– Мешок. Большой мешок.
– Где он? В земле? На земле?
– Нет, в небе.
Вот те на! Мешок в небе. На парашюте, что ли, летел? Прежде чем народ пугать, надо было расспросить, где парень пропал.
– Рядом что-нибудь видишь?
– Вода плещется, – Костя обмяк.
– Как тебя, Рифат? Усади милиционера к стене. Платок в стакане смочи, утри его. Понял, где искать? Не на земле, не в земле, а рядом с водой. Есть там вода?
Оживший Костя кивнул:
– Речка-вонючка.
– Вдоль нее пройди. И вверх поглядывай. Давай-давай на выход. Если хочешь дело раскрыть, – вперед.
– Давай, Костя, – подтолкнул один из зрителей.
– Я на машине, – сказал Рифат. – Сейчас Раю на такси отправлю – и поехали. Наташа…
– А вот мне ничего говорить не надо, – сказала я.
Все ушли. Я привалилась к стене и заснула, к чему давно стремилась всей душой.
Потом приехал Сева. Он безуспешно пытался меня разбудить. Потом вызвал «Скорую». Когда медики с применением всяких сильных средств пытались вывести меня из этого сна, перепугались и милиционеры.
– Вы что, не понимаете, что человеку нельзя столько времени не давать отдыха? – гремел Сева. – Этот стрелок редакционный, он же расстрелял своих коллег из-за того, что его с работы уволили. При чем тут Наташа?
– Но она сидела в засаде и снимала его приезд…
– Да потому сидела, что охранник ее не впустил. Вы бы охранника кололи!
Проспав часов четырнадцать, я, открыв глаза, обнаружила себя на собственной постели. На придвинутом к кровати кресле, положив голову на край подушки, спала Маруся. Резко сев, я схватилась за голову. В глазах все плыло. Вскинулась Маруся:
– Ну, ты как?
– Бывает хуже, но реже. Как я домой попала?
– Мы с Севой и Пашей тебя привезли. Еле у медицины отбили.
– Ой, Маруся, спасибо. Как я уколов боюсь! Ты что, всю ночь со мной сидела?
– Да нет, после четырех я спала. Я каждые полчаса давление мерила. Когда выше ста поднялось, уснула. Давай-ка померим еще раз.
Распахнулась дверь. Любовь Михайловна:
– Девчонки, завтракать! Я блинов нажарила.
– Ой, как есть охота! Маруся, ну его на фиг, твой тонометр!
Ай да Любовь Михайловна! Нажарила целую гору блинов, выставила варенье клубничное и сметану. Крикнула: «Пашка!», придвинула еще одну табуретку.
– Дядя Паша, а ты чего не на работе?
– В отгуле, – промычал дядя Паша, жуя.
– Ой, простите меня, люди добрые! Опять я шороху навела, хлопот вам доставила…
– Да брось, Наташа, – сказала Любовь Михайловна. – Это ведь я тебя под пули послала.
– Любовь Михайловна, никто в меня не стрелял. Я в кафе напротив сидела, когда стрелок туда пошел. Просто потом меня менты достали, я устала и заснула. Это от переутомления. А как же вы меня по лестнице волокли?
– Наверное, мне повиниться надо? – спросила соседей Маруся. – Наташа, мужики тебя вдвоем волокли, а по ступенькам Сева один понес…
– Ужас! Во мне почти 70! А Сева такой мелкий…
– Нет, нес он тебя уверенно. А тут сверху от нас Альгис спускается. Увидел, что Сева тебя как новобрачную несет, и в лице переменился. Мне бы сказать, что ты болеешь, а я промолчала. Не люблю я его.
– Ладно, Маруся, это, наверное, к лучшему. Да и нет между нами ничего. Так… ходит да душу травит. И дети у него.
– Наташа, а что в милиции было-то? Про стрелка нам Сева рассказал.
– Меня в редакцию охранник не пустил. Я села в кафе напротив и засняла приезд стрелка. Вот менты ко мне и привязались, откуда я знала, что будет. А еще в милиции, – тут я вспомнила вчерашний ритуал и застонала. – Господи, что я натворила! Разве можно так…
– Что, Наташа?
– Там знакомый был… так, пару раз пересекались. Он с родственницей… наверное, сестра. У нее сын пропал. И я, дура, им нагадала, что он мертвый в мешке.
– Так прямо и сказала?
– Да нет, заставила милиционера в воду глядеть. Он там это увидел.
– Есть такое гадание, – сказала Любовь Михайловна. – В «Князе Серебряном» упоминается. Не вини себя, не ты же это сказала.
– Но спровоцировала. Вот дура!
– Кончай самобичевание. Погляди лучше вокруг.
– Ой! Это кто ремонт закончил?
– Пашка с Маруськой. Я с вечера с тобой сидела, а они до полуночи все доклеили. Теперь осталось только линолеум закрепить и плинтусы прибить.
Запищал дверной звонок. Дядя Паша пошел открывать. Вернулся с каким-то импозантным мужчиной:
– Вот… еще один аллигатор, – и сел доедать блины.
Мужчина смотрел ошарашено:
– Я ваш сосед. Пришел поговорить.
Любовь Михайловна пояснила для меня и Маруси:
– Это который весь первый этаж откупил, – а потом гостю. – Да не волнуйтесь, Паша олигархов аллигаторами зовет. Блинков не хотите?
Кажется, любезность Любови Михайловны напугала гостя даже больше, чем дяди Пашин аллигатор:
– Спасибо, не надо. Я только поговорить…
Маруся сказала:
– Садитесь, я вам чаю налью. За трапезой беседовать удобнее. И от блинов зря отказываетесь. Любовь Михайловна часа два, наверное, пекла. Видите, какая стопа? Вчетвером едим, а все не убывает. Ты, Паша, что так странно ешь – то в варенье блин макнешь, то в сметану?
– Никак не пойму, что вкуснее.
– А ты перемешай.
Дядя Паша положил ложку сметаны на свою тарелку, потом плюхнул ложку варенья, перемешал, помазал блин, откусил и зажмурился от удовольствия:
– Правда, вкусно! Наташа, попробуй!
Я по-свойски ткнула блином в его тарелку, откусила и одобрила:
– Самое оно! И не приторно, и не кисло.
Маруся поставила перед гостем бокал с чаем, а он машинально потянулся к стопке блинов. Через некоторое время он метал их с не меньшим аппетитом, чем все мы. Потом я встала к мойке, и, несмотря на сопротивление дам, принялась мыть посуду. А Маруся вытерла стол и сказала:
– Ну, доставайте ваши бумаги. Вы ведь пришли уговаривать нас что-то подписать?
Гость объяснил, что собирается сделать на первом этаже офисное помещение, и просит согласия жильцов уступить ему парадное, с тем, чтобы сделать вход в квартиры через черный вход со двора. А он, в свою очередь, пристроит со двора для нас лифтовую шахту.
– Я так понимаю, вы обход квартир с нас начали? – догадалась я.
– Да. А почему вы так решили?
– Нормально выглядите. Не обруганный и не побитый.
Дядя Паша с Марусей синхронно хихикнули. Я задумалась: что это они больно дружно действуют? Может, у них второй заход? А как же Андрей? Потом продолжила:
– Почему с нас начали, понятно. Во-первых, наша квартира первая по нумерации. Во-вторых – одна из трех не расселенных коммуналок, причем самая сплоченная. Небось, риелторы сказали вам, что тут самые вредные жильцы? Да не мотайте головой. Лучше скажите, вы собираетесь это здание со временем все выкупить или на этом остановитесь? Если наверху останутся квартиры, то можно все решить миром и без членовредительства.
– А как?
– У нас тут остается 12 квартир, причем довольно малонаселенных. Чем вам жильцы мешают, пусть ходят через парадное. А чтобы клиенты офисов нам не мешали, ставьте здесь стеклянную перегородку с кодовой дверью. В лестничный створ – лифтовую шахту, нам же лучше, на этих сетках межэтажных такая грязь скапливается. Входную дверь расширяете, днем она открыта, вечером – на кодовый замок. Перегородку можно на металлической основе, а стекла – по вашему усмотрению. Но лучше витраж. Представляете, как это будет стильно? Мраморный камин и витражи?
Гость задумался.
– В общем, так. Подумайте, посоветуйтесь. И учтите: черная лестница узкая. Кто купит квартиру, в которую не только рояль, а даже холодильник не внести, тем более, гроб. И вечером во дворе страшновато.
– А остальных жильцов вашей квартиры такой вариант устроит?
– Тут все. Вы как?
Любовь Михайловна и дядя Паша кивнули.
– Как вы тут дружно живете!
Конечно, сглазил. Через два дня мы с Любовью Михайловной поссорились. Она вдруг заговорила об Инне.
– И к чему вы? Уж больше трех лет прошло.
– Она мучается. Не держи обиды.
– Я не держу.
– Ей можно прийти?
– Почему нет? Мы здороваемся при встрече.
– Так я ей скажу?
– Любовь Михайловна, к чему эти реверансы? У нас тут равные права. Кого хотите, того и приглашайте!
– Ты не поняла. К тебе прийти!
– А вот ко мне не надо. Я на нее зла не держу, но общаться не желаю.
– Из-за одного проступка ты забыла всё то хорошее, что она тебе сделала!
– Да больно уж проступок страшный.
– Не сам проступок, а его последствия. Это ведь просто деньги!
– Любовь Михайловна, миленькая! Всегда буду на нее глядеть и думать, что по ее вине я могла похоронить троих. Нет во мне ничего к ней! Она мне не нужна!
В общем, поругались. Вышли мы из дома: дядя Паша на работу, я – работу искать. По дороге он мне сказал:
– Да повинись ты перед Михалной, шея не переломится!
– Не могу, дядя Паша. Я прощения не умею просить, даже когда виновата. А тут…
– А зараза эта Инка не просто так вокруг нас вьется. Она ведь и ко мне подходила. Тоже говорила, что помириться с тобой хочет.
– Дядя Паша, ты что, всерьез думаешь, что тут второго дна нет?
– Как не быть, Наташенька… во, легка на помине!
Инка стояла у какой-то машины и, склонившись, беседовала с водителем.
– Подойдем? – спросил дядя Паша.
– Нет, лучше я послежу. А ты иди, дядя Паша, я вечером расскажу, что и как.
А что следить? Машина отъехала, а Инка подалась явно в сторону дома. И я пошла туда, куда и собиралась с утра – в свою бывшую библиотеку.
Дня через три в выходной вдруг дядя Паша приводит какого-то мужика в дом. Мы еще удивились: к нему, как и к Любови Михайловне, почти никто не ходил. Родни у них обоих нет, друзей, с которыми домами дружат, тоже. А он говорит:
– Наташа, поговори с человеком. Зовут его Ефрем Владимирович.
– ?!
– Я его по машине нашел. Это Инкин знакомый. Она по его заказу нас окучивала.
Любовь Михайловна выронила крышку от сковородки, и она с грохотом ударилась сначала о плиту, а затем об пол и закрутилась у ее ног.
– Ну, вот что, – сказала я. – Пойдемте все ко мне чай пить. Разговаривать будем или вместе, или никак. Любовь Михайловна, идете?
И поведал нам этот господин с редким именем, что является прямым потомком знаменитого российского медальера, который в своих работах использовал подпись «А» или «В.А.» (О! – вырвалось у Любови Михайловны). Будучи уже в почтенных годах, завел он любовницу, девицу из мещанской среды, отнюдь не красавицу и совсем необразованную, но обаявшую старца своей юной свежестью. Страдала супруга, взывали к нему взрослые уже дети, но тщетно! Перед смертью, последовавшей на 56-м году, он изготовил траурное кольцо, вложил свой волос в реликварий, и поручил единственной своей дочери после смерти передать его метрессе в знак памяти.
После смерти главы на семейство обрушились несчастья: бедность, болезни, неприятности по службе. Тогда и проговорилась девица, что отдала она золотое кольцо, так как поклялась папеньке исполнить его волю. А лучше бы продать золотую вещицу. Маменька, от многих несчастий будучи не вполне в здравом рассудке, рыдала и рвала на себе волосы, уверяя, что вместе с кольцом неразумная дочь передала в семью разлучницы удачу. И умоляла сыновей вернуть реликвию в семью. С тех пор в семействе от отца к сыну передается завет разыскать кольцо.
И вот Ефрем Владимирович, владелец небольшой антикварной лавки, познакомился с Инной. Она принесла к нему на продажу старинные часы, и в разговоре упомянула, что видела траурное кольцо.
– Слушай, мил человек, так какого черта ты с уголовщиной связался? – возмутился дядя Паша. – Да пришел бы к хозяйке, предложил бы приличную сумму. Или ты считаешь, что имеешь право его бесплатно забрать? Твой предок это кольцо не для потомков, а для любимой девушки изготовил!
– Именно что для потомка, дядя Паша. Любимая девушка в то время ребеночка ждала.
– Вот как… а по семейной легенде, когда старший сын медальера пришел в дом сей девицы, ему было сказано, что она поступила в услужение в купеческую семью.
– Прежде чем мы продолжим разговор, хотелось все-таки уточнить: вы действительно собирались меня ограбить?
– Да бог с вами! Инна обещала сторговать это кольцо по знакомству.
– Вот прохиндейка! Как была прохиндейка, так и осталась! – возмутилась Любовь Михайловна. – Прости меня, Наташа, это, выходит, я в твой дом старалась змею ввести…
– Да ладно, Любовь Михайловна! Мы догадывались, что у нее какие-то нехорошие мотивы, но чтобы второй раз на нас вора наслать – это уже ни в какие ворота!
Ефрем Владимирович недоуменно моргал глазами. Разъяренная Любовь Михайловна поведала ему об ограблении, что случилось три с половиной года назад. Гость даже побледнел:
– Господи, да с кем я связался!
– Ладно, выяснили. Теперь я вам расскажу свою семейную версию об этом кольце. Итак, девица, которую звали Аннушкой, осталась после смерти вашего предка беременной и без средств к существованию. Кстати, по моей семейной легенде он был ювелиром. А оказывается, на Монетном дворе работал, вот как… Старику бы денег ей дать, а не колечко на память. Цена-то ему в те времена невелика была. И семейству срам великий, что дочь в девках родила. Когда беременность стала заметной, ее отправили рожать в деревню. Дочку там оставили дальним родственникам на воспитание, а Аннушка, действительно, поступила горничной к вдовой купчихе. Через несколько лет хозяйка умерла, а Аннушка оказалась на улице. Пока места искала, поиздержалась и решила кольцо продать. Но удалось его только заложить у ростовщика за какую-то незначительную сумму. В ту же ночь дом ростовщика сгорел. Жалко было бедной женщине, считай, за так кольцо отдала, да делать нечего. Только через три дня, проходя мимо сгоревшего дома, она решила поглазеть на пожарище. Зашла во двор, где в траве валялось полусгоревшие вещи, разбросанные пожарными, и увидела, что в траве что-то блестит. Нагнулась – а это ее кольцо! Так оно вернулась к хозяйке в первый раз.
Вскоре она устроилась в семейство частнопрактикующего врача «прислугой на все». Когда врач разбогател и переехал в большую квартиру, она стала у него кухаркой, сняла угол в том же доме, но в полуподвале, и смогла забрать наконец-то дочь. Через несколько лет, когда Аннушка выдавала дочь замуж, она решилась продать кольцо. И на этот раз продала его по цене лома, о чем плакала немало. Хотите – верьте, хотите – нет, но кольцо через три дня принесла ей в клюве сорока и кинула в окно. А прислуга во дворе толковала, что лавочника, которому Аннушка колечко продала, ограбили и убили. Вот тогда она поняла, что колечко это лучше из рук не выпускать, потому что другим оно несчастье приносит. Так и дочери своей сказала.
Наследовала от бабки колечко её внучка, тоже Аннушка. Замужем она была за купцом, торговавшим фуражом. Муженек был в делах удачлив, а в жизни мот и гуляка. Посещал заведения под красным фонарем, водил непотребных девок по кабакам, а жена с детишками ждала его у входа, чтобы на хлеб денег попросить. Потом связался он с цыганкой Стешей, на всю столицу известнейшей певицей. От нее он настолько голову потерял, что почти разорился. Нечего уже было ему ей дать, вот он кольцо это у жены стянул и цыганке подарил. Очень по этому поводу Аннушка плакала. Только через три дня, когда она с тремя ребятишками – сыновьями-подростками и грудной дочерью на руках – блудного отца семейства у ресторана ждала, чтобы денег на хлеб попросить, вышли, ругаясь, муж с цыганкой. Да как крикнула цыганка да бросила что-то, и покатилось брошенное по булыжной мостовой! А сынок Боренька из-под колес пролетки это подобрал. Как вы понимаете, то самое кольцо. Назавтра пришли в дом Аннушки жандармы и сказали, что муж ее арестован по подозрению в убийстве цыганки Стеши.
Муж вскоре умер под следствием. После ликвидации его торговли досталась бедной вдове небольшая сумма, на которую она поднимала детей. Сыновья пошли по нехорошей дорожке и сгинули. А дочь ее Катерина во втором браке, уже после революции, родила двух дочерей, старшая из которых была моей бабушкой. Сестра бабушки Кати Аннушка перед войной поругалась с матерью и решила из дома бежать. И отнесла реликвию в Торгсин. На этот раз ни через три, ни через тридцать три дня кольцо в дом не вернулось. А поздней осенью 1942 года возвращалась бабушка Катя с завода и увидела лежащего в снегу мужчину. Дело это было обычное, тогда в блокадном Ленинграде трупы месяцами с улиц не убирали. Только прошептал он ей: «Возьми!» и протянул то самое кольцо. Она кольцо взяла и пошла домой за саночками. Привезла его в дом и выходила. Больше мне о нем ничего неизвестно, но, наверное, это был мой дед Кремер. Поэтому, когда при взломе нашей квартиры кольцо пропало, я подумала, что оно принесет похитителю несчастье и вернется ко мне. И ведь так и вышло! Так что вы хорошенько подумайте, прежде чем у меня его покупать.
– Да будет вам! Стоит ли верить легендам.
– И я так думала, когда меня обокрали. Только ведь на третий день в милиции мне сказали, что колечко на трупе обнаружено. Вы тоже ссылаетесь на семейную легенду, что с кольцом в ваш дом удача вернется. Но подумайте, была ли удача у владелиц кольца? Передается оно у нас по женской линии. Ни у кого из них не было ни достатка, ни простого женского счастья. Да откуда ему взяться, если родоначальница наша божьи и человеческие установления нарушила? Скажу о себе. Я несчастной себя не считаю, мне жить интересно. Но соседи мои подтвердят: не было у меня ничего такого, чему позавидовать можно. И еще. Кажется, на мне потомство Аннушки пресечется. Есть у Кремера еще одна дочь, но она старше меня и тоже бездетная. Давайте, я вам это кольцо завещаю, а? Ну, не вам, так вашим детям? Вернется кольцо к вам по законам естественным. А то его и продавали, и дарили, и воровали, а оно возвращалось. Вы подумайте обо всем об этом, с близкими посоветуйтесь, а потом приходите.
– Хоть посмотреть на кольцо дайте!
– Это пожалуйста.
Гость вынул лупу из кармана и стал изучать кольцо. Соседи, видевшие его раньше, тоже вытянули шею: после всех этих историй вновь пробудился интерес.
– Тут клеймо ювелира, – сказал он. – Похоже, предок или его не сам делал, или дал знакомому ювелиру поставить именник для представления государственному пробиреру. Это Либих. Странный размер. Для женских пальцев великоват, а на мужские… разве что на мизинец.
– Мы с бабушкой Катей тоже об этом думали. Может, эта Аннушка крупной женщиной была. А может, кольцо ребенку еще не рожденному предназначалось. Отец ведь не знал, кто будет. А может, оно вообще на память, а не носить… так ведь и было, никто его не носил.
– Наташа, давайте договоримся о цене.
– Вижу, настроены вы решительно. Я не суеверна, но есть в этой истории какая-то чертовщина. Поэтому давайте сделаем так. Вы на месяц возьмете это кольцо у меня на проверку или как это называется? Атрибуцию, вот! Составьте документ и приходите, забирайте. Но если вдруг что-то случится с вами, не вините меня. И родных предупредите.
– Они, как и я, не суеверны.
– Я тоже не суеверная, однако, не исключаю, что вещь может копить в себе негатив. Главное, расскажите своим все как есть.
– А нет у вас знакомого ювелира, чтобы не жалко его было в случае чего? Какого-нибудь мошенника? Давай ему отдадим на проверку, – предложил дядя Паша.
Почему-то это предложение очень рассмешило всех. Отсмеявшись, Любовь Михайловна сказала:
– В одном Пашка прав. Цену должен установить кто-то третий.
А когда гость ушел, она стала просить у меня прощения за Инку.
– Да бросьте вы, – ответила я. – Вы не хуже нас с дядей Пашей, а лучше. Мы ждем от людей пакостей, а вы надеетесь, что они лучше, чем кажутся.
Через пару дней мы сдали кольцо на оценку. Причем меня по настоянию Любови Михайловны сопровождал дядя Паша:
– Возьми на завтра отгул и пойдешь с Наташей. Я теперь как вы плохая. Жду от людей пакостей. Не бестолковься, не кольцо ты охраняешь, а Наташу, понял?
Дядя Паша, озабоченный возложенной на него ответственностью, был хмур и молчалив. Я тоже была не в настроении. Все-таки собиралась распорядиться реликвией семьи, которую считала не вполне своей. Ефрем пришел с сыном. Это был хлыщ на вид в возрасте чуть за тридцать, высокий, худой, на папашу непохожий. Он с любопытством и с некоторым разочарованием повертел в руках мое колечко.
– Что, недорогая вещица? – подколол его дядя Паша.
– Ну, какая есть. Все-таки семейная реликвия.
– Не семейная, а антисемейная, – ляпнул дядя Паша.
– Почему это?
– Твой предок для любовницы кольцо сделал.
– А будут законные наследники носить! – срезал его Ефремыч.
Ох, и пожалела я о решении продать кольцо! Ефрем это почувствовал и осадил сына:
– Вспомнила старушка свадьбу и горько заплакала! Будем через 170 лет на законных и незаконных делиться!
– Да чего там, – вмешалась я. – Я сама у мамы своей вне брака появилась. И папа мой незаконный тоже вне брака родился. Такая это ветвь вашего рода. Может, вместе с кольцом в вашу линию перейдет обычай не сочетаться браком с матерью своих детей.
Оба покупателя дернулись. Ого, кажется, я попала пальцем в их больное место! А давай-ка я еще поковыряюсь в нем, заслужили!
– Очень это в молодости облегчает жизнь…
– В каком смысле?
– Нормальный сын должен учитывать интересы родителей. А интересами незаконного родителя можно пренебречь без урона для чести.
Туше! Оба снова дергаются. Потом Ефрем поджимает губы и говорит:
– Надо полагать, вы в курсе наших проблем?
– Я что, попала по больному? Ей богу, ничего не знаю о вас. Говорила о своем, о девичьем.
Мы сдаем кольцо и расходимся.
Через день Любовь Михайловна стучит ко мне и говорит:
– К тебе из милиции. Я открыла, поднимаются.
Вваливаются трое. Двое смутно знакомы. Вспоминаю: один – тот, что почти четыре года назад вернул мне кольцо. Второй – тот, которого я заставила на блюдце гадать… Костя, кажется? Третьего не припомню.
Оказывается, ограбили ту самую фирму, в которую мы сдали кольцо на оценку.
– Лучше бы ты отдала его этим Ефремам! – с досадой сказал дядя Паша. – Хоть не убили там никого?
– Нет, охраннику только по тыквочке настучали и связали.
– Охранник такой с разными глазами?
– Да, у него одно веко длиннее. А вы откуда знаете?
– Когда Наташа колечко сдавала, он на него пялился очень. И говорил, что туда надо яду насыпать, – сказал дядя Паша. – Если он в сговоре с похитителями, то кольцо ему достанется.
– Ты что, дядя Паша! Про яд в свое время и Света, и этот вот следователь говорили. Зачем наговаривать на человека!
– Наталья Эдуардовна, я почему к вам пришел? Помнится, говорили вы, что это колечко непременно к вам возвращается. Если вернется, сообщите нам, пожалуйста.
– Если верить легенде, то вернется. Только тогда вы мне его возвращали. Может, и на этот раз вернете?
– А может, вы нам поворожите, где похитители? – вступил в разговор Костя.
– Дать блюдце? – спросила я. – Вы своего покойника уже нашли?
– Слушайте, как вы это делаете? Ведь нашли мы этот мешок!
– Что?
– Мешок с телом, говорю, нашли! Весной вода выше стояла. Он плыл по реке, за ветку зацепился. Потом вода ушла, а мешок на дереве висеть остался.
– А что ж вы сразу-то не увидели?
– Так за листвой не видать. Мы ведь не сразу после вашей подсказки его нашли. Все по новой обошли – нету! Только через неделю решили еще раз поискать, и когда с противоположного берега начали, всего-то метров сто прошли и увидели.
– Ну, а от меня-то вам что требуется?
– Как вы это делаете?
– Научить, что ли?
– А можно?
– Вы видели, как я потом спала? Это у меня полный упадок сил. А если я каждый день буду покойников искать, то через неделю вы меня найдете… в мешке.
Значит, один из них, который незнакомый, дело ведет. А эти двое, увидев один – знакомое кольцо, другой – знакомую фамилию, пришли полюбопытствовать. А колечко-то жалко.
Ефрему тоже жалко. Пришел на следующий день. Спросил, не подумала ли я о том, что он специально для оценки этот магазин предложил. Успокоила его. Сидел, мялся. Потом заговорил о наболевшем. Оказывается, Ефремычу 36 лет. А сыночку его внебрачному скоро будет 18. Вместе с легкомысленной подружкой выстрогали этого Буратинку на первом курсе. Естественно, не поженились.
– Почему естественно?
– Ну, какой он муж и отец в неполных восемнадцать!
– То есть он не муж и не отец, а ты, девчонка с ребенком, живи как хочешь.
– Мы с женой предлагали ей помощь.
– Даже боюсь предположить, в чем она заключалась…
– Ну да, мы предлагали ей прервать беременность.
– А она отказалась. Наверное, срок был большой?
– Да…
– И больше вы не общались и внуку не помогали?
– Она исчезла.
Ну, понятно. С глаз долой – из сердца вон. Исчезла она не в диких степях Забайкалья, а в Ленобласти. И с чего же возник у них интерес к бастарду? Законной дочери потребовался донор для пересадки печени. Ребенка мне, конечно, жалко.
– А сами?
– Мы всей семьей двадцать пять лет назад желтухой переболели. Ирина, невестка, тоже в качестве донора не подошла.
– И тогда вы вспомнили о невостребованном внуке.
– Ну да. Подло это выглядит, да? Врач посоветовал поискать среди родственников. А у меня не то что родных, но и двоюродных братьев и сестер не было. Тут и подумали: а вдруг Ольга все же родила?
Оказалось, что их несостоявшаяся невестка давным-давно вышла замуж за финика и убыла в процветающую Европу. А мальчик рос у деда с бабкой, и теперь уже учится в Питере. Бабка встретила несостоявшегося зятя в штыки, плюнула ему вслед, но институт, в котором учится внук, назвала. А вот ее внук встретил отца вежливо, но холодно. На предложение материальной помощи дал такой же вежливый, но решительный отказ. Мол, были сложности в детстве, но детство кончилось. Он подрабатывает, ему хватает. Пришлось рассказать о своем горе. И вот тогда парнишка засмеялся. Он так хохотал! Потом открыл дверь и сказал, чтобы незаконный папаша больше не показывался ему на глаза. Еще и подтолкнул!
– М-да, примерно это я и имела в виду, когда говорила, что интересами незаконного родителя можно пренебречь без урона для чести. Трансплантация печени очень опасна для донора. Это не костный мозг, там чуть поболит, как от ушиба – и на второй день можно на работу выходить. Не удивляйтесь, я много об этом читала, у меня сводный брат очень тяжело болел.
Ефрем горячо заинтересовался. Но я сказала, что заболевание у него было другое, была операция в Германии, а пересадка костного мозга была ей предшествующей. Нет, не я была донором, а его родной отец. Конечно, если бы предложили стать донором мне, я бы согласилась. В моем случае на мне висел дочерний долг, и отказ выглядел бы свинством.
– Что вы имеете в виду под дочерним долгом?
– Мама меня растила. Еще важнее то, что она меня любила. А ваш непризнанный внук наверняка рос и мечтал, что когда-нибудь отомстит родителям. Приползут они с просьбой: «Помоги!», а он засмеется.
– Вы серьезно? Наташа, вы тоже об этом мечтали?
– Нет, у меня было счастливое детство и много любящих и любимых родственников. Даже когда мы злимся друг на друга, мы все равно любим. Но я много читала о таких детях.
– А ваш отец, ему бы вы помогли?
– Я впервые увидела его в 25 лет. Но он до совершеннолетия платил алименты. Да, я помогла бы ему.
– За деньги, которые он вам платил?
– Платил – значит признавал.
– Наташа, что мне делать?
– Ждать и надеяться.
Ефрем ушел. А кольцо-то вернулось! Эти придурки грабители принесли его не куда-нибудь, а в его магазин. Это был с их стороны пробная попытка, и использовали они самое невидное колечко. У Ефрема хватило выдержки принять кольцо на комиссию, выписать квитанцию и подсунуть сдающему лупу, на которой он оставил свои отпечатки. Дальше – дело техники. Естественно, грабитель был с судимостью, поэтому его быстро нашли. Вернули почти все награбленное. А кольцо мы сдали на оценку в другой магазин.
После оценки мне пришлось уступить им кольцо. Делать этого не хотелось, но раз уж обещала… Первый раз оно принесло в семью приличные деньги, но это меня не радовало. Более того, я даже боялась тратить их. Положила на счет. А зарабатывала я на поприще подсадной утки. Сева пристроил меня в ту телевизионную компанию, что вместе с ним делала репортаж из упустившей меня больницы. Сейчас мы собирали материал о магах, колдунах и экстрасенсах, предлагавших свои услуги доверчивым гражданам. Руководитель нашей группы Кирилл, сначала с моей помощью снявший репортаж о том, как переклеивают ценники в большом универсаме, и уверовавший в мой талант перевоплощения, сказал:
– Наташа, выбирай легенду сама. Итак, кто ты: больная, несчастная влюбленная, может, клад хочешь найти?
– Наверное, органичней всего будет мне захотеть выйти замуж.
Парни заржали. Надо сказать, в группе Кирилла девушек не было. Меня на первое задание он и взял только лишь потому, что в продовольственных магазинах фасовщиц-мужчин не бывает.
– Что вы ржете, мальчики? Очень много девушек мечтает выйти замуж, родить детей. А мне уж тридцать второй годик. Паспорт вот он – в графе «Семейное положение» никаких отметок. Такая я несчастная, никто замуж не берет.
– Правда, что ли? – заглянув в паспорт, спросил оператор Вася. – Ты что, с Димкой не расписана была?
– Так разведены мы давно. А ты его откуда знаешь?
– Я его Маринки сосед.
Да, тесен мир!
– Надеюсь, магов у тебя среди соседей нет? Тогда остановимся на этой легенде.
И вот две недели я ходила на приемы ко всяким колдунам и жаловалась на свое одиночество. Я от природы не бойкая, голос тихий, да и стеснялась произнесенных мною глупостей. Именно поэтому меня нельзя было заподозрить в инсценировке. Говорить одно и то же не хотелось, поэтому я расцвечивала историю своей жизни разными красками. Одному магу я говорила, что подозреваю порчу со стороны второй жены моего первого мужа; другому – что я неоднократно вступала в гражданский брак, но стоило завести разговор об узаконивании отношений, как избранник делал ноги; третьему – что какие бы знаки я ни подавала мужчинам, на меня никто внимания не обращал. Апофеозом этого безобразия стал поход к экстрасенсу, которому я сказала, что на меня мужчины настолько не клюют, что я вообще ни разу ни с кем в интимные отношения не вступала. Это стало для него непреодолимым соблазном, и он пожелал вступить со мной в интимные отношения немедленно. Мужик оказался довольно сильным, и мне пришлось вытащить газовый баллончик. У мага пострадали глаза, а у меня носоглотка. Когда я, чихая и кашляя, вылетела в приемную, черным вороном набросилась секретарша. Она вцепилась в меня своими длинными ногтями и изрядно попортила мое бедное личико. Только когда я проорала ей, что платила не за сексуальные услуги, секретарша, оказавшаяся женой, переключилась на мага. Когда я влезла в наш микроавтобус, вся команда ржала.
– Гады, вы ответите мне за невосполнимый урон, нанесенный моей неземной красоте! А ну-ка, гони в больницу!
Отсмеявшись, парни завезли меня в салон красоты, где косметолог под действием чар Кирилла согласилась приступить к поправке моей физиономии немедленно, невзирая на ожидаемую в ближайшие минуты по записи клиентку. Поскольку сияние не сходило с его лица (ясное дело, не его оцарапали!), я решила это настроение попортить. И сказала милой девушке, что пострадала от когтей жены Кирилла, которая застала нас в момент подготовки к интиму. Дважды повторив: «Спасибо, раздеться не успела, не то, что этот торопыга!» я добилась желаемого результата. У девушки заблестели глаза в предвкушении того, как она будет рассказывать коллегам и клиентам о ситуации, в которой оказался известный телеведущий, а Кирилл перестал скалиться и начал грозить мне кулаком. В автобусе, когда он набросился на меня, команда заржала еще пуще. Отсмеявшись, Вася сказал: