложив их в чемоданчик, под слезы и рев своих любимых подруг отправилась Мамаська домой к разочарованным родителям, которые не ожидали такого поворота дел и быстрого дочернего возвращения, но приняли Мамаську как есть, неученой, ибо детей не выбирают.
И пошла Мамаська учиться на бухгалтера, как ее мама. Ой, и скучная же учеба – кредит с дебетом сводить. Еще скучнее работа оказалась. Не выдержала Мамаська и пары месяцев рутины цифровой. Пошла учиться на юриста, как папа, а покамест секретаршей устроилась бумажки из одной стопки в другую перекладывать. Так эта профессия еще хуже оказалась, чем бухгалтерия. Но пуще всего Мамаську сводила с ума юриспруденция – наука на чужие скандалы бумагу тоннами изводить и сказывать-пересказывать, кто кого дурой или дураком назвал… И хотела было уже она на исторический поступать, чтобы про пирамиды египетские побольше знать и в автобусах про них туристам рассказывать, как встретила однажды Папаську… Было это так…
Однажды, когда Мамаська, будучи юристкой, а до этого бухгалтершей и по совместительству секретаршей, бумажки разносила по разным местам, наткнулась на одного несчастного дяденьку, который на скамейке тихонечко плакал.
Никогда Мамаська дяденек плачущих в жизни не видела, потому подошла поближе.
«Может, горе какое», – подумала Мамаська и решила дяденьку утешить.
– Горе, – подтвердил дяденька и достал из кармана помятую бумажку, тоже от слез мокрую. Стала Мамаська читать, что там написано.