Кричи громче

Мой замысел пришелся ему по вкусу. Тимми и сам жаждал выбраться, нужно было лишь чуть-чуть надавить.

– Значит, у тебя нет кошма`ов?

Я подхватил его идею.

– Неа, я много гуляю и никаких дурных снов не вижу, – соврал я.

– Ладно, только без Мишель я не пойду. Ей тоже нужно п`ойтись.

Это меня расстроило… Еще одна девчонка. К тому же при ней мне было неловко.

– Ей совсем г`устно. И не с кем погово`ить, – продолжал он. – А после того, как ты ее обидел, к ней никого не пускают.

Я почувствовал его осуждение, поэтому уступил.

– Ладно, бери Мишель. Робин обрадуется.

– Еще п`облема. Велосипед в га`аже. Не достать.

– Протащи через коридор.

– Ты что, бестолковый? – разозлился Тимми. – Мама услышит, она сидит в гостиной.

– Ну не знаю, придумай что-нибудь, – раздраженно ответил я, – Настоящие пираты не сдаются. Так вы придете или нет?

Это сработало, и Тимми, озадаченно почесывая затылок, решился:

– Ага. Минут че`ез двадцать.

Я полез обратно, чуть не упав в кусты. Робин нетерпеливо ерзала на велосипеде. Мы сидели, скрытые в тени деревьев, ждали и скучали. Сестра хотела приключений, да и я, надо признаться, надеялся сотворить какую-нибудь глупость. Меня даже устраивала компания из двух девчонок. Однако прошло более получаса, но никто не объявился. Меня охватили переживания, не верилось, что мерзкая мамаша Тимми сможет нам помешать. А что, если он все ей расскажет? Нет. Тимми не трепло. Он крутой парень. Такой же, как я. Будучи глубоко в своих мыслях, я не сразу заметил ребят, спешащих к нам, очевидно они блуждали уже какое-то время, в руках Тимми катил велосипед.

– Ну вы и сп`ятались. Нам нужно ве`нуться до п`ихода отца. Иначе мне к`ышка.

– Не будь занудой, – ответил я, – Мишель, у тебя новая прическа?

Волосы Мишель были коротко острижены, кончики завивались в темно-шоколадные локоны, едва прикрывающие уши. Я мучился чувством вины и заговорил с ней, чтобы как-то заглушить его, но тогда этого не понимал, считал, что она мне не нравится. За нее ответил Тимми.

– Это все мама. Она об`езала волосы.

– Зачем? – вмешалась любопытная Робин.

– Чтобы очистить. Сказала, в волосах девочки п`ячутся г`ехи.

Робин не могла понять смысл этих слов, а мне они показались отвратительными. Я знал, что грех – это что-то плохое, злой поступок, но что плохого в волосах у девочки?

– Что за бред? – возмутился я. – Нет у тебя никаких грехов. Но тебе все равно так красиво, – и Мишель слегка улыбнулась.

И мы вчетвером отправились в небольшое приключение, следуя по полузаброшенным тропинкам, чтобы нас не обнаружили…»

…

– Надо же, я так увлекся историей, что совсем забыл о вашем присутствии.

– Ничего страшного.

– Нет, это невежливо с моей стороны. У нас все-таки диалог.

– Вы хорошо рассказываете. Я словно была там, с вами.

– Может, в каком-то смысле так оно и было.

– То есть?

– Ничего. Просто мне приятно думать так. Вы мне нравитесь.

– Спасибо.

– Нет ничего более сухого, чем формальное «спасибо».

– Вы предпочитаете «благодарю»?

– Я предпочитаю: «вы мне тоже». Но… забудем.

– Как скажете. Мне показалось, вы будто пытались спасти этих девочек. Вытащить из дома, где им плохо.

– И что?

– Это хороший поступок. Вы – добрый человек. Или вы не согласны?

– А может, мои мотивы были чисто эгоистичны? Мне было скучно, и я хотел развлечений. К тому же не переносил одиночество. Почему вы сразу приписали мне благородные черты?

– По-моему, вы хотите, чтобы кто-то заметил хорошее в вас. Разве нет?

– С чего вы взяли, что мне это нужно?

– Возможно, вас гложут сомнения, хороший ли вы человек. Что скажете?

– Возможно.

– И к чему вы больше склоняетесь?

– Я не хороший человек.

– Но в каждом из нас есть свои темные и светлые стороны, Робин. Можно быть любящим семьянином, но, например, воровать на работе. Мою веру это тоже бы пошатнуло.

– А можно убить человека и остаться при этом хорошим?

– Зависит от того, раскаивается ли убийца.

– Чушь собачья. То есть можно совершить, что угодно, а потом раскаяться и получить божье благословение. Вся эта библейская ересь не для меня.

– Объясните почему?

– Да. Но позже.

…

Запись №5. 16 июля

«Давайте немного помечтаем и представим, что в мире не существует грязи и неверных путей, есть только эти четверо детей, блуждающих в поисках неведомого Кадата¹. Во главе – я, самонадеянный бестолковый мальчишка, не умеющий сдерживать гнев (да и кто умеет это в 8 лет?) и не способный переносить одиночество. За спиной – сестра, которая еще даже не начала жить, но уже вполне наслаждается каждой отведенной ей минутой, чего я, признаться, так и не смог достичь за свои 34 года. Мой лучший друг Тимми, занудный чудила, мечтающий о приключениях, и молчаливая Мишель, воительница, сразившаяся с Черным Шаком. Мы ехали вдоль холмов по узкой тропинке, утопая в колючей пшенице, что царапала голые щиколотки. Не ведая страха, наслаждались свежим ветром и теплым солнцем и словно переносились в другой мир, в котором существуют только четверо. Я не знал, куда мы едем, просто следовал порыву, зовущему к дальним берегам. Все проблемы потеряли значение, как и все, что было до этого момента. Столь странное ощущение… будто раньше ты жил лишь наполовину. С годами мы теряем этот дар – свободу.

За большим холмом, напоминающим по форме и цвету гигантскую вздутую оладью, Робин попросилась в туалет. Я остановился вблизи высокого пушистого дерева и велел ей зайти за него.

– Отвернись! – приказала она.

– Ты же все равно будешь ЗА деревом, – возмутился я.

– Ну и что? Отвернись, отвернись! – и убежала.

В нескольких метрах пристроились Тимми с сестрой.

– Не пе`еживай. Я тебя в обиду не дам, – успокаивал он, – Тепе`ь никто тебя не т`онет, обещаю, – и обнял за плечи.

Фу, как это мерзко, подумалось мне. Зачем вообще обнимать девчонку? Это же совсем не круто. Неудивительно, что Тимми в школе не любят. Хотя и меня не вот, чтобы обожают. Мы оба были неудачниками, но никогда бы не признали этого. Иногда Тимми поступал не по годам мудро, вел себя слишком по-взрослому, а это никому не нравилось. Как-то раз он вступился за нашу одноклассницу, ее звали Эшли, которую дразнили за грязные волосы. Эшли вылили на голову стакан воды, а сверху кинули мыло. Тогда она расплакалась, а Тимми отшвырнул мыло обратно в сторону обидчика, разбив тому очки. За это наказали их обоих, вынудили строчить на доске библейские строчки о послушании. Все в классе встали на сторону того мальчишки, потому что не стоило защищать всеми ненавистную «Эшли–уродину». Когда идешь против толпы, будь готов к последствиям. А Тимми был готов. Такой он – мой друг.

А еще прекрасный рассказчик. Все эти жуткие истории про вампиров, оборотней, злых духов и черных псов, обитающих на кладбищах, вызывали во мне дрожь и нарушили не один ночной сон. Не знаю, где только он их брал, но я просто не мог перестать его слушать. Хотя вот это его лебезение перед девчонками меня выбешивало. Однако в будущем позволило ему стать дамским угодником.

– Мишель, крутая футболка, кстати, – как бы невзначай бросил я. На ней была ярко–голубая майка с гоночной машинкой. Она засмущалась.

– Это моя ста`ая, мама больше не `аз`ешает ей носить ничего я`кого или с `исунком, – опять ответил за нее брат. – Ой, ну и влетит же мне, если что…

– Круто. Да не влетит, – небрежно сказал я.

Тогда прибежала Робин.

– Ну что, теперь я тоже в клане, Бобби? – радостно спросила она.

– Что еще за клан? – поинтересовался Тимми.

– Клан крутых ребят! – гордо ответила сестра.

Тимми рассмеялся. Следовало ему вмазать, чтобы вставить мозги на место.

– Что за ду`ацкое название? – все еще смеялся он. Я ответил прежде, чем сестра ляпнула лишнего:

– На самом деле он называется Клан Пиратов, – поняв, что этого недостаточно, добавил: – Северного моря. Да, Клан Пиратов Северного моря, – а затем подмигнул другу.

– Какая чушь! – посмеялся он.

– Ты не так говорил! – Робин недовольно топнула ножкой.

– Я хотел сделать сюрприз. Ты должна радоваться. Теперь ты пиратка. Одна из нас. Как я и Тимми… и Мишель, – я чуть не забыл упомянуть ее, и Мишель, оживившись, подошла ближе и что-то шепнула на ухо брату.

– Она сп`ашивает: я тоже вхожу в клан? – озвучил он.

– Разумеется. Ты же сражалась с монстром. И выжила, – я хотел показать ей, что верю в эту историю. Она заулыбалась, и на щеках выскочил румянец.

– Я – пиратка, я – пиратка! – кричала Робин и бегала вокруг нас по кругу. – Сложить оружие, отдать сокровища!

– Они так не говорят, Робин, – поучительно заметил я, – И вообще тебе самой нужно оружие, а то угрожаешь тут с пустыми руками, – тут же я отыскал палку в кустах, которая по размеру была в два раза длиннее самой Робин, сорвал с нее листья и всучил сестре. – Вот, только не попади мне по башке и, умоляю, не покалечься.

– Смот`и! П`икол, – вдруг сказал Тимми, указывая пальцем туда, где я отыскал палку, только чуть выше.

Из холма торчала скала, по форме напоминающая злобное человеческое лицо с воротником на шее.

– Это епископ Рахель! Глянь, какой го`батый шнобель! – в голос ржал Тимми. И действительно скала отдавала суровым выражением лица нашего местного священника с носом, похожим на изуродованный картофель, – Покайся! Покайся во г`ехе, сын мой! – продолжал Тимми, и я, не сдержавшись, рассмеялся в ответ.

Мы гоготали, надрывая животы, и Робин вместе с нами, делая вид, что понимает, о чем речь. Даже Мишель присоединилась, хихикая своей ласковой улыбкой, как бы тайно.

Скала ответила злым взглядом пустых глаз, но вслух ничего не сказала. Это дало нам право глумиться, как только захочется.

– `обин! Девочке не п`истало так хохотать. Сатана уже г`еет тебе место в аду! – не унимался Тимми, – Да падет г`ех отцов ваших на детей ваших, во славу господа, аминь! – закончил он, и слова его уже не вызывали смеха, хоть я и продолжил смеяться.

Тимми поднял руки к небу и упал на колени, изображая покаяние. Тогда я накинулся ему на спину и издал конское «иго-го!», пнув под зад. Друг ловко меня опрокинул и шутя надавал кулаками в живот, несильно, лишь играя на публику. Я весь измазался в земле, но не мог остановить смех, рвавшийся из глотки. Тогда Робин запрыгнула сверху, крича, как лошадка, и вес тел, лежащих на мне, стал близок к грани терпимого. Я взглянул на Мишель, предполагая, что она присоединится к ребятам и окончательно меня раздавит, но она просто стояла рядом, чуть в стороне, избегая встретиться со мной взглядом. И я ее не винил.

Спустя время, когда меня оставили в покое и дали отдышаться, Робин спросила:

– Кто еще входит в клан?

– Чего? – не понял я.

– Кто еще из пиратов?

– Оу, да пара ребят… забей.

– Каких? Ответь каких. Ответь, ответь, ответь…

– Ну хватит клянчить! Сейчас скажу… – Я стал в уме перебирать всех знакомых ребят, которых можно причислить к нашей команде, но по правде говоря, кроме Тимми и Билла из параллельного класса, я ни с кем не дружил. А Била нельзя было назвать крутым – у него выпало 4 передних зуба разом, в связи с этим он постоянно плевался через дырку во рту. О, ужас. Это определенно не круто. К тому же он со мной больше не общался, с тех пор как связался с ребятами постарше и решил, что он из высшей лиги.

– Кристи, сестра Билла.

– Се`ьезно? – удивился Тимми.

– А почему бы и нет? Она тоже сражалась с монстром.

– Но не победила, – вдруг сказала Мишель, и это были ее первые слова вслух за сегодня. Тимми посмотрел на нее с выражением жалости и любви. Я так не умел. И как только ему удается?

– Монст`а нельзя победить. Иногда достаточно п`осто не сдаваться, – успокаивал он.

Мишель печально улыбнулась.

– Глупый Тимми. Ничего ты не понимаешь.

Повисла неловкая тишина, и мы с Робин внезапно стали лишними. Этот чудак Тимми умел создавать такие нелепые моменты.

– Я есть хочу! – пожаловалась Робин и спасла положение.

У меня не было денег, но даже при их наличии вряд ли мне бы удалось купить еды. Детям полагалось сидеть дома, и бабушке бы обязательно доложили о наших похождениях.

– Ты же обедала, Робин, а до ужина еще далеко, – попытался отмазаться я.

– Ба-Ма давала мне яблочко или молочко! – не унималась она. – Яблочко раз в сутки – здоровые зубки, бананчик и морковка…

– … `обин – че`товка! – закончил Тимми.

– Слипнется попка! – подыграл я и заржал.

Но видя, как сестра рассердилась, я испугался, что она начнет капризничать, и предложил поехать на ферму старика Берта, чтобы присмотреть чего вкусненького. Тимми эта идея не понравилась.

– Ты что, с ума сошел?! Хочешь его ог`абить? У него большие-п`ебольшие вилы, он насадит тебя на кол, как Влад Цепеш, мо`гнуть не успеешь.

– Чего?

– Г`аф, мать его, Д`акула! – Тимми взмахнул несуществующим плащом и закружил вокруг нас. Он был похож на героя комикса, типичного парня-неудачника, кто надевает свой суперкостюм и творит всякие супергеройские дела.

– Расслабься. А то я выкину тебя из клана, – сказал я, забираясь на велосипед.

– А кто это тебя тут назначил главным? – возмутился друг.

– Я сам! И что ты мне сделаешь?! – крикнул я и покатился с Робин на дорожку, бросая Тимми вызов.

Минут 15 минут мы ехали по полузаброшенным тропинкам, всего раз выехав на дорогу, и как раз тогда нас приметил красный пикап, проезжающий мимо, за рулем сидел владелец бара, Билли Боб, о котором еще будет речь, но позже. Уж не знаю, куда старому херу вдруг понабилось ехать среди бела дня, но нас он напугал неслабо. За себя я не волновался, ведь по пивнушкам тогда еще не шастал, как вы понимаете, и вообще толком с ним знаком не был, но вот Тимми рисковал быть раскрытым, так как отец его завсегдатай таких заведений.

Короче на ферму мы пробрались, когда солнце уже слегка опустилось на запад. На поле разъезжал трактор.

– И что тепе`ь, гений? – съязвил мой дружок.

– Ну, он далеко, – соврал я, – нам нужно-то всего 4 кочана. Не обеднеет.

– Ну, удачи.

– Нет уж, вместе или никак. Мы – пираты.

– Да блин! – завыл Тимми.

Мы оставили девчонок скрываться за кустами, где их нельзя было обнаружить, а сами стали ползти к полю, прячась в траве. Тимми учил меня искусству ниндзя, лучших шпионов на целом свете. И вот мы уже на поле, и нас не видно среди высокой кукурузы, словно два рыцаря на миссии по спасению дам от голода. Мы стали отрывать початки кукурузы, и на мгновение нами овладела такая жадность, что я забыл и про Берта, и про трактор, а только хотел забрать столько кукурузы, сколько способен унести. Я пихал ее в карманы, укутывал в низ футболки, засовывал в штаны. Мы словно купались в Эдемовом саду кукурузы. И только шум приближающегося трактора вывел нас из кукурузной комы. Я слышал звук сотен лезвий и буквально ощущал, как они желают добраться до меня и искромсать на части.

– Беги, Бооооббиии, бегииии, идиооот!!! – визжал Тимми, выронив на ходу почти все свои кукурузины.

И я рванул за ним, крепко прижимая несколько штук к груди. Только смерть может заставить меня отпустить их. Казалось, ножи догонят нас, и придет конец… вот они скребутся зубами, готовые схватить… но нет, это только фантазии, вызванные диким страхом. И руки я так и не разжал. Серьезно, это мой самый смелый поступок, маленькая победа. Пусть я снова струсил, но принес добычу. Я был уверен, что если отпущу эти чертовы кукурузины, то все разрушится. Вообще все. Мир рухнет, как карточный домик. А вот Тимми все растерял. В руках у него остался только сухой лист.

– Можешь им жопу вытереть, – пошутил я, когда мы добежали до сестер. А старик Берт даже не заметил, что чуть не размазал по полю двух глупых мальчишек.

Ни разу я больше не был так счастлив, как в то мгновение, когда мы сидели на траве и вчетвером грызли кукурузу, которых было аж 6 штук – столько мне удалось утащить с собой на маленьких ручках. И наслаждались тихим, беззаботным летом, каким ему и положено быть…»

…

– И чем закончилась эта часть истории?

– А разве ей обязательно кончаться? Пусть останется как есть. Просто запомните нас такими: веселыми и с набитыми ртами.

– Каждая история должна закончиться. Как и наша с вами.

– Но конец может быть вовсе не интересным. Так почему бы не дать волю воображению?

– Думаете, что так Робин будет жить вечно?

– В тот день больше не случилось ничего интересного. Мы немного пошатались и разошлись по домам. Робин ловко забралась по веревке обратно. Даже не жаловалась. Затем спала как убитая, чуть ужин не пропустила.

– Вы не ответили на мой вопрос.

– Ну что ж, некоторые истории остаются незаконченными, а некоторые вопросы без ответа.

– Можем придумать свой счастливый конец, если хотите. Только это будет как-то нечестно по отношению к ней.

– Видите ли… я убежден, что мир – одно сплошное лицемерие. Те, кто пишут правила, сами их не соблюдают. Кто сочиняет законы – сами же их игнорируют. Моя история – не сказка, хотя в ней много чудовищ. И я хочу рассказать ее без прикрас.

…

Запись №6. 17 июля

«Меня искренне удивляет, что вы пришли сегодня. И хоть мне жаль отнимать у вас выходной, я полагаю, вы сделали свой выбор.

Пришло время рассказать про одного светлого человека с черной, как уголь, душой. Прямо напротив магазинчика с канцтоварами, куда я захаживал, чтобы купить школьные принадлежности, располагалась одноэтажная церковь из красного кирпича с длинной остроконечной пикой с крестом на крыше. Сооружение выглядело слишком шикарно для нашей скромной деревни, не представляю, сколько денег было в него вложено. Так вот иногда, выходя из магазина, я встречался взглядом с епископом Рахелем, который стоял у входа в церковь в длинной черной сутане в пол с плотно застегнутым воротником на шее. Он смотрел на меня с осуждением и неким подозрением, будто я покупал не новую ручку, а динамит. Это были классические игры в гляделки: кто первым сдастся – проиграл. Так обычно мы и стояли, разделенные узкой улочкой, я смотрел со страхом и отвращением, он – с ненавистью, пока кто-нибудь наконец не проходил мимо и не здоровался с ним. Тогда он отвлекался, а я пользовался моментом и уносил ноги. Готов поспорить, он меня терпеть не мог, потому что был я мальчиком, то бишь грешным по природе своей, правда девочек он тоже не любил и по той же самой причине.

Каждое воскресенье бабушка хватала меня одной рукой, Робин – другой, и приводила на мессу слушать проповедь священника, и каждый раз он говорил абсолютно одинаковые слова о грешных наших душах и покаянии, о спасении и прощении, о Сатане и его деяниях. Честно говоря, он вселял в меня ужас, и насколько мне известно, не в меня одного. Горбатый нос на пол-лица, скошенные брови, маленькие выпученные глазки – все это придавало ему не просто злобный, а скорее злодейский вид. К тому же епископ имел привычку кричать, как ненормальный, а во время крика извергать с ведро слюны на тех, кто окажется рядом. Возможно, поэтому бабуля обычно носила с собой платок и никогда не садилась на первый ряд. В общем, пренеприятнейший персонаж, однако местные его любили.

Однажды Робин, моя дорогая сестренка, что не могла спокойно усидеть на месте дольше пяти минут, вела себя чересчур громко. Она дурачилась, и я посмел улыбнуться ей в ответ, а затем заметил, как на меня смотрит наш святой мученик Рахель, недовольный, что я прерываю его речь. После проповеди он подошел к нам и строго спросил меня:

– Ты что, Роберт, не веришь в Бога? – гладко выбритый подбородок вздрагивал при каждом слове.

Я задрожал от страха, казалось, он раздавит меня одной своей тенью. А роста он был огромного, особенно в сравнении со мной, длинный и тощий, будто борзая грейхаунд.

– В-верю… – промямлил я.

– ГОВОРИ ГРОМЧЕ! – прикрикнул он. Бабушка стояла рядом и не вмешивалась.

– Да, – еще тише ответил я.

– ЧТО?

– Конечно, он верит, отец, так ведь, Бобби? Ну что молчишь? – не удержалась бабушка.

– Мэри, прошу вас, пусть ответит мальчишка. Пускай объяснит, почему он не слушает слово Божье, почему не жаждет познать истину, не хочет полюбить Господа, как любим его мы.

Я молчал. Лишь смотрел, как напрягается его лоб и копна тронутых сединой волос сползает куда-то назад. А он поучал бабушку, как нужно меня воспитывать, чтобы вырастить порядочным человеком. Робин плотно прижималась к ней, с любопытством наблюдая за происходящим, и священник ни разу на нее не взглянул.

Как вы уже догадались, а я надеюсь на это, именно Рахель убедил всю деревню в том, что их дети одержимы Сатаной, что их нужно очищать от грехов родителей, за которые господь наслал на нас небесную кару. «Со злом нужно бороться изнутри!» – кричал священник. Мишель, как и других пострадавших девочек, водили на мессу теперь уже каждое утро, где было много шума, криков, слюней, святой воды и проклятий. Она молча выполняла все, что ей говорили, но за все время не произнесла ни слова (наша маленькая воительница), чем сильнее злила епископа, и он приказал еще больше молиться и каяться. Хуже всех было Амалии, которая не вышла из забвения и не понимала, что происходит, от всех этих криков она сходила с ума и замыкалась глубже в себе.

Но все мы знаем: служители церкви просто обожают безумие. Вам знакома история Аннелизы Михель? Вижу, что да, но я все равно расскажу. В 1968-м году у молодой девушки начались эпилептические припадки. Лечение плохо помогало, и вскоре во время приступов она стала видеть лицо дьявола, слышать голоса в церкви, куда постоянно ходила, будучи крайне религиозной католичкой. Священник решил, что Аннелиза одержима, и нужен обряд экзорцизма. В течение следующих десяти месяцев над ней провели 63 безрезультатных обряда изгнания дьявола. За это время она превратилась в скелет из-за отказа от еды, заболела тяжелой пневмонией, а ее коленные суставы были разорваны от бесконечных коленопреклонений. Представляете? На последнем сеансе она умерла от истощения, и угадайте, что сказал этот засранец, сотворившей с ней такое? «Обряд изгнания прошел успешно. Очистившаяся душа Аннелизы отошла к Всевышнему». Никто не понес ответственности за ее убийство.

Какой вывод я могу сделать? Церковь – главная обитель зла. Зла безнаказанного. Мой вам совет: если захотите кого-то убить, то непременно сделайте это во имя бога.

Вот таким же опасным и хитрым был наш Рахель. Хотите понять, к чему все это разглагольствование?

В следующий раз, когда мы с Робин повторили наш маленький побег, все сложилось не так гладко, как в прошлый. Мишель с Тимми в чем-то заподозрили, уж больно веселыми они вернулись с нашего первого путешествия, однако доказательств не было, к тому же они все отрицали. И все равно пришли на вторую встречу, рискуя быть пойманными с поличным. Я отвез их к болоту, на которое недавно наткнулся, ведь там непроходимые дебри и совершенно никого не бывает. Мы кинули велосипеды в заросли, чтобы их не заметили, если кому-то все же взбредет в голову прогуляться здесь, а сами стали срывать и разламывать камыши. Вокруг летали комары и слепни, приходилось все время отмахиваться, и скоро лицо мое покрылось кровавыми трупиками.

– Так не пойдет, нужно развести костер, – скомандовал я.

– С ума сошел?! Нас обна`ужат! – возмутился Тимми, хотя его почти не кусали.

– Мне все равно, – огрызнулся я, прихлопывая еще одного комара на щиколотке, – от меня уже живого места не осталось. Давай спички.

Мы заранее договорились, кто и что берет для нашего похода, чтобы снова не оказаться в уязвимом положении. Он бросил в меня коробок спичек и попал прямо в живот.

– На, лови, – сказал он после, должно быть, не верил, что у меня что-то получится.

Я собрал несколько сухих веток, скрестил их на тропинке и стал представлять себя Робинзоном Крузо. Будто никого нет вокруг, лишь я один на необитаемом острове. Но руки не хотели слушаться, а огонь никак не разгорался. Тимми насмешливо хмыкнул. Я пытался и пытался, пока спичек не осталось всего три, тогда случилось чудо: Мишель достала из рюкзачка пекарскую бумагу из-под булочки и положила ее под ветки. Этим жестом она дала понять, что прощает меня. Я поджег бумагу, и огонь стал быстро разгораться, пожирая ее. Затем уменьшился и, казалось, сейчас вовсе затухнет, но веточки затрещали, и вскоре пламя превратилось в костер. Девочки радостно запрыгали, и даже Тимми изобразил одобрение. Какое-то время мы просто наблюдали за ярким пламенем, ну… понимаете, есть что-то манящее в этих пляшущих огоньках… а тем временем насекомые отступили и стало прямо-таки хорошо.

Неожиданно Тимми подскочил и вытряхнул рюкзак.

– У меня есть сю`приз!

Он достал какую-то черную простынь, а точнее, темно-синюю и накинул себе на плечи, как мантию, булавкой закрепил практически у самого подбородка.

– Угадай, кто! – радостно крикнул он.

– Граф, мать его, Дракула! – также ответил я.

Тимми покрутился, его мантия развевалась на ветру.

– Хо`ошая попытка. Еще `аз! – теперь он сложил руки за спиной и сделал омерзительно враждебное лицо. Сходство было поразительным.

– Епископ Рахель, – уже более печально сказал я. – Знаешь, это совсем не весело.

Но не тут-то было. Тимми ненавидел священника за издевательства над сестрой. Один раз он даже успел треснуть его по голени, когда тот слишком близко склонился над Мишель, прежде чем Тимми успели остановить. Дома его ждала сильная трепка, но видеть, как визгливо Рахель хватается за ногу, – бесподобно.

– Ты погоди, сейчас будет весело, – он встал за костром и изобразил смесь Дракулы и епископа, хотя, признаться, разница между ними была несущественной. Речь Тимми была сумбурной и малопонятной, он вытягивал каждую гласную, будто хотел пропеть ее, руки истерично метались в разные стороны. Скажу честно, это действительно выглядело забавно. Тимми стоило бы пойти в драмкружок.

– Покаааайся, Боообби, покааайся, `ооообииин… покааайтесь… бооог видииит всеее, – затем добавил: – А с тебя Мишель хватит, ты уже достаточно чиста, иди домой, дитя мое, и съешь мороженное. Столько, сколько захочешь.

Я никогда так не смеялся, уверен, что девчонки тоже. А когда Тимми сделал крючок указательным пальцем и подставил его к носу, мы попадали в истерике. К сожалению, Тимми на этом не остановился и совершил роковую ошибку. Он повернулся к нам задом, закинув на спину низ мантии, и громко пукнул в костер. Пламя лишь слабо колыхнулось от ветра, все самое лучшее досталось штанам Тимми, которые тот не снял, но зрелище все равно было захватывающим. Мишель и Робин фукали, закрывали носы и хохотали в голос, а я впервые ощутил недоброе предчувствие. Я бы даже назвал это предзнаменованием. Что-то заставило меня обернуться, но болотная трава хранила молчание. И все-таки я испытал сильный порыв бежать сломя голову подальше отсюда.

Наконец мой друг уморился и присел рядом.

– Признайся, Тимми, ты наделал в штаны, – пошутил я.

– Вовсе нет. Показать? – задорно ответил Тимми, и я поверил, что он правда покажет, поэтому резко замотал головой.

– Ты – пердушка, – вставила свое Робин. – Лягушка-пердушка.

Тогда Тимми стал прыгать по болоту, изображая лягушонка.

– Я больше не могу, – смеялась Мишель, и никто не мог, наши щеки уже болели от смеха.

Пришло время выдвигаться домой. Отец мог вернуться с работы пораньше, чтобы застать их врасплох, и мы надеялись его перехитрить. Сели на велосипеды, направились в сторону дома Тимми. Однако нас ожидал сюрприз. Неожиданно за поворотом, скрытые в камышах, стояли родители ребят и епископ Рахель собственной персоной. Лица их были перекошены от гнева. Уж не знаю, как ему удалось нас обнаружить, видимо, священник следил за нами с самого начала или увидел дым от костра, впрочем, неважно. Знаете, есть такие люди, которым необходимо все контролировать. Держать в узде. Рахель был из таких. Он видел корень проблемы в детях, их непослушании, неповиновении, поэтому выставлял жителям свои правила.

В руках отец Тимми держал ремень, в зубах – сигарету. Я пришел в ужас, ведь не сошел еще старый шрам на щеке моего друга. Священник явно видел слишком много и взгляд его подтверждал, что нам придется поплатиться за это. Мы до смерти перепугались, когда Тимми вдруг схватили за руку и он отчаянно завизжал. Рядом раздался крик:

– Найджел! Ему же больно! – возмущалась мама.

– Заткнись, Линда. Я разберусь сам, – ответил он, выронив сигарету на землю.

– Оставьте, Найджел. Побойтесь Бога, – вмешался священник. – Они все понесут наказание перед лицом господа нашего, за то что посмели ослушаться и оклеветали слугу его, – взгляд направился на меня, и я понял, что и в этот раз вся ответственность ляжет на мои плечи.

Нас отвели в церковь и вынудили молиться о прощении. Поставили коленями на кусочки смолы, которые явно не в первый раз применялись не по назначению. Священник оказался любителем телесный наказаний, но только тех, что поощряются богом. Очень удобно творить зло и находить ему оправдание свыше, понимаете? Возможно, поэтому в храме божьем, как это называет Рахель, водится столько садистов.

Никогда не забуду, как маленькие твердые камешки впивались мне в коленные чашечки, словно ростки бамбука, прорастающие через плоть. Мы повторяли слова раскаяния под надзором Рахеля, а он не ленился бить прутьями по спине, стоило нам прерваться хоть на секунду. Не знаю, каким образом удалось Мишель и Робин перенести эту пытку, видимо, им было не так больно, ведь обе они легкие как пушинки, но ни капли слезы не скатилось с гордых личиков. Меня действительно поражает, какими стойкими могут быть маленькие дети, если чувствуют, что это необходимо, или если понимают, что так лучше для друзей. Вероятно, епископ был в бешенстве, ведь его цель состояла в том, чтобы поломать нас, выбить любой порыв к сопротивлению. На какое-то мгновение мне показалось, что у него это получится, когда Робин готова была вот-вот потерять сознание, но сестренка выдержала, она резко открыла глаза, будто увидела ангела, вставшего перед ней, и более их не закрывала. Вопреки желаниям Рахеля, каждую секунду вместо раскаяния во мне зарождался гнев, дикая животная злость, требующая вцепиться зубами в глотку жертве и не отпускать, пока она не испустит дух.

Не знаю, сколько времени прошло, пока мы стояли как рабы в тени горящих свечей с запахом ладана, но в какой-то момент священник решил, что с нас достаточно. Мы встали на ноги, а к коленям приклеились маленькие вонючие кусочки, и мы с отвращением их стряхнули. С тех пор не единожды мне снится сон, где смола не отваливается, а впивается в тело, сливается с ним, и я загораюсь будто спичка, когда епископ подносит ко мне огонь. Затем он встает передо мной на колени и молится о спасении своей души. А потом поднимает лицо, и вместо человека я вижу черную собачью морду с горящими красными глазами, а после этого с криком просыпаюсь.

Родители забрали Мишель с Тимми, где их ожидало следующее наказание, при этом нашей бабушке даже не сообщили о случившемся. На улице уже смеркалось, и священник просто отправил нас домой, униженных и побежденных, по крайней мере так он считал. Вы скажете: не самая лучшая идея бросать детей одних, и что он обязан был уведомить бабушку, и я с вами соглашусь. Но, думаю, Рахель получил, что хотел, а остальное его не интересовало.