Read the book: «Тени под водой»
6 лет назад
– Нам нужно развестись.
Вместо завтрака подал к столу Бен. Обычно он готовил что-то на скорую руку, но сегодня его подача была отвратительной. Горькой на вкус и тяжёлой для переваривания.
Едва Эвелин появилась в кухне, шаркая белыми тапочками по кафелю, он вытянулся во весь рост и опёрся руками о столешницу. Искал опору, чтобы не струсить перед тем, что собирался сказать. Что собирался разрушить.
Жена так и замерла в дверном проёме, беззащитная и беспомощная в своей розовой ночнушке. Дымчато-серые глаза всё ещё пребывали во власти сна и с прищуром глядели на мужчину около кухонного островка. Он казался астральным силуэтом среди бежевых стен и матовых поверхностей. Мираж посреди пустыни, которая поселилась во рту.
Решив, что ей это почудилось, что убивающая фраза была продолжением её сноведений, Эвелин лишь заправила всколоченную прядь за ухо и прошаркала дальше в кухню. Потянулась к навесному шкафчику за кружкой и включила кофеварку. Ей срочно нужна была доза кофеина, чтобы смутные иллюзии рассеялись, чтобы воображаемые звуки растворились в реальности.
– Ты слышала меня? – Мягко, но настойчиво спросил Бен, не сводя взгляда с жены, которую вскоре собирался сделать бывшей.
– Прости, я ничего не соображаю. Плохо спала сегодня. Всю ночь мучило какое-то плохое предчувствие.
«Не удивительно», – подумал Бен. Эвелин всегда тонко чувствовала всё, что происходит вокруг. Ссора могла не разразиться, обида не вспыхнуть, а она уже точно знала, что произойдёт. Бен всегда доверял чутью жены. Оно не подвело и в этот раз.
– Оставь, – Бен аккуратно коснулся нежных рук супруги, отбирая чашку. Ни к чему ей сейчас были лишние предметы под рукой, которыми можно швыряться. А в приступе гнева Эвелин О’Хара была способна на многое, и меткости ей было не занимать.
Бен взял жену за плечи и повернул к себе. Почувствовал холодную кожу под подушечками пальцев и позволил себе вспомнить, как раньше эта кожа вызывала в нём непристойное желание. Как его мутило от страсти при одном лишь касании, теперь же мутило лишь от чувства вины.
Эта уже давно чужая женщина взглянула на него так, будто поняла, что сейчас услышит что-то, что навсегда перевернёт её мир.
– Нам нужно развестись, Эвелин. – Повторил Бен уже более ровным голосом. – Я ухожу.
– Что?
Кофеварка зашипела и забурлила, накаляясь вместе с Эвелин. В кухне появилось слишком много кипящих предметов.
– У нас давно всё разладилось. Я не хочу больше мучить ни тебя, ни себя. Я хочу развод.
Эвелин не сразу сообразила, что за пришелец перед ней и на каком языке он разговаривает.
– Разладилось? – Заикаясь, спросила она. – Что ты такое выдумываешь? У нас всё просто замечательно.
Бен прикрыл глаза от невыносимой тоски и выдохнул всего себя. Он знал, что утро выдастся непростым, но не думал, что говорить подобные вещи женщине, с которой ещё недавно обменивался клятвами бесконечной любви, будет так тяжело.
– Ничего не замечательно, Эвелин. Может, тебе так казалось, но не мне.
– О чём ты? – Женщина окончательно сбросила дурманящий сон. – Я ничего не понимаю.
Кофеварка уже заходилась от натуги, превращая ароматные зёрна в бодрящий напиток. Вот только в бодрости уже никто не нуждался.
– Наш брак был ошибкой. Я знал это ещё в самом начале, но… думал, что у нас получится. Но ничего не получается. Я не люблю тебя так, как ты того заслуживаешь. Поэтому мне лучше уйти.
Ошибка? Их брак был скоропалительным, немного преждевременным и не всегда таким уж простым, как у других. Но Эвелин никогда бы не посмела назвать его ошибкой. По крайней мере, для неё он таким не был. Она любила Бена. Сильно и безоговорочно. И думала, что он любит в ответ. Но всё оказалось обманом.
– Как ты смеешь такое говорить? – Вскипела Эвелин на пару с кофеваркой, которая закончила свою работу и пустила напиток по клапанам. Горячий кофе лужицей потёк по столу. – А ты меня спросил, прежде чем делать такие выводы? Для меня всё было взаправду! Я люблю тебя, Бен!
– А я тебя больше нет.
Некоторые умеют бить словами. Бен ударил её под самый дых, на мгновение лишил возможности дышать.
И тут до неё дошло.
– У тебя кто-то есть. Ты полюбил другую.
Бен уставился на узор кухонной столешницы, которую они вместе выбирали, на которой вместе готовили ужин, куда он усаживал её и медленно расстёгивал шёлковый халат. Встряхнув головой, он прогнал воспоминания. Они больше не приносили того тёплого чувства в животе, что раньше.
– Значит, другая… Ты крутил роман у меня за спиной. – Каждое слово резало по нёбу проволокой, царапало язык, выпуская кровавую боль. – Поверить не могу! Кто она?
– Эвелин, не мучай сама себя. Это неважно.
– Для меня важно! Это та Келли из отдела снабжения? Или Линда, секретарша твоего босса? Я же помню, как они крутились вокруг тебя на рождественском корпоративе…
Бен лишь помотал головой. Он не скажет, кто она. Не сейчас. Как только Эвелин узнает её имя, она их не простит.
– Я соберу сумку и сегодня переночую в отеле. Ты можешь оставаться здесь, сколько нужно. Но… – Бен ненавидел себя за то, что хотел сказать. – Этот дом принадлежал моим родителям, поэтому я попрошу тебя съехать, как только ты будешь в состоянии. Прости меня.
И он скрылся в тишине дома, оставив Эвелин одну посреди продрогшей кухни в одной сорочке и смятении.
Кофейная жижа успела растечься по всему шкафчику и стекала на белый пол. Капли с еле слышным плеском встречались с кафелем, и это были единственные звуки в пустующей кухне, которые звучали в унисон с кричащими мыслями.
Так же по капле утекала её жизнь.
Глава 1
Звонок прорубил тишину, как топор трухлявый пень. Эвелин как раз дописывала статью об открытии музея в районе Запад Энд, когда писклявый перезвон отвлёк её от работы. Палец замер над клавишей пробела, рука потянулась за мобильником.
Мама.
Только не сейчас. Совсем не вовремя ей захотелось поболтать с дочерью, с которой они не виделись вот уже четыре года. После переезда Эвелин в Атланту они перебрасывались звонками с ловкостью ленивых игроков в регби. Но мамина подача всегда была сильнее. Она первой звонила Эвелин, чтобы узнать, как дела, напомнить, что в Сент-Клере осталась частичка её самой.
После развода Эвелин старалась навещать семью и приезжала в родные края несколько раз в год, но это оказалось слишком тяжело. И она перестала ездить. Каждый раз, как имя матери высвечивалось на экране телефона, сердце Эвелин сковывал стыд. Мама была ни в чём не виновата, но Эвелин пришлось оборвать все связи с прошлым, даже с самым дорогим ей человеком.
Телефон замолк. В кабинете снова стало тихо. Идеальная атмосфера для работы, но отвратительная для мук совести. Она потом перезвонит. Нужно поскорее закончить статью и сдать на вычитку Сьюзен, главному редактору «Gloss Magazine», местной версии популярных «Vogue» и «Glamour». Потом разместить на сайте, который редакция вела попутно с печатным изданием – для тех, кто не выпускал телефона из рук и считал бумагу прошлым веком.
Вчера Эвелин посчастливилось попасть за закрытые двери арт-галереи «Silver», приятно побеседовать с учредителем и первой взглянуть на выставленную коллекцию картин в стиле Поп-арт. Пришлось вежливо похвалить работы современных художников, хотя Эвелин ничего не понимала в подобной живописи и вдохновилась разве что ярким изображением Мэрилин Монро с жёлтыми волосами. Она сделала несколько снимков на свой полупрофессиональный «Canon», вдохнула аромат ещё не хоженых мраморных плит и выслушала истории создания выставленных в коллекции полотен.
Теперь же нужно всё это скомпоновать в интересный текст, дополнить красочными снимками и цитатами директора галереи. На всё про всё у неё полчаса, чтобы сдать готовый материал вовремя и пустить выпуск в печать. Сьюзен Паркер была лучшей из начальниц, о которой можно было мечтать, но к срокам и публикациям она относилась серьёзно и не терпела проволочек.
Телефон зазвенел во второй раз. Сбил с мысли прямо на полуслове.
– Мам, не сейчас. – Пробормотала себе под нос Эвелин, сгорая от стыда.
Обычно они созванивались вечером несколько раз в неделю, чтобы держать друг друга в курсе, что творится в жизни обеих. Но Эвелин догадывалась, почему понадобилась матери сейчас. Через два дня у сестры день рождения, наверняка, мама будет упрашивать Эвелин приехать на праздник или хотя бы позвонить и поздравить её. Но их связь с Грейс оборалась так давно, что этот звонок был невозможен по всем законам вселенной.
Мобильник долго разрывался протяжным перезвоном, умолк и тотчас зазвонил снова.
– Что за чёрт. – Раздражённо процедила Эвелин, не в силах сосредоточиться. Её мысли мелькали, как курсор на полупустой странице.
Когда противная мелодия зазвучала в четвёртый раз, Эвелин не выдержала и подняла трубку.
– Мам, прости, я очень занята. У тебя что-то срочное?
– Эви, я звоню по поводу Грейс.
Так она и знала! Эвелин закатила глаза.
– Если ты станешь умолять меня о том, чтобы я поздравила её, не стоит. В этом году ничего не поменялось.
– Я звоню не поэтому.
Надломленный голос матери взволновал Эвелин, так что она позабыла о своём раздражении и о многолетней ссоре с сестрой.
– Эви! Грейс… она пропала.
***
Эвелин поспешила в кабинет начальницы, как только закончила разговор с мамой. Сьюзен Паркер обосновалась в просторной комнатке с видом на скверик, которую обставила по всем канонам редактора модного журнала. Персиковые стены с изящными разводами оттеняли белую мебель и кожаный диван в углу, куда Сьюзен усаживала уважаемых гостей редакции. На круглом столике у дивана веером были разложены лучшие выпуски «Gloss Magazine», которые били рекорды продаж. Мол, смотрите, на что мы способны. Сама же королева издательства восседала за столом «Vanguard Furniture», который наглядно показывал, кто в доме хозяин. Вернее, хозяйка. Сьюзен добавила пару штрихов от себя: угловатые вазы, стильные безделушки от «Tiffany» и свежие цветы. Они были повсюду, и главной задачей секретарши было менять их раньше, чем они подавали первые признаки увядания.
Сьюзен оторвалась от работы, когда на пороге появилась её лучшая осветительница колонок о развлечениях и бьюти-сфере.
– О, Эви, я как раз тебя жду. Статья уже готова?
– Извини, Сьюзен, но я не смогу её закончить.
Строгий взгляд лазерным лучом просверлил бледное лицо Эвелин. Начальница изящно переплела длинные пальцы с французским маникюром и блестящими кольцами, всем своим видом как бы говоря: «Я жду объяснений».
– Ты ведь знаешь, что номер должен поступить в печать сегодня же?
– Знаю, Сьюзен, и я почти закончила, но мне срочно нужно уехать по семейным обстоятельствам.
Гнев сменился на милость. Губы, подведённые красной помадой «Revlon», чуть расслабились и с них слетело озабоченное:
– Что-то случилось?
– Да, иначе я бы не стала подставлять тебя, ты же знаешь. Моя сестра пропала, и я должна вернуться домой.
– Господи, Эвелин! Я и подумать не могла!
– Вряд ли я буду там чем-то полезной, но я должна быть рядом с мамой. Она вне себя от горя и вот-вот сорвётся.
Сьюзен Паркер славилась своей бульдожьей хваткой и умением держать всех и каждого в узде. Иначе она бы не стала редактором в одном из лучших женских изданий Атланты. Но в то же время ей были не чужды человеческие чувства. Она умела входить в положение других и оставалась верна тем, кто был верен ей.
– Конечно, поезжай! – Встревоженно сказала Сьюзен. Она с сожалением смотрела из-за стёкол очков в стильной оправе, которые доставала из кейса «Ray-Ban» каждый раз, как садилась за компьютер.
– Спасибо, Сьюзен! Я обязательно закончу статью о «Silver», как только сяду в самолёт…
– Не беспокойся об этом. Просто передай материалы Хейли, она всё допишет.
Хейли была стажёркой и писала неплохие тексты, так что ей можно было доверить эту несложную работу.
– Статью разместишь на сайте, как только немного придёшь в себя и со всем разберёшься. Возьми несколько отгулов.
– Это лишнее. Я возьму ноутбук с собой и поработаю несколько дней из Сент-Клера, – пообещала Эвелин. В этом был плюс её работы – она могла писать из любой точки планеты.
– Хорошо. Если нужна будет какая-то помощь, сообщи мне.
– Спасибо, Сьюзен! Огромное спасибо!
Через три часа Эвелин уже сидела в самолёте, направляющегося в Детройт. Там она словит попутку или купит билет на автобус до Сент-Клера и уже к вечеру будет на месте.
Ещё в такси по пути в свою квартиру в Гленроз Хайтс, она просмотрела ближайшие рейсы и забронировала место в эконом-классе. Ей крупно повезло, что его не успел никто выкупить. Забрасывая вещи в чемодан, Эвелин не могла думать ни о чём другом, лишь о Грейс, поэтому чуть не забыла сообщить о своём отъезде самому главному человеку в её жизни.
– Бретт, сегодня я улетаю в Сент-Клер, – говорила она в трубку, которую сжимала плечом, попутно застёгивая молнию на чемодане.
– То есть как улетаешь?
Эвелин на скорую руку рассказала о звонке матери и пропаже сестры, и прибавила:
– Я нужна ей, Бретт.
– Несомненно, я могу чем-то помочь?
– Пока не знаю. Оставайся тут, я сообщу, как сама что-то узнаю.
– Боже, это ужасно. В голове не укладывается.
– Прости, я не могу долго говорить, нужно успеть на самолёт.
– Конечно, дорогая. – Эвелин согрелась теплотой его голоса. – Звони мне при первой же возможности.
Бретт был таким заботливым. Эвелин уже выскакивала из спальни, когда её глаза задержались на фотографии на прикроватной тумбочке. С неё улыбался мужчина, одарённый мужественной красотой. Каштановые волосы, коротко подстриженные у висков, выдающиеся скулы античных богов и соблазнительные морщинки у искрящихся глаз. На снимке он обнимал Эвелин и смеялся в объектив, будто не было человека счастливее. Их поездка в Италию. Волшебный отпуск, который окончился не так уж волшебно. Но она не заслуживала такого подарка судьбы, но была благодарна за её щедрость.
Оставив фото и мысли о Бретте дома, Эвелин почти выбежала из квартиры к ожидающему у дома такси.
В суматохе поспешных сборов не было времени на то, чтобы осознать весь ужас ситуации. Глядя в иллюминатор, до Эвелин начало доходить, что её сестра уже четверо суток не появляется дома. Она исчезла прямо посреди бела дня с детской площадки, куда отправилась вместе с Эммой. Вездесущие мамаши, которые приглядывали за собственными отпрысками у горок и песочниц, заметили, что четырёхлетняя девочка уже час играет с плюшевым медведем в песочнице одна. Малышка рассказала, что мама велела ей оставаться здесь и никуда не уходить, а она вернётся через минутку. Но минутка растянулась на целый час, а потом и на четыре дня.
Вскоре на площадке появились полицейские, которые забрали девочку в участок и быстро выяснили, кто её родители и где она живёт. Отец бросил работу и примчался так быстро, как только смог. Грейс искали до самой темноты. На игровой зоне, в соседнем парке, вдоль берега реки Сент-Клер, у которой располагалась детская площадка. Грейс растворилась в прохладном воздухе Сент-Клера, будто её и не существовало вовсе.
Эвелин не виделась с сестрой вот уже пять лет, столько же не разговаривала по телефону и не писала писем, хотя сама получала от Грейс открытки на день рождения, День Благодарения и Рождество. Свою племянницу она и вовсе видела лишь на единственной фотографии, которую мать переслала в «Facebook» спустя год после рождения Эммы. Один взгляд на улыбающуюся малышку в розовом комбинезоне заставил Эвелин разразиться слезами умиления, злости и боли.
Как бы она хотела познакомиться с племянницей, подержать её на руках и завалить подарками, вызвав ужас её родителей. Но Эмма наверняка даже не знала, что где-то там, на востоке, живёт её добрая тётушка, которая оборвала все связи с прошлой жизнью.
Сейчас Эмме четыре. Она больше не носит тот розовый комбинезон, обросла копной тёмных волос, точь-в-точь как у её матери, и вместо младенческого лепета выдаёт умные мысли.
Эвелин трясло, и турбулентность тут была не при чём. Пять лет она знать не хотела свою сестру, а теперь может никогда не узнать. Ведь люди не исчезают просто так.
Глава 2
– О, Эви, ты приехала!
Едва отворив дверь, Мэри Хартли кинулась на шею к младшей дочери и повисла на ней, как на спасательном круге в открытом океане. Исхудавшее от переживаний тело матери дрожало. Это чувствовалось даже через плотную ткань пальто, которое Эвелин захватила с собой. Погода в Сент-Клере сильно отличалась от тёплой осени Атланты. Температура здесь всегда падала стремительней, а с северных берегов озера Гурон залетали колющие морозом ветра.
В аэропорту Детройта Эвелин посчастливилось встретить пожилого мужчину, который держал путь в Мэрисвилл, что чуть дальше от Сент-Клера, если ехать по шоссе 94. Он-то и подхватил попутчицу прямо у аэропорта и скрашивал одиночество историями из своей жизни. Мужчина довёз её до самого дома матери, не принимая никаких возражений и приговаривая, что в его-то годы ему уже некуда спешить.
Пока старенькая «хонда» медленно ползла по таким знакомым и таким неизвестным улицам Сент-Клера, Эвелин погрузилась в тяжёлое молчание.
– Вы ведь должны радоваться, что вернулись в родные места. – Подметил мужчина. – Нет места лучше дома.
Это могло бы быть правдой, если бы Эвелин не лишилась этого дома ещё шесть лет назад. Они проезжали мимо старшей школы, где Эвелин кружилась в танце в своём персиковом платье с пышной юбкой на выпускном вечере. Мимо «McDonals’s», в котором они с Беном заказывали по две порции картошки-фри и забывали про бургеры. Мимо кладбища Хилсайд, где покоились её дедушка с бабушкой. Эвелин даже на секунду уловила на себе их взгляд с мраморного памятника, покрывшегося мхом.
За шесть лет городок почти не изменился, но изменилась сама Эвелин.
Мужчина даже не взял платы за бензин и помахал на прощание, будто старой знакомой. Попрощавшись с добрейшим человеком за рулём «хонды», Эвелин ещё долго стояла перед домом, в котором провела всё своё детство. И те месяцы скорби после расставания с Беном. Ноги никак не могли подняться на крыльцо, а руки – повернуть ручку двери. Она не была здесь четыре года и сомневалась, что дом ждёт её с распростёртыми объятьями.
Но мама ждала.
Она хлопотала вокруг, заваривая чай и намазывая белый хлеб арахисовым маслом.
– Прости, дорогая, в последнее время мне было не до готовки. – Извинялась Мэри, усаживая дочь за стол. – Ты, наверное, проголодалась с дороги.
Когда-то Эвелин обожала сэндвичи с арахисовой пастой, но сейчас кусок не лез в горло. Мешал нервный ком, который стоял там с момента въезда в город.
– Не беспокойся, я перекусила в самолёте.
«А кухня-то поизносилась», – подумала Эвелин, оглядываясь кругом. Впрочем, как и весь дом. Краска на шкафчиках ободралась, дверцы скрипели, когда Мэри открывала их, чтобы достать чашки, две из четырёх конфорок на плите не работали. Этому дому явно не хватало мужской руки. Хотя так было всегда, сколько Эвелин себя помнила. Ещё с тех пор, как отец оставил их и уехал в неизвестном направлении.
Мэри нервно накрывала на стол те жалкие крохи, что затерялись на полках холодильника. Её руки дрожали от беспокойства за старшую дочь, но она как могла старалась показать искреннюю радость от приезда младшей.
– Тут сахар… и сливки, сейчас закипит чайник…
– Мам. – Эвелин коснулась постаревших пальцев матери, заставив её застыть с сахарницей в руках. Этот маленький жест высвободил всё горе, которое Мэри тщательно скрывала в себе. Женщина обессиленно рухнула на стул и зарылась лицом в ладони.
– Прости меня, девочка, я сама не своя.
– Это нормально. У тебя пропала дочь.
А у неё пропала сестра. Но как не крути, два этих события были совершенно не равнозначны.
– Я не знаю, что мне делать, Эви. – Слёзно пожаловалась Мэри.
Удушающая жалость клокотала в груди от одного взгляда на эту убитую горем женщину. В когда-то густых волосах проглядывались седые волоски, да и сами волосы будто поредели. Серые глаза терялись за решёткой морщин, которые стали на дюйм глубже после их последней встречи. Кашемировый кардиган топорщился на костлявых плечах, а у самого запястья появилось пигментное пятнышко. Как давно произошли все эти перемены? За четыре года или последние четыре дня?
– Почему ты сразу не сообщила мне о Грейс?
– Не хотела волновать раньше времени. Вы с Грейси… не очень-то ладили это время, и я не знала, как ты воспримешь мой звонок.
– Нужно было позвонить в самый первый день. Она же моя сестра. Что говорят в полиции? – Спросила Эвелин.
– Её ищут. Расклеили объявления на всех столбах, разместили в газетах и в интернете, отослали ориентировку в соседние города. Но никто не видел мою Грейс.
– А не могла она просто…
– Сбежать, как твой отец? – Мэри вся ощетинилась, покрылась иголками, как дикобраз. – Ты говоришь прямо как полицейские! Они тоже рассматривают версию того, что Грейс просто бросила Эмму на детской площадке и уехала. Но моя дочь не могла просто так оставить своих близких.
«В отличие от другой моей дочери», – так и читалось в её остром взгляде.
– Извини. Я лишь пытаюсь разобраться.
– Мы все пытаемся, да ничего не выходит.
Чайник засвистел, разряжая накалённую обстановку. Пока Мэри разливала кипяток по чашкам, Эвелин постаралась взять себя в руки и быть осторожнее с матерью. Не к чему волновать её своими бестактными вопросами, хотя они скопились, как монеты в фарфоровой свинье, которую Эвелин когда-то держала на верхней полке своей комнаты.
– Должно быть её похитили, – внезапно выдала Мэри, уронив ложку на стол.
– Не делай поспешных выводов, мама. Кому нужно похищать Грейс?
– Почём мне знать? Какому-нибудь психу или тому, кто хочет лёгких денег.
– Думаешь, это могли сделать из-за денег? – По мнению Эвелин, это была самая глупая из теорий. – Но ведь никто не звонил и не просил за неё выкуп.
– Нет. Но может похититель выжидает.
– Грейс никогда не была миллионершей.
– Но они неплохо зарабатывают. Не все в нашем городишке могут позволить себе жить так, как твоя сестра.
Бизнес зятя по ремонту и дизайну домов процветал все эти годы. С поста обычного управляющего он молниеносно переместился на самый верх, сперва выкупил часть компании, а затем стал полноправным владельцем «Lux Design». Он был заметной фигурой на фоне других жителей Сент-Клера, но не настолько, чтобы у него стали вымогать миллионы за жизнь жены.
– Ты предлагала полиции свою версию?
– Они лишь вежливо отмахнулись и сказали, будь так, то с нами давно бы уже связались.
– Значит, похищение, можно вычеркнуть из списка. – Попыталась утешить мать Эвелин. – Думаю, всему найдётся разумное объяснение. Вот увидишь, сегодня-завтра Грейс вернётся домой и сама расскажет, что с ней приключилось.
Мэри ласково улыбнулась, заполнив пустоту от потери одной дочери любовью ко второй.
– Как хорошо, что ты вернулась, Эви. – Такую нежность в свой адрес Эвелин видела только в глазах Бретта. – Тебе, наверное, было непросто вырваться с работы. Ты ведь знаменитая писательница там, у себя в Атланте.
– Ой, да брось! Какая из меня писательница. Я всего лишь пишу статьи на глупые женские темы. Какой крем использовать зимой, какое блюдо стало фирменным в баре «Astrid». Ничего особенного.
– Я читаю все твои публикации в «Gloss Magazine». Грейс купила мне планшет и показала, как заходить на ваш сайт, чтобы я могла постоянно следить за твоими работами. Твоя колонка даже у меня в «закладках».
Эвелин каждый месяц отсылала домой экземпляры свежих номеров «Gloss Magazine», но даже не подозревала, что мама умеет пользоваться интернетом и следит за ней в сети.
– Грейс тоже читает всё, что ты пишешь, и очень гордится тобой.
Тема взаимоотношений сестёр была под запретом. Таково было негласное правило во время бесед по телефону, но сейчас Мэри решила его нарушить.
– Мам, прошу, не надо.
– Но ты ведь вернулась сюда ради неё. Она тебе не безразлична.
– Грейс никогда не была мне безразлична, мама. – С горечью созналась Эвелин. – Я испытывала к ней любовь, ненависть, но никак не равнодушие.
– Значит ли это, что ты здесь, чтобы помириться? Эммм… Когда её найдут. – Опомнилась Мэри.
– Я не знаю, что это значит. Но знаю, что я здесь, чтобы побыть это время с тобой.
– Ох, милая, я тебе так благодарна.
Хотелось бы Эвелин поболтать о пустяках с мамой, как в старые добрые времена. Сесть в салатовой гостиной на мягкую кушетку с подушками и выпить литр чая с лимоном – никто не заваривал его лучше, чем Мэри Хартли. Но салатовые обои выцвели и превратились в неприглядные пласты бумаги. Чай был горьким и обжигал язык тысячами иголок. А болтовня о пустяках сводилась к исчезновению Грейс, которой так не хватало этому дому.
Мама расспрашивала о жизни в Атланте. Она приезжала в гости к младшей дочери всего два раза, хотя Эвелин без остановки присылала приглашения. Из квартиры-студии в неприглядном районе Эвелин давно переехала в двухкомнатные апартаменты в Гленроз Хайтс, где было много кафешек и мало перевернутых мусорных баков. Грошовую газетёнку на двадцать полос, где появлялись статьи Эвелин на никого не интересующие темы и где платили смехотворное жалование, она давно сменила на самое крупное глянцевое издание Атланты. Обзавелась собственным кабинетом, двумя рубриками и колонкой на сайте, а также гонораром с четырьмя нолями – и это в неделю. А ещё стала встречаться с симпатичным агентом консалтинговой фирмы, о котором почти ничего не рассказывала.
– Почему ты приехала одна? – Тут же спросила Мэри, когда речь зашла о Бретте. – Я ничего не знаю о твоём молодом человеке. Пора бы уже нас познакомить.
– У него полно работы.
– У тебя тоже. Но ты здесь. Сколько вы уже вместе?
– Три года.
– Значит, это серьёзно. Почему же ты скрываешь его от нас?
Эвелин вздохнула. Как бы не хотелось касаться личного, она понимала, что рано или поздно мама станет задавать вопросы.
Бретт Донован был не просто её молодым человеком. Он стал пластырем, который Эвелин наклеила на израненное сердце. Бинтом, стянувшим кровоточащие дыры на душе. Их отношения были сложными и развивались медленно, совсем не так, как с Беном. Первые три года после развода Эвелин никого не подпускала к себе. Не видела смысла что-то начинать, если однажды это закончится. А конец приходит всему. Её отец и муж были тому вескими доказательствами.
Первый ушёл из семьи, втихую собрав сумки и опустошив ящики. Ни записки, ни объяснений, куда направляется, почему так несчастен с женой и двумя чудесными дочерями. Они даже не научились умножать в уме, но уже знали, что мужчинам нельзя доверять.
Второй пообещал красочное будущее, но забрал все свои обещания и передарил другой. Оставил Эвелин все их общие сбережения на счёте, документы на развод и ворох сомнений. Деньги она пустила на побег из города, где всё напоминало о нем. Документы подписала и отослала по почте, чтобы не видеть его лица. А с сомнениями пыталась ужиться до сих пор.
Развод подкосил Эвелин. Нокаутом свалил прямо на жёсткий ринг. Она перестала верить в себя, в мужчин и в любовь. Не просто так ведь Бен променял её на другую женщину. Значит, с ней было что-то не так. Это «что-то не так» возникало каждый раз, как она знакомилась с кем-то. Парень из кафе, на которого она случайно пролила свой кофе. Бегун в парке, с которым она сталкивалась несколько недель подряд. Коллега по работе, который не спускал с неё глаз на пятиминутках. Со всеми ними Эвелин пыталась что-то построить, но сама всё и рушила, когда дело принимало серьёзный оборот.
С Бреттом Донованом всё было по-другому. Они встретились спустя три года после развода. По воле судьбы, сказали бы романтики. По случайному стечению обстоятельств, не согласились бы скептики.
Когда три года назад продажи «Gloss Magazine» резко упали, Сьюзен Паркер обратилась в «JCJ Consult», консалтинговую компанию, которую ей порекомендовал кто-то из знакомых в верхах. В офис прибыла группка всезнающих профессионалов, чтобы провести анализ слабых мест издательства и порекомендовать удачное решение для привлечения новых читателей и, что важнее, прибыли. Они вышли из лифта, как гладиаторы, готовые к бою. Только вместо лат у них были дизайнерские костюмы, а вместо мечей – отточенные идеи по ведению бизнеса. Бретт Донован был одним из них.
Для Эвелин эти трое были пришельцами из другого мира. Одеты с иголочки, говорят непонятными терминами, чувствуют себя королями, куда бы не пришли. Она даже не обратила внимания на высокого, широкоплечего шатена, который улыбался ей каждый раз, как она мелькала в коридоре или заглядывала в кабинет к Сьюзен.
В первую встречу он лишь смотрел издалека, будто пытался разобраться, какие чувства эта обворожительная женщина в нём вызывает. Во второй день он поздоровался с ней на кухне, где сотрудники упивались кофе и угощались нескончаемым потоком бесплатного печенья. Эвелин лишь сжато улыбнулась в ответ и удалилась в свой кабинет, прикрыв дверь от посторонних глаз. Он ещё удивился, как она умудрилась так грациозно пройтись до своего места на этих высоких каблуках, в этой узкой юбке-карандаш и не расплескать горячий напиток. На третий и последний день своего пребывания в издательстве «Gloss Magazine» он наконец разобрался, что чувствует к незнакомке, которая пила слишком много кофе и работала слишком усердно. И постучался к ней в кабинет.
Представился Бреттом и с удовольствием пожал руку, крепко, но в то же время мягко. Таким уж он был, Бретт Донован, крепким снаружи и мягким внутри. Он задал несколько вопросов о журнале и пригласил Эвелин посидеть где-нибудь вечером под предлогом выяснить пару рабочих моментов. Эвелин была слишком поглощена сдачей статьи и слишком далека от романтических знакомств, поэтому приняла этот предлог за чистую монету. Лишь за десертом она осознала, что Бретт слишком часто на неё смотрит, говорит вовсе не о работе и хочет от неё чего-то большего. Но этого большего она не могла себе позволить. Бен убедил её в этом.
Так и не добравшись до карамельного бисквита Эвелин ясно дала понять, что больше встреч не будет. Но тогда она ещё не знала Бретта Донована так хорошо, как сейчас. Не знала, что он привык добиваться того, чего хочет. Бретт был настойчив, но не назойлив. Внимателен, но не нахален. Никогда ещё за Эвелин никто так не ухаживал, не пытался добиться хотя бы её взгляда.
Теперь не только в кабинете Сьюзен Паркер столы ломились от свежих цветов. Каждые два дня курьер приносил очередную охапку роз, гербер или ирисов. Присылал билеты в кино, театр, на выставки в самые модные заведения. Уж Эвелин это знала, ведь сама писала о них. Ждал её после работы, чтобы подвезти до дома и провожал до дверей, не претендуя ни на что большее, кроме как её взгляд, но каждый раз получал отказ. Он брал её крепость измором, и в конце концов она пала.
