Быстрая операция
Генерал Дотошкин был в том приподнятом состоянии духа, которое хорошо знакомо любому настоящему охотнику, когда он подбирается с ружьём к дичи, видит её и готов произвести выстрел в любую секунду, ощущая правый палец на взведенном курке, и внутренне боясь, что его цель вдруг услышит приближение, встрепенётся и унесётся, не успев получить заряд дроби или пулю в зависимости от величины такой заманчивой дичи. Он летел на военном самолёте, приглушённым голосом переговариваясь с академиком, словно их мог случайно услышать Зивелеос.
– Вы не переживайте, Сергей Сергеевич, – говорил Дотошкин, – всё идёт как нельзя лучше. Надеюсь, птица будет в клетке ещё до нашего прилёта, и ни одно пёрышко с неё не упадёт. Мне перед вылетом сообщили, что Зивелеос согласился пойти на экскурсию. Это самое главное. Стоит им пройти до золотой комнаты, как за ними задвинут стены наблюдатели с пульта управления. И уж тут он никуда не денется.
– Но что вы потом с ним будете делать, Сергей Сергеевич? – академик тоже обратился к генералу по имени отчеству, которые у них полностью совпадали. – Оказавшись в золотой комнате один с нашим бизнесменом, Зивелеос фактически возьмёт его в заложники.
– Какие пустяки, уважаемый Сергей Сергеевич! Это такая мелочь по сравнению со всем остальным, что вы даже не думайте об этом. Вы же слышали на совещании, что наши министры готовы всю гостиницу взорвать, лишь бы избавиться от Зивелеоса.
– Это же бесчеловечно, генерал, как вы не понимаете? – проговорил академик, откидываясь в изнеможении на спинку кресла и широко разводя руками.
– Сергей Сергеевич, мы тоже люди и всё понимаем, но ставка слишком высока. Не уберу я Зивелеоса сегодня, завтра уберут меня.
– Но разве это аргумент, Сергей Сергеевич? Зивелеос – это необычайное открытие. Вы знаете, как может продвинуться всё человечество в развитии, если мы узнаем технологию перемещения в воздухе Зивелеоса и способ концентрации некой энергии, которая защищает его от всех и вся?
– То – человечество, оно далеко, а тут я – совсем близко. Человечество, может, и продвинется, а меня тюкнут так, что, как говорится, мало не покажется.
– Вы хотите сказать, что своя рубашка ближе к телу?
– Вот именно это я и хотел сказать. Извините, но такое сегодня время. Мы не в Советском Союзе живём. И давайте не будем спорить, Сергей Сергеевич. Нам важно сейчас обезвредить Зивелеоса. Сегодня, как никогда раньше, я чувствую, что мы близки к этому.
Ноздри Дотошкина раздувались, верхняя губа дергалась, как если бы он сам сейчас готовился что-то поймать. Его обуяла страсть охоты. Он ждал с нетерпением новых сообщений.
– Прошу вас вперёд, – сказал Зивелеос, пропуская Шварцбермана к двери на выход. – Рядом нам идти не очень удобно. В целях моей безопасности никто не может приблизиться ко мне более чем на метр. Так уж я теперь устроен. Но я от вас не отстану, будьте спокойны.
Шварцберман по-своему понимал слова Зивелеоса. Он чувствовал себя словно кролик перед удавом, хотя вряд ли кто-то знает, что на самом деле чувствует кролик в таком положении. Во всяком случае, Шварцберман самым настоящим образом боялся. В голове калейдоскопически быстро пронеслась чуть не вся его жизнь, такая успешная в последнее время. Сегодня утром ему ещё верилось, что вот-вот он не только войдёт своими доходами в золотую сотню миллиардеров, но и вырвется дальше, завоюет весь мир, станет самым богатым человеком планеты. И вдруг – тьфу ты пропасть! – появляется этот Зивелеос. Что его дёрнуло принестись в Оренбург? Как узнал о совещании? Впрочем, что тут трудного? Все местные газеты, да и московские, телевидение, радио жужжали о демонстрациях протеста в Оренбурге в связи с предполагавшимся закрытием завода. А что было делать? Всё сделать втихаря? – потом шум был бы ещё больше. Специально пустили слух в народ о возможной смене владельца, чтобы увидеть, кто и как будет реагировать, и заранее принять меры. Американские специалисты по связям с общественностью, то есть пиарщики по-современному, давно разработали технологии воздействия на массы прессой и телевидением. Интернет тоже откликнулся. Без него вообще теперь никуда не сунешься. Так что Зивелеосу узнать о планах Шварцбермана не составляло, наверное, никакого труда. Вот он и здесь. Чем всё кончится? То, что в Москве знали о появлении Зивелеоса в Оренбурге, радовало. Но успели они там издалека принять нужные меры или нет? Не получится ли так, что Зивелеос узнает с помощью Шварцбермана золотую кладовую страны и начнёт пользоваться ею сам, забирая с собой в любое время слитки золота? Чем не современный Пугачёв, для которого Оренбург в те старые времена тоже был золотой кладовой с его богатейшим монетным двором. Пугачёв грабил, теперь Зивелеос. А Шварцбермана обвинят в том, что он неверно понял записку. Да Зивелеосу и проблем нет запросто убить Шварцбермана в этой глухой штольне. Хорошее место для криминала. Никто не услышит ни писка, ни крика. Вот тебе и золотой саркофаг. Но и убежать ведь нет никакой возможности.
Они вдвоём спускались по широкой шикарно оформленной лестнице гостиницы вдоль висящих на стенах дорогих картин русских живописцев. Сколько раз Шварцберман гордо ходил по ней хозяином положения в окружении лебезящей свиты? И не сосчитаешь. Здесь прекрасный фешенебельный ресторан, где закатываются умопомрачительные банкеты до почти полной потери сознания, когда любовницы с трудом тащат в номер напившегося хозяина положения. Хотя бывало и наоборот, когда широко шагающий в будущее бизнесмен, сам почти на руках нёс упоенную вусмерть местную красавицу и укладывал до утра в свою постель. Да, гостиница хороша. Не зря на строительство ухлопали миллионы. С московской «Националь» может поспорить. Сегодня, чтобы шиковать, не обязательно ехать в столицу России.
В холле гостиницы стояли перепуганные телохранители Шварцбермана. Они спустились с третьего этажа на лифте, сознавая свою полную беспомощность в данной ситуации. Но Шварцберман превратился в богатого человека не случайно, не потому, что какой-то богатый родственник, умирая, оставил наследство своему бездарному ленивому малышу, а благодаря сильному характеру, энергии, умению просить, унижаться и требовать, отнимать, урывать. Да, он умел всё. В число качеств успешного бизнесмена входило умение всегда хорошо выглядеть, быть уверенным в победе, не бояться риска по известному принципу «кто не рискует, тот не пьёт шампанское». И на эшафот надо идти красиво.
Шварцберман это хорошо усвоил и потому, увидев своих телохранителей, вытаращивших глаза на Зивелеоса и шедшего впереди хозяина, приободрился, поднял выше голову и небрежно бросил им:
– Ребята, можете оставаться здесь с той стороны входа. Мы ненадолго в банк и обратно. Надеюсь, с таким человеком к нам никто приставать не будет.
Сказал и попытался даже рассмеяться, что получилось не очень естественно. Внутренний испуг всё-таки давал себя знать.
Но выйдя из гостиницы, Шварцберман понял, что ошибся в некоторых своих предположениях. Со всех сторон на вышедшую пару были направлены объективы журналистов, которых никак не пускали в гостиницу.
Да, информация о том, что Зивелеос явился в Оренбург, несмотря на всю секретность, окутывавшую эту тему, не прошла мимо средств массовой информации. Телевидение уже вело прямые репортажи своих специальных корреспондентов из промышленного центра Южного Урала. Мировые агентства перекупали эти сообщения и транслировали на весь мир. Радио верещало беспрерывно о том, что летающий монстр добрался до Урала. Политологи телевидения стали быстро в уме и на калькуляторах подсчитывать расстояния от Москвы до Урала и сопоставлять их с расстояниями от Москвы до ближайших к России иностранных государств, прикидывая, где можно ожидать Зивелеоса. Нашлись комментаторы, которые вспомнили, что Зивелеос обещал появляться в любом уголке земли, что и подтверждает его прилёт в Предуралье.
Газетные Вральки готовили утренние сенсации с сообщением о том, что Зивелеос перемещается вообще вне времени и может проявиться в любую секунду в любой точке земного шара без проблем. Толстосумов повсеместно начинала охватывать паника. Телефоны министерства иностранных дел и комитета по экономическим связям, различных информационных агентств и крупных международных компаний, прямые линии и мобильная связь были заняты одной проблемой – подтверждения сведений о том, что Зивелеос находится в Оренбурге. А он там действительно был.
Вспышки десятков камер журналистов, счастливо находившихся в этот день в Оренбурге, ослепили Шварцбермана. Зивелеос, как всегда, был в очках с тёмными стёклами, и такой проблемы не испытывал. Шварцберман грозно посмотрел на вышедших за ним телохранителей:
– Вы что не предупредили? Немедленно организуйте с властью проход к банку. Убрать всех журналистов. Что это за спектакль?
Люди в форме, стоявшие почему-то до сих пор безучастно в стороне, услышав слова Шварцбермана, бросились отгонять журналистов, что представлялось занятием не из лёгких. Только образовав цепь из сотрудников правоохранительных органов, взявших друг друга крепко под руки и постепенно полукругом удлиняя эту цепь, удалось отодвинуть толпу торопливо задававших всякие несуразные вопросы корреспондентов и как обычно не известно откуда появившихся зевак. Зивелеос улыбался в усы, спокойно позируя нацеленным на него камерам.
Шварцберман помрачнел, но ему ничего не оставалось делать, как продолжать провожать Зивелеоса в здание банка, стоявшее, к счастью, на той же площади. А здесь их явно ожидали. Сам директор банка встретил гостей у входа радостной улыбкой со словами «Добро пожаловать!», что не прошло мимо внимания Зивелеоса, и он настороженно спросил:
– Марат Генрихович, а откуда в банке знают о том, что мы идём сюда? Это же не было запланировано.
Шварцберман первое мгновение растерялся, но, как уже говорилось, он не пробился бы к своему богатству, если бы не обладал многими организаторскими способностями, включая находчивость в самых безвыходных ситуациях.
– Николай Степанович, я ведь бизнесмен по природе и умею всё организовывать быстро. Вы, наверное, не заметили, как я дал команду своей правой руке, то есть главному соратнику и помощнику, связаться с банком. Мне в таком случае достаточно было посмотреть на него, и он всё понял, позвонил, объяснил. Так что меня как раз такая оперативность не удивляет.
– Понял-понял, – рассмеялся довольно Самолётов. – Приятно, что вы тоже помните моё имя.
– А как же иначе? Вас весь мир теперь знает. Мне сам бог велел знать и помнить.
Директор банка услужливо спросил:
– Мне не провожать вас, Марат Генрихович? Вам же дорога известна? Но мы уже всё открыли для вашего посещения.
Шварцберман вопросительно посмотрел на Зивелеоса:
– Он нужен нам?
– Нет, пожалуй, – качнул головой Самолётов. – Если вы знаете, куда идти, ведите. Это ваша епархия, как я понимаю.
– Поедем лифтом или по лестнице?
– Пройдёмся пешком. Не хочу портить вашу технику своим напряжением.
Зивелеос действительно не пробовал оказываться в лифте и не знал, насколько его связь с землёй будет влиять на движущиеся в отрыве от земли устройства. Могли произойти разные технические казусы, чего пока нельзя было допускать.
Пошли по узкой лестнице в подвальное помещение.
В операционной на пятом этаже нейрохирургического отделения медицинского центра Саратова Иволгина завершала операцию. Прошло уже два часа с её начала. Собранные предварительно экспресс-анализы никаких противопоказаний не выявили. Таня была здорова, как и полагается молодому организму, весела и энергична. Она не могла дождаться начала своей новой жизни, когда сама уже сможет без поддержки любимого Николая летать по воздуху. И они встретятся с ним в воздухе. Но было немного и боязно. Сможет ли помогать? Сможет ли быть решительной?
Лёжа на операционном столе с закрытыми глазами, чтобы не видеть ни скальпеля, ни пинцетов, ни прочих необходимых при операции предметов типа намокших в крови тампонов, ваты – этого зрелища Таня не любила – девушка вслушивалась в наушники, которые с большим трудом удалось оставить на голове, убедив бабушку, что Тане никак нельзя отрываться от контроля того, что происходило с Николаем и у Тараса Евлампиевича. Только тогда, когда Надежда Тимофеевна должна была вживить чип на голову Татьяне, ей пришлось всё же снять наушники. Но теперь вживлялся последний чип на ногу, и наушники опять были на голове. В наушники был вмонтирован и микрофон для передачи того, что говорилось возле Тани. Рядом на столике лежала и красивая шляпка с четырьмя миниатюрными видеокамерами. После завершения операции, Таня должна была полежать в реабилитационной палате, затем надеть специальные туфли на высокой платформе, шляпку, перчатки, включить систему защиты, после чего она и становилась Зивелеосом.
Они долго думали, как будет называть себя Таня. Сначала была мысль назваться именем «Зивелеос два». Но это никому не понравилось. Искали варианты всем коллективом поляны, пока сама Маша, разумница Маша, не сказала:
– А почему бы не назвать нашу примадонну сложным, но интересным именем «Соелевиз»? Несколько напоминает имя Сольвейг. И имеет прямое отношение к Николаю.
Сначала никто не понял.
– Что это за имя? – спросил Тарас Евлампиевич. – Никто не поймёт.
– А Зивелеос все понимают? – рассмеялась Маша. – Это то же самое, только наоборот. Вот и будет вторая шарада.
Тогда все начали хохотать и имя одобрили. Таня жаждала стать девушкой с загадочным именем Соелевиз.
Лёжа совершенно раздетая, как и полагается при подобных операциях, Таня слушала и голос Тараса Евлампиевича, если он хотел что-то сказать, и всё, что говорилось вокруг Зивелеоса. Услышав, что в Оренбурге Николаю предлагают пообедать и то, что Тарас Евлампиевич подумает о том, стоит ли соглашаться на него, Таня очень обеспокоилась, думая, не захотят ли Николая отравить или усыпить едой. Но она понимала, что Николай всё это сам сознаёт и держит на контроле. Таня пыталась представить их встречу, но не знала, где она произойдёт. Скорее всего, – думала она, – они встретятся при его подлёте к поляне, когда она полетит ему навстречу, или он будет её встречать. Они будут кружиться в воздухе в восхитительном танце любви. Они полетят вместе над полями и лесами Подмосковья, будут подниматься над облаками, как две большие птицы и, может быть, гоняться друг за другом, играя в салочки.
Таня засыпала, но вдруг услышала в наушниках тревожный голос Николая:
– Что там прогрохотало за нами, Марат Генрихович? У меня такое впечатление, что нас закрыли. Не играете ли вы злую шутку со мной?
– Нет-нет, Николай Степанович, раздался испуганный голос Шварцбермана. – Вот же мы подошли к нашему хранилищу золота. Здесь обычная железная дверь. Нам сейчас её откроет дежурный.
Послышалось щёлканье кнопок цифрового замка и скрип открываемой двери.
Но тут опять прозвучал голос Николая:
– Однако я слышал позади нас нечто вроде рокота колёс, передвигающих что-то тяжёлое. Такой звук я слышал в армии, когда закрывались подземные коридоры в помещения, где готовились ракеты.
– У вас богатая фантазия, Николай Степанович, – ответил дрожащим голосом Шварцберман. – Может, что и закрыли, так откроют, когда надо. Для вас ведь преград нет.
Эти слова объяснили Тане многое. Она чуть не вскочила со стола, и лишь резиновые крепления удержали пациентку.
– Бабушка, – прошептала она, – боясь сказать громче, чтобы не услышала отошедшая в другой угол комнаты медсестра, – скорее. Я должна уходить. Мне кажется, Коля в опасности.
Тут же в наушниках возник голос Тараса Евлампиевича, адресованный Зивелеосу:
– Николай, спокойно. Очень может быть, что они заперли тебя, но ты не волнуйся. Главное спокойствие. Запереть ещё не значит схватить. Проверь действие своей защиты. Всё ли работает нормально. Оттолкни для порядка Шварцбермана, как бы случайно. Потом намекни, если всё в порядке, что так же случайно и убить можешь. Поступай так, как будто ничего не произошло. На самом деле силы нашего луча вряд ли хватит на преодоление тяжёлой бетонной двери. Так что не пори горячку и не пытайся сразу возвращаться. Определи золотой запас.
Последующие слова Наукина были обращены к Татьяне.
– Танюша, ты все слышала? Какова у тебя обстановка?
– У меня всё в порядке. Поставили последний… – хотела сказать чип, но посмотрела на бабушку и на подошедшую с перевязочными материалами медсестру и замолчала. Зато медсестра удивлённо глянула на Татьяну и спросила хирурга:
– Надежда Тимофеевна, она с кем-то разговаривает?
– Нет, это небольшой бред. Бывает при анестезии. А ты, Любушка пойди за каталкой. Я сама перевяжу.
Медсестра тут же ушла.
Наукин продолжал интересоваться ситуацией:
– Сколько времени тебе надо оставаться в больнице?
– Тарас Евлампиевич, я готова сейчас отправляться, – заявила Татьяна, несмотря на изумление в глазах Надежды Тимофеевны, и продолжила уже говорить непосредственно ей, так как знала, что Наукин всё слышит: – Бабушка, миленькая, забинтуй мне скорее чипы, и я полечу. Коленьке нужна моя помощь. Это очень срочно.
Наукин с сомнением в голосе сказал:
– Таня, ты не срывайся. Сможешь ли с незажившими ранами лететь? Это и боль, и опасно всё-таки.
– Я смогу, – твёрдо ответила Татьяна. – Я всё смогу, Тарас Евлампиевич. Только вы меня направляйте.
Иволгина старшая качала головой, но быстро заклеивала пластырями места вживления чипов и выполняла бандаж. Один чип вживлялся на лбу, так что и тут пролегла широкая полоска бинтовой повязки. Когда вошла медсестра и подвезла каталку, операция была закончена. Татьяну переложили со стола на каталку и повезли в палату третьего этажа, где находились вещи пациентки. Бабушка сопровождала внучку до самой палаты и попросила медсестру заняться подготовкой к операции больного палаты со второго этажа, а сама осталась помогать, так называемой, экспериментальной больной.
Татьяна быстро надела красивый джинсовый костюм с узорными вышивками, туфли, шляпу, кожаные перчатки. Одетая таким образом, Татьяна напоминала наездниц конкуров. Бабушка автоматически подавала одежду, наблюдая за прочностью повязок, охваченных клейкой лентой, и тихо причитала по поводу невозможности вот так сразу после операции отправляться неизвестно куда и на какое время.
– Ты должна вылежаться. Прошу, как только доберёшься до кровати, лежи и не вставай хотя бы трое суток. Дай ранам зажить, а то всё испортишь.
Наскоро приведя себя в порядок перед зеркалом гардероба, Татьяна повесила на руку небольшую сумочку, в которой лежала косметичка и трубка-пистолет, и обняла бабушку на прощание, шепча:
– Бабушка, миленькая, спасибо тебе огромное. Всё будет хорошо, если я успею. Как вернусь на поляну, мы привезём тебя, и ты меня снова осмотришь и поправишь, если что.
Это несколько успокоило Иволгину, и она стала у двери палаты, чтобы никого в неё пока не пускать.
Татьяна нажала большим пальцем правой ноги кнопку, включая систему защиты. Затем слегка приподнялась в воздух и медленно полетела, кружа по палате и говоря Наукину:
– Тарас Евлампиевич, я взлетела, вы видите? Всё ли работает?
– Прекрасно вижу, девочка. Ты большая умница. Сделай ещё пару кругов… Так. Поднимись к потолку… Хорошо. Опустись на пол… Пройдись к Надежде Тимофеевне. Чудесно. Передай ей от меня большой привет.
Видео камеры транслировали изображение чётко.
– Танюша, – продолжал радостным голосом Наукин, – отключи на секунду защиту, поцелуй ещё раз Надежду Тимофеевну, включи защиту и приподними её слегка для пробы.
Увидев, что всё получилось, и изумлённая Иволгина старшая чуть не вскрикнула от испуга, оказавшись с внучкой в воздухе, Наукин рассмеялся и скомандовал:
– Всё, Танечка. Ставь бабушку на место, открывай окно, включи свечение облака и вылетай.
Минуту спустя Татьяна Иволгина неслась по воздуху в направлении южного Предуралья, почти крича Самолётову:
– Коленька, милый, держись. Я тебя выручу. Ты только держись.
Николай включил у себя направляющий сигнал, на который Татьяна настроила свою систему наведения и летела по этому невидимому путеводному лучу, как по ниточке, с огромной скоростью, превосходящей даже движение самолётов. Время от времени она докладывала Наукину о том, что видела в пути, а он контролировал по карте, которую выдавал Интернет на компьютере, внося некоторые коррективы, если девушка отклонялась от кратчайшего маршрута. Таня могла бы любоваться пейзажами, но все мысли её в это время были заняты любимым человеком, попавшим в трудное положение, выручить из которого могла только она.