Free

Сказочная жизнь

Text
Mark as finished
Font:Smaller АаLarger Aa

Белокурая бестия и семь гномов

Автобус остановился под светящейся буквой «М» у подземного перехода. Белла увидев, что водитель открывает багажный отсек под её окном, попросила соседку пропустить и выскочила на улицу.

Её чемодан стоял на тротуаре, потому что, как она садилась в автобус последней, так и он был поставлен последним у входа, и теперь водитель выставил его, добираясь вглубь к вещам других сошедших. Она выдвинула ручку и покатила его к метро. Смутно представляя себе, куда двигаться дальше, она уставилась на схему метро. Снизу послышался отдаленный гул электропоезда. А ей отчего-то вспомнилось детство, соседка тётя Маруся, стучащая на швейной машинке и ворчащая вслед ушедшей товарке: «Эта Клава меня учить будет! А была-то за всю жизнь два раза в городе и один раз на мельнице!» И фыркнула невольно, так ведь и о ней можно сказать. До пятнадцати лет безвыездно в Покровском, дальше райцентра не бывала, и то только с тёткой за покупками. А потом в Новогорске, и тоже безвыездно. За время учёбы только в соседний Уремовск на экскурсию съездила. А с работы пару раз в райцентры области сопровождала школьников. Ни к поезду, ни к самолёту не приближалась. Вот… сегодня в метро впервые вошла. С улыбкой развернулась и наткнулась взглядом на знакомое лицо. Надо же, в многомиллионной Москве на окраинной станции встретила однокурсницу по педколледжу!

Светка уж как-то подозрительно радостно кинулась к ней с объятиями. Дружить-то они никогда не дружили, слишком разными были: Белла – сирота из общежития, Света – единственная дочь состоятельных родителей. Одна в детдоме нянечкой подрабатывала, другая среди местной золотой молодёжи тусовалась. Белла на красный диплом шла, Света контрольные и домашки покупала. У той же Беллы, между прочим. После выпуска ни разу не пересекались.

Кинув взор на стоящую сзади мрачную красотку, Белла о причине Светкиной радости догадалась: наверное, красотка загрузила её своими проблемами, и Светка решила смыться под предлогом встречи с однокашницей. Светка трещала, задавая вопросы и не дожидаясь ответов, но о себе, любимой, рассказала много: замужем, восемь лет назад переехали с мужем в столицу, у мужа бизнес, не олигархи, но не бедствуют, двое детей, пока живут в квартире, но строят дом. Но не тут-то было: красотка не уходила, с нетерпением ожидая, когда иссякнет Светкин поток информации. Светка увидела, что приятельница расставаться не собирается и наконец замолчала, но не сдалась и решила выслушать, какими судьбами Белла оказалась в Москве.

Ответила кратко, что есть сложности с деньгами и в личной жизни: с мужем разошлась, ипотека. Поэтому решила попытать счастья в мегаполисе, здесь, говорят, и в школах зарплаты крутые. Но вообще в школу бы не хотелось, попробует себя в других сферах. Светка сходу предложила ей устроиться домашней учительницей или репетиторшей в богатый дом, и даже обещала протекцию. Вдруг оживилась мрачная красотка и предложила ей работу няней с двумя детьми на пару месяцев, но зато потом пообещала рекомендации, без которых в приличный дом не возьмут. Белле ни она, ни её предложение не понравилось, поэтому она хмуро уточнила:

– А ваш что, неприличный?

Тут в разговор вмешалась Светка. Ну, понятно, таким образом она убивала двух зайцев: и однокашнице вроде как помогала, и от приятельницы с её проблемами отвязывалась. Она опять затрещала, не давая никому слова вставить: да, у Людмилы вполне приличный дом, двое детей, мама, а сама она от мужа-изменника сбежала, сейчас устраивает личную жизнь, дети нормальные, восемь и четыре года, но мама не справляется. Белла оглянуться не успела, как Людмила подхватила её чемодан и поволокла к поезду. Со Светкой они только на бегу успели обменяться телефонами.

Назавтра вечером после того, как уложила детей, она вышла во двор на детскую площадку и позвонила Марку. Накануне она только смс-ку ему послала, что доехала благополучно и устроилась на работу. А теперь была готова рассказать об этом подробнее. Она начала с того, что получила аванс в размере месячной выплаты и озвучила этот размер. Тут он её перебил, сказав, что, если сумма столь значительна, то тут явный подвох. Да, согласилась она, подвох имеется: работодательница – дама модельной внешности и паталогической глупости. Более того, мама её, у которой сейчас живут дети, в отличие от дочери не модель, но ещё глупее дочери. А детки нормальные: девочка Людочка, второклассница, учится слабенько, но не безнадёжна, просто запущена этими дурами. А мальчик Рома четырёх лет сообразительный, очень активный, вообще обаяшка. И пусть Марк не волнуется, у них с хозяйкой договорённость на два месяца. Так что нынешнее место – просто промежуточная станция. А она, Белла, оглядится, привыкнет к Москве и найдёт другую работу.

Оглядеться она не успела даже во дворе, потому что ещё через день Людмила прибежала вся на нервах и объявила, что отправляет Беллу с детьми в санаторий. Что тут можно было возразить? Отдохнуть от обеих мадам уже очень хотелось. Но не получилось. Закатила истерику старшая: как это можно доверить детей незнакомому человеку! Дело было, конечно не в детях, которыми бабушка совсем не интересовалась, ей просто хотелось в санаторий. И в тот же вечер они спешно собирали вещи. То есть Белла собирала детские вещи и старалась не обращать внимания на мадам, которая разложила свои наряды по двум комнатам и истерила, что ей нечего надеть. При здравом рассуждении Белла решила, что поездка с мадам к лучшему: явно Людмила от кого-то скрывалась, предположительно от мужа, а значит, случись что, припаяют Белле похищение. А так – дети с бабушкой, а няня просто наёмная работница. И в тот же вечер они выехали на большущей семиместной машине с двумя водителями, сменявшимися каждые два часа. Детей перенесли в машину уже спящими. Пристегнув детей и укутав их в пледы, она подёргала боковое сиденье. Водитель повернулся и помог его разложить. Она уснула почти сразу и под недовольное бурчание мадам, которая завидовала Беллиному спокойствию. Сон был неглубоким, она иногда пробуждалась при торможении или на резких поворотах. Бросала взгляд на спящих детей и снова задрёмывала.

Окончательно она проснулась, когда уже начало светать. Она поднялась, поглядела на циферблат перед водителем и прошипела:

– Ой, да ни фига себе! А куда мы едем?

Водитель негромко засмеялся и сказал, что едут они уже по Белоруссии. До Борисова ещё часа два.

Зашевелилась недовольно до этого похрапывающая мадам. Белла поспешно плюхнулась на место и сделала вид, что уснула, не желая вступать в разговор. Бесят они друг друга.

Санаторий оказался и не санаторием вовсе, а заводской спортивной базой. Располагался он в нескольких километрах от города в хвойном лесу. Круглый год здесь тренировались футболисты местного клуба, летом ещё работал детский лагерь, а в остальное время оздоравливали тружеников завода. В данный момент в отдельном здании проживали футболисты, а на три трёхэтажных спальных корпуса осталось всего четырнадцать человек отдыхающих. Об этом она со смехом рассказывала по телефону Марку, прогуливаясь по дорожкам базы. Мадам ожидала яркой светской жизни, а тут такой облом!

Впрочем, для детей и Беллы это место было почти идеальным: хорошее питание, нормальная лечебная база, чистый воздух, тишина и просто великолепный бассейн. Не было только школы для Людочки. Белла сама занималась с ней по программе второго класса. Приходилось ещё Роме давать учебные задания, иначе бы он сестре покоя не дал. Не мешало бы бабушке погулять с внуком, пока внучка училась, но об этом няня даже не пыталась её просить. Некоторое время мадам принимала процедуры, но заскучала и заявила, что всё это совковое, и стала через день ездить в Минск, иногда даже не возвращаясь на ночь. Как подозревала Белла, она прогуливала деньги, которые Людмила посылала ей для развлечения детей на отдыхе. Пару-тройку раз удавалось вырвать у неё небольшую сумму. Вызывала такси и ездила с ребятишками в город. В старом городе ходили в православный храм и костёл. Как могла, рассказала о том, какие конфессии в мире существуют. А больше всего детям нравились земляные укрепления войны 1812 года, лазили по окопам, фотографировались на пушках. Белла даже прикупила для них пару красочных детских книг об этой войне.

Через месяц Белла здорово поправила нервы и даже прибавила в весе. Но заскучала. А вместо извещения о времени отъезда получила смс об очередном авансе и продление санаторного отдыха ещё на месяц. Марк смеялся, что эта работа скучная ей небом послана как компенсация за нервотрёпку последнего года. Он, кажется был доволен, что она застряла в Белоруссии.

Примерно через две недели Людмила пропала с радаров. Белла не сразу догадалась об этом, они же почти не созванивались. Но обратила внимание на то, что мадам перестала ездить в Минск и постоянно таращилась на телефон. А когда потребовала от неё денег на очередную поездку в город и всего лишь покупку носков для Ромы и напомнила о том, что куртку ему взяли в расчёте на сентябрьскую погоду, а сейчас уже ноябрь, то получила истеричный ответ, что нет у неё денег. После нескольких попыток дозвониться Белла поняла, что Людмила исчезла, а все деньги мадам прогуляла. Она пересчитала собственную наличность и поняла, что её не хватит даже на билет до Москвы. Белла ведь по старинке копила деньги на счёте в банке. И даже не знала, можно ли снять их с карточки в здешних банкоматах, они ведь за границей. Спросить у мадам, которая ведь как-то снимала деньги, было чревато для Беллиного счёта. В крайнем случае, выручит Марк, купив ей эти чёртовы обратные билеты.

За несколько дней до отъезда поняв, что мадам ничего решать не собирается, она набрала Свету. Та попыталась отбиться, но Белла сухо бросила в трубку:

– Ты поручилась ей за меня, а мне за неё. Я оказалась за границей без денег, зато с двумя детьми и одной неадекватной бабой на шее, – тут Светка непроизвольно хихикнула. – Света, я не требую от тебя невозможного. Найди Людмилу или хотя бы того, кто нас вытащит отсюда. У меня договорённость на два месяца. Я довезу детей до бабкиной квартиры и буду считать себя свободной.

 

Света сказала, что позвонит ей в течение дня и даже извинилась. И не позвонила. Поздно вечером, когда уже пора было укладывать детей, она собиралась выйти на улицу и отлаять однокашницу за необязательность. И тут звонок! Белла так обрадовалась, что даже не посмотрела, от кого. Мужской голос представился: Лев Михайлович Гимлин. Так, понятно, это тот самый ужасный преследователь, муж Людмилы, отец Ромы. Людочка-то от первого брака матери и носит другую фамилию. Поглядела на детей и решилась:

– Не могли бы вы сделать видеозвонок, чтобы дети вас увидели?

– Буду рад, мы не виделись больше двух месяцев!

Белла отключилась и сказала:

– Дети, будете говорить с Роминым папой?

– Дядя Лёва, ура, – первой закричала Люда.

И Рома тоже присоединился к сестре с криком: «Папочка!» Это обнадёживало, значит, для них он совсем не ужасный преследователь. А когда он появился на экране, Белла поняла, что могла не звать детей в качестве свидетелей, потому что на смуглом лице мужчины более чем среднего возраста щурились Ромкины глазки-вишенки. Если приглядеться, в остальном ни малейшего сходства: ни в овале лица, ни в цвете кожи, ни в цвете и структуре волос. Но глаза! И душевное общение с детьми.

Ребятишки наперебой делились своими впечатлениями. В их рассказе перемешались и разная вера, и Урфин Джюс с его деревянными солдатами, и густой лес, в котором можно даже заблудиться, и война двенадцатого года с пушками и окопами, и умение плавать по-собачьи. А он сказал, что на послезавтра оплачено купе до Москвы и поинтересовался, должна ли ей что-то Людмила, и есть ли у Беллы деньги на дорожные расходы. Белла сказала, что на дорогу хватит и претензий денежных не имеет, но было бы неплохо, если бы их встретили с тёплой одеждой для детей.

Назавтра, узнав о том, что зять ждёт их в Москве, закатила истерику мадам. Белла заткнула её коротким ответом:

– Оставайтесь. Я свой билет использую, а вы – как хотите.

Та пыталась возражать, что Белла не имеет права уволиться без отработки, на что она ответила, что договорённость была на два месяца, которые истекли, как и зарплата, неделю назад: настаиваете на продолжении трудовых отношений – платите.

Москва встретила их снегом, а Гимлин – детской одеждой. Он влетел в вагон, как только сошли самые нетерпеливые пассажиры. Белла вздохнула с облегчением и стала переодевать детей, на которых уже натянула сорок одёжек, а на лёгкую куртку Ромы даже надела свою ветровку, которая на нём выглядела длинным плащом. Наблюдая за этим, Гимлин очень недобро покосился на тёщу в мехах, купленных, кстати, в Минске. Впрочем, он любезно предложил подвезти её до дома. А Беллу пригласил в гости. Она решительно отказалась, но он продолжал настаивать. Умолял буквально о двух днях для адаптации детей. Она согласилась после того, как дети заревели, но отчасти и из-за отвратительной погоды. Искать жильё и работу в этой промозглости не хотелось.

Лев Михайлович на романтического героя не тянул. Роста он был ниже среднего, упитанности выше среднего, и всё это при кривых коротких ногах. Невозможно было представить, как он смотрелся рядом со стройной красавицей Людмилой. Прямо Черномор! Белла подумала, как щедра природа к его сыну, который взял от внешности отца самое привлекательное – глаза, а остальное – от красавицы-матери.

До дома они добирались часа полтора. Дети почти сразу задремали, а Гимлин принялся расспрашивать Беллу о лечении, которое они получали. В этом разговоре он показал себя заботливым отцом, прекрасно знающим всё о здоровье детей. Удивило только, что он спросил о почках падчерицы.

– В её карте ничего подобного не было!

– Ну, как же, – возразил он. – А ночной энурез?

– Я с детьми больше двух месяцев, – пожала плечами она. – Ни с кем из них ни разу подобного не было. Сон у обоих крепкий, пушками не разбудишь.

Лев Михайлович недоумённо взглянул на неё.

Дома их первой встретила его мать Мария Давыдовна и заявила с порога сыну, что уволила няню. Судя по печальному вздоху сына, увольнение было ожидаемым.

Семейству Гимлиных этот большой дом был тесен. В нём проживали кроме Марии Давыдовны и Льва Михайловича, не считая Люды и Ромы, ещё пятеро детей. Двое сыновей от первого брака и шестимесячный младенец, по поводу которого Белла постеснялась спросить, но на следующий день приходящая кухарка просветила, что его хозяин со своей секретаршей прижил, из-за чего, собственно, Людмила и смылась. А секретарша, явившаяся сюда с целью закрепиться на местности, оценила обстановку, сунула в руки несостоявшейся свекрови своего сына и скрылась в тумане. Ещё двое детей, девочка-подросток и девятилетний мальчик, остались Льву Михайловичу от погибшего в автомобильной катастрофе вместе с женой брата.

Хозяйские дети с самого начала повели себя с ней по-хамски. Самая старшая, Марта, стала к ней цепляться, мол что за фамилия чудная и имя дурацкое. На это Белла спокойно ответила ей, что фамилия у неё простая именная, а имя, конечно, претенциозное, но ведь и страшной её не назовёшь. Белла значит красивая, а Марта – хозяйка. И Белла Родионовна по классическим канонам не красавица, но ведь и Марта пока ничему не госпожа. А вот их фамилия, наверное, взята из Толкиена. По реакции девочки поняла, что Толкиена она не читала и поглядела на неё с фальшивой жалостью:

– Странно, более-менее продвинутая молодежь Толкиена чуть ли не наизусть знает, ну разве кроме «Сильмариллиона», эта книга не для среднего ума. Но кино-то хоть смотрели? Гном там был по имени Гимли. Гимлины – семейство гномов.

Это прозвучало оскорбительно. Больно уж они были на гномов похожи, такие же, как глава семьи, толстенькие, ноги коротковаты и кривоваты. Но Белла сильно обозлилась на них, когда Людочка заплакала, увидев, что за время её отсутствия были отрезаны уши у её любимого зайца. И сделано это было не из озорства, а по злобе, стоило лишь взглянуть на выражение злорадства на лицах старших детей. Не потому ли следующим утром, когда горничная пришла убираться в комнатах, Белле пришлось выскочить из ванной, куда она зашла, чтобы набрать воды для полива цветов. Горничная что-то сердито заорала в спальне Люды и Ромы. Оказалось, что она грубо попрекала девочку, чья постель оказалась мокрой. Белла коротко приказала ей замолчать, но горничная, которая в этом доме работала много лет, только грубо отмахнулась. И тогда Белла с размаху выплеснула ей в лицо весь кувшин:

– Ваша работа – прибраться. А воспитывать детей будут родители и учителя, лечить – медики. Кто на что учился!

Марье Давыдовне, прибежавшей по жалобе горничной, она сказала:

– Она орала на ребёнка. Не знала, что у вас это принято!

Старухе её самоуправство не понравилось, но возразить было нечего. Да и прибежавший следом Лев Михайлович сурово зыркнул на зарвавшуюся тётку, а девочку погладил по головке:

– Ничего, детка, собирайся в школу.

В общем, Белла за чадолюбие скорей бы назвала Гимлина хорошим человеком, если бы сам он не был явным кобелём, а его дети очевидными паршивцами. Так она и сказала Светке, с которой встретилась как-то поздним утром, вывезя младенца на прогулку. Заодно узнала, как они оказались с Людмилой приятельницами: муж Светки через два дома от Гимлиных прикупил коттедж и надстраивал над ним второй этаж.

– И с тобой скоро соседями будем, – смеялась Светка. – Переедем, как только крышу докроят.

– Ну нет, оставаться у них я не собираюсь. Согласилась неделю-две младенца выхаживать, пока они ему няньку приискивают. Не согласилась бы и на это, если бы не жестокая необходимость.

– Что, деньги нужны? Так я дам взаймы.

– Нет, не деньги. Дело в Людочке. Травят они её нещадным образом, эти паршивцы.

– А взрослым сказать?

– Бабке сказала. Она возмутилась… мной. Как я могла на её ангелочков такое наговорить. А сексуально озабоченный отец воспринимает мои попытки поговорить как заигрывание. В общем, нужно найти Людмилу. Она же здесь жила пять лет, и не может не понимать, что девочке нельзя с ними оставаться.

– А вы не преувеличиваете? Может, дети сами разберутся между собой, – вмешался в их разговор муж Светы.

– Я ещё преуменьшаю. Старшие мальчики вступают в пубертатный возраст, дальше только хуже будет. Жалеть девочку некому, для этой стаи она чужая. Поверьте моему опыту, у меня стаж работы с детьми больше десяти лет. Помогите, у вас самого дочери. Представьте себе, что с вами что-то случилось, и они у чужих!

– Да что я могу!

– У меня есть номер машины, на которой нас везли в Борисов. Скорее всего, это машина Людмилиного нынешнего. Вам ведь не трудно узнать, чей автомобиль?

– Давайте! И телефонами обменяемся.

К дому подъехал Лев Михайлович, вышел, увидел их и остановился. Потом решительно зашагал к ним:

– Белла Родионовна, вам не кажется, что малыш перегулял?

– Совсем нет. Впрочем, как вам будет угодно.

Белла развернула коляску к дому. Гимлин спросил:

– Какие дела у вас могут быть с этими нуворишами?

– Он обещал мне работу.

– Господи, да чем вас эта работа не устраивает?

– А ничего, что я четвёртая нянька за четыре месяца его жизни в вашем доме?

– Ну что ж, нам не повезло. Но вы совсем другая.

– И не надо меня за руки хватать! Тем более, за талию. Я такая же, как все. Сегодня перед тем, как коляску выкатить, стала куртку надевать и карманы проверила. А там статуэтка с комода. Я так понимаю, нечто подобное в вещах предыдущей няни нашли.

– Это, наверное, Рома…

– Нет, это кто-то постарше был, Рома до вешалки не дотягивается. Так что свои вещи я сейчас перенесу к соседям, только пусть хозяйка предварительно проверит, что там нет ничего вашего.

– Ну зачем вы так?

– А вы зачем так с людьми поступаете?!

Маневры главы семейства вокруг Беллы не остались без внимания потомков. Когда она спустилась на кухню в обед, старший мальчик спросил:

– Белла Родионовна, вы за отца хотите замуж выйти?

Белла поперхнулась. Откашлявшись, она прохрипела:

– С чего ты взял?

– Ну, вы же бедная. И старая. Вам надо замуж.

Она даже малость обиделась:

– Да, я немолодая. Мне уже двадцать восемь лет. Но ваш папа совсем старый, ему уже под полтинник. И что мне за интерес за него замуж выходить?

– Чтобы его денежки захапать.

– Ой, да какие там денежки!

– А у вас вообще никаких денег нет, – вмешалась Марта.

– Ну, какие-то есть, – усмехнулась Белла. – Жильё имею, хоть и в ипотеке, деньги я зарабатываю. Вот, с вами живу, хотя вы не самая приятная компания. За вредность… ну, то есть за вашу вредность зарплату получаю. А представьте на минуточку, что я вышла замуж за Льва Михайловича. То есть зарплату он мне уже не платит. Это, получается, я тогда жить буду в недружественном окружении вообще за так. И в чем моя денежная выгода?

– Ну, вы тогда как жена будете все деньги на себя тратить… то есть вы так думаете, – сказала Марта.

– Марта, ты уже почти взрослая. У тебя на глазах Лев Михайлович не один раз женился. Припомни, хоть одна из его жён шиковала? Лев Михайлович не был бы успешным предпринимателем, если бы доверил свои финансы другому. Ни детям, ни родителям, ни жене – никому! Так что успокойтесь, детки.

– Что, так и будете старой девой? Замуж не собираетесь?

– А я там уже была. Мне не понравилось.

– Вы были замужем?!

– Ну да. Пять лет. Бывший мой, конечно, был не столь богат, как ваш Гимлин, обычный офисный работник. Но он молодой, высокий ростом, привлекательный внешне.

– А что же разошлись?

– Надоели друг другу.

– А дети у вас есть?

– Нет.

– Вы больная?

– Не больная. Но разумная.

– А что, детей только дураки заводят?

– Есть, Марта, такое определение – «ответственное родительство». Не задумываясь, можно родить, только если у тебя надёжные тылы: любящий и трудолюбивый муж, любящие и не старые родители и прочие любящие родственники, жильё и собственная профессия. Тогда устоишь, если одно из составляющих выпадет: жильё потеряешь – родители приютят; работу потеряешь – муж и родители первое время прокормят, пока новую искать будешь; муж уйдёт – жильё и зарплата есть, и опять же родители поддержат, жизнь потеряешь – у ребёнка отец и бабушки-дедушки есть. А если часть этих составляющих отсутствует, а часть ненадёжна, то в случае потери даже одного из элементов может рухнуть вся пирамида. И пострадает при этом ребёнок, как в случае с Людой.

Тут уже старуха Гимлина возмутилась:

– А что за случай у Люды?

– Люда у чужих людей живёт. Ваши внуки её обижают, а заступиться за неё некому.

– Да как вы смеете клеветать на нашу семью! Никто её не обижает!

 

– Мария Давыдовна, я с ней в санатории больше двух месяцев прожила, и не разу она не описалась. А здесь – чуть ли не каждую ночь. И, главное, пижама сухая, а постель мокрая. Я уж на всякий случай решила следующий раз мокрую постель на анализы отнести. Там ведь всё можно определить, даже половую принадлежность того, кто в постель напрудил.

При последних словах Белла бросила взгляд на Марту. А девочка покосилась на неё и поджала губы. Ну вот, крючок заброшен.

Комната младших детей Ромы и Люды была напротив ванной, а комната младенца и няни – рядом с ванной. Напротив неё –две смежные, в которых размещались старшие мальчики, дальше комната Марты. Белла не могла оставлять на ночь открытой дверь в коридор, но всё-таки слегка приоткрывала, чтобы приглядывать за дверью малышей. И на следующую ночь проснулась от движения в коридоре, и успела перехватить младшего племянника хозяина дома. Наутро он пожаловался бабушке, что Белла Родионовна назвала его подлым. На упрёки она лениво отмахнулась. А потом слышала, как старуха просила сыночка «поскорее расстаться с этой белобрысой бестией». Ей по барабану, сегодня Светка позвонила и стала интриговать: «Ты не представляешь, кого подцепила наша красотка!» Ну, понятно, что не машиниста метро, а кого-то богаче предыдущего. Да не важно, главное, чтобы дочь забрала. И тогда Белла на свободу с чистой совестью!

Вечером вслед за Львом Михайловичем приехало ещё два автомобиля. Вышел в сопровождении секьюрити явный туз. Не по внешности туз, а по поведению. Уж кто покусится на жизнь этого мужичонки, тем более, в охраняемом посёлке! Но сопровождающий сел в прихожей у дверей, а машины остались перед воротами. Откуда у хозяина такой явно из другого эшелона приятель, стало понятно по дружеским тумакам и восклицаниям: «Лёвка!», «Макс!». Из детства. Лев Михайлович заскочил на кухню, быстро порезал лимончик и умчался в свой кабинет, где они уселись за шахматы. Белла, которая, воспользовавшись вечерним сном малыша, развлекала Людмилиных детей приготовлением десерта из кофе, сливок и желатина, фыркнула.

– Это классика, закусывать коньяк лимоном, – надменно завила крутившаяся вокруг них Марта.

– Это пижонство, сочетать коньяк, лимон и шахматы, – отмахнулась Белла. – Мой знакомый психиатр говорил, что крепкие алкогольные напитки надо закусывать горячим мясом. А фрукты и шоколад… вот ими закусывают шахматы!

Охранник в прихожей хмыкнул. Белла спохватилась:

– Кстати, господин сопровождающий, вы ведь наверняка не ужинали. Можете оставить на время входную дверь без охраны? Заходите перекусить. Если кто-нибудь вздумает покуситься на вашего туза, мы успеем выскочить и подставить ему подножку. И ребят своих зовите.

Марта фыркнула:

– Это ваш уровень?

– Ну да, мы люди трудящиеся, – весело ответила она.

– А папа с дядей Максом лодыри, что ли?

– Собственность есть воровство, это Прудон сказал, не я. Он имел в виду, что в основе имущества и капиталов лежит насильственное присвоение различных материальных благ, – поддразнила Белла девчонку. – Мой уровень – это честная работа.

Позвонил Светкин муж. Сообщил имя нового спонсора Людмилы. Ну и что, ей по этому поводу в воздух лифчик бросать? Он извинился, что, конечно, человек такого уровня вне её интересов. Тут Белла засмеялась: и что у свежеиспечённых москвичей за пристрастие людей по уровням сортировать как бельё на полках в шифоньере? Натуральные москвичи живут и не выёживаются. На это и намекнула. Тогда он вроде как устыдился, и всё остальное изложил в телеграфном стиле. Эта парочка месяц назад разбилась в Испании на трассе. Сам-то туз ничего, а вот Людмилу собирали по кусочкам, мало того, что она вся как мумия в гипсе, у неё ещё травма головы. Долгое время была в коме, нет, не то чтобы между жизнью и смертью, это её медицина в транс ввела, чтобы лежала и не рыпалась. А когда её включили, она завопила: «Дети!» Поиск начали с Белоруссии, там не нашли, и по месту жительства Людмилиной мамаши и в квартире самой Людмилы не обнаружили ни детей, ни саму мадам. Так что звонок Светкиного мужа очень кстати пришёлся. А к Белле у этого богатого перца убедительная просьба сопровождать детей в Испанию и помочь Людмиле в её беспомощном состоянии. Деньги предлагают… там такие деньги, что Белла, набравшая в грудь воздух для выражения своего отношения ко всему этому, выдохнула его назад. Но поинтересовалась, где тут второе дно? Собеседник ответил ей предельно цинично и откровенно: во-первых, инцидент желательно скрыть от прессы, туз в процессе развода, и такие факты Фемиду на его сторону не потянут; во-вторых, с Людмилой у него тоже предстоит не формальный, но вполне себе фактический развод, потому что товарный вид ею утерян надолго, если не навсегда, а он не тот принц, что над гробом мёртвой царевны терпеливо ждёт. Но он не поскупится, тем более, в отличие от жены Людмила на половину достояния не претендует. Для душевного спокойствия спящей красавицы прежде всего нужны дети. Так что буквально завтра с Гимлиным начнутся переговоры.

Белла облегчённо вздохнула, но всё же нервы разошлись, и она поняла, что заснуть не сможет. Поглядела в окно, машины всё ещё у ворот. Сегодня можно детскую не охранять, едва ли Марта организует какую-нибудь пакость в присутствии посторонних. И всё равно дверь оставила приоткрытой. Уличного освещения обычно хватало на то, чтобы ориентироваться без включения ночника. Белла сбросила с кровати на кресло покрывало и только взялась за одеяло, как услышала скрип двери детской, она специально уксусом на петли капала. Как была с одеялом в руках она бросилась в коридор, влетела в детскую и набросила его на маленькую фигурку. Дёрнула одеяло на себя, опрокинув злоумышленника на пол и рухнула сверху. На визг прибежали почти все обитатели дома. Первым с фонарём здесь оказался охранник (а ведь с первого этажа бежал!), потом из соседней спальни доковыляла Мария Давыдовна и включила свет, следом прибежали шахматисты. Мария Давыдовна рявкнула:

– Что здесь происходит?

Белла неловко поднялась, откинула в сторону одеяло и сказала:

– Вот. Это Людочкина больная почка, – она кивнула на скорчившуюся на полу Марту. Потом показала на валяющуюся на полу банку. – А это ночной энурез пришёл.

– Что? – растерянно переспросил нетрезвый Гимлин.

– Пацаны всегда на Людину кроватку писают, – сказал проснувшийся Рома. – Это секрет.

– Это подлый секрет, Рома, – сердито ответила ему Белла. – Люда, иди ложись на мою кровать. Только одеяло прихвати, а то моё, видишь… в Мартиной моче.

Марта зарыдала, растолкала толпящихся у дверей и убежала к себе. Люда скомкала одеяло, прижала его к животу и встала рядом с Беллой, не решаясь выйти вслед за Мартой.

– Ишь, какой одуванчик, взъерошенный ветром негодования, – сказал с пьяным умилением гость Белле. Потом повернулся к другу. – У тебя, Лёвка, в семье дедовщина как в армии.

– Бабовщина, – поправила его Белла. – В этой семье властные женщины и слабые мальчики, податливые на всё плохое.

– А почему вы взрослым не объяснили, что всё так скверно?

– Пыталась. Не верят. А сама я росла в чужом доме, поэтому зверею, когда при мне издеваются над ребёнком. Извините за прерванную партию. Спокойной ночи!

Ни свет ни заря её разбудил Лев Михайлович. Белла накинула халат и вышла в коридор:

– Что?

– Марта пыталась покончить с собой.

Белла повернулась к её двери. В комнате у постели Марты сидела заплаканная Мария Давыдовна, двое сотрудников «Скорой помощи»: одна что-то писала за столом, другая копалась в чемоданчике. Она тихо спросила их:

– Что-нибудь типа таблеток от поноса?

– Ну… почти, – усмехнулась та, что за столом.

– Штуки три?

– Две.

– Умная девочка.

– Прекратите, – взвизгнула старуха. – Довели бедного ребёнка!

– И чем же довели её, интересно? Не дали поиздеваться всласть над маленькой девочкой?

– Белла Родионовна, не надо, – попросил её  Гимлин.

– Нет уж, давайте выясним отношения до конца, иначе зачем я здесь? При медиках будем или можно их отпустить?