– Мы о вас хорошего мнения, Наташа. Вы можете перейти в головной офис, место вам найдется.
– Спасибо, конечно, но это же через весь город ездить…
Вечером я без сил брела домой. Лечь бы на диван, включить телевизор и ни о чем не думать. Но… дома Света. Вчера вечером приехала. Света – дочь бабы Жени, сестры дедушки, которая нянчила меня в младенчестве. Я не видела ее лет 15-20, но узнала сразу. Такую не забудешь! Бабушка ее недолюбливала, как я сейчас думаю, завидуя ее красоте, и звала Снежной Королевой. Она как Александра восемнадцатилетней выскочила замуж за военного. Только в отличие от нее детей не рожала, а умудрилась все-таки институт закончить. И красоту свою неземную сохранила. Ей лет за сорок уже, а я, пожалуй, старше выгляжу. А все-таки бабушка правильно ее окрестила. От Светы не холодом веет, а прямо морозом.
Ну, приехала и приехала. Но как некстати! Я бы поревела сейчас, а перед ней неудобно. Работу искать надо. В другое время я бы к Инке обратилась, но разругались мы с ней. Ее последняя любовь риелтором оказался и «окучивал» нашу квартиру, но кроме Северских никто его предложением не заинтересовался. А Инка на меня обиделась.
Только открывая дверь, я вспомнила, что ничего не купила на ужин. Но Света выглянула из кухни и сказала:
– Я спагетти с сыром готовлю. Не против?
– Ни-ког-да! – я прошла на кухню.
– А я сегодня никуда не выходила. Пошарила в твоих закромах, в холодильнике нашла окаменелый кусочек сыра. Вот…
Я заглянула в кастрюлю:
– Что значит, мужняя жена! Наготовила на мужской желудок. Ты думаешь, мы такую страсть за раз стрескаем?
– Да, малость не рассчитала…
– Дядя Паша, макароны будешь?
– Буду! А у меня колбаса.
– А Любовь Михайловна где?
– Она не в духе, – и мне на ухо. – Всегда, когда у тебя гости. А эта… королева!
Дядя Паша глядел на Свету изумленно-восторженно. Я, признаться, даже позавидовала не совсем белой завистью. На меня никто никогда так не глядел. Даже дядя Паша.
Я рано легла спать, сказав только, что свет мне не мешает. Но Света легла тоже. Спала я из-за мыслей о поиске работы плохо, поэтому ночью проснулась, когда под окнами зарычала машина. В колодце двора звук усиливался, поэтому обычно там не ездят. Свет полоснул по дивану и я увидела, что глаза Светы открыты. Я заснула и забыла бы об этом, но утром, взглянув на синяки под глазами на ее бледном лице, почувствовала: у родственницы моей несчастье. Я некоторое время мялась, но потом все-таки сказала:
– Слушай, если тебе мое сочувствие не нужно, пошли меня по конкретному адресу. Но если тебе нужен совет, помощь какая-то… или просто выговориться надо – вот тебе моя жилетка.
Свету прорвало. Говорила она сдержанным тоном и тихо, но чувствовалось: это у нее вечная привычка держать себя в узде, она и сидела на диване, выпрямив спину и красиво поставив ноги. История самая обыкновенная. Муж ее, военный летчик в больших чинах, год назад был переведен в Питер. Света оставалась пока в военном городке километрах в ста от Мурманска. Работала в части секретарем. Но недавно ее должность сократили. Как сократили? Ставку переименовали и приняли на это место другого человека. Обычная история.
Света решила развеяться и отправилась к мужу, который всего два месяца назад приезжал в кратковременный отпуск. А застала его в ситуации, которая толкований не требует, и услышала: «Я тебе говорил, чтобы ты не приезжала!» Весь день ходила по городу, а к вечеру вспомнила, что у нее есть мой адрес.
– Света, ты как считаешь, это у него серьезно или просто поход налево?
– Какая разница?
– Ну, ты простишь его, если он попросит прощения?
– Он никогда не просит прощения…
– А если он вернется как ни в чем ни бывало, ты можешь сделать вид, что ничего не было?
– Нет!
– Света, я была в ситуации, когда муж изменял направо и налево. Он оправдывался даже тогда, когда я бабу из собственной постели вытаскивала. А я прощала.
– Нет, Наташа, все кончено…
– Не пугай меня. Ты это говоришь так, словно жизнь кончена.
– Так оно и есть…
Я позвонила на работу и сказала, что до обеда схожу на собеседование. А потом занялась психотерапией, потому что не носом, но душой почувствовала, что Света на краю.
Искать работу! – В военном городке это невозможно.
Переехать! – А на какие деньги?
Что, их нет вообще? – Есть некоторая сумма, которую муж не снял с книжки.
Да, на эту сумму в Питере ничего не купишь. Но Северских за комнату она устроила, и они приглядели квартиру в поселке Дружная Горка, это в направлении Луги. Света оживилась.
– Ну вот, сходи в риелторскую контору и приценись к подобным местам, желательно поближе к железной дороге, чтобы на работу в Питер ездить. Новое жилье, новая работа – и жизнь продолжится!
На этой жизнеутверждающей ноте мы вышли из дома и разбежались: я – на работу, почти уже бывшую, она – к риелторам. Права Инка: как бы ни было хреново, всегда найдется, кому хуже. А послушаешь такого бедолагу – и свои неприятности кажутся мелкими.
К концу рабочего дня Света зашла за мной. Она даже съездила в поселок и осмотрела несколько квартир. Правда, до станции там пять километров…
Я договорилась на работе, что несколько дней меня не будет, и мы поехали в Мурманск. Как мы ходили по городу и понемногу меняли на доллары полученные в банке рубли – это отдельная песня. Удивительно, но все обошлось, и с широкими поясами на теле, у меня – потолще, у Светы ввиду ее стройности – потоньше, мы поздним вечером вернулись в Питер. Страх напал на нас на вокзале. Взять такси побоялись и решили идти пешком. Оставив вещи Светы, которые мы собрали в четыре здоровущие сумки, в камере хранения, пошли. Обошлось, никто на нас не напал. Дома я показала бабушки Катин тайник. Когда меняли батареи, работяги умудрились развалить полстены. Они замазали это безобразие раствором, состоящим, в основном, из песка, и через некоторое время кирпичи вывалились. Бабушка Катя эти кирпичи стала использовать для хозяйственных нужд, а дыру закрывать куском штукатурки. За этажеркой трещина в стене была не видна. С тех времен в тайнике лежал узелок с бабушкиными сокровищами: золотой нательный крестик с гравировкой «1862», старинная позолоченная серебряная десертная ложка, порванная трехзвенная золотая цепочка, кулон с утерянной подвеской, серебряная конфетница и золотое траурное кольцо. Все это было сложено в полотняный мешочек. Реликвии я вытащила и положила на этажерку, а пояса с деньгами запихнула в тайник. И мы завалились спать.
Утром Света разглядывала бабушкины сокровища.
– Что за крышечка на колечке? – спросила она. – Для яда?
– Это траурное кольцо. На нем реликварий – место для хранения волос покойного.
– Ф-фу, – отбросила она кольцо.
– Напрасно ты брезгуешь, это очень распространенный обычай в XIX веке. А кольцо это по легенде не может быть ни продано, ни отдано, оно все равно вернется в семью.
Я кинула ложку в ящик со столовыми приборами, конфетницу выставила на этажерку и положила туда коробку с кольцом, прочую мелочь ссыпала в шкатулку с пуговицами.
На обед я прибежала домой. Света собиралась посетить еще несколько перспективных мест, а мне нужно было съездить в наш головной офис. Зашла Инка со своим ухажером, я пригласила их пообедать, Света махнула рукой и убежала. После обеда мы вышли на тротуар, и тут включился мой нос. Ну что ты будешь делать?
– Ой, – сказала я. – Придется вернуться!
Инка хихикнула:
– Иди, моя болезная, мы подождем.
Я влетела в комнату, вытащила пояса, сунула их в пакет и побежала догонять Инку. Они проводили меня до метро, и мы разъехались.
Вернулась я позже обычного. Открыла входную дверь и остолбенела: в коридоре, вечно погруженном во мрак, горел свет, пол был затоптан, дверь в мою комнату распахнута. Я дошла до двери на полусогнутых и чуть не упала: все в комнате было перевернуто, мебель порушена, вещи валялись на полу. Стена с тайником разворочена. На диване сидел милиционер.
– Вы хозяйка? – спросил он.
– Да, – прошептала я, привалившись к двери.
– Ну, не расстраивайтесь вы так, все живы, – сказал он. – Навскидку можете сказать, что у вас пропало?
– Разберу, так скажу, – ответила я, приходя в себя.
– Ну ладно, я завтра зайду, – и удалился.
И тогда меня как обухом по голове! Я развернулась бежать и врезалась в соседку.
– Любовь Михайловна, где Света?
– У меня, – ответила она.
Я влетела в ее комнату и увидела, что Света лежит на кровати, отвернувшись лицом к стене, а рядом на стуле сидит дядя Паша.
– Наташа, не пугайся, – сказала вошедшая следом за мной Любовь Михайловна. – Она жива.
– Что с ней?
– Вешалась, дурочка.
Я схватила родственницу за плечи и рывком повернула к себе. На шее Светы багровела полоса. Она беззвучно шевелила губами.
– Света, зачем? – крикнула я. – Неужели ты могла подумать, что я выставлю тебя вон, если ты останешься без денег? Ведь это у меня тебя ограбили! Я завтра же пропишу тебя! Я уеду в Сибирь к маме, там мне место найдется! Но ты не думай, деньги твои целы! Я просто побоялась оставить их в комнате! Они у меня в сейфе на работе.
– Так, перестаньте все! – скомандовала Любовь Михайловна. – Запомните: про деньги молчок! Пашка, понял?
– Есть, мэм! – козырнул ей дядя Паша. – Деньги сперли!
– Ты просто ничего не знаешь про них, дурак! Пока жилье не купите, никаких разговоров! Вы что, не поняли, что был наводчик?
– Но ведь про деньги знали только я и Света. А про тайник и вовсе…
Тут я заткнулась: про тайник знала Инка. Но не могла же она… нет, нельзя, чтобы про нее кто-то подумал.
– Догадаться можно было. Что к риелторам она ходила, знала даже я, – сказала Любовь Михайловна.
– И я, – подтвердил дядя Паша.
– И Северские знали, вы же у них про Дружную Горку спрашивали!
– Как всё было? – спросила я после паузы.
– Я первая домой вернулась, – присев на кровать рядом со мной, начала Любовь Михайловна. – Когда увидела этот разгром, ополоумела. Стою, воздухом давлюсь. Следом Северские вошли. Клавка завопила, побежала свою комнату проверять. Тут я из столбняка вышла, в милицию позвонила. Они сразу приехали. Стали все смотреть. Потом Света зашла. Увидела, спокойно повернулась к вешалке, разделась и ушла на кухню. Я ничего даже подумать не могла! А она взяла в ванной веревку, вышла на черную лестницу, привязала ее на этот чертов крюк…
– Сто раз я говорила, выбить его!
– Уже, – сказал дядя Паша.
– Пашка пришел вслед за Светой, видел, что она на кухню пошла. Он же глаз от королевы этой оторвать не может. Ну, и вышел вслед. А она уже хрипит. Подхватил, заорал…
– Михална – молоток, – сказал дядя Паша. – Мильтоны растерялись, а она сбегала за ножиком своим тупым…
– Вот бы и наточил…
– Уже, – сказал дядя Паша. – Срезала она веревку, затащили мы ее на кухню. Участковый по всем правилам делал ей искусственное дыхание, менты вызвали «скорую», врачи сделали ей укол и хотели забрать в психушку. Но Михална встала грудью! И я с ней.
– Не отстояли бы мы ее, – покачала головой соседка. – Но сообразила я сказать, что Света приезжая. И отступили они. На кой им пациент без прописки.
– Господи, как я вам благодарна!
– Да чего там! Как бы мы жить здесь стали, если бы она не выжила!
Света заплакала.
– Вот, девочка, прежде чем взбрыкивать, о других бы подумала! А теперь спи. А мы прибираться пойдем.
– Честное слово, я больше не буду! Меня как затянуло!
– Это тебе черт ворожил. Пашка, Наташка, поднимайтесь! До ночи не управимся!
Но управились мы за час. Дядя Паша навесил дверцу на шкаф, собрал этажерку («Завтра на клей посажу»), принес с четвертого этажа от гастарбайтеров, делающих евроремонт в расселенной квартире, два кирпича и раствор и ликвидировал мой тайник. Ни дверь, ни замок оказались не сломанными, видно, отмычкой открывали; замка, впрочем, и не было («Менты унесли», – пояснил дядя Паша). Чтобы не ходить в магазин, замок он тоже купил в евроквартире. Когда все вещи мы с соседкой разложили, она спросила:
– Чего не хватает?
– Кольца, – вздохнула я.
– Того, заговоренного? Найдется!
– Да черт с ним! Можно бы, конечно, продать…
– У тебя что, денег нет?
– Скоро не будет. Сократили меня, Любовь Михайловна…
– Не бойся, не пропадешь, пока работу ищешь, буду понемногу взаймы давать. И Пашка не откажет.
– Спасибо, Любовь Михайловна. Может, и придется.
– Тебя не из-за нее сократили? Ну, что отпрашивалась с ней ездить?
– Да нет, меня в тот день сократили, когда она приехала.
– И столько дней молчала? Свинья ты! – с сердцем сказала соседка.
– Ты что ругаешься, Михална? – спросил дядя Паша.
– Ее уж полмесяца как сократили, а она никому ничего не сказала.
– Наташ, может, к нам в гастроном продавщицей пойдешь?
– Да какая, к черту, из меня продавщица?
– Ну, все-таки…
Когда мы с Любовью Михайловной пришли переправлять Свету на мой гостевой диван, я с острой жалостью поглядела на ее бледное лицо и всклоченные волосы, представила себе полосу на ее тонкой шее, сейчас прикрытой покрывалом, и снова испугалась. Господи, а соседи-то какой ужас пережили! И дрогнувшим голосом спросила:
– Любовь Михайловна, выпить не найдется?
Она возмущенно вскинулась, но тут же размякла и сказала:
– И правда, надо. Пашку зови, выпьем по стопочке.
И полезла в буфет. Налила из графина настойки собственного изготовления: нам – по пузатой рюмке, дяде Паше – граненый стакан.
Когда я поднесла рюмку Свете, та запротестовала:
– Мне нельзя, наверное, укол же делали…
– Столько времени прошло, вся дурь уже выветрилась. Так что добавить не мешает, – со знанием дела сказал дядя Паша.
Не люблю я сладкие вина. Выпила с отвращением, но почти сразу ужас меня отпустил. И мы повели Свету в мою комнату.
– Ты спи, Света, я с тобой посижу. А хочешь, песню спою? Петь я, правда не умею, зато все песни твоей мамы помню. Вот, например:
Я на святки гадала, судьбу я пытала,
Я колечко снимала, его вопрошала:
Ты катися, катися по блюду, колечко,
Расскажи, кто мое успокоит сердечко.
Катилось колечко, да с блюда упало,
Знать, счастье мое по дороге пропало.
Нет, не то я пою!
Света фыркнула. Потом смех перешел в плач:
– Наташа, нет у меня счастья! Семьи нет, жилья нет…
– Раз-два, расчет окончен. Чего у тебя еще нет? Здоровья, красоты? Достаточно! Образование хорошее, знание языков, умение себя вести! Да будь у меня такой багаж, я бы… да я бы… – я задохнулась от возмущения. – Да тебе бы мой багаж!
– А что у тебя? Ну, не получилось с первым мужем. Можно подумать, нельзя завести второго.
– Был и второй. К счастью, не расписывались. Да ну их, кобелей! У меня даже подруг нет! (Инку я уже сбросила со счетов, хотя еще ничего не доказано). А ты заметила, что при большом количестве родни меня все избегают?
– Да? – удивилась Света. – А мне казалось, тебя все достали своими визитами.
– Не так уж часто ко мне приезжают. И приезжают они в Питер, а не ко мне. А меня они, наверное, боятся…– Света засмеялась. – А ты послушай, ты еще меня не знаешь…
Долго я рассказывала ей про мой дар, в который я не верила, зато окружающие верили безоговорочно.
– А знаешь, я тоже поверила, – сказала Света серьезно. – Мне мама про таких рассказывала.
– Про каких «таких»?
– Ты слышала про нашего утятинского демона?
– Ну да, если хочешь кого-нибудь убить, надо пройтись босиком по Крипте, и демон убьет твоего врага. Это сказки для младшего школьного возраста.
– Сказки – не сказки, да у некоторых исполнялось. Но вот что интересно. Есть утятинцы, которые, как ты, обладают какими-нибудь сверхъестественными способностями: болезни у людей видят, могут руками боль снимать, будущее предсказывать, пропавшее находить, глаза отводить… да много всего разного! Мама говорила, что такие способности получают те, кто был в утробе матери, когда она босиком по кладбищу прошла.
– Но родительница никого не убивала тогда! Это точно! Кому она могла смерти пожелать? Только Кремеру. А он жив по сию пору.
– Ты же знаешь, что не все желания демон исполняет. Но кто знает, как меняется человек, пошедший за помощью к нечистой силе, помогла она ему или нет?
– Ох, Света, теперь еще и ты будешь меня демонизировать!
– Наташа, послушай меня! То, что тебе дано, это не дар и не проклятие. Это испытание. Теперь я поняла: мама знала о тебе… но мне не рассказывала, ты не думай! Она тебя любила и боялась за тебя, поэтому при мне так, размышляла вслух. Ты знаешь, что ни у кого из этих особенных детей не было своих детей? Наверное, в следующее поколение передается что-нибудь такое, что лучше не надо! Ты бабушку свою не спеши осуждать! Она, конечно, жесткая особа, и все за всех своих пыталась решить сама: за мужа, за детей, за внуков. Но тебя она любила. Может, поэтому Людмиле отдала, что там, далеко, наши утятинские легенды неизвестны. Потому и бабке другой передала, чтобы тебя из Утятина выдворить. Кажется… я не уверена, но вроде бы остается у тех, кто с демоном общался, какая-то с ним связь. Сама говоришь, что со своей первой любовью очень ты эмоциональна была. Случись чего – а демон рядом. И таких бы дров наломала! Головка-то у шестнадцатилетней неразумная. И аборт… ты поняла, что бабушка боялась увидеть в правнуке что-то страшное? Так лучше никакого! И это она опять же не о себе, а о тебе пеклась. Как тебе с ребенком, которого понять не можешь? Вспомни себя маленькую. Им же приходилось как-то твои особенности скрывать, перед чужими забалтывать.
– Ладно, согласна, – сонно сказала я. – Теперь что скажу, то и сбудется. Нажелаю себе мужа богатого, любовников страстных, чего там еще?
– Не путай, лапочка, что первично. Не сбывается то, что ты наболтаешь, а болтаешь ты то, что сбудется. Так что… себе ты уже все предсказала, теперь давай мне! Как там говорится? Успехов в работе и счастья в личной жизни? Личная жизнь моя кончена, давай сосредоточимся на карьере и материальном благополучии. Куплю квартиру, устроюсь на работу… ну?
– Не вижу я тебя, Света, бизнесменшей… бизнесвумен, фу, какие слова противные! Ты такая красивая, женственная! Я тебя только женой вижу. Усадьба с фонтаном, муж с капиталом, такой влюбленный, но сдержанный… и дети, непременно дети! Двое: мальчик и девочка!
– Наташка, ты что несешь! Мне 44 года! Я лет двадцать от бесплодия лечилась, пока не бросила… а теперь уже менопауза наступила.
– Ну, бывают еще вдовцы с детьми… или усыновить… – засыпая, пробормотала я.
Ночью проснулась оттого, что двинула ногой стул. Села в ознобе на диване: и как мы на таком узком уснули? Набросила на Свету одеяло, которое во сне с нее стянула, и перебралась на кровать.
Утром на кухне, сооружая бутерброд, сказала озабоченно соседке:
– Любовь Михайловна, как я вас обременяю, но умоляю: поглядывайте за Светой!
– Обещаю, глаз не спущу. Она до полудня спать будет, вы ведь полночи болтали, я слышала. А днем я ее к риелторам потащу. Пусть отвлечется, да и деньги эти проклятые надо истратить побыстрей!
– Там я водолазку положила на стул. Скажите ей, пусть наденет. Чтоб носила и под халатом, и под пиджаком. Окружающим страшно и самой неприятно на эту страсть глядеть.
Вечером на кухне столы были сдвинуты, накрыты и ломились от угощения. К моему удивлению, угощения на стол метала и Клавка Северская. А ее Коля, принаряженный, скромно сидел на табурете у окна.
– Наташа, ты только сразу не бросайся на нас, – кинулась ко мне Любовь Михайловна. – Мы решили купить комнату у Северских.
Я без сил опустилась на стул у дверей:
– Да не стоит она того!
– Как же, – вскинулась Клавка. – Ведь риелтор…
– Забудь про риелтора! – сказала я. – Такую цену тебе дадут, только если мы все свои комнаты будем продавать.
Пошумев минут десять, я вырвала из пасти Клавы две с половиной тысячи. Ее комнатенка не стоила и того, но эти уже все решили.
– Ладно, поесть дайте!
Оказалось, за день они обошли уже все присутствия и даже дали в лапу, кому требовалось. И завтра можно было регистрировать сделку, были бы деньги.
– Клава, а ты не врешь?
– Ты что!
Однако постепенно мы размотали, в чем причина такой оперативности. Оказывается, за нашей спиной Северские уже сговорились продать свою комнату какому-то подставному лицу с вредными привычками, и все их бумаги были подготовлены. Инкин хахаль должен был заселить к нам алкаша и бузотера, чтобы вынудить нас продать свои метры. Так что Света переплачивала за наш покой.
– М-да, Клава, гадина ты…
– Не обижайся, Наташа, рыба ищет где глубже.
– А ты ему какие-нибудь бумаги подписывала?
– Все равно ты имеешь преимущество.
Выяснилось, что этот тип, увидев нетерпение Северских, стал цену сбивать. И Клава сама обратилась к Свете с предложением о покупке комнаты. А чтобы это самое преимущество закрепить, оформить покупку на меня.
Так мы и сделали.
Следующим вечером меня встретила распахнутая дверь комнаты Северских и фальшивое пение дяди Паши оттуда. А следом – крик Любови Михайловны:
– Пашка, идол, закрой дверь! От твоей краски Светочка отравилась!
Надо же, уже Светочка. Из всех моих родственников таких нежностей удостоилась еще только мама.
Четыре звонка в дверь. Значит, в четвертую комнату. Дядя Паша открыл дверь:
– Ку-у-да?
– Я к Северским, – сказал Инкин хахаль, отодвигая дядю Пашу с дороги.
– Съехали, – торжественно провозгласил дядя Паша.
Но риелтор уже стоял у двери опустевшей комнаты.
– Купили мы комнатку-то, – елейным тоном пропела Любовь Михайловна. – Скинулись своей трудовой копейкой и откупили.
– Они не имели права! Они подписали…
– Юрист сказал, в первую голову надо соседям предлагать. Вот они и предложили… а мы не отказали. Оставь визиточку, милок, если надумаем продавать, тебе позвоним. Но это уже будут другие деньги. На телефон положи, а то у меня руки мокрые.
Он машинально сунул руку в карман, бросил визитку на телефонную полочку, и соседка подтолкнула его к выходу. Закрыв двери, подцепила визитку целлофановым пакетиком и сунула в карман.
– Вот что, Наташа, – скомандовала она мне. – Купи газет всяких, где работу предлагают, отметь, что тебе нравится. И посади Свету на телефон. Всё польза от нее.
На работе меня настиг звонок. Спрашивали, почему гражданка Боева который день не является к следователю? И я явилась. Что у гражданки Боевой из квартиры похищено? Кольцо. Ка-а-кое кольцо? А вот нарисую: ободок узорный в иммортелях, реликварий как печатка с буквой «А», открывается туго. С внутренней стороны кольца – проба 56, клеймо мастера в виде ромба с точкой внутри и надпись «Anno MDCCCXXXII». Было в коробочке темно-зеленого бархата. Тишина. Подняла голову. У всех на лице удивление. Что не так? А ваша родственница из-за этого кольца в петлю полезла? Нет, она думала, что деньги пропали, а они не пропали. А где же они были? У меня на работе, не могла же я их дома без охраны оставить. Так деньги целы? Да, и уже все потрачены. На что потрачены? Жилплощадь приобрели. Значит, была большая сумма? Была большая. Кто о ней знал? Никто, но догадываться кто-то мог. Родственница посещала риелторов, смотрела квартиры.
Пауза. Заходит еще один. Смотрит на стол:
– Откуда у вас это?
Все смотрят непонимающе.
– Рисунок откуда?
– Это мой.
– Толь, ты чо? Это у потерпевшей из квартиры украли.
– Такое кольцо у меня на трупе…
– Во! Я же говорила, что найдется!
– Э, стоп! Вы не говорили, что найдется.
– Это я не вам говорила. А вообще это кольцо с историей. Оно всегда возвращалось в семью. Его дарили, закладывали, выбрасывали, но оно всегда возвращалось. Но перед этим случалось несчастье. Ладно, это все лирика. Когда вы его вернете?
– Надо еще доказать, что оно ваше.
– А рисунок – не доказательство?
– Одно из. А свидетели есть?
– Свидетели того, как кольцо унесли?
– Свидетели того, что оно у вас было.
– Так. Со Светой мы накануне его разглядывали… когда из тайника вынимали.
– Это родственница?
– Что, не считается? Тогда Инна, подруга, потом соседка, ей его еще в давние времена бабушка покойная показывала.
– Ладно, проверим. Пойдемте кольцо опознавать.
Пошли. Кольцо опознала, посмотрела фотографию убитого. Не признала.
– А как его убили?
– Чем-то тяжелым по голове.
– За кольцо?!
– Ну, вряд ли. Сколько оно стоит?
– Не знаю. Если как лом, то немного. Но вещь старинная…
– А для чего у него емкость с крышечкой? Для яда? Вы что смеетесь?
– Моя родственница, когда это кольцо разглядывала, то же самое сказала.
Вечером Света показала адреса, по которым есть смысл сходить и познакомиться с местом работы лично. Пошла я в первую очередь туда, где ей показалось особенно привлекательно. Через две минуты разговора почувствовала смущение работодателя, очень приятного интеллигентного мужчины. Поскольку это был первый визит, я от него многого и не ждала:
– Вижу, я вас разочаровала. Так скажите об этом, что вы мучаетесь.
– Видите ли… по телефону у вас совсем другой стиль общения…
– Вот оно что! Открою секрет: с вами разговаривала моя родственница. У нее большой опыт секретарской работы.
– А где она работает?
– Работала секретарем большого военачальника. Сейчас ищет работу.
– Так может…
– Не знаю. У нее должен быть другой уровень притязаний. Владеет компьютером, быстро печатает, знает два иностранных языка…
– О-о! У меня для нее есть достойное место.
– Если мы договоримся, то она придет к вам попозже. Пока болеет, из дома не выходит.
Так Света с первого визита получила работу. А я пока ничего не нашла.
С ее работодателем мы столкнулись спустя неделю на концерте в «Октябрьском». Он представил нам свою жену, молодую, яркую и надменную, и делового партнера, невидного такого мужика более чем среднего возраста. Как он глядел на Свету! Как дядя Паша. Опять я позавидовала…
В следующий после визита в милицию вечер ко мне пришла Инка. Была она вся зареванная:
– Зачем, Наташа? Зачем ты заложила Мишу?
– К-какого? – я даже не сразу сообразила, о ком речь. – Риелтора твоего? Да сдался он мне…
– Имей хоть смелость сознаться! Мне в милиции все сказали!
– Да что сказали, господи?
– Что ты приходила и сказала, что Миша был у вас…
– Не помню, но, кажется, я о нем не говорила… но даже если и говорила, что такого? Он у нас был, и не раз. Комнату Северских тишком сторговывал, паскудник.
– Это его работа!
– Да не мучайтесь, девки, это я в милицию его визитку отнесла с отпечатками пальцев.
На пороге стояла Любовь Михайловна.
– Любовь Михайловна, зачем?
– Но ведь ясно же, что он убийца, – убежденно сказала она.
– «Улицы разбитых фонарей» – ее любимый сериал, – сказала я.
– Его арестова-а-ли! – завыла Инка.
– Значит, я была права! – с торжеством сказала соседка. – Значит, его отпечатки нашли в квартире убитого!
– Его арестовали, меня таскают, – продолжала выть Инка.
– Ин, но ведь это ты ему тайник показала?
Инка замолчала. Потом сказала:
– И что такого? Это же были не твои деньги!
– А Светины можно украсть?
– У Миши были сложные обстоятельства. Что ему, в петлю лезть?
– Да, за него в петлю полезла Света. А Миша твой еще и подельника своего убил.
– Он… ну, Виталька… он подлый! Он деньги забрал, а сам сказал, что их там не было. А я потом в гастрономе у дяди Паши спросила. Он сказал, что не знает, что пропало. Но ведь Света твоя вешалась!
– Инна, не было там денег. Мы уже купили на них жильё для Светы. Уходи, и никогда больше не приходи!
Последствия отравления краской сказывались до сих пор. Света говорила, что на работе чувствует себя гораздо лучше, но дома её тошнило, болела голова. В конце концов, я повела ее к врачу. В кабинете гинеколога после осмотра она грохнулась в обморок. Помогая ее поднять на кушетку, я бормотала:
– Я же говорила, будет мальчик и девочка…
– Вы что, рожать собираетесь? – удивилась врачиха.
– Она двадцать лет лечилась от бесплодия. Это знак судьбы!
– Наташа…
– Ты же говорила, что веришь! Ставьте на учет!
Благодаря Светиной беременности работу нашла и я. Она стала сокрушаться, что на работе долгосрочные проекты, и своим скорым уходом она босса подведет. А говорить мужику об ее интересном положении как-то неудобно.
– А давай я поговорю!
Утром, провожая ее на работу, я увидела вылезающую из машины жену Светиного босса:
– Слушай, вот кто всё расскажет!
Вывернулась из рук пытающейся остановить меня родственницы, шепчущей, что жена босса очень недоброжелательна, я подошла к надменной красотке.
– Здравствуйте, Нина Евгеньевна. Вы меня помните? Как-то нас представляли на концерте. У меня к вам короткий, но щекотливый разговор.
Под моим напором она не устояла. Предложила присесть в ближайшем кафе. М-да, цены здесь…
– Кофе!
Надеялась управиться до того, как заказ принесут. Но чашки плюхнули перед нами моментально. Обозлившись на непредусмотренные траты, я без сантиментов изложила проблему.
– Видите ли, там какие-то долгосрочные проекты, и на Светлану возлагаются серьезные обязанности. Так что придется сказать вашему мужу, что нужно готовить смену. Если этого требуют интересы дела, пусть переводит на какое-то другое, не столь ответственное место. Возможно, и с потерей зарплаты. Мне ваш муж не показался монстром, способным оставить совсем без куска хлеба беременную женщину…
– Ладно, давай на «ты», чего там! – простецки сказала она. И засыпала вопросами: есть ли у Светы муж и все такое. А потом подытожила. – Знаешь, я своему плешь проела, что у него с ней что-то есть. И очень хотела, чтобы он ее уволил. Представляешь, какой бы я гадиной выглядела, если бы он меня послушал? Не волнуйся, проведу я с ним беседу как надо! А давай еще по кофейку!
– Нет, – отказалась я. – Это заведение не для безработных.
– Я угощаю, и не спорь! Ты же меня от подлости уберегла. И работу я тебе поблизости найду. Вот, – поискала в телефоне. – Андрюша, хороший мужик, подружки моей муж, можешь его даже закадрить, мне не жалко. Давай данные: где работала, что делать можешь.
***
Голова болела невыносимо, все тело ломило. Не чаяла, как добраться до дома. Сдала копии накладных в бухгалтерию и направилась к выходу.
– Наташа, зайди, разговор у меня к тебе!
– Если ничего срочного, давай в другой раз. Плохо я себя чувствую. Кажется, грипп…
– Грипп? В сентябре? Что-то рано. Ладно, не буду тебя грузить. Конечно, лечись. Если надолго, предупреди.
Дома померила температуру. 38,9. То-то меня колбасит. Вызвала врача на дом. Из кухни выглянула Маруся, новая жена дяди Паши:
– Наташа, ты заболела? Может, лекарства нужны или за продуктами сбегать?
– Ничего не надо, Маруся. Чайник только налей, пожалуйста. И когда врач придет, дверь открой, ладно?
Я укрылась двумя одеялами и задремала. Проснулась от шума в коридоре и вскрика Маруси: «Наташа!» С трудом добралась до двери, которая распахнулась, лишь я протянула к ней руку. Ну и дела! Димка. Лет шесть не виделись.
– Ну, и какого..?
– Наташа, я им говорю, что ты болеешь, не слушают! Говорю, что у тебя H1N1 – не понимают! Ой, не подходи, я без маски!