Представьте себе гироскоп. Если ось его ротора абсолютно точно отцентрирована с центром масс крутящегося вокруг неё маховика-ротора, то при абсолютно огромной скорости вращения мы даже не поймем, что внутри гироскопа что-то происходит. В данном случае, для сознания человека вращение маховика и отсутствие вращения оного – одно и то же. Для нас сообразно этому точно отцентрированная вертикаль стоящей в равновесии палки и лежащая эта же палка на земле – это тоже покой (отсутствие или пустота изменений) в двух вариациях. Это выражение пустоты нами чувственно не распознается, то есть мы можем и не знать, что палка в равновесии. Само наше тело также чувственно не распознается, если оное здоровое и ничего у нас не болит. (Само слово энергия имеет дословный перевод – в деле, «эн»+«эрго», то есть пока явление пустоты не заявило о себе в деле, то его мы не распознаем. То, что мы видим – это есть то, что уже чувственной пустотой не является или перестало быть пустотой начавшимся разрушением. Но это не значит, что в той пустоте ничего нет – оное есть, но абсолютно точно отцентрировано.) А теперь представим, что центр тяжести чуть сместился от оси вращения. Маховик биением разломает все устройство, а потом начнёт крушить всё и вся на своём пути. К сожалению, такие случаи были и они были трагичными. Маховик утратил подобие пустоте и стал инородным самому пустому естеству пространства и пространство отторгло его, как инородное себе – произошло разрушение. Вот почему важно перед молитвой себя успокоить, «соцентрировать» маховик и только после этого: «Миром (покоем) Господу помолимся». Иными словами, перед нами ещё одно имя пустоты – это такое состояние равновесия, несущее в себе обузданную бесконечную энергию. Молитвой мы можем «подобрать снежинки» или предотвратить «смещение от центра, пока оное очень и очень мало». Пустота – это точность «отцентровки» (гироскопа с бесконечной скоростью вращения).
Если мы скажем, что Бог греха не имеет, то на нашем понятийном языке сия святость будет выглядеть так: это такое место, где ничего не терпит распад, то есть ничего нет, а мы не можем воспринимать то, что не имеет подобия нам. Понятие “место пустоты греха” кроет в себе множество сопряжённых друг с другом абсолютов. Но грех – это смерть, а Бог является жизнью в чистом виде и в абсолюте. То есть пустота – это сфера, где во всю бурлит жизнь и чтобы быть в бурливости живого, надо пустым в тех образах, о коих мы говорили, когда излагали суть веры понятийным языком математики.
Следует подчеркнуть ещё некоторые свойства пустоты пространства. Разрушение имеет место быть только как ещё одно свидетельство о Боге. То есть даже само разрушение говорит о том, что было живое. Если окружность перестанет иметь постоянство в абсолюте, то есть перестанет быть подобной пустоте, то оная становится инородной ей. Тут два варианта: один вернутся в исходное – к постоянству в чистом виде. Второй – это самопроизвольное разрушение, как инородное само себе. Все то, что инородно постоянству самой сути пространства, то есть пустоте – всё это разрушается. Пустота либо разрушает, либо наделяет устойчивостью, когда во взаимодействии разрушается все то, что менее подобно постоянству пустоты. Такова природа устойчивости, упругости, твердости – специфические прообразы пустоты.
То есть, чтобы не оказаться инородным самому естеству пространства, в коем живет человек, необходимо иметь этот образ постоянства пустоты. (Отталкиваясь от этих установок, можно повернуть свой взор в мат. анализ и в квантовую физику вообще. Это важно, ибо очень много идёт обсуждений о том, чего в бытии быть не может по причине своего инородства самой реалии пространства. Исключением может быть Общая Теория Относительности, в коей искривление пространства, не являясь инородным пустоте, исповедует нам тоже самое – пустоту точки.)
Для продолжения обсуждения темы данных озвученных имен пустоты пока достаточно. По мере востребованности будем акцентировать внимание на сём, чтобы дать новое имя пустоте или подчеркнём её новый оттенок в контексте естества обсуждаемой проблемы.
Если мы будем смотреть на картины великого Айвазовского вблизи, то перед нашим взором предстанет множество масляных разноцветных бугорков. Если бы художник эти картины изобразил схематично с помощью карандаша на белом листе бумаги, то никаких вопросов бы не возникло. Все ясно и понятно: это море, а вот это корабли. Но тогда его труды потеряли бы художественную ценность. Но зато была бы ясность восприятия. Вот эту ясность понимания нам нужно определить, чтобы потом исходя из этого принять всю палитру культового оформления веры древних славян. Поэтому разберём веру древних на простом языке примитивных, зато понятных нам форм изложения.
Прежде чем начать обсуждение темы, есть необходимость сначала сформировать понятийный язык. Ведь от этого зависит образ выражения того, чему мы дали определения ранее. Для обсуждения возьмём несколько странные посылы: среда и отсутствие среды (пустота). Они максимально просты и понятны. Ведь нам нужна та самая визуальная схема (схематичное изображение картин Айвазовского для созерцания вблизи), а ей свойственен именно максимально примитивный понятийный язык схематичности изложения. Только в этом случае мы сможем навести прядок в своих умах.
Общеизвестно, Север с его тяжестью выживания понуждает людей много работать. «День год кормит». Более того, в определённые моменты возникает необходимость даже ни спать, ни есть, но работать много и в высоком скоростном ритме. Сам по себе тяжёлый физический труд – уже несет в себе определение покушение на психику. Это то, что приносит дискомфорт, то есть сие зло по определению, из-за которого внимание оказывается обращенным не на Творца. Иными словами, перед нами личность, которая несчастлива, которая должна терпеть изматывающие, давящие на психику нагрузки. Человек не имеет радости – это зло. Что нужно сделать, чтобы вернуть человеку пленительное счастье? Нагрузка тиранит душу, несёт травму психике. То есть её надо исключить. Это правильно. Но, если физическую нагрузку сообразовать с отсутствием нагрузки, то есть сообразовать с радостью Бога, тогда что? Тогда отсутствие физической работы и физическая работа в сообразности Богу воспринимается человеком как одно и то же. Хотя нет. Во втором случае, в физической активности, природы оказавшейся сообразной Богу больше, переживаемый экстаз радости сильнее. Как уже сказано ранее в содержании книги, сообразованность Богу предполагает больше задействованной природы, включенную в процесс выражения образа Творца. Больше природы сообразуется с Божественным счастьем. Чем больше поле, тем больше цветов на нём – сильнее радость видеть красоту. То есть, чем больше природы, тем в процесс формирования образа Божьей радости входит больше вселенной, а это уже более яркое переживание экстаза. Такова же природа оргазма на брачном ложе семейной пары, ибо в процессе близости задействовано вся физиология человека, а не какая-то её часть (как это происходит во время молитвы, когда в процесс сообразования Творцу входит только ум). Уловили? Молитва и близость на брачном ложе – процесс приобщения тела к Богу через сознание. Теперь надо сказать тоже самое, но в ином формате.
Как звучит определение радости на понятийном языке механичности движений? Ну, наверное, изменчивость (утраты) – это зло, а отсутствие утрат – доброе. То есть радость вечна тем, что нет перемены, нет утраты её. Её называем постоянством. Тогда нам надо сообразовать физически тяжёлый труд с постоянством вечной радости. (Перед нами первая установка на радость в процессе физического труда, о коей хорошо сказал прп. Савва Сторожевский: «Представьте, что вы с этого момента эту работу будете делать вечно, тогда психика сама перестраивается на нужные рельсы».) Исходя из предыдущей главы постоянство имеет выражение – это движение по окружности, по прямой или вообще отсутствие движения – точка. Иными словами, чтобы получать восторг от физической нагрузки, оная не должна отвлекать ум от Центра всеобщего счастья, то есть от Бога тремя способами: нет никакого движения; движение по прямой; движение точно по кругу. Труда либо не должно быть вообще, либо оный должен быть цикличным, монотонным, чтобы стать машинальным, чтобы сознание было свободным и не отвлекалось бы от Бога на какие-то перемены. Вот так звучит радость на понятийном языке механики – это постоянство в различных образах. Точнее, постоянство – это условие для счастья (берег-река), иное имя Царства Небесного в системе река-берег. Теперь мы понимаем то, как формировался организм в процессе эволюции: в нашем теле всё имеет цикличность только для того, чтобы вписаться в радость Царствия Небесного. И так как в организме наиболее сильное подобие пустоте, то данный образ прошёл через жесточайший естественный отбор в процессе эволюции. То есть что мы имеем в нашем теле, то же самое мы должны иметь при продолжительных тяжелых физических нагрузках. Физический труд должен стать чатью наших внутренних физиологических процессов. Мы дышим, работает пищеварительная система, работает сердце и так далее, но ум ничего этого не чувствует, не отвлекается на всё это, если организм здоров. Для здорового человека, как бы ничего этого нет, сие есть чувственная пустота, которая-то и является основанием нашего счастья. Иными словами, при непосредственном общении с Источником всех радостей и счастья нам ничего не мешает. Мы идеально вписываемся в заложенное в нас с самого младенчества Царство Небесное. Это и есть радость. Повторюсь ещё раз, что сообразуясь с этими процессами в организме в радость Божью должна вписаться и внешняя физическая деятельность любой степени тяжести. Да так, чтобы физическая нагрузка любой тяжести оказалась частью физиологического процесса. Таким образом, в сообразность Богу и радости Его окажутся включенной куда больше природы. Переживаемый экстаз обретает иные масштабы, в коих личность лучше вписывается в Царство Небесное физической нагрузкой. Постепенно мы приближаемся к сути древней славянской веры – попытка сообразовать с Богом как можно больше окружающей Вселенной. Эволюция не стоит на месте, ибо потом люди заметят и другое в мироздании. В результате появится Стоунхендж, благодаря коему годовая цикличность трудовой радости человека ещё более полно и более гармонично впишется в Царство Небесное, ибо теперь люди точно знают время посевов и время сбора урожаев, появляется календарь.
Говоря очень просто, человек идёт во Царство Небесное и чтобы войти в Него, он уже здесь на Земле должен быть в радости Царства Небесного. Подобное стремится к своему подобию, а потому счастьем мы способны видеть только счастье. Истина познается только Истиной. Горем и злым сердцем видеть радость Царства Небесного невозможно. Иными словами, северные не могли позволить себе то, что позволяли жители Средиземноморья или позволяем себе ныне мы, ибо Бог создавать зло не мог, как инородное Себе и собственной природе. Это ощутимо только там, где суровые условия жизни. Эта белая линия древней славянской веры перешла в Православие. Итак, перед нами та кондиция образа жизни и миропонимания, коя должна быть в умах счастливых людей.
Исходя из всего сказанного в предыдущих главах, можно и нужно сказать о сфере жизни славян иначе. Выясним, что такое зло. Носители зла – обитатели бездны были сотворены Богом. Это значит, что они добры, любвеобильны, чисты духом. Но вот вопрос, в чем тогда зло их? Они дезориентированы. А по этой причине всякая их попытка творить дела любви оборачивается трагедией и разрушением Божьего порядка и Его Замысла. Они стараются чистосердечно сотворить дела добра, но так как постоянно опаздывают, или не ко времени рано, или не в меру много, или наоборот мало. А также может быть не точно выше или ниже. Всё у них «медвежья услуга». Это и есть зло. Мы видим мир зла и чтобы его соделать добрым, необходимо просто верно ориентировать. Так вот перед нами новое определение энергии. Оная есть животворящая и толкает жизнь к процветания, если сориентирована с потоком, ведущим точно к Богу. И наоборот, убивает, если мимо Него. Вся наша земная жизнь – это постоянный деятельный процесс ориентации всего и вся дезориентированного в верное направление к Нему.
Мир – это Царство Небесное и оным так и остается навсегда. Это важное замечание, которое важно понимать всем и в первую очередь учёным, специализирующимся в сфере ядерных энергий. Человек несет в себе Божественное. Но в чем же тогда трагедия? Трагедия в том, что мы несём в себе много нечистоты, коя не позволяет Божественному говорить Своё Слово миру через нас. А это Слово Его всегда победное. Тот более всего непобедим, кто наиболее сильно чистит себя, топчет себя без боязни, ибо Божественное уничтожить в себе невозможно – Оное останется в любом случае нетронутым. Учёный делает то же самое – ищет Истину, отметая всё остальное инородное Ей, ориентируя мир на Неё в Божественном Замысле. Мир вне Царства Небесного жить не может и он и есть Царство Небесное, а потому получается, что вся наша жизни – очищение Царства Небесного в себе, то есть в своём теле и в себе, то есть во Вселенной.
Таким образом, на понятийном языке современных научных доктрин создали новое направление в пределах древней славянской религиозной концепции. Благодаря ей сделан шаг примирения личности с Богом через покаяние – возвращение к Богу через труд. Да, в наших суждениях есть мотивация на миротворчество в обществе, но и нет конфликта с научным анализом. Это, с одной стороны, пример того, как мыслил древний старец. А с другой – поучительное размышление.
Древняя вера славян
Через человека мир видимый сообразуется с миром невидимым Бога Творца, в процессе чего порождаются все эволюционные токи, кои возможны в единстве и борьбе противоположностей, как в самом организме человека, так и в его творческой деятельности.
Только обладая во всей полноте счастьем Царства Небесного можно видеть Бога и Его Царства, чтобы уверенно и безошибочно идти к Нему. Человек должен стать Вселенной со всеми её бесконечными мирами. Так вот только обладая Истиной и всей её полнотой, этой Божественной радостью человек имеет способность шествовать к Нему, ибо Истина познается только Истиной. И шествовать к Нему надо так, чтобы не потерять своё содержимое, не расплескать его чистоту. Нужно искать удобоприемлемые пути сбережения себя в духовной чистоте. Такова суть жизни. Такова эволюция становления человечества и такова же природа научно-технического прогресса: человечество родилось во Царствии Небесном в счастье и родилось Божественным счастьем и является только её производным – также только счастьем. Вне счастья человек жить не может, ибо он сам и есть по своему естеству счастье. Со страшной физической болью и в самых страшных увечьях человек может жить всю жизнь, если будет счастлив, если в душе его будет радость. А вот в телесном благополучии, но с травмой души человек не сможет жить и часа. Человечество вышло из Рая и туда же ищет себе путь возвращения от туда, где много такого, стремящегося загрязнить. А потому все соразмеряет только с самим собой – собственным естественным счастьем. Таким образом, всё, чем занимается человека – это только лишь процесс очищения себя и своей радости. Человек становится пленником только лишь тех форм очищения, кои наиболее сильно очищают и раскрепощают счастье Божественное. Везде среда проживания различная и в соответствии с востребованностью человек попадает в плен радости различными путями. Но только наиболее сильная экзальтация счастья делает народ наиболее сильным и живучим.
Очень много вопросов возникает на этой почве. Какова полнота Божественного счастья и что это такое? Какими должны быть пути следования к Нему на Вершину вершин? Каким должен быть образ жизни, чтобы нести в себе Божественную радость бытия? Иными словами, перед нами стоит задача сформулировать самые важные идеи Священного Писания на понятийном языке древних славян, чтобы выразить их уже на понятийном языке современного общества с его проблемами. Такова общая схема не только древней веры славян, но и вообще всех мировых религий до Рождества Христова. Бог – источник всех форм счастья. Христианство ничего не изменило в этом плане в структуре верований древних. Оное и не было призвано что-то менять, ибо все религии идентичны в принципах утверждения миротворчества. Различны только посылы и понятийные сленги выражения путей к миру и созиданию. Христианство принесло радость Благодати Духа Святого, облегчающего подвиг. Итак, перед нами главная идея всякого учения: счастье человека – мотиватор всех форм подвига, утверждение всяких форм государственности и желанный плен.
Вера древних славян включала в себя несколько направлений и каждое из них имело право на жизнь только в одном случае, если оное приводило к единому для всех этих течений – к Божественной радости. Каждое поколение людей жило и живёт только счастьем, а потому перенимало опыт радости от предков, обогащало опыт своими наработками и передавало потомкам. Так вот возвращение к Божественной радости – это возвращение к вечному зову предков, примирение отцов и детей, послушание детей у старшего рода.
Пусть простят меня богословы, но для более понятного выражения своих мыслей, мне хочется ввести понятие Нирваны, ибо все понимают о чем идёт речь. Нирвана – это то, к чему должна привести всякая богословская доктрина, коя получила развитие в пределах веры древней Индии, ведической Индии. Но что она представляет собой у славян? Для этого ответим сначала на другой вопрос: как освобождается иогин во время практики Нирваны? Для того, чтобы видеть нарисованное белым, нужен контраст – черный оттенок фона. Белым по белому что-то выразить не представляется возможным. Сообразно сему человек ищет в себе Творца и Его присутствие. Бог – это счастье, которое можно распознать только болью, горем. Таким образом, иогин причиняет себе болевой шок, выворачивая себе суставы рук и ног в противоестественное положение и, испытывая боль в теле, ищет в самом себе ту точку, позиционируясь в коей он перестает эту боль чувствовать. Сконцентрировав внимание внутрь самого себя с целью, пытается достичь умиротворения. Вместе с болью уходит все остальные формы чувственности. В сеансе медитации примерно тоже самое, но человек отказывается от своих побуждений, желаний и мыслей. Это Освобождение. Тоже самое делал древний славянин, но только вместо болевого шока из-за неестественного положения позы тела, он много работал физически. Да, тяжёлый физический труд – это тоже боль, от которой люди хотят избавиться, если оная третирует психику «из-за нарушения техники безопасности». Древний северянин также, как практикующий выход из себя индус, тоже занимался поиском точки позиционирования в самом себе, найдя кою он освобождался, переставал чувствовать тяготы своего бытия, усталость и упадок сил (а вот это уже опасно, ибо чувствовать границу дозволенного надо всегда). Древний становился всемогущим силой чистоты духовной. (Позднее Христом будет привнесена Благодать Духа Святого, и человек получил возможность стать уже Богом по Благодати.) Всякая близость к Богу требует сообразности Ему во всём, что и диктует законы всякого общежития. Бог единый и вечный, таким люди хотят видеть свое сообщество. Распознав благие влияния сии, человек становится пленником полученного опыта сближающего его с Ним. Пленённый некоторой степенью Божественной радости, он закрепляет этот опыт в доктрине религии.
Помните, что самое страшное для человека? Самое страшное – отвлечь внимание от Творца. Ведь человек – это личность в беседе с Богом, вне беседы – это тоже личность, если имеет возможность к беседе с Ним вернуться. Если не может уже, то и человеком уже называть нельзя.
Тело человека – движитель души к Богу. Для ясности следует привезти некоторый пример прообраза эволюционного становления человека. На Северном Урале есть одно из семи чудес Света: каменные скальные изваяние в виде столбов высотой несколько десятков метров. Их называют Семь Братьев. Когда-то в этих районах был сплошной горный массив. Вода, Солнце, морозы и ветер превратили их в песок. Но то, что плохо поддавалось разрушению, оказалось менее всего разрушенным и мы теперь имеем радость любоваться этим чудом природы. Так вот, верхний край этих каменных изваяний так и остался частью той самой далёкой, древней поверхности горного ландшафта. Эволюция его не тронула. Эволюция шла в ином направлении – вниз. Выше столбы не стали, но опустилось основание. Сообразно этому идёт эволюция жизни на Земле. Постоянство «берега» в природе человека возникло в самые первые мгновения рождения Вселенной и с тех пор никуда не делось, то есть оное так и осталось эстафетной палочкой, коя пришла к нам из прошлого наследством от прародителей и, кою мы передаем из поколения в поколение из прошлого в будущее. Но лучшего совершенства не возникло, у природы в процессе роста, как у столбов Северного Урала, происходит то самое «углубление», в коем природа сообразуется с тем, что уже есть. Мир и безмятежность спокойствия, столь важные для общения личностей Бога и человека между собой так и остается тем самым древним и самым важным, то есть «самой верхней частью горного массива». Природа сообразуется с покоем, подстраивается, чтобы не нарушить беседу личностей. Радость остаётся во главе угла, ради утверждения коей мир принимает самые невероятные формы, продолжая углубляться в самые отдалённые уголки Вселенной. То, что мы нарисовали постоянство покоя карандашом на листе бумаги – далеко не все, а только лишь малое звено. И этим устроение мира не закончилось. Ради торжества радости возникла жизнь в привычном виде с её экосистемой, потом появились государственные образования и далее идёт освоение космических пространств и что-то там ещё ждёт нас в будущем. Но очевидно другое, что мы так и остались теми, коими мы были тогда в самые первые мгновения зарождения жизни (точнее отпадения от Бога). Мир не поднимается к более совершенному в Боге. Мы не пытаемся совершенствовать Творца своими указаниями Ему, а наоборот спускается от Бога в бездну, чтобы сообразовать её с Богом, чтобы вместить в себя больше природы, сообразовавшейся с Творцом. Чтобы спасти. А ведь именно это и есть движение к абсолюту экстаза, прообраз соединения низшей природы человека с его высшей составляющей в нём же на брачном ложе супругов, мужа и жены. Мы не совершенствуем, а сообразуем с образом Творца Вселенную. Счастье остается движителем всякого подвига, благодаря коему радость бытия и жизнь отвоёвывает у смерти новые пространства.
Образ жизни обусловлен средой обитания, климатическими условиями. А соответственно образу жизни порождаются и вероучения.
Теперь сделаем разбор этих исповедующих практику освобождения течений веры Севера, кои оказались в пределах одной и шли параллельно в рамках единой религиозной системы Древней Руси. От каждого направления мысли дошли до нас артефакты в виде слов сразу из нескольких языков, а может быть даже и почти всех наречий, существовавших на тот момент. Сегодня мы их употребляем всуе, даже не подозревая, что когда-то они имели особый сакральный статус. Скорее всего, каждая доктрина принадлежала не всем сразу, а отдельному поселению или народу. Ведь для того, чтобы выражать какую-то сложную мысль надо на этом понятийном языке данную тему много наговаривать, ездить по ней вдоль и поперёк, причем очень долго. Нужно даже эволюционное формирование речи, чтобы быть виртуозом слова в данном мировоззрении. Потом уже могло произойти их воссоединение в единую систему русского языка. Хотя данные формулировки прочно вошли в обиход, но себе не изменили, остались самостоятельными направлениями в пределах единой веры. Началась уже системная эволюция. С другой стороны, как могли слова немецкого, английского и русского происхождения оказаться между собой смысловыми синонимами, хотя расстояние между нашими народами солидное для тех времён? Всё наводит на мысль о том, что когда-то это было единое сообщество. Оное было до Великого Переселения народов и включала в себя каким-то образом даже Африку. Откуда в мифологии Египта, к примеру, столько слов имеющих схожее фонетическое звучание с тем же значением, как в славянской речи?
Вы не замечали, что в русском одно и то же понятие имеет разные фонетические выражения в словах. Как такое может быть? Слияние произошло двух параллельных воззрений. Они так и продолжают пользоваться тем набором слов, каким данный народ выражал главную идею своего верования. Это очень важное замечание, кое свидетельствует об исторических событиях в древнем мире. То есть язык доминирующего народа, не утратив себя, обогатился новым словарным запасом. Иными словами, люди брали эти слова на вооружение, чтобы говорить об одном и том же, но уже иным набором инструмента речевого запаса. Язык не обеднел, но только обогатился, стал точнее в определениях. А ведь сие когда-то, повторюсь, было революционным событием в истории людей. Ныне, повторюсь вновь, происходит такое же явление. Обилие иностранных слов хорошо гармонирует с нашим древним наречием, не повреждая его. Если есть молитва, то в обиходе остается тот контент слов, который наиболее часто употребителен в народе. Тут нет смысла тревожиться о возможном угасании языка из-за засорения его иностранными словами, если постоянно звучит молитва. Язык молитвы с его набором священных слов остаётся востребованным. Язык возрастает не в точности определений свойств Творца, а в точности образности. Эти “вещи” никогда не заменить. Да, совершенными становятся лишь описания этого состояния, как и процесс подготовки к беседе с Творцом на самых дальних подступах к беседе с Ним. Человек молится только теми словами, кои наиболее сильно выражают его душевное состояние и смятение духа, даже плач. Вне молитвы, происходит отмирание родной речи, ибо она скатывается до узкого набора слов и даже звуков, смысл которых понятен только в контексте их употребления. Они понятны всем, ибо говорящие прибегают к общим для всех понятиям. Это мат или, к примеру, так общаются звери. Таков механизм утверждения языкового семейства в пределах каждой языковой подгруппы, свойственной данному направлению богословской мысли. Давайте перечислим хотя бы некоторые из них. Одну мы уже обсуждали «берег-река».
Кроме слова «берег», возьмем куст ответвлений в пределах границ смысловых синонимов исходящих от иного понятийного корневища. Рассмотрим однокоренные вариации слова «свет». Созвучны ему такие слова как «совет», «святость», «совесть», «светило», «свой». Каждое слово имеет свое значение. Но если присмотреться, то перед нами смысловые синонимы. То есть все слова привязаны к одной общей для них идее, коя когда-то была религиозной доктриной: совет должен быть святым, чтобы быть светилом, излучающим свет; только святость имеет способность излучать свет и только святой является своим (даже если он из другого племени или народа).
Святой не способен на убийство, ибо ищет иное. Кружка, коя валяется на полу злом не является и святой видит пути устранения зла: он работает над тем, как злое преобразить в доброе. Он берёт кружку, мое её и ставит на место. Иной же ищет легких путей: есть человек – есть проблемы; нет человека – проблем. Именно по этой причине, святой, даже если он в стане врага, врагом быть не может.
Если нет святости, то и совет светить не способен или излучает тьму – он не свой (даже если он из родных, то есть мы видим тут жёсткое разграничение на тех, кто свой и чужой только по одному принципу – не по степени родства и происхождения, а по степени приобщения к Богу). Чего-то иного такая комбинация слов нести в себе не способна и не могла – только в пределах исповеди Богом откровенного утверждения жизни, любви и мира. То есть перед нами будущий Христианский догмат о Боге Троице в чистом виде, который адаптирован в системе выборов в советы (к примеру, в Думу). Заметим, что в самом Священном Писании Бог называет Себя во множественном числе «Мы» и при этом обращается к человеку, как будь-то Он ему ровня (очень важно для верного понимания путей спасения человека). Свой – это член Предвечного Совета и чтобы быть своим, надо быть святым. Древний славянин чётко осознавал Божественность личности, а это означает, что всё в его жизни было заточено на то, чтобы восстановить и поддерживать в первозданном состоянии свою личностную сопряженность Творцу. Надо чистить себя, чтобы Божественное могло говорить Своё Слово миру. Ведь сказанное Оное Им всегда будет победой. Древние верно понимали догмат о Пресвятой Троице или по крайней мере верен тот Её образ, который встает перед нами в смысловых синонимах свой-святой.
Повторюсь, что все озвученные однокоренные слова имеют почти одинаковое фонетическое звучание, то есть люди, пытаясь выразить свою мысль, употребляли те же слова и этим подчеркивали общее природное родство, выражая какой-то важный оттенок, созерцая его через одну и ту же призму общего.
Святость Бога абсолютна и только оная есть жизнь, причём в абсолюте. Как абсолют жизни, святость, всегда нам инородна, но это не означает о том, что оная враждебна. Да, оная постоянно нас осуждает в том, что мы недостаточно, хоть на абсолютную малость отдалены от Творца, но оная тянет нас к Нему, ко спасению в Нём, следуя коему, мы всегда не точны. Оная, святость, “протестует” против нас, но в этом наше спасение, ибо оная не враждебна, а спасительна. Мы постоянно об этом узнаем, но благодарим Творца за вразумление. Для чего эту мысль привожу здесь? Дело в том, что святой, если он враг, то этот враг не является врагом, а путеводителем во Царство Небесное – он на Предвечном Совете Троицы в пределах Замысла о человеке. Этим Русь властвовала миром, в отличие от современных европейцев. Ведь надо дать силу такому врагу, чтобы он соделал естественное Богу и себе – примирил. (Именно благодаря этому настрою и на этой почве могло произойти воссоединение и взаимное дополнение самых различных понятийных языковых систем.) Абсолютная Истина осуждает всех, но одни вразумляют (далёких от неё) сильными ударами в образе мачехи. А другие – старались это делать любовью, как любящая мать. В обоих случаях речь идёт о жизни, но в одном – приветствуется уничтожить девять десятых населения, а в других берегут даже самого грешного – монашествующие, благодаря чему в Православии много среди святых тех, кто был преступником и даже террористом (Опта и др.).