Quotes from the book «На обратном пути», page 2
Можливо, війни трапляються знову і знову лише тому, що одні ніколи не зможуть до кінця відчути страждання інших.
всегда найдутся два-три месяца, из-за которых что-либо жалко бросить. так и не заметишь, как подойдёт старость...
мы представляли себе все иначе. мы думали: мощным аккордом начнётся сильное, яркое существование, полновесная радость вновь обретённой жизни. таким рисовалось нам начало. но дни и недели скользят как-то мимо, оно проходят в каких-то безразличных, поверхностных делах, и на поверку оказывается, что ничего не сделано. война приучила нас действовать почти не размышляя, ибо каждая минута промедления чревата была смертью. поэтому жизнь здесь кажется нам очень уж медлительной. мы берём ее наскоком, но прежде, чем она откликнется и зазвучит, мы отворачиваемся от неё. слишком долго была нашим неизменным спутником смерть; она была лихим игроком, и ежесекундно на карту ставилась высшая ставка. это выработало в нас какую-то напряженность, лихорадочность, научило жить лишь настоящим мгновением, и теперь мы чувствуем себя опустошенными, потому что здесь это все не нужно. а пустота родит тревогу: мы чувствуем, что нас не понимают и что даже любовь не может нам помочь. между солдатами и несолдатами разверзлась непроходимая пропасть.
– Ребята! – кричит он в ветер, в ночь. – Ребята! Нас предали! Нам нужно в поход! Против них! Против них! Ребята!Пробивается луна, он стоит перед крестами, видит в темноте их контуры, кресты поднимаются, раскрывают объятия, и вот уже гудит от их поступи земля, он стоит перед ними и шагает на месте, выбросив руку:– Ребята, марш!Он лезет в сумку и снова поднимает руку… Раздается усталый одинокий выстрел, который подхватывают и уносят порывы ветра; затем Георг Раэ, шатаясь, опускается на колени, упирается руками и последним усилием разворачивается к крестам; он видит, как они шагают колонной, маршируют, слышит тяжелые шаги, они ступают медленно, путь далек, идти долго, но они идут вперед, они дойдут и дадут последний бой, бой за жизнь, они шагают молча, темная армия, такой далекий путь, путь к сердцам, он займет много лет, но что им время? Они выступили, они идут.
нятно? Есть одна-единственная борьба – против лжи, половинчатости, компромисса, ветхости! А они нас поймали на эти словеса, и вместо того чтобы сражаться против них, мы сражались за них. Мы думали, они пекутся о будущем! Да они против будущего. Наше будущее мертво, потому что мертва несшая его юность. Мы всего-навсего уцелевшие остатки! А другие живут, сытые, довольные, сыты и довольны как никогда! Потому что за это умерли недовольные, напористые, штурмующие! Подумай об этом! Уничтожено поколени
ми стоїмо саме на порозі життя. Ми ще не встигли пустити коріння. Війна вирвала нас із ґрунту. Для інших, старших, війна – це тільки якийсь часовий відтинок, вони можуть подумки його проминути. А нас війна вихопила зі звичайного життя, і ми не знаємо, чим це скінчиться. Тим часом ми збагнули тільки, що якось дивно й болюче зашкарубли, зате тепер ми вже нечасто сумуємо
«Я молодий, мені двадцять років, але в житті я бачив тільки відчай, смерть, жах та поєднання безглуздої легковажності з неймовірними муками. Я бачу, що хтось нацьковує народ на народ, і люди вбивають – мовчки, слухняно, по-дурному, не розуміючи, що роблять, і не відчуваючи ніякої провини. Я бачу, що найкращі уми людства винаходять зброю і слова, аби це тривало й далі, та ще й у найвигадливіших формах. І разом зі мною це бачать усі люди мого віку, тут і за кордоном, в усьому світі, зі мною це переживає все моє покоління…. Довгі роки ми робили тільки одне – убивали, це стало нашою першою професією у житті. Усе, що ми знаємо про життя, зводиться до одного – до смерті. Що ж буде потім? І що ж буде з нами?»
«…ми біжимо, підхоплені тією хвилею, вона несе нас, вона перетворює нас на нелюдів, на бандитів, убивць, мені навіть здається – на дияволів; та хвиля помножує наші сили, бо вселяє в нас жах, і лють, і жадобу життя; вона веде нас до порятунку й до перемоги. Якби серед тих, хто наступає, був твій батько, ти, не вагаючись, кинув би гранату і йому в груди»
Перед цими хрестами руйнується будівля гучних фраз і високих понять. Тільки тут ще живе війна, її вже немає в побляклих спогадах тих, хто вирвався з її лещат! Тут лежать загиблі місяці й роки непрожитих життів, вони — як примарний туман над могилами; тут кричать ці непрожиті життя, вони не знаходять собі спокою, в лункому мовчанні волають до небес. Страшним звинуваченням дихає ця ніч, саме повітря, в якому ще вирує сила й воля цілого покоління молоді, покоління, яке померло раніше, ніж почало жити
И вдруг он все понимает. На фоне этих крестов рушится все здание высоких и громких слов. Только здесь еще война, не в головах, не в запрятанных воспоминаниях тех, кто уцелел! Здесь призрачным туманом над могилами стоят потерянные, не исполнившиеся годы, здесь с гулким молчанием вопиет к небу непрожитая, не находящая покоя жизнь, здесь, подобно нестерпимой жалобе, наполняет ночь сила и воля юности, погибшей, прежде чем она начала жить.
