Read the book: «В слепой темноте»
Пролог
В пустоте рифм нет,
Нет стойких чернил,
В ней даже свет
Погас без причин.
Темнотой я дышу
И давним запахом слез,
Остывших на холодном полу
Между пальцами ног.
8 апреля 2020 года.
Среда.
Тихий стук капель дождя за окном. Маленькие ручейки медленно стекают вниз по тонкому стеклу, образуя мокрые лужицы на наружном подоконнике из белого грубого камня. Постепенно сгущаются вечерние сумерки, а луна в перигее, светит особенно ярко. Его жемчужный свет мягкой дорожкой ложится на пол и едва касается слабыми щупальцами приоткрытой двери, ведущей в пустые темные коридоры… Ночное небо сегодня обильно украшено россыпью мелких светил. Как красива природа в ночное время, и как печально, что её частенько не замечают. А ведь стоит лишь поднять ввысь глаза и обнаружить множество миров на небесном своде.
Девушка откладывает на коленки книгу, что читает уже пятый вечер подряд. Почти четыре недели она проводит свои вечера здесь, в этой безмолвной палате. Всякий раз, когда девушка, разочарованно вздыхая (больная всё еще не очнулась), падает на скрипучий больничный стул, она открывает книгу на той странице, где остановилась прошлым вечером, и читает. Читает. И вновь читает. Её племянница в коме, и она уже потеряла всякую надежду на благоприятный исход. Врачи разводят руками, мол, придет в себя, если девочка сама захочет вернуться. Глупые они – эти врачи. Если сама захочет… как же! Им лишь бы свалить ответственность за её состояние на высшие силы. Ведь сами они не могут ничего сделать. Эти люди в белых халатах ходят и ходят, слоняются из палаты в палату, а помочь бедной девушке не способны. Сказали бы уже прямо, что шансов практически нет, но нет – они дают надежду, тем самым заставляя человека, сидящего рядом с ней все эти безумно долгие часы – адски болезненные часы абсолютного наведения, – наблюдать, как родной человек медленно умирает, угасает на глазах.
Порой она подолгу вглядывается в её лицо, бросает взгляд на неподвижные веки и застывшие, словно кукольные, ресницы в надежде уловить изменения – такие долгожданные улучшения. Вот и сегодня девушка изучает ее безжизненные, бледные губы – ничего, но она не сдается, верит в чудо, хотя надежды давно угасли. Погладив пальчиками темные волосы девушки, Лена встает и поправляет на ней одеяло, бросает взгляд на показатели приборов – она немного разбирается, она сама врач-педиатр. Отчаянно кусает губы и хрипло выдавливает слова утешения:
– Алекс, ты проснешься, я знаю. Ты ведь невероятно сильная. Ты борец, Алекс. Давай же, очнись, дорогая. – Женские слезы неизбежно катятся по щекам. Лена горько всхлипывает, дрожащими пальцами нащупывая в кармане белого халата писклявый мобильник. Тыльной стороной ладони размазывая слезы по щекам, она вглядывается сквозь пелену в яркий экран, щурится.
– Алекс, это твоя мама. – Лена смотрит на милое, совершенно безмятежное личико племянницы и, закусив губу, отклоняет вызов. – Не сейчас, Света. Не сейчас, – бормочет она под нос и убирает телефон обратно в глубокий карман своего потрепанного больничного халата. – Алекс, ты слишком долго спишь, тебе не кажется? Пора бы уже проснуться… Знаешь, твоя мама ведь ничего не знает. Не представляю, как она переживет такое… А если… если ты… никогда больше не проснешься, она мне этого не простит. Ни за что не простит. Очень тяжело говорить о таком, знаешь… Тяжело сообщать плохие новости, поэтому я не смогла ей ничего сказать. – Лена берет Алекс за руку. – Но если ты сейчас умрешь, Алекс, твоя мать меня возненавидит за то, что я скрывала эту ужасную трагедию от нее. Целый месяц, Алекс. Я так больше не могу. А ну живо возвращайся! – в отчаянии восклицает она. Но Алекс по-прежнему пребывает в глубоком сне, ни на дюйм не шелохнется.
Чуть позже, успокоившись, Лена вновь возвращается к книге, а потом, поздно ночью, через весь город едет к себе на квартиру, где она долго ворочается в постели, мучаясь тревожной бессонницей. В конечном итоге её стенания заканчиваются таблеткой снотворного и стаканом прохладной воды. На следующий день всё начинается сначала: с утра на работу, в обед – короткий визит к племяннице, вечером – долгие часы одностороннего общения у постели Алекс и чтения её любимых книг, ночь – полная тревог. Одним словом, горькие дни, ставшие выматывающей рутиной для бедной молодой девушки.
Глава 1. Игорь
21 января 2020.
Вторник.
– Лера? – Игорь угрюмо и устало встречает запыхавшуюся студентку, ураганом ворвавшуюся в его кабинет. – Что ты здесь делаешь? Что-то случилось?
– Случилось! – Студентка выглядит весьма взвинченной и недовольной. Она подбегает к столу, за которым сидит преподаватель, падает на стул и неожиданно заявляет: – Вы в своем уме?
– Прости, что? – Игорь с недоумением смотрит на девушку. Переживания о племяннике отошли на второй план, едва он увидел выражение ее лица, сулившее ничего хорошего. С такими лицами добрых вестей не приносят.
– Как вы могли допустить такое? Не понимаю, – гневно продолжает она.
– Лера, объясни нормально, что случилось? Что я допустил? – хмурится мужчина.
– Вы не знаете? Алекс уезжает! Может быть, уже уехала! Из-за вас, между прочим! Взяла академ, взяла билет на самолет и бросила нас с вами! Ей я это еще припомню. Но речь сейчас не об этом. Речь сейчас о вас. Что намерены делать? – нетерпеливо спрашивает девушка, ерзая на стуле, и сверлит острым взглядом преподавателя.
Игорь выглядит сбитым с толку, отводит растерянный взгляд на тетради и вновь поднимает его на студентку.
– А что я могу сделать? – наконец произносит он не своим голосом, нервным движением коснувшись губ пальцами.
– То есть вы бросили её? – с нескрываемым осуждением уточняет Лера.
– Лера, если уехала она, значит, бросил не я, а…
Но разгневанная студентка не дает ему договорить.
– Вы хоть представляете, что она пережила?! – орет она и резко вскакивает со стула, тот, пошатнувшись, чуть не опрокидывается на пол. Такой реакции Игорь точно не ожидал, и потому с удивлением взирает на разбушевавшуюся студентку.
"Вот, что с ними случается, когда позволяешь им слишком многое. Они ведут себя непозволительно дерзко и теряют всякую субординацию", – думает про себя Игорь, но прежде чем успевает сделать замечание, он слышит слова, которые заставляют его замереть на месте и забыть, как дышать.
– Ее похитили и чуть не изнасиловали! Меня в городе не было. Её мать укатила на море. Вы были в Питере. Она осталась одна, и этот псих воспользовался этим, напал, усыпил и запихнул ее в машину! Три дня! Три дня она была один на один с чертовым психом! Тут любой сломается и начнет пить! – Она замолкает и нервно проводит по волосам, закрывает на время глаза, чтоб выдохнуть и успокоиться. Тяжелое дыхание поднимает грудь девушки с неестественной амплитудой.
– Когда… – голос его не слушается, – когда это случилось?
Только теперь Лера, успокоившись, открывает глаза и вновь опускается на стул.
– В середине декабря, – горько сообщает она. – Она три дня провела в каком-то подвале, а после ей чудом удалось сбежать.
– Как? – Игорь ладонью проводит по лицу. – Почему она молчала? Почему мне не сказала?
– Боялась. Вначале, что разочаруешься. Ведь она думала, что убила своего похитителя: она ударила его по голове ржавой железякой, когда убегала. А после, когда мы узнали, что Егор жив, Алекс просто-напросто боялась твоей жалости к ней. Поэтому не сказала. – Лера незаметно для себя переходит на "ты". Такое, кстати, происходит не в первый раз. Если вспомнить совместный обед втроем в ресторане, то там они и вовсе говорили на равных, как старые, добрые знакомые.
– Что за Егор? – мужчина яростно сжимает кулаки и стискивает челюсть. Вот-вот зубы посыплются от злости.
– Сын какого-то местного государственного чиновника. Из богатой семьи, в общем. В полицию обращаться не имеет смысла. Уже пытались, нас просто выставили оттуда, – со злостью говорит Лера.
– И как он связан с Алекс?
– Он ей раньше нравился, а потом уже она отказала ему, вот парень и слетел с катушек. Не понравилось, видать, что ему, такому распрекрасному мачо посмели отказать. Ну или он от рождения чертов псих, а похищение человека для него обычное дело.
Игорь тотчас вспоминает парня, того, что целовал его Алекс в актовом зале в самом начале их знакомства. Уже тогда этот парень ему не понравился и вызывал невообразимую ярость, а теперь и подавно – Игорь готов убить этого гада и немедленно.
– Я убью его, – цедит он сквозь стиснутые зубы.
– Не горячись, успокойся. И не убьешь ты его, на занятия он не ходит, пропал куда-то, однако преследовать Алекс не прекращает. Она говорила мне, что пару раз видела его в окне и несколько раз идущим следом. Ей даже пришлось однажды в бар с твоим племянником пойти, лишь бы тот согласился проводить ее до дома.
При упоминании племянника вкупе с жуткой историей, он медленно закрывает глаза и старательно отгоняет ужасные картины, которые подкидывает ему память и злое воображение, где Алекс, его милая, хрупкая Алекс, дрожит от страха, отчаянно борется за жизнь, пытается не сойти с ума и сохранить разум. Она боится, но вопреки всему остается сильной и стойкой.
Игорь вспоминает все те дни, в которые Алекс вела себя странно, была рассеянна, необычайно пуглива и… просыпалась с криками от кошмаров. А еще он понимает, что она не спала, не могла, и оттого ни разу с того времени не просыпался с ней вместе… А теперь он корит себя за то, что не настоял тогда, не разговорил, не выпытал у нее правды, не успокоил свою маленькую девочку, не защитил.
– Номер рейса, – резко просит он, словно наконец очнувшись. Судорожно складывает бумаги в портфель и смотрит на девушку.
– Что? – вынырнув из раздумий, переспрашивает подруга Алекс.
– Скажи номер рейса, – нетерпеливо повторяет он.
– Я не знаю, Игорь. Она не говорила. Она вообще мне ничего не сказала.
– Город? – с надеждой спрашивает он.
– Я не знаю, куда она летит. Или уже улетела, – с грустью произносит Лера.
Игорь отчаянно срывается с места и спешит покинуть аудиторию.
В аэропорт он приезжает на пять минут позже. Самолет улетел. Он опоздал.
Глава 2. Дышать болью
12 марта 2020.
Четверг.
Я не видела его 7 недель и 3 дня. Не думала, что любовь может быть таким сильным чувством, незаживающей, кровоточащей язвой в сердце, той еще занозой в голове…
Ночь. Я на крыльце многоэтажного дома, сижу на ступеньках возле подъезда. Если зайти внутрь, подняться на шестой этаж, на лифте или пешком по лестнице – не столь важно, позвонить в двадцать вторую квартиру, мне откроет дверь симпатичная шатенка с темно-серыми, как нынче моя душа, глазами. Или же не откроет. Зависит от того, где она, чем занята. Если так подумать, в клубе она напивалась вчера, пришла под утро, значит, сегодня она либо высыпается и будет ворчать на меня за то, что посмела разбудить «спящую красавицу», либо пошлет на часик-другой, может, на всю ночь погулять где-нибудь, зависнуть у «друзей», а-то и переночевать, в случае если ночь моей соседки окажется столь бурной и страстной, что жаркий пыл любви не отпустит голубков до утра. Если честно, не хочется нарываться на неприятности, ссориться с Тиной и что-то выяснять, возражать. Потому лучше посижу тут, в тишине. Где-то вдалеке слышен шум автомобилей, сигналы, звук тормозов – этакий шлейф ночного города, эхо городской жизни.
Самое сложное в моей ситуации – это сохранять непроницаемую стену отчужденности от близких мне людей. Иногда ловлю себя на мысли, что ужасно хочется позвонить кому-нибудь, пожаловаться на судьбу, поплакать, истошно порыдать в трубку, услышать слова утешения, побыть маленькой девочкой, что так нуждается в добрых словах, теплых объятиях и… бескорыстной, безусловной любви. Никогда еще я не была так далеко от дома, от родных, друзей, без поддержки и опоры. Здесь у меня нет никого, одиночество – вот, с кем я делю свои будни. Обманываю, конечно, в этом городе живет еще Лена, моя тетя. Пару раз даже порывалась заявиться к ней, чтобы не чувствовать себя безнадежно одинокой в этом мире, но потом очередной раз вспоминала, что я сама выбрала такую жизнь, сама свернула на этот путь, сама отгородилась от всех. Сама. Ведь когда-то нужно учиться самостоятельности, уметь полагаться только на себя. Ничто не вечно, всё проходит. Родители когда-то состарятся и исчезнут, знакомые, словно прохожие, уходят, с друзьями порой так же: ссоришься, обижаешься, разрываешь связи, уходишь. Все уходят, и ты – единственный человек, который остается, который будет с тобой до конца… Та же любовь… жизнь полна обид, разочарований, ошибок, гордости, гнева, злых событий, которые мешают любящим сердцам быть вместе, вернее оставаться в конечном итоге вместе. Не всем парам под силу пройти трудности, мы вот с Игорем не прошли. Наша история закончилась, связь порвалась, а любовь… не выдержала испытание и сдалась, разбилась на миллиарды мелких кусочков, разлетевшихся незримой пылью по ветру, яростному и беспощадному.
Но я люблю. Все еще люблю. И нет мне спасения, нет мне лекарства. Думала, вдали от него мне станет легче. Отнюдь. Ни на грамм тяжесть сердечной боли не отступила.
Слезы по щекам, я беззвучно реву, сидя на холодном камне в полночь. Продолжаю дышать болью.
Лунный свет падает на мои руки, от чего они светятся бледной синевой, напоминая о ночи, о непроглядной, нескончаемой ночи в моей душе.
Ядовитая слеза
Вместе с тушью потекла.
Я рыдаю на крыльце —
Мокрый холод на лице.
Безразличен взгляд моих
Карих больших глаз.
Смотрю точно в темноту
Дорожных, мертвых трасс.
Вдалеке машинный лязг:
Колеса – об асфальт.
А я плачу на крыльце —
Мокрый холод на лице.
Глава 3. Откровенный разговор
13 марта 2020.
Пятница.
– Позовите сюда администратора, – в гневе бросает кудрявая блондинка средних лет, смахивая салфеткой редкие брызги шампанского с золотистого платья. Довольно дорогого, к своему сожалению, замечаю я. Хоть бы не пришлось компенсировать стоимость испорченного платья. У меня нет столько денег. А те, что скидывает на мою карту мама, я принципиально не использую. Первое время отправляла их назад, обратно на ее карту, но настырная мама продолжает, несмотря ни на что, периодически заваливать меня деньгами, о которых я не просила и более того, дала ей понять, что в них не нуждаюсь. Уже устала бороться с ее упорством, и потому забила на ситуацию, иначе говоря, перестала обращать внимания на регулярные суммы, поступающие на мой счет. Пусть присылает, раз маме так спокойнее за меня, да и разумнее будет не доводить ее до отчаянных мер. С нее станется разыскать меня, насильно увезти домой и более никуда от себя не отпускать. До сих в догадках, как она вообще согласилась отпустить меня в большой город?
Ах да, платье. Неужели придется воспользоваться мамиными деньгами?
Да я же совсем чуть-чуть пролила, ее практически не задело. Всего пару капель.
– Вы оглохли? Позовите, говорю, сюда вашего администратора, – вздернув красивые брови, повторяет женщина и небрежно швыряет салфетку на стол.
– Простите, ради бога, такого больше не повторится, – уверяю я с виноватым видом. – Прошу, не нужно администратора.
Как же я ненавижу лебезить перед людьми, стоять перед ними вот так и унижаться, просить элементарного человеческого понимания и прощения за незначительный проступок, за… ошибку. Да, со вздохом понимаю я, это очередная моя ошибка. Я только и делаю, что ошибаюсь в этой жизни. Наверное, только на это я и способна. Вот, в чем мой величайший, исключительный «талант».
– Требую администратора! – на весь ресторан вдруг восклицает посетительница, и мне ничего не остается, кроме как с опущенной головой ждать нашего сурового администратора Евгения Владиславовича. Он точно меня уволит. Без сомнений. Я бы даже поспорила с кем-нибудь из официантов сейчас, сделала бы ставки, но, увы, в этот раз объектом спора являюсь я. И чтобы убедиться в своих предположениях, осторожно посматриваю в сторону собравшихся возле бара наших ребят. Те, разумеется, вовсю делают ставки, останусь я в коллективе или же меня выгонят с работы, как Лилю на прошлой неделе за якобы грубое отношение с постоянным клиентом. А этот старик просто распускал руки, и на ее отказ заявил администратору, что та, наглая и неблагодарная такая, хамит, дерзит и выполняет свои обязанности недобросовестно. Евгений без разбирательств тогда взял и уволил бедную девчонку, а наши всеобщие заверения в том, что она ни в чем не виновата, были полностью проигнорированы.
– Что здесь произошло? – появляется угрюмый, с каменным лицом, начальник и по очереди окидывает взглядом нас обеих: меня, поникшую и прячущую взгляд от пронзительных, абсолютно черных глаз администратора, и недовольную женщину. Та, обнаружив перед собой грозную, внушительную фигуру в два метра ростом, с изумлением взирает на него снизу вверх и начинает бормотать:
– Дело в том, что… – она непроизвольно сглатывает и прочищает горло, – ваша сотрудница… эээ… пролила на мое платье шампанское.
И куда только делся ее уверенный, громкий голос? Тихий, жалкий лепет – и только. Впрочем, как и у всех, кто отваживается с ним заговорить. И я, увы, не исключение.
Нерешительно поднимаю взгляд и встречаюсь с вопросительным мужским. Одним ведь своим видом припечатывает к месту. Ох, какой мужчина!
– Евгений Владиславович, я… признаю свою вину и… в общем, будет справедливым меня уволить, – решаю не тянуть резину и достойно принять поражение. Не для меня работа официанта, в этом я окончательно сегодня убедилась. Уйти – будет лучшим решением. Главное, чтобы платить за платье не заставили.
Мужчина озадаченно хмурится. Впервые вижу такую эмоцию на вечно каменном, с бедной мимикой, лице. Ему явно не понравился мой ответ. Но почему?
– Александра, вас ждут за пятым столиком, – неожиданно выдает он.
Чего? Я ошеломленно смотрю на него и не могу понять, с чего вдруг такая милость?
– А как же мое платье? – негодуя, подает голос женщина.
А Евгений, не обращая на нее внимания, продолжает:
– Александра, вы меня слышите? Ваши коллеги не справляются, зал забит, а посетители за пятым столиком никак не дождутся своего официанта. Ну же, идите.
– Да, конечно, – растерянно мямлю я и, развернувшись, спешу к столику номер пять. Краем глаза замечаю, что возле бара уже никого нет, официанты рассосались по залу, каждый к своему столику. Наш администратор – поистине ценный кадр, такого еще поискать надо. Весь персонал ведь держит в ежовых рукавицах, никому не дает спуску.
Неужто пронесло? Как такое возможно? Да нет, он точно меня уволит, стоит рабочему дню подойти к концу, а столикам в зале освободиться. Бешеный какой-то день сегодня. Не выспалась, да еще и посетители будто с цепи сорвались, разом ринувшись в наш ресторан. Словно это единственное приличное место в столице.
– Здравствуйте, – приветливо улыбнувшись, я подхожу к милой пожилой паре и достаю с переднего кармана фартука записную книжку с ручкой, – уже выбрали, что будете заказывать?
Пока принимаю заказ, одним глазом слежу за развитием разговора между Евгением и блондинкой в золотом платье. Он стоит устрашающей стеной перед ней, а она, усиленно подавляя страх, настойчиво пытается предъявить претензии. Жаль, не слышно ничего.
Отправляюсь на кухню, отдаю листок с заказом, оборачиваюсь и натыкаюсь на подозрительный, испепеляющий взгляд Тины, моей соседки, с которой я делю двухкомнатную квартиру.
– Ты что, спишь с ним? – беззастенчиво спрашивает коллега, загородив мне путь в зал.
– В смысле? С кем? – не понимаю я.
– Идиоткой не прикидывайся. Все поставили на то, что тебя уволят сегодня. Разве что Рома с Лизкой были за тебя, повезло этим двоим, такой куш сорвали. – Она раздосадованно поджимает губы и машинально расстегивает еще одну пуговицу на своей белоснежной рубашке. Еще одна пуговица – и ее грудь совсем вывалится из своего гнезда. Я закатываю глаза. Тина и скромность – вещи несовместимые. Небось, планирует обзавестись состоятельным мужем, расхаживая в таком виде по залу и «мастерски» завлекая потенциальных кандидатов, так сказать, на свежую, аппетитную наживку. – Ну и скажи мне, детка, как тебе удалось затащить в постель эту непробиваемую стену? Кстати, ты сегодня у него ночевала, да?
– Тина, о ком ты вообще? – с усмешкой интересуюсь я. Ну не об администраторе же речь, в самом деле. Предположить о том, что я якобы сплю с этой бездушной, безэмоциональной машиной, фактически роботом, – немыслимо и до абсурдности нелепо.
– Всё еще отрицаешь, – с обидой морщит нос, – а еще подругой называешься.
Ого, а я и не знала. Мы что, с ней подруги? Вот так новость. Стараюсь не съязвить и не закатить глаза.
– Ладно, не хочешь, не говори, – легкомысленно роняет она и, эффектно развернувшись, виляя бедрами, возвращается в зал.
М-да. Покачав головой, следую за ней. На этом наша беседа заканчивается, и мы расходимся, отправившись к новоприбывшим гостям нашего ресторана…
Стрелка часов близится к десяти. Ресторан вот-вот закроется, и я наконец смогу отправиться домой и поспать. Вчера всю ночь провела сидя у подъезда и от нахлынувших чувств бесконтрольно ревела. Глупо, конечно, и весьма недальновидно, надо сказать. Из-за вчерашней эмоциональной слабости я лишилась здорового сна, ходила весь день рассеянной и сонной, с платьем вот несчастье приключилось.
Ребята, все официанты и бармен, ушли. Я тоже переодеваюсь, перекидываю сумку через плечо и собираюсь уже домой, как на пороге комнаты вырастает огромная, темная фигура нашего администратора. Высокий, широкоплечий, темные волосы зачесаны назад, черный костюм, галстук синего цвета. Выглядит так же аккуратно, как и утром. За день этот человек вообще устает? Где обещанный трудом потрепанный вид?
– Евгений Владиславович? Вы… пришли меня уволить?
– Нет, пришел сказать, что я уладил небольшие разногласия с той неприятной женщиной, и вы можете спокойно работать дальше. Инцидент исчерпан. – Как всегда угрюмое выражение лица. Оно у него, видимо, по умолчанию стоит.
– Эм… спасибо, – теряюсь я и после неловкой паузы несмело добавляю: – А почему вы не уволили меня?
Мужчина заметно хмурится, между бровями вырисовывается глубокая складка негодования.
– По-вашему, я должен разбрасываться ценными сотрудниками? Вы отлично справляетесь со своими обязанностями. С какой стати мне вас увольнять?
– А как же… испорченное платье? Кстати, вы уверены, что я не должна за него заплатить?
Он хмурится еще больше. Да что я делаю не так? Что такого я сказала? Да он за все недели, что я здесь работаю, не хмурился столько, сколько за сегодняшний день.
– Вы ничего не должны. Я же сказал, я всё уладил.
– Ясно. А почему уволили Лилю? – Я не могу упустить возможность узнать причину такой жестокости.
Евгений выглядит недовольным тем, что я лезу не в свое дело, но всё же отчего-то считает нужным мне ответить:
– Шеф давно хотел преподать своей дочери урок. Урок она получила. С первым промахом вылетела с работы, как и рассчитывал ее отец.
– Лиля – дочь владельца ресторана? – широко округлив глаза, восклицаю я.
А это, в самом деле, многое объясняет. Значит, дочь захотела самостоятельно зарабатывать на жизнь, вот отец и предоставил ей такую возможность, призрачную, к слову сказать. В чем-то мы с ней даже похожи, я тоже с некоторых пор борец за самостоятельность и независимость. И всё равно, не стоило Евгению ее увольнять. Жаль девушку, теперь она снова под крылом отца и лишена свободы и всякого выбора.
– Александра, я вам ничего не говорил, – предупреждает он.
– Разумеется. Я сохраню это в тайне, – задумчиво киваю.
– Александра?
– А? Что? – вынырнув из плена размышлений, я поднимаю на мужчину глаза.
– Вы не голодны? – прочистив горло, неожиданно спрашивает Евгений.
– Ээ… как раз собиралась домой. Думаю, там и поужинать, а что?
– Ну тогда не хотите ли вы составить мне компанию и выпить со мной кофе? Здесь в ресторане, – уточняет он.
Совершенно неожиданно услышать подобную фразу из уст такого… такого… в общем, от Евгения Владиславовича.
– Кофе? – глупо переспрашиваю я. – С вами? В смысле… вы…
– Нет-нет, не подумайте ничего, – торопливо вставляет администратор, подняв руку в красноречивом жесте, – просто кофе.
Раньше я бы, не задумываясь, согласилась. Ведомая любопытством, с радостью приняла бы приглашение и разузнала больше об этой ходячей загадке; столь таинственного мужчины я в жизни еще не встречала. Потому сделала бы всё возможное, чтоб наконец понять его, заглянуть под непроницаемую маску бесчувственного робота, каким бы странным и пугающим он ни был. Однако я изменилась, и мне это больше не интересно. Я вообще с некоторых пор избегаю общения, новых знакомств и предпочитаю тишину и обособленность.
Да и, как я уже сказала, этот мужчина меня слегка пугает. Он наверняка не испугал бы ту, прежнюю Алекс, но, к сожалению, я уже не она. Бесстрашной Алекс больше нет, вспомнить хотя бы Егора, психа, что похитил меня и удерживал против воли в страшном, сыром подвале. Век не забуду. Я чуть не сошла с ума тогда, и это событие оставило крепкий отпечаток на моей психике. Я до сих пор порой тревожно оглядываюсь, но умом понимаю: откуда ему здесь взяться?
– На самом деле… – неуверенно начинаю я. Как вообще можно сохранить дар речи, глядя на такого вышибалу? Симпатичный, конечно, но очень грозный. – В общем, я хочу уволиться. Думаю, после такого заявления вы не захотите пить со мной кофе.
Сразу надо было сообщить ему о моем решении. Просто я думала, что сделаю это завтра, сегодня я дико устала и безумно хочу спать, никаких сил нет возиться с увольнением.
Однако слова вырвались сами собой. Хочется уже покончить с этим и найти занятие по душе. Подумываю, в книжный магазин устроиться.
– Уволиться? – Мужчина удивлен и озадачен. – Но почему? Это из-за того происшествия?
– Нет, оно не при чем. Я просто поняла, что… не мое это – быть официанткой.
– Ладно, – хмуро поджимает губы, – поговорим об этом за чашкой кофе, как считаете?
Ох, я сегодня вообще попаду домой?
– Хорошо, – вынужденно соглашаюсь я, со вздохом опустив плечи.
– Тогда прошу на кухню. – Администратор делает шаг в сторону и жестом предлагает выйти из комнаты для персонала.
Войдя в огромную кухню со специализированной гарнитурой, где в рабочее время вовсю кипит работа десятков поваров, включаю свет. Чистые металлические столы блестят серебром и ни в коем случае не жалуют незваных гостей в такой час.
– Идеальная чистота, – вырывается у меня, и Евгений за спиной подает голос:
– Так и должно быть. – Осмотревшись, он находит глазами кофемашину на одном из пристроенных к стене столов и, направившись к ней, говорит: – Ну что ж, приготовлю я кофе, пожалуй.
– Если хотите, кофе могу сварить я.
– Не нужно, я справлюсь.
– Ну ладно, – тихо роняю я и присаживаюсь за примостившийся возле двери маленький, обычный чайный столик, служащий для официантов столь спасительным, пятиминутным местом отдыха, когда весь день проводишь на ногах.
– Какой кофе предпочитаете?
– Все равно, буду тот же, что и вы.
– Без сахара? – с недоверием спрашивает он.
– Нет, пожалуй, сахар всё-таки положите, – поморщившись, отвечаю я.
Как можно пить кофе без сахара? Не понимаю.
– Без молока?
– Если вы будете без молока, то и я.
– Я пью без молока, – сообщает мужчина.
– Ладно, – беззаботно пожав плечами, соглашаюсь я.
Странно как-то всё, непривычно беседовать с ним наедине. Нет, уже не страшно, просто… необычно. Чувствую себя не в своей тарелке.
Гнетущая тишина. Разве что кофемашина шумит. Евгений задумчиво уставился на кофейную чашку. Такая обстановка очень напрягает, и потому в какой-то момент я не выдерживаю и, отбросив все страхи, неуверенность, спрашиваю:
– Скажите честно, зачем я здесь? Кофе на ночь? Серьезно?
Черт возьми, я спать хочу, какой к черту кофе?!
Мужчина с непониманием смотрит на меня. Да, я становлюсь смелой, когда чего-то очень хочу. А сейчас я хочу спать, а он по непонятной мне причине смеет задерживать меня тут и препятствовать этому.
– Хотели поговорить о моем увольнении? – продолжаю я слегка раздраженно. – Так здесь нечего обсуждать. Я сказала о своем решении. Если придется, отработаю две недели. Но решение я менять не собираюсь, завтра же планирую написать заявление.
– Вы хорошо подумали? – хмурится администратор, глядя на меня из-под густых бровей.
– Да, – твердо отвечаю я.
– Ну что ж, тогда… – он берет две чашки горячего кофе и, присев на соседний стул, пододвигает одну ко мне, – ладно, я подпишу ваше заявление. А насчет двух недель – вы не обязаны их отрабатывать, – заявляет он, и я с легким изумлением заглядываю в его глаза, что так близко находятся от меня. Теперь я могу видеть их истинный цвет. Глубокие, темно-карие. Хм, а я думала они у него абсолютно черные.
– Спасибо. За кофе и… за понимание, – искренне благодарю я, немного пригубив напиток. Чтоб слегка взбодриться и не уснуть здесь же, на ресторанной кухне. Поесть бы еще чего-нибудь.
– Вы ведь голодны, – спохватывается Евгений, словно читая мои мысли, и, сделав глоток кофе и поставив чашку на стол, вскакивает, устремляется к холодильнику. – Сейчас что-нибудь найдем.
– Было бы неплохо, – воодушевляюсь я, предвкушая малый пир.
– Сыр? Что скажете? Здесь их столько видов, что глаза разбегаются, – с намеком на улыбку отмечает мужчина. – Банан есть, хотите? – и поворачивает голову ко мне.
Забавно наблюдать за его неумелой попыткой построить дружескую беседу. Не мастак он в этом, это заметно. Но для чего? К чему это всё? Зачем сорокалетнему мужчине расположение двадцатилетней девчонки?
– Я буду и сыр, и банан, – со скромной улыбкой сообщаю я и, в нерешительности прикусив губу, интересуюсь: – А шоколад там есть?
Что не меняется, так это то, что я по-прежнему без ума от банана в шоколаде. Любимый десерт всегда улучшает мне настроение, хоть порой и вспоминаю, глядя на него, об Игоре, о наших с ним незабываемых моментах, где главным действующим «лицом» являлся как раз этот самый восхитительный банан в жидком, тягучем, безумно вкусном шоколаде. А потом он дарил мне поцелуи, невероятно нежные, сладкие поцелуи.
– Александра, с вами всё в порядке? Вы чем-то расстроены? – замечает Евгений, однако я торопливо смахиваю слезу и, подняв на мужчину взгляд, вымученно улыбаюсь:
– Вам показалось. Ну так что, там есть шоколад?
– Шоколад у нашего кондитера всегда есть, – со скупой улыбкой произносит он и достает из холодильного устройства огромную плитку шоколада.
Не жидкий, конечно, и не горячий, но лучше, чем ничего. Пачкать рабочую поверхность поваров совесть не позволяет, поэтому я согласна и на такой шоколад.
