Родные

– Нет, забудь! – ответил я. – Им не до того. У них, наверно, уже правнук родился, а тётка подалась в молодожёны. Мы уж сами как-нибудь.

– Хоть бы поинтересовались живы ли ещё? Ты же всё-таки его сын и их внук!

– Ой, да плевать! Пошли они! Бог им судья, – нервно отозвался я. – Кстати, другая бабушка по межгороду звонила пару раз. Всё пытала меня расспросами о том, что с тобой, а я врал, как обычно. Сказал, что ничего серьезного, просто небольшая операция.

– Мне, кажется, мама всё понимает, просто боится произнести это вслух, – с тяжёлой грустью смотря в окно, ответила мама. – Ладно, я потом ей позвоню и расскажу. Ей и так тяжело. Слепая, без ноги, и мы ещё недоговариваем. Материнское сердце не обманешь.

Маме дали два месяца для восстановления после операции, чтобы потом начать следующую химиотерапию. В конце августа, поблагодарив за работу, мне сказали, что будут рады видеть меня следующим летом. На заработанные деньги, не без помощи мамы, я смог купить себе компьютер, необходимый для учёбы и изрядно истощенным с первого сентября продолжил обучение в институте, где мои однокурсники не сразу признали меня, вопрошая: «Что с тобой? Ты болен?». Улыбаясь, я старался отшучиваться, и говорил, что много работал летом и сидел на кремлёвской диете.

В конце сентября наша кошка, любимый, преданный и усатый член семьи, появившаяся в доме, когда я учился ещё в первом классе, будто скрываясь от нас, начала подолгу лежать под креслом и почти перестала есть. Ветеринар объяснил, что у неё отказывают почки и прописал уколы, которые позволили лишь облегчить последние дни жизни. Спустя три недели, лёжа на пелёнке под креслом, родное существо, выросшее бок о бок со мной, впало в агонию. А на утро, завернув в белую наволочку, мы с мамой, найдя безлюдное место, похоронили кошку под пожелтевшими ветвями ивняка.

Закончив лечение химией в начале ноября, дополнительно маме назначили сорок процедур облучения, которые надлежало пройти в беспрерывном режиме. После всего, через что пришлось пройти и выдержать, это казалось уже цветочками, если бы не одно событие, которое выбило нас из накатанной колеи.

Одним декабрьским вечером на пороге дома нежданно появились мамина двоюродная сестра и жена двоюродного брата. Родственники по маминой линии жили в одном городе с нами, но учитывая мамино состояние, всегда договаривались или предупреждали о своём визите, но не на этот раз.

– Здравствуйте, проходите! Вы какими судьбами? – удивленно спросил я.

– Привет, мама дома? – с натужной улыбкой спросили они.

– Нет, но скоро должна прийти, – ответил я. – Чаю?

Зная своих двоюродных тётушек, как очень тактичных и деликатных, я не понимал, что их могло сподвигнуть появиться столь неожиданно и без предупреждения.

– Послушай, твоя бабушка, мамина мама, сегодня умерла, – произнесла одна из них. – Почему-то мамина сестра смогла дозвониться по межгороду только до нас. Она и сообщила…

До конца не поняв утрату, я опустил голову на руки и моё сознание начало окутываться мыслями: «Как сказать маме? Или не говорить? Нет, надо сказать, но у неё лечение…прерывать нельзя. Или не говорить, а сказать потом…после лечения? Как поступить?..». Пока я перебирал в голове возможные сценарии дальнейших действий в дверь позвонила мама.

– Привет. У нас гости, – открыв дверь, взволнованно произнёс я.

– Здравствуйте. Что случилось? – испуганно спросила мама, увидев за моей спиной неожиданных гостей.

– Сейчас, ты хоть разденься, – ответил я, уже понимая, что врать не стану, а скажу горькую правду.

– Ещё раз, что случилось? – пройдя в комнату, переспросила мама.

– Мам, бабушка умерла, – взяв её за руки, тихо произнес я, а после сразу обнял и прижал к себе.

Врачи не разрешили прервать лечение и поехать на похороны. Дали только два дня, чтобы дома спокойно оплакать родного человека. Мама не смогла увидеть последний раз и проводить в последний путь свою мать, из-за чего долго не находила себе место, но потом смирилась.

Завершив сороковую процедуру облучения, маму выписали со словами: «Что могли вам сделать, вы всё прошли, а теперь живите! Никаких гарантий никто вам не даст, поэтому вам необходимо стоять на учёте и регулярно обследоваться». Нам оставалось только надеяться на то, что всё будет…

Жернова 2004 года замедляли свой ход. Мы с мамой искалеченные, но живые, встречали следующий 2005 год. Вдвоём.

Сделав себе новую короткую стрижку, мама вернулась к работе, и мы начали привыкать к размеренной жизни в новых условиях. Прошёл год с того момента, когда я последний раз видел деда и бабушку. За всё это время от них не было ни звонка, ни известия. Я иногда вспоминал их и думал, что всё-таки люди пожилые и с ними может случиться всякое. С одной стороны, мне очень хотелось, чтобы они узнали, что мы справились и преодолели, а с другой было не понятно столь их категоричное поведение, когда нас просто забыли, несмотря на долгие годы родственных отношений. Моя тётка и сестра, видимо, по каким-то своим соображениям, также предали нас забвению.

Однажды, будто прочитав мои мысли, мама поинтересовалась:

– Ты к бабушке-то с дедом не хочешь сходить?

– Не знаю. А что? – растерянно ответил я.

– Просто спросила.

– А ты?

– Нет, что ты! Боже, избавь меня! Не хочу, – решительно произнесла она.

– Я думал об этом, но не знаю, есть ли смысл навещать их, они, вроде как, приняли своё решение, – осторожно с сомнением произнес я. – А ты была бы против, если я пошёл бы к ним?

– Нет, абсолютно! Ты уже взрослый и принимай решения сам, – с улыбкой ответила мама. – Это твои родные бабушка с дедушкой. Если считаешь нужным сходить к ним, то пожалуйста. Смотри сам!

Спустя неделю, февральским субботним вечером я стоял возле дома бабушки и деда, вглядываясь через темноту на знакомые светящиеся окна пятого этажа. Поднявшись, я остановился напротив двери, сомневаясь, звонить или нет. Несколько минут спустя, с колотившимся сердцем в груди я нажал дверной звонок.

– Здравствуй! Это ты? – уставившись на меня, удивленно произнес дед, открывший дверь.

– Привет, дед! Я, – улыбаясь, ответил я. – Можно?

– Да, заходи, конечно! Бабуля сейчас тоже дома.

Оставив меня в прихожей, дед поспешил в большую комнату, где громко работал телевизор и, видимо, находилась бабушка. Я не спешил раздеваться, потому как уже не чувствовал себя как дома и не знал, чего ожидать дальше.

– Ой, здравствуй! Как давно я тебя не видела! – произнесла бабушка, неожиданно появившаяся за дверью.

– Привет, бабушка!

– Чего стоишь? Раздевайся, проходи! Дед, поставь чайник!

Несмотря на начавшуюся привычную суету, когда в этом доме появлялись гости, лица бабушки и деда выражали испуг и растерянность. На этот раз я был незваным и нежданным гостем, цель визита которого стала головоломкой для пожилых людей. На суетливые голоса из темноты маленькой комнаты появился трезвый отец, лицо которого сморщилось от освещения в прихожей.

– Привет, – протягивая мне руку, испуганно сказал отец. – Что-то случилось?

– Привет! Нет. Просто проходил мимо, решил зайти – ответил я, понимания, что меня сочли недобрым вестником.

Мы все прошли в большую комнату, которая за минувший год совсем не изменилась, за исключением появившихся на полках серванта фотографий в рамках. Среди снимков бабушки и деда с сестрой и тёткой, дяди и его супруги, я заприметил фотографию незнакомого детского лица, должно быть их правнука и моего племянника. Фотокарточки со мной, как, впрочем, и с отцом или мамой, среди них я не увидел.

– Ну как живёшь? – решив начать беседу, произнесла бабушка.

– Нормально. Учусь. Вот проходил мимо вас, решил заглянуть, – ровным голосом ответил я. – Я ненадолго, поэтому не суетитесь.

– Чай-то хоть выпьешь? – растерянно спросил дед. – Как мать?

– Спасибо, выпью. Мама нормально, вышла на работу. В конце прошлого года её мать умерла, правда на похороны не смогла поехать, – продолжал я. – Как вы сами поживаете? Что нового?

– Ой, мы с дедом живём. Вот с правнуком нянчимся. У твоей сестры сын родился – твой племянник! Уже восьмой месяц ему, – оживленно заговорила бабушка. – Твоя тётя с Костей поженились. Сейчас вот живут в Германии, переехали туда вместе с его родителями. Хотят скоро к нам приехать. А ты молодец, что пришёл!

Когда новостные темы для разговора были исчерпаны, мы все молчком уставились в телевизионный ящик, транслировавший юмористическое нечто. Замершее гнетущее молчание оборвал свист чайника, доносившийся из кухни, куда стремглав засеменил подскочивший с дивана дед. Всё это время отец сидел и слушал, не проронив ни слова. Несколько минут спустя, заглянув в комнату, дед пригласил нас выпить чаю, на случай которого я захватил с собой небольшой вафельный торт. После непродолжительных кухонных разговоров о погоде, пенсии и политике, дед вдруг произнес:

– Ты знаешь, а твой отец-то совсем не пьёт! Работает охранником, посменно.

– Замечательно, я очень рад, – спокойно произнес я.

– Бать, кончай! – нервно оборвал отец деда, который намеревался что-то добавить в продолжение сказанному.

Допив чай, я решил, что пришло время ретироваться. По висевшему в воздухе напряжению, думаю, бабушка и дед тоже ожидали этого.

– Спасибо за чай, но мне уже пора. Рад был вас увидеть! – озвучил я и проследовал в прихожую.

– Я тебя провожу, – вдруг произнес отец. – Подожди, оденусь!

– Спасибо, что зашёл! – сказала бабушка, обнимая меня. – Не забывай нас, заходи!

– Да я, вроде, не забывал вас, – улыбнувшись, ответил я.

– Да, спасибо, что зашёл к нам, – произнёс дед, пожимая мне руку на прощание. – Приходи!

Распрощавшись, я вышел вместе с отцом на улицу. Мы зашагали молча через двор по сухому морозному снегу, искрящемуся под ногами.

– Слушай, я не могу с ними жить! Они меня постоянно упрекают и гнобят, – начал отец. – Прописать меня они не захотели, пришлось покупать прописку, чтобы устроиться на работу.

– Это же твои родители! Тебе, наверно, видней, почему они так решили?!

– Сказали, что мне у них нечего делать. Квартира не моя, – с досадой произнес отец. – Поставили условие – если живу у них, должен оплачивать коммуналку.

– А ничего, что эту трёхкомнатную квартиру в своё время давали на всех вас, в том числе и на тебя! – возразил я.

– Не знаю, может выжить меня хотят. Твоя тётка что-то там суетится! Слышал, как бабушка неоднократно обсуждала с дедом, кому оставлять квартиру.

Недолго помолчав, отец продолжил:

– Я сейчас не пью. Работаю в охране! Ставят на разные объекты.

– Рад за тебя, честно! – ответил я.

– Как-то встретил свою одноклассницу, у неё муж погиб пять лет назад. Живет с сыном, я иногда из дома к ней ухожу…

– Если ты за моим благословением, то это не моё дело! – произнес я. – Твоё право и твой выбор, с кем и как жить.

– Нет, ты не думай, я твою маму люблю…

– Ну вот с этим-то уж точно не ко мне! Ты бы это ей говорил! – возмутился я. – Ложка дорога к обеду, а сейчас думаю поздно. Слишком много воды утекло…

Дойдя до перекрестка, мы остановились.

– Ладно. Спасибо, что проводил! Дальше я сам добегу, а то холодно очень, – произнес я, глядя на отца.

– Я тебя, конечно, давно потерял, но не думал, что ты станешь таким, – смотря мне в глаза, сказал отец.

– Каким?

– Таким… Прямолинейным и принципиальным.

– Ну, каким уж получился. Благодаря или вопреки, – улыбнувшись, ответил я и, сняв рукавицу, протянул руку. – Давай, всего хорошего!

– Давай, счастливо! – пожимая руку, произнес отец. – Маме передавай привет!

– Передам.

Разойдясь в противоположные стороны, каждый из нас пошёл к своему дому. Слушая скрип снега под ногами, я начал осознавать, что за последние годы, пусть и недолго, мы впервые смогли просто поговорить друг с другом.

ГЛАВА 9. ПРОЩАНИЕ

Мама. Пожалуй, для большинства это самое родное и самое ценное слово в жизни. На многих языках мира оно звучит схоже, и практически каждого оно сопровождает с рождения и до последних дней. Трудно оценить всю значимость этого слова, но ещё трудней оценить человека, стоящего за этим простым словом.

В разные периоды жизни для меня мама становилась каменной стеной на поле боя, тихой бухтой в штормящем море, навигатором в густом тумане. Увы, осознавать и ценить это начинаешь не сразу, а только спустя время, когда в памяти остаются сокровенные воспоминания, которые начинаешь бережно хранить.

Мама жила и ценила каждый прожитый день. Я, окончив в 2008 году институт, устроился на работу с весьма скромным жалованием, решив, что для начала следует наработать опыт, а там время покажет.

Моё общение с родными продолжалось, но уже не так, как раньше и сводилось к нескольким визитам в год, преимущественно по какому-либо поводу. Мне сделали предложение стать крёстным отцом двоюродного племянника – сына сестры, которое после раздумий я всё-таки принял, хотя и не без сомнений, поскольку своими детьми я обзавестись ещё не успел. Расставшись с Игорем и прекратив с ним всякое общение, сестра растила сына одна при помощи и активном участии бабушки и деда, которые охотно нянчились с первым и пока единственным правнуком. Моя тётка, обосновавшись в Гамбурге с Константином, родила ему дочь.

Каким-то образом отец продолжал работать, не оставляя своей пагубной привычки. Пересекаясь с ним в доме бабушки и деда, периодически я становился свидетелем его привычного состояния до боли знакомого мне. Хотя дед регулярно пытался заверить меня в обратном, оправдывая увиденное нелепыми доводами.

Мама категорически больше не желала никакого общения с родственниками отца, никто из которых в свою очередь тоже не попытался наладить взаимоотношения с ней, ограничиваясь лишь передачей сухих приветов посредством меня. Но всё-таки иногда родственники вынуждены встречаться. Только причиной для этого в лучшем случае становится свадьба, а в худшем – похороны.

В декабре 2009 года я узнал, что мой дядя, которым бабушка и дед очень гордились и ждали на предстоящий новый год, пропал. Он позвонил из Москвы, когда, проработав несколько месяцев в Риге, возвращался домой и сообщил, что приедет завтра на поезде, но в место назначения прибыли только его вещи. Со слов попутчиков и проводников, дядя сел в поезд и, видимо, заработав неплохие деньги, на радостях решил скоротать время в компании зелёного змия. По невыясненной причине, ночью на одной из станций его высадила и забрала с собой транспортная полиция. Его мобильный телефон принимал звонки ещё дней пять, а потом замолчал и он. Больше узнать ничего не удалось. Естественно, дед и бабушка не находили себе места и поначалу надеялись, что может ещё объявится. Но когда прошёл месяц, другой, оставалось только надеяться, чтобы хоть найти и похоронить. В марте следующего года, когда начал сходить снег, супруга дяди отправилась в Вологодскую область для опознания найденного тела с пробитой головой, а через два дня сообщила бабушке и деду, что везёт их сына домой в цинковом гробу.

Это трагическое событие и послужило поводом для встречи мамы с родственниками спустя шесть лет. Она очень сильно волновалась и переживала, но будучи убежденной в необходимости попрощаться и проводить в последний путь некогда близкого человека, вместе со мной пошла на похороны. Купив цветы, в назначенное время мы подошли к знакомому подъезду, куда должны были доставить гроб. Своими детьми дядя не обзавёлся, но нажил большое количество друзей и коллег, которые для прощания с ним приехали даже из соседнего города. Затерявшись среди прощающихся, мы с мамой встали в стороне поодаль.

Когда родители хоронят своих детей – это противоестественно, но, к сожалению, в жизнях и судьбах на долю избранных могут выпадать столь тяжёлые искажения.

Спустя время из подъезда вышел дед и бабушка, которую под руки держали сестра и тётя, прилетевшая из Германии. Трагедия не прошла бесследно и сильно подкосила стариков. Потускневшие глаза бабушки начали размывать окружающую действительность, а дед, будто неся на своей шее увесистое ярмо, пригнулся к земле.

Вытащив из катафалка, гроб поставили перед подъездом, откуда неожиданно в домашних штанах и тапках вывалился пьяный отец, который то ли от горя, то ли от хмельного бессилия, упал сверху на гроб, обхватив его руками. Спустя столько лет я, стоя рядом с мамой, среди большинства незнакомых мне людей, вновь, как в детстве, испытывал чувство безмерного стыда за отца, состояние которого, конечно, не позволило ему поехать на кладбище. Потеря родного брата, возможно, весомый повод, чтобы напиться и забыться, но у моего отца такие потери случались регулярно.

После кладбища мы со всеми родственниками и друзьями поехали на поминки, организованные в столовой училища. Послушав добрые воспоминания о дяде и почтив его память, все стали собираться по домам. Стоя на широком крыльце училища, мама решила подойти к бабушке.

– Мам, держитесь. Потерять сына – это ужасно, – не сдерживая слёз, произнесла она, взяв за руку бабушку.

– Ой, спасибо. И спасибо, что пришла, – со слезами на глазах ответила бабушка, а после обняла маму.

На мгновение могло показаться, будто между ними не существовало длительного молчаливого забвения, как вдруг, заметив сочувствующие объятия, из кучи людей появилась сестра и подошла к маме.

– Вы знаете, им сейчас так плохо, они потеряли сына, – начала она. – Им нужна поддержка. Вы должны сейчас их поддерживать, они уже не молодые. Бабуля стала плохо видеть, дед тоже еле ходит. Моя мама сейчас живёт в Германии, а они одни…

– Я понимаю. Это тяжело, конечно, – спокойно ответила мама.

Возможно, сестра хотела поведать о чём-то ещё, но пока все ожидали, кто заказной автобус, кто такси, мы попрощались и пошли пешком.

– Оказывается я ещё что-то должна. С чего бы это вдруг? – с недоумением высказалась мама. – Ты слышал?

– Да, слышал. Успокойся, ты ничего не должна, – ответил я. – Когда плохо было тебе, никто из них не счёл нужным, хотя бы позвонить и спросить: «Жива ли?». Сходила, простилась и на этом всё.

Впоследствии сестра предприняла ещё попытку напомнить, но уже мне, о долге перед стариками, которым необходимо помогать на даче, так как им тяжело, и что вообще они много чего покупали и делали для меня. Заниматься сравнительными подсчетами того, сколько они покупали для сестры, я не стану. Пусть это останется в памяти каждого из нас. Но её калькуляция не изменила моего отношения.

В марте 2013 года на пороге рабочего кабинета мамы появился отец, решивший просить о разводе, и спустя двадцать девять лет брак моих родителей был расторгнут по обоюдному согласию. Что послужило мотивом для его решения, точно не известно, но однажды, я слышал, как дед говорил отцу: «Разведись, найди себе другую бабу и женись на ней!». Может, будучи послушным сыном, отец последовал совету своего отца. Мама восприняла это давно назревшее событие спокойно, хотя думаю, как женщине, в глубине души ей было обидно за всё.

Что до меня, то в свои без малого тридцать я ещё блуждал в поисках родственной души. Возможно, не самый удачный пример родителей, а может мои внутренние сомнения и противоречия не позволяли предпринять серьёзные шаги в отношении тех, кто встречался или пересекал мой жизненный путь. Это обстоятельство не могло не порождать постоянные вопросы со стороны родных типа: «Девушка-то есть?» или «Когда уже женишься?». Мама в этом отношении была более деликатной, но иногда и она роняла фразы, что очень хочет внуков и будет с огромной радостью их нянчить.

Чем глубже я осознавал потребность в собственной семье, тем сильнее начинал ощущать нерасходуемую любовь, которая временами начинала вгонять в тоску. Но одним прохладным сентябрьским вечером мне предстояло встретился с девушкой, с которой мы, как теперь принято говорить, познакомились удалённо на бескрайних просторах интернета. Данное рандеву по переписке не было первым, и я не ожидал ничего судьбоносного, поскольку большинство прежних встреч либо разочаровывали меня, либо разочаровывались во мне, но не на этот раз.

Она появилась из густой вечерней темноты в неярком свете уличного фонаря, бросавшего на мокрый асфальт возле меня млечное пятно. Глядя на меня большими карими глазами, она улыбнулась и тихо произнесла: «Привет! Это ты?». Мы начали ознакомительную беседу, медленно зашагав рядом друг с другом по освещаемым улицам. Она была аспиранткой по хорошо знакомому мне направлению – химии, а в свободное время осваивала театральное ремесло, играя в любительском студенческом театре. Её голос был размеренным, движения мягкими и неторопливыми, а сама она производила впечатление доброй и рассудительной особы. Немного замёрзнув, мы зашли в ближайшее кафе, где, сидя за столиком могли посмотреть друг другу в глаза. Я видел множество хрестоматийных сцен в кино, когда двое сидящих друг напротив друга чувствуют и понимают: вот оно, самое великое и бесценное чувство, которое они долго ждали и искали. Молниеносной стрелой Купидона я сражён не был, но меня определенно заинтересовала эта особа, и я ловил себя на мысли, что хотел бы вновь встретиться с ней. Впрочем, она тоже была не против.

Приближался 2014 год. Я строил планы и мечтал о будущем. Народная мудрость гласит: «Хочешь рассмешить Бога, расскажи ему о своих планах», и очевидно, я рассмешил Его. Новый год мы весело встретили в широком кругу родных и близких людей, среди которых были мамины двоюродные сёстры и двоюродный брат со своими семьями, а также их друзья. Всё бы ничего, но маму донимала боль в ноге, в результате которой она начала прихрамывать. Врачи, будь они неладны, заверили, что это артрит и прописали какие-то уколы и массаж, но их рекомендации не дали никакого эффекта.

В феврале судьба предоставила мне возможность отправиться в двухнедельный запланированный отпуск, по приезду из которого я узнал, что маме неожиданно стало хуже. За несколько дней до моего возвращения в её лёгких обнаружили скопление жидкости, которая затрудняла дыхание, и в срочном порядке отправили в больницу. Спустя несколько дней, вновь почувствовав тяжесть дыхания, мы отправились в приёмное отделение республиканской больницы, где маму осмотрела молодая хирург. Выслушав жалобы на отдышку и трудное дыхание, она обратила внимание на хромоту.

– А с ногой что? – поинтересовалась она. – Ушиб? Снимок делали?

– Нет, в поликлинике сказали – артрит, – ответила мама. – Снимок не делали, хотя я просила их неоднократно!

– А какие-то заболевания были раньше?

– В 2004 был рак молочной железы, – осторожно ответила мама.

– Сделаете сейчас снимок! – пристально глядя на маму, произнесла хирург.

Проведя около получаса в коридорном ожидании, нас пригласили в кабинет. Пристально всматриваясь сквозь свет, проливавшийся из окна, в снимки, врач положила их на стол и перевела взгляд на нас.

– У вас, возможно, начались рецидивирующие последствия вашего заболевания, – подбирая слова, начала она. – Но я не онколог! Вам лучше обратиться к специалисту. Ваши проблемы с лёгкими, скорее всего, тоже связаны с перенесенным заболеванием. Я настоятельно рекомендую вам пройти полную диагностику для окончательного заключения.

Мама начала задавать вопросы, не понимая до конца, о чём именно говорила молодая хирург, в то время, как я стоял неподвижно, сковываемый паническим ужасом.

– Мама, подожди меня пока в коридоре, – собравшись с духом, произнес я. – Сейчас поедем, врач уже всё объяснила.

Оставшись в кабинете один на один с врачом, я испуганно спросил:

– Правильно ли я понял, что это снова онкологическое заболевание?

– Скорее всего, но я не могу утверждать наверняка, – ответила она. – Вам лучше обратиться к онкологу.

– Да, но ведь прошло уже десять лет, – не унимался я. – Я думал это давно в прошлом?

– Увы, нет! Рецидивы происходят достаточно часто. Вас не предупреждали и не говорили об этом?

– Нет! Никто ничего подобного не говорил, – растерянно ответил я. – Я даже не думал, что такое возможно…

– Что тебе сказала врач? – обеспокоенно спросила мама, когда я вышел из кабинета в коридор.

– Надо идти к онкологу, – встревоженно ответил я. – Надо обследоваться!

– Почему? Что, опять?

Спустя неделю маме сообщили о рецидивирующем заболевании с поражением внутренних органов и бедренной кости. Последнее существенно осложняло нам жизнь, поскольку теперь маме требовалась постоянная помощь при передвижении. Спустя десять лет, мама, уткнувшись в мою грудь, рыдала со словами: «Неужели опять? Почему? Я не хочу!». Мне оставалось только взять себя в руки и с максимально возможным хладнокровием в голосе произнести: «Успокойся, будем лечить! Я буду рядом!». Вместе нам предстояло зайти на второй круг.

Неделя за неделей, месяц за месяцем, время перемещало нас по хронометражному ряду от больницы до больницы, от терапии до терапии, от обследования до обследования…

Маме становилось труднее передвигаться, пока однажды, подъехав к подъезду, она не смогла выйти из машины, почувствовав неимоверную боль в ноге. На моих руках и ногах со слезами и криками от боли мама добралась до квартиры, откуда потом она долго не сможет выбраться. Позже мы узнаем, что причиной тому стала трещина в бедренной кости, которая, к нашему облегчению, восстановится через месяц и позволит маме, пусть медленно, но добираться до ванной комнаты и туалета. А пока, пригласив домой нотариуса, мама оформила на меня доверенность, чтобы от её имени я мог выпрашивать и получать то необходимое, что могло облегчить её жизнь.

Тем временем моя жизнь превратилась в клубок, спутанный из работы, нескончаемых домашних забот, обивания порогов врачебных кабинетов и социальных служб. На личную жизнь времени и сил практически не оставалось. Меня беспокоило, что если та, которую я долго искал, устанет от череды моих проблем и обстоятельств и однажды не ответит на мой звонок или напишет смс-сообщение с просьбой не звонить ей больше. Но что-то изменить я был не в силах. Мне оставалось лишь надеяться на её понимание. Чтобы доказать избраннице искренность своих намерений, я решил познакомить её с мамой. Тем более мне самому давно хотелось представить их друг другу. По началу мама откладывала знакомство, потому как истинная женщина была крайне обеспокоена за свою внешность и состояние, в котором придется предстать, но желание узнать и оценить выбор сына оказалось сильнее. В условленный день они познакомились и, как мне показалось, очень понравились друг другу, чему я был несказанно рад.

Не успев оглянуться, 2014 год завершил свой черёд и его сменил 2015, когда с мамой и моей избранницей, втроём мы тихо поздравили друг друга. На новогодних выходных, по традиции я наконец-то решил добраться до бабушки и деда, которых не навещал с конца лета. Когда мама вновь заболела, мы сразу решили с ней, что ни отцу, ни его родителям я не буду ничего говорить о её состоянии.

Дом бабушки и деда, словно крепкий и надёжный ковчег, некогда принимавший всех родных в своих стенах, теперь казался обветшавшим и унылым. В углу большой комнаты, как раньше, стояла невысокая небрежно украшенная ёлка, а по центру – небольшой скромно накрытый к моему приходу стол.

– Ну, давай, с новым годом! – произнёс дед, поднимая худощавой рукой бокал с газированным вином. – Спасибо, что зашёл, не забываешь! Чего так долго не приходил?

– Дел очень много, не успеваю, – ответил я.

– К свадьбе что ли готовишься или уже женился? – с детской наивностью спросила бабушка, глядевшая сквозь меня ослабленным взором.

– Нет, не готовлюсь. Просто много работы, – сдержанно произнес я. – Как вы поживаете?

– Живы и слава Богу! На улицу теперь только с дедом хожу. Одна уже боюсь! – ответила бабушка. – Недавно вот ночью встала и упала, потеряла сознание, да головой ударилась. Хорошо ничего не сломала, но несколько дней всё болело. Дед вон осенью поехал на дачу, так тоже еле живой приехал! Не пускаю больше одного туда.

– Да, пёс-то наш в ноябре умер. Старый уж очень был, еле ходил, – вспомнив, неожиданно произнес дед. – Не знал, наверно?

– Почему? Бабушка звонила, рассказывала, – ответил я. – Жалко, конечно, добрым был.

Вдруг в комнату с отёкшим лицом вошёл заспанный нетрезвый отец, который уже явно продолжительное время встречал Новый год.

– Чё, сидите? – произнес он, присаживаясь за стол. – Как мама?

– Нормально, работает, – ответил я, глубоко выдохнув. – Как сам?

– Ты за меня не беспокойся, лучше маму береги! – медленно ворочая языком, произнес отец.

– Вино будешь пить? – глядя на отца, спросил дед. – На, вон, за праздник!

– Куда? Мне кажется ему достаточно! – возмутился я.

– Ой, кончай бухтеть! – раздался обозлённый отцовский голос. – Умный слишком стал!

– Чего не рассказываешь, что с работы уволили, – спросила бабушка.

– Мам, не начинай! Не за ваш счёт живу! Я пенсию заработал, – прищурив глаза, ответил отец, а затем махом проглотив бокал шампанского, сморщил лицо. – Да пошли вы! Сами пейте свою кислятину.

– Уже второй месяц не просыхает, – тяжело вздохнув, обронила бабушка, когда, хлопнув дверью, отец, шатаясь вышел из комнаты. – Напьётся, орёт! Я уже говорю, что милицию вызову…

– Твой отец дурью мается! Ничего не хочет, – добавил дед.

– Для меня это не новость. Ещё сами наливаете! – с недовольством в голосе ответил я. – Значит ему нравится так жить.

Просидев ещё некоторое время, а после обняв и поблагодарив бабушку и деда, я поспешил домой, где меня ждала мама.

Наступил март, когда, пройдя очередное обследование, я вошёл в кабинет лечащего врача один, чтобы услышать заключение о мамином состоянии.

– К сожалению, динамика отрицательная, – начал он. – Появились новые очаги поражения. Делать снова курс химиотерапии нельзя, прошло мало времени, и организму надо восстановиться. Для вашей мамы сейчас остаётся только поддерживающая терапия и обезболивающие средства.

Умом я понимал, что проигрываю в битве за самого родного человека, но как мог, до последнего старался гнать от себя пугающие мысли, продолжая надеяться на благополучный исход или чудо.

– И сколько ей осталось? – набравшись смелости со слезами на глазах спросил я.

– Не знаю. Нам это не ведомо. У каждого по-своему, – стандартной и, наверно, заученной фразой прозвучал ответ.

Дома я сказал маме, что всё без изменений и надо продолжать выполнять рекомендации врача. «Поверила ли она мне?», – трудно ответить, но материнское сердце нелегко обмануть. Теперь для меня самым важным становилась добыча необходимых препаратов, для которых, в нашей стране, сначала следует собрать кучку заключений и справок, затем объяснить для чего и кому это нужно, после услышать вполне себе допустимую «этическую» фразу: «Ну, давайте! Сколько уж там вашей маме-то осталось…», и наконец, в форме вишенки на торте, получить ответ: «Препарата нет, закончился! Поставим в очередь, перезвоним!».