– Очень просто. Если женщина мне нравится, я приближаюсь к ней и если все правильно, то на каком-то расстоянии нас обязательно притянет друг к другу. Под приближением я понимаю не только сокращение пространства, но и эмоциональное соединение, сближение наших душ.

– Ты ученый?

– Нет, – улыбнулся Далив. – Просто практик.

– А что значит «если всё правильно»?

– Это значит, что мы симпатичны друг другу, что в обоих из нас присутствует желание близости и возможность его реализовать и что нет никаких препятствий природных или надуманных, которые могут нам помешать.

Девушка склонила голову на бок, как бы размышляя над его словами.

– Интересно, – сказала она и встала из-за стола.

– Встань, пожалуйста, передо мной, – попросила она.

Молодой человек повиновался.

Их разделяло расстояние примерно в два метра. Они стояли и смотрели друг на друга.

– Из того как ты восхищался моей красотой, – начала девушка, – я позволю себе сделать вывод, что я симпатична тебе. Это так?

Далив улыбнулся.

– Вне всяких сомнений.

– Хорошо. Признаюсь, что и ты симпатичен мне. Дальше. В тебе присутствует желание близости с женщиной?

– Определенно да.

– Отлично. А во мне есть желание близости с мужчиной. Какие-то природные или выдуманные тобою причины мешают тебе заняться любовью конкретно со мной?

Далив сделал вид что размышляет.

– Думаю, что нет, – наконец ответил он.

– Я тоже не вижу к этому препятствий с моей стороны. – Она сделала паузу. – И что?

– В каком смысле?

– Ну между нами, согласно твоей терминологии, «всё правильно». Мы симпатичны друг другу, у нас есть желание и ничто не мешает нам реализовать его. И почему нас не притягивает друг к другу?

Молодой человек внимательно посмотрел на нее и сделал вперед два шага. Теперь их разделяло не больше полуметра.

– Если все правильно, то обязательно притянет, – сказал он и встал еще ближе.

В последний момент Суора уперлась левой ладонью в его грудь. Она смотрела в его темно-карие глаза и чувствовала как невыразимо приятное тепло обволакивает низ ее живота и начинает тихонько пульсировать.

– Все-таки какое-то препятствие есть? – Тихо спросил Далив.

Девушка думала о том что у нее грязные волосы, что она с дороги, ее белье не свежее, на ее коже пыль и пот и запах немытого тела вплетается в чудесный аромат Кен-Альдо. Но желание начинало звучать так неодолимо, что мысль о том чтобы попросить его подождать пока она примет ванну, почти напугала ее.

– Только одно, – прошептала она, убирая ладонь с его груди, – на нас слишком много одежды.

Она расстегнула ремни у себя на торсе, затем расстегнула свой широкий пояс и вся её амуниция почти беззвучно упала на толстый ковер.

– Теперь я совершенно безоружна, – произнесла она с такой очаровательной улыбкой, что Далив ощутил как его мужская плоть стремительно разбухает от сладостного напряжения.

– Ваша красота, сэви, сильнее любого оружия, – проговорил он, кладя руки на ее талию и прижимая к себе.

Почувствовав на своем теле его руки, а после того как он притянул ее живот к своему и упругое напряжение под его поясом, она буквально затрепетала от возбуждения. Он был совсем немного выше ее и ей ужасно нравилось глядеть на него снизу-вверх. Когда он наклонился к ее лицу, она отпрянула назад, уходя от его губ.

– Подожди, хочу тебя спросить, – сказала она. – Когда ты нес мне мой ужин, ты именно об этом думал?

Он смотрел в ее большие голубые глаза и словно проваливался в них.

– Я не смел думать об этом, – ответил он, – я просто думал о тебе.

Она усмехнулась.

– Лгунишка, – прошептала она и поцеловала его в губы.

Он осторожно обнял девушку и начал нежно целовать её шею, подбородок и снова губы. Она расстегивала пуговицы его камзола. Она спешила. Сняв с него камзол, она принялась за завязки на его рубашке. Он целовал ее лицо, покусывал ее нижнюю губу, касался ее языка. Она стаскивала с него рубашку. Он на миг отпустил ее тело и поднял руки, помогая ей. Затем снова схватил, на этот раз сильнее и крепче.

Суора жадно впилась своими губами в его. Она гладила его мощный загорелый торс и чувствовала как внизу живота между бёдер всё пылает сладким огнем и в тоже время наполняется влагой. Сейчас она не могла думать ни о чем на свете кроме одного желания принять тело этого мужчины в себя, впустить его, слиться с ним.

Она потянула его в спальню. Возле кровати, с его помощью она начала раздеваться. Когда на ней остался лишь тугой светло-голубой лиф и тонкие подштанники, она села на кровать, глядя горящим взором в его глаза. Он смотрел на нее с высоты роста, смотрел нежно и влюблено, она не могла ошибаться.

Она положила ладонь на его вздувшуюся промежность и слегка нажала, со сладострастным томлением чувствуя упругую плоть внутри его брюк. Он гладил ее волосы. Она расстегнула его ремень, две пуговицы на его брюках и стянула их вниз, заворожено глядя на то что вот-вот должно было оказаться внутри нее. Он наклонился и начал снимать её лиф. Она подняла руки, помогая ему. Затем он скинул с себя сапоги и брюки, а она взобралась дальше на постель. Он последовал за ней. Взялся за краешек подштанников на ее талии и медленно стянул их до ступней, снял с ее ног и отбросил в сторону.

Теперь они оба были обнажены. Она отодвинулась еще ближе к изголовью кровати. Он приблизился, раздвинул её колени и осторожно лег на нее. Он снова целовал её шею, её грудь, её соски и опускался ниже. Она дрожала. Наконец она схватила его голову и притянула его губы к своим. Чувствуя как что-то твердое, напряженное касается её бёдер, упирается в её промежность, задевает её вульву, она застонала. Он целовал ее лицо, она опустила руку вниз и помогла ему войти в нее. Ей казалось что все в ней завибрировало от первого проникновения и она откинула голову назад, принимая его в себя.

Ташунг был очень взволнован и даже крайне возбужден, его буквально колотила и пронзала доселе ему неизвестная сила. С ним происходило нечто, чего он никак не ожидал от себя. Как требовали Высшие Уровни, он позволил своей метаформе допустить соитие с этим самцом и теперь пытался честно и последовательно фиксировать все что происходило с организмом и психосоматическим состоянием молодой женщины, коей он сейчас являлся. Прилив крови к половым органам. Отвердевание сосков. Учащение дыхания и сердцебиения, повышение артериального давления, расширение зрачков, обострение обоняния, слуха и особенно осязания. Он наблюдал выброс гормонов и лавинообразное распространение нервных импульсов от задней доли головного мозга к передней доли и, в конечном счете, по всей области спинного мозга. Но самое непонятное и пугающее для него было то, что он не был способен до конца быть сторонним наблюдателем. Эти теплые сладкие волны, расходящиеся по телу из области таза, захватывали и уносили его. Он пытался абстрагироваться от них, но вскоре осознал что бессилен это сделать. А когда самец увеличил частоту своих ритмичных движений, с силой вталкивая свой половой орган в глубину ее паха, он понял что он стонет и шепчет на языке, которого не могла знать ни одна раса на этой планете.

Суора уже просто плыла, текла, скользила. Она что-то бормотала, шептала, тихо постанывала, она погружалась в мерцающий пульсирующий океан, тонула в соленой горячей воде, цепляясь за широкую спину своего мужчины, но снова и снова соскальзывая в темную, багровую, трепещущую глубину, беззвучно крича и задыхаясь, вдыхая воду как воздух и наполняясь невыразимым совершенством и правильностью происходящего. Бурлящие фонтаны нежной энергии, бьющие казалось из самой основы её женского естества, разносили её по всей Вселенной, размазывали её по пространству и времени и в тоже время сжимали в тугую плотную сущность, которая жадно вбирала себя каждый сладкий, упругий удар чужой плоти внутри её собственного тела.

Когда все было кончено, Далив Варнего привалился к плечу девушки, тяжело дыша. Она ласково гладила его голову. Немного придя в себя, молодой человек тихо проговорил:

– Может сейчас ты мне скажешь, какое первое правило обольщения женщины.

Суора с нежной улыбкой посмотрела ему в глаза и также тихо ответила:

– Быть мужчиной.

Он усмехнулся.

– Хочешь пить? – Спросил он.

Она, глядя на него со счастливой улыбкой, утвердительно кивнула головой.

Далив поднялся с постели и вышел в гостиную. Он налил в стакан воды из хрустального графина, затем нагнулся, подобрал свой камзол и повесил его на спинку стула. Некоторое время он задумчиво разглядывал свой камзол. Там, в глубоком внутреннем кармане лежал пакетик с бледно-зеленоватым порошком. Это было сильнейшее, очень дорогое снотворное, небольшая доза которого могла отключить взрослого человека почти на сутки. Он использовал его, когда ему надо было опоить несговорчивых будущих рабов. И сейчас, он вдруг подумал, какого это будет появиться в Гуэре на торговой площадке с такой женщиной как та что лежала сейчас на кровати в десяти шагах от него. Возможно самой прекрасной женщиной Шатгаллы. О как начали бы бесноваться все эти толстосумы, сходя с ума от желания обладать ею. И как кусали бы себе локти все его коллеги по ремеслу, а его отец и его братья молчаливые и мрачные, бледнели бы от злости и зависти. Заиметь такую рабыню, это все равно что найти алмаз чистой воды размером с кулак взрослого мужчины. Далив усмехнулся. Он вдруг понял, что он все еще играет роль, претворяется. Разве он об этом не думал, когда забрал у Громми Хага поднос с ужином, предварительно выяснив имя незнакомки и все что трактирщику было известно о ней? Так почему же он медлит сейчас? Он покосился на лежавшие на полу слегка изогнутые мечи. Боится?

Он достал из кармана камзола пакет и спокойно отсыпал нужное количество в стакан с водой.

Вернувшись в спальню он с улыбкой влюбленного поглядел на обнаженную, вспотевшую, молодую женщину со спутанными белокурыми волосами, которая смотрела на него и тоже улыбалась. Она взяла стакан из его руки и небольшими глотками выпила примерно половину.

– Хочешь? – Спросила Суора, сияя радостью окрыленной женщины.

Он отрицательно покачал головой.

– Пей, – сказал он.

Девушка сделала еще несколько глотков.

– Знаешь, всё это похоже на сказку, – глядя со счастливой улыбкой на возвышающегося над ней мужчину, сказала молодая женщина. – Сказка, которую я как будто слышала давным-давно, наверное в детстве.

Далив внимательно посмотрел на неё:

– И что, всё кончается хорошо?

– Всё кончается правильно. А хорошо или плохо это всего лишь точка зрения.

55.

Тайвира яростно потрошила рыбу, которую утром принес какой-то парень. Он сказал что задолжал Сойвину и вот возвращает долг рыбой. Парень явно был одним из разбойников, но отнесся к девушке вполне спокойно, без каких-то бы ни было скабрезных шуточек, пошлых намеков или презрения, так словно она была не рабыней-пленницей, а хозяйкой дома.

По началу дочь купца твердо решила, что она палец о палец не ударит, не смотря на то что Сойвин ясно предупредил её, что она должна готовить пищу и содержать помещение в чистоте. Она ему ничего не должна. И уж точно она не собирается кормить своего врага.

Сам Сойвин ушел очень рано, не сказав ей ни слова. За что она ему в глубине души была благодарна, ибо у него определенно был повод посмеяться над ней.

Когда вчера вечером он ложился спать на свои широкие нары, покрытые толстым тюфяком, он еще раз напомнил ей, что она может лечь рядом с ним, возле стены. И с добродушной усмешкой пообещал, что не прикоснется к ней. Она ответила ему презрительным взглядом и осталась сидеть на лавке. Сойвин отнесся к этому равнодушно и скоро заснул. Она продолжала сидеть за столом, размышляя над ситуацией. Внешняя дверь и ставни на окнах были заперты на засовы, большая кирпичная печь прекрасно согревала помещение комнаты и в принципе она чувствовала себя здесь достаточно уютно и безопасно. Если не считать что она по-прежнему не доверяла хозяину дома. Конечно, захоти он изнасиловать ее, не будет никакой разницы лежит она рядом с ним на нарах или дремлет за столом, она понимала что в этом доме она полностью в его власти. И все же гордость и что-то похожее на страх мешали ей воспользоваться его предложением. И боялась она даже ни его нападения, а того что эта вынужденная близость может заставить почувствовать её пусть мимолетное, пусть обманчивое, но расположение к нему. Сейчас это для нее приравнивалось к отвратительному предательству всех тех кто был с ней в караване.

Девушка пыталась спать сидя за столом, положив голову на руки. Однако это было не очень удобно и заснуть она не могла. Тайвира попробовала расположиться на лавке, но та была слишком узкой и твердой, можно было только аккуратно лежать на спине, расположив позвоночник строго по средине доски и поставив ноги на пол, а руки сложив на животе. Совершенно очевидно что долго в такой позиции она не протянет. Внезапно её охватило страшное подозрение и она резко приняла сидячее положение, пристально вглядываясь в лежавшего на постели мужчину. Ей подумалось что он скрытно наблюдает за ней из-за прикрытых век и конечно смеется над ней про себя. Она долго смотрела на него и хотя он лежал лицом к ней, при свете единственной свечи она так и не сумела подтвердить или опровергнуть свое подозрение.

Тогда она встала с лавки и приблизилась к нему. Нары действительно были весьма широкие и между стеной и Сойвином было еще предостаточно места. Кроме того здесь был тюфяк и большое толстое одеяло. После того как она потратила час пытаясь как-то устроиться на столе и на лавке это место выглядело особенно соблазнительным. Она перевела взгляд на лицо мужчины. Он не храпел и дышал почти бесшумно. Некоторое время она разглядывала его и в конце концов поймала себя на мысли, что чисто внешне он производил приятное впечатление и в другой ситуации… Она тут же со страхом шарахнулась прочь от этой мысли. Девушка посмотрела на его оружие, лежавшее на полу. Два меча и два кинжала. Все четыре клинка в ножнах. Та эмблема, что украшала место соединения гарды и рукояти мечей показалась ей знакомой, но она так и не смогла вспомнить где ее видела раньше. Она снова подумала о том что может легко убить его. Но тут же сказала себе, что скорее лишь попытаться. Во-первых, он может проснуться когда она начнет вытаскивать клинок из ножен, во-вторых она просто не могла себе представить как она будет бить стальным лезвием в тело живого, мирно спящего человека. Да, он подонок, убийца, разбойник, душегуб, но это было выше её сил. В какое место бить? В шею? В грудь? Нет, она просто не могла представить это.

Она опустилась на корточки и очень осторожно отцепила от кожаного пояса ножны с одним из кинжалов. Затем снова выпрямилась, прижимая оружие обоими руками к груди. Что ж, она вряд ли сможет использовать клинок для нападения, но наверняка сумеет заставить себя применить оружие для защиты. Она склонилась над лицом разбойника, пристально рассматривая его, чтобы все-таки понять спит он или претворяется. Его веки не шевелились, дыхание было спокойным и глубоким, и она решила что он действительно спит, подумав что он не сдержался бы и улыбнулся, если бы знал что она так близко рассматривает его.

Сняв сапоги, она очень аккуратно принялась перебираться через Сойвина. В правой руке она держала ножны с кинжалом, левой упиралась в нары. Она очень старалась не коснуться лежавшего мужчины и в принципе ей это удалось, хотя и не в полной мере. Наконец она легла на спину, поближе к стене, почти с удовольствием разместившись на плотном тюфяке. Некоторое время она лежала глядя в потолок и прислушивалась к своему соседу по постели. Сейчас он находился к ней спиной, но рано или поздно он может поменять бок. Ничего страшного, успокаивала она себя, если он вдруг проснется и в нем взыграет желание от неожиданной близости, у нее есть кинжал. Она взялась левой рукой за ножны, а правой за рукоять. Она выхватит оружие и будет защищать себя. Может Сойвин и единственная преграда, отделяющая ее от страшного, лысого Хишена, но она будет защищать себя. С этой успокаивающей мыслью она и заснула. Если что, она зарежет его и будь что будет. Она сумеет. Еще она подумала том, что наверно стоило задуть свечу, в доме отца она была приучена к экономии, но вспомнив что это свеча Сойвина, подумала почти с радостью: пусть горит.

Однако в эту ночь ей не пришлось использовать кинжал. Более того, проснувшись где-то через несколько часов, пламя свечи уже погасло, девушка обнаружила, что она укрыта одеялом, Сойвин похрапывает на спине, и она прижимается к его левому боку, устроив свою голову у него на плече. Кинжала в руках не было. Она пришла в ужас и резко отпрянула к стене, почти ударившись об неё. Но впрочем быстро успокоилась. Кинжал она нашла где-то возле своих коленок, а под одеялом действительно было уютнее. Минуту она размышляла о том залезла ли она под одеяло сама или это Сойвин проявил заботу. В конце концов так и не прядя к определённому заключению, отвернулась к стене, прижала кинжал к груди и снова заснула.

Утром, она открыла глаза и всякая сонливость резко покинула её. В открытое окно влетал утренний ветерок, Сойвин стоял возле кровати, умытый, одетый и вооруженный и молча, пристально глядел на нее.

Она быстро села, прижав колени к груди и крепко сжимая ножны кинжала где-то в районе живота. Ей было очень неприятно, как будто её застали врасплох за чем-то неприличным. Надо же как крепко она спала, если разбойник умудрился подняться, одеть свою амуницию, а она не проснулась. К её немалому удивлению она поняла, что кроме всего прочего переживает еще и из-за того что сейчас выглядит заспанной, помятой, лохматой и прочее. Она сердито уставилась на Сойвина. Тот молча разглядывал её и от этого ей было очень не по себе. Она ждала что он начнет насмехаться над ней, что, мол, вот выпендривалась-выпендривалась, а в конце все равно приползла к нему под бочок. Но он просто смотрел на нее и ничего не говорил.

Наконец он протянул к ней правую руку.

– Что? – Недовольно спросила она, не понимая чего он хочет.

Пальцами левой руки он постучал по висевшему на поясе кинжалу. Она поняла. Протянула ему оружие, с напряжением ожидая порцию насмешек. Но хозяин дома вновь не сказала ни слова. Он взял кинжал и ушел.

После этого Тайвира сидела в кровати, сонно раздумывая над его поведением и прошлой ночью. Потом явился парень с рыбой. Он постучал в дверь и громко позвал «э-эй!». Тайвира было перепугалась, решив что это за ней может быть Хишен послал. Но все же заставила себя подняться с постели, надеть сапоги и выйти навстречу гостю. Получив три рыбины и просьбу передать извинение за задержанный долг, она некоторое время растеряно стояла во дворе. Все было так мирно, так по житейски, словно и не было вчерашнего кровавого нападения на караван, короткого ужасного боя и множества трупов. Вернувшись в комнату, она почти с отвращением швырнула рыбу на стол. Воспоминание о недавнем нападении вновь пробудили в ней злость и гнев и она пообещала себе что уж точно не будет готовить обед для этого негодяя.

Однако гнев её быстро улегся и она пошла во двор, где была кадка с водой, чтобы хоть привести себя в порядок.

После она долго смотрела на рыбу и в конце концов, злясь на себя, принялась за готовку. Она убеждала себя, что в данной ситуации это будет разумно. Чтобы она не думала об этом Сойвине, ей сейчас не выгодно сердить его. Что взбредет ему в голову неизвестно. Сейчас, так или иначе, он служит ей защитой и пока не вернется отец с выкупом, ей разумней всего держаться этого человека. Да к тому же она и сама не прочь перекусить.

Кухонная утварь молодого разбойника была довольна скудна, но все же вполне достаточной чтобы девушка смогла приготовить принесенную рыбу. Она нашла драгоценную соль в одном из шкафчиков, а также мешок с сухарями, которыми с удовольствием хрустела, пока занималась готовкой. Она также сходила в огород за домом и нарвала кое-каких овощей и трав. Но в целом все это хозяйство выглядело довольно убогим и девушка вспомнила Элен, как та говорила, что жизнь разбойника это жалкая жизнь. И в самом деле, размышляла Тайвира, ради чего рисковать жизнью, причинять другим горе и страдания? Чтобы жить в какой-то захудалой избе с ветхим сортиром во дворе и жалким огородом?

Когда эти разбойники нападали на караван, она видела в них только жутких, лютых нелюдей, алчных и жестоких. А теперь она живет в доме одного из них и видит всю беспросветную никчемность и убогость его существования и эти люди кажутся ей не столько злыми и кровожадными, сколько какими-то глупыми и жалкими, не способными к нормальной жизни.

Воспоминание об Элен также вызвало в памяти её слова о металлическом псе. Девушка улыбнулась, не то чтобы она поверила этому странному ребенку, но говорила девочка вполне убедительно. «Айнлима Монли», повторила Тайвира непонятные слова и снова улыбнулась.

Вечером, когда вернулся Сойвин, она сидела за столом, уже убрав все следы готовки и даже наведя в доме кое какой порядок. Бывший лейтенант королевского пограничного корпуса поставил на стол два небольших мешка и устало опустился на один из стульев.

Девушка пристально смотрела на него, полагая что он возможно с очередного грабежа и со страхом ожидая увидеть на нем засохшую кровь. Но ничего такого не было.

– Все нормально? – Поинтересовался он.

Она молча кивнула.

Несомненно Сойвин заметил что по его жилищу прошлась женская рука, но никак не выразил своего отношения к этому.

– Вот, – сказал он, указывая на мешки, – севелонские яблоки и тенгордские орехи.

Глаза девушки сузились. Это было как-то слишком прямолинейно и невыносимо фальшиво.

– Напрасный труд, – равнодушно проговорила она. – Из-за твоих подарков я не стану лучше относиться к тебе. Ты мне абсолютно не интересен, ни как человек, ни как мужчина.

Сойвин покачал головой.

– Я понимаю это, – спокойно сказал он, – и ни на что не претендую. Ну тебе же что-то надо есть, а ты говорила что вроде это любишь.

Тайвира хотела сказать, что да, любит, но только не из его рук, но не стала.

– Я приготовила рыбу. Какой-то парень утром принес, сказал что возвращает долг и просил извинить за то что так долго тянул.

Сойвин улыбнулся.

– А я уж думал этот вкусный запах мне мерещится. – Он хотел сказать спасибо, но взгляд девушки остановил его.

– Мне приготовила? – Спросил он.

– Просто приготовила, – ответила Тайвира.

– Ну, я имею в виду, ты не против, если я буду есть, то что ты приготовила?

– Перестань, – почти с отвращением произнесла она. – Ты мне вчера очень доходчиво объяснил кулаком в живот, кто я и кто ты. Какая тебе разница против я или нет?

Улыбка исчезла с лица Сойвина.

– Ты права, – проговорил он, – всякий в этом мире должен знать свое место.

Он встал из-за стола и начал расстегивать ремни, чтобы снять оружие. Девушка задумчиво наблюдала за ним. Она пыталась вызвать в себе искреннюю неприязнь к этому человеку, но её ненависть была слишком искусственной и неглубокой. Ей это не нравилось.

Когда он, освободившись от ремней и верхней одежды, собрался садиться за стол, она сухо проговорила:

– Может хоть руки сходишь помоешь. Смоешь чужую кровь заодно.

Он замер в полуприседе, посмотрел на нее и снова распрямился.

– Я сегодня еще никого не убил, – сказал он, глядя на нее сверху вниз.

Девушка посмотрела ему в глаза.

– Ну еще не вечер. Мало ли, появится кто на дороге, твой хозяин Хишен скажет тебе «ату» и побежишь убивать.

– Побегу, – согласился он.

Сойвину вдруг показалось странным, что эта девушка, несмотря на всю её заносчивость и глупость, не злила его. Откуда у него это спокойствие? Может быть потому что она для него слишком большая ценность? Нет-нет, конечно, не из-за той доли выкупа, которая ему причитается, а из-за того что она как солнечный зайчик в том угрюмом, мрачном мире, в котором он живет. Она молода, красива и она из той, другой жизни, не жизни воров и убийц. Как будто в его душном темном доме вдруг прорубили окно, куда тут же ворвался свежий, чистый воздух, полный света и ветра. Он словно дорожил каждым мгновением с ней и ему все равно что она говорит и думает.

Сойвин вышел из-за стола и направился к выходу.

– Неужели не противно? – Кинула она ему в спину.

Мужчина на миг замер, а потом продолжил идти.

Тайвира вдруг вспомнила, где она видела эмблему с эфеса мечей этого разбойника. Почти точно такая же, только на синем фоне, была на клинке её брата Ролби, служившего в военном королевском флоте. А эта была на зеленом, но совершенно ясно, что оба меча Сойвина были выкованы в государственных кузнях для какого-то армейского корпуса. И что это значит, спросила она себя. Этот разбойник либо убил двух королевских солдат, либо он сам некогда служил в агронской армии. И почему-то девушка склонялась именно к последнему.